Оракул с Уолл-стрит 5

Глава 6 Огни камина

Официант вернулся, и мы сделали заказ. Филе-миньон средней прожарки для меня, лобстер термидор для нее, бутылка Шато Марго 1918 года.

Когда официант удалился, я взял руку Элизабет в свою. Ее пальцы, обычно теплые, казались ледяными.

— Тебе нужно прекратить это расследование, — сказал я тихо, но твердо. — По крайней мере, на время.

Ее брови удивленно поднялись:

— Прекратить? Но это же сенсация века! Финансовая элита готовит величайшее ограбление в истории.

— И именно поэтому это опасно, — я крепче сжал ее руку. — Continental Trust не остановится ни перед чем, чтобы сохранить свои планы в тайне. Ты уже потеряла одного коллегу.

Тень прошла по ее лицу. Гибель Чарльза Риверса все еще оставалась болезненной темой.

— Если не я, то кто? — в ее голосе звучало упрямство. — Кто-то должен предупредить людей.

— И они не поверят, — покачал я головой. — Не сейчас, когда все опьянены биржевой эйфорией. Тебя просто сочтут паникером или, что хуже, диверсантом, пытающимся подорвать национальную экономику.

Официант принес вино, продемонстрировал этикетку, откупорил бутылку с профессиональной точностью и налил мне на пробу. Рубиновая жидкость переливалась в бокале, аромат раскрывался нотами черной смородины и влажной земли.

Когда мы снова остались одни, Элизабет внимательно поглядела мне в глаза:

— Уильям, ты пытаешься отвлечь меня от Continental Trust. Почему?

— Потому что забочусь о тебе, — я ответил, встречая ее взгляд. — И потому что сейчас не время атаковать их напрямую. Нужна подготовка, сбор доказательств, создание надежной сети информаторов.

— Неплохая мысль, но я уже слишком глубоко. Continental Trust знает о моем интересе.

Наш разговор прервался, когда принесли закуски, устрицы рокфеллер, поданные на серебряном блюде с колотым льдом.

Это встревожило меня еще больше:

— Что именно они знают?

— Форбс напрямую спросил о моем расследовании во время ужина. Сначала обходными путями, потом прямо. Сказал, что «некоторые темы слишком сложны для публичного обсуждения».

Принесли основные блюда. Аромат жареного мяса и пряных специй наполнил воздух, но аппетит пропал, вытесненный тревогой.

— Теперь ты понимаешь, почему я беспокоюсь? — я наклонился ближе.

— Я не испугаюсь угроз! — в ее голосе зазвучало раздражение. — Думаешь, я не сталкивалась с запугиванием раньше? Каждая моя статья о коррупции приносила угрозы и «дружеские советы».

— Continental Trust необычные коррупционеры, — мой голос стал жестче. — Они действуют на совершенно другом уровне. Убийство для них просто строка в бухгалтерском отчете.

Элизабет отодвинула тарелку и сложила руки на столе:

— Тогда скажи мне правду, Уильям. Что именно ты знаешь о Continental Trust? Я замечаю, как ты избегаешь прямых ответов.

Наступил критический момент. Мне нужно было дать ей достаточно информации, чтобы удовлетворить любопытство, но не раскрыть всю правду о моих планах и знаниях.

— Ты и так все прекрасно знаешь. Они связаны со смертью моего отца. Его текстильная фабрика стала пешкой в их финансовых махинациях. Когда он начал задавать вопросы, его убрали. А теперь они готовятся к крупнейшей операции в своей истории, использовать искусственно вызванный финансовый крах для покупки обесцененных активов.

Глаза Элизабет расширились:

— И ты так просто говоришь об этом?

— Я планирую противодействие, — я понизил голос до шепота. — У меня есть доступ к информации, которая может помочь минимизировать ущерб от их плана. Но действовать нужно осторожно. Любая преждевременная публикация только спугнет их или заставит изменить стратегию.

— Мы договорились объединить наши усилия, — сказала она, ее глаза вспыхнули энтузиазмом. — Твоя информация, мои источники…

— И я нисколько не отказываюсь от этого, — я кивнул. — Но начать нужно с безопасного расстояния.

Элизабет задумалась, крутя бокал с вином в пальцах:

— Похоже на компромисс, который мне не очень нравится.

— Это не отступление, а стратегическое перегруппирование, — возразил я.

Элизабет отпила вина, изучая меня поверх края бокала:

— Иногда ты говоришь загадками, Уильям. Как будто за фасадом успешного финансиста скрывается кто-то совершенно другой.

— Может, так и есть, — я позволил себе редкую откровенность. — Разве мы все не носим маски?

Музыка стала громче. Оркестр перешел к популярному фокстроту. Несколько пар встали с мест и направились к танцполу в соседнем зале.

— Танцуем? — предложил я, желая разрядить напряжение.

— Не уходи от ответа, — Элизабет наклонилась ближе, ее духи с нотами жасмина и бергамота слегка кружили голову. — Я согласна временно отойти от этой истории, но при одном условии: ты посвятишь меня в свои конкретные планы относительно Continental Trust.

— Это не так просто, — я почувствовал, как почва уходит из-под ног. — Некоторые детали могут поставить тебя под еще больший риск.

— Я журналист, Уильям, — она положила свою руку на мою. — Риск — часть профессии. И я не стану слепым инструментом в чьих-то руках, даже в твоих.

Наши взгляды встретились. В ее глазах я увидел непреклонность, которая делала ее такой потрясающей журналисткой и такой сложной женщиной.

— Хорошо, — я сдался. — Но не здесь. Поедем ко мне после ужина. Там безопаснее говорить.

Она удовлетворенно кивнула, и мы перешли к более нейтральным темам, обсуждая последние события в городе, спектакли и выставки. Со стороны мы выглядели как обычная пара, наслаждающаяся вечером в изысканном ресторане. Но под поверхностью тлели опасные темы, которые могли взорваться в любой момент.

Машина остановилась у моего особняка на Пятой авеню около десяти вечера. Фаулер встретил нас в дверях, бесстрастный как всегда, но я заметил, как его взгляд на мгновение задержался на Элизабет. Это был только третий раз, когда она посещала мой дом.

— Кофе и бренди в библиотеку, Фаулер, — распорядился я, помогая Элизабет снять пальто.

— Сию минуту, сэр, — дворецкий поклонился и исчез бесшумно, как и должен хороший дворецкий.

Малая библиотека представляла собой идеальное сочетание комфорта и изысканности: книжные шкафы из темного дуба от пола до потолка, мягкие кожаные кресла, персидский ковер приглушенных бордовых тонов, небольшой камин, в котором потрескивали поленья. Единственным современным акцентом были скрытые в нишах электрические лампы, создававшие теплое свечение вместо агрессивного яркого света.

Элизабет сразу направилась к книжным полкам, изучая корешки:

— Удивительно разнообразная коллекция. От классической экономики до квантовой физики и модернистской поэзии.

— Человек не должен ограничиваться одной областью знаний, — я подошел к секретеру в углу комнаты и открыл потайной ящик. — Особенно если хочет понимать, как устроен мир.

Я достал тонкую папку с документами:

— Вот то, что я знаю о Continental Trust. И о предстоящем крахе.

Мы расположились в креслах у камина. Элизабет с жадностью просматривала бумаги, пока Фаулер бесшумно вошел с подносом, на котором стояли серебряный кофейник, две чашки тонкого фарфора и графин с бренди.

Я наблюдал за выражением ее лица, меняющимся от сосредоточенного к удивленному, затем к шокированному. А ведь там была обычная информация, известная всем, просто систематизированная.

— Это… невероятно, — она наконец подняла взгляд. — Ты предсказываешь не просто коррекцию рынка, а полный крах. На восемьдесят-девяносто процентов от пиковых значений.

— И имею все основания для такого прогноза.

— Судя по этим записям, — она перелистнула страницу с графиками, — ты готовишься к этому уже больше года.

Это был опасный момент. Я не мог объяснить, откуда действительно знаю о предстоящем крахе.

— Экономические циклы предсказуемы, если знать, на какие индикаторы обращать внимание, — ответил я уклончиво. — Проблема в том, что большинство аналитиков смотрят не туда.

— А Continental Trust?

— Они не просто знают о приближающемся крахе, — я налил бренди в два хрустальных бокала. — Они активно ускоряют его наступление. Операция «Анакондо» это и вправду план по сжатию финансовой системы через сокращение ликвидности, повышение маржинальных требований и целенаправленные атаки на ключевые компании.

Элизабет отпила бренди, морщась от крепости:

— И ты противостоишь им? Каким образом?

— Готовлю клиентов. Вывожу капиталы в безопасные активы. Создаю структуры, которые не только переживут крах, но и помогут восстановить экономику после него.

— Уильям, — она отложила бумаги и подалась вперед, — все это впечатляет, но ты по-прежнему не объясняешь, откуда у тебя такая детальная информация. Особенно о планах Continental Trust.

Я сделал большой глоток бренди, выигрывая время:

— У меня есть источники. В том числе в самом Continental Trust.

— Кто именно?

— Этого я сказать не могу, — я покачал головой. — Даже тебе. Их безопасность зависит от абсолютной секретности.

Элизабет поднялась и подошла к камину, глядя на пламя:

— Знаешь, что самое странное? Я верю твоим прогнозам. Они совпадают с тем, что я сама наблюдаю в экономике. Но я не понимаю, почему ты так настойчиво пытаешься отвлечь меня от Continental Trust.

— Потому что я не хочу потерять еще одного человека, которого ценю, — последнее слово я произнес тише, чем намеревался.

Она обернулась:

— Которого что?

Я поставил бокал на столик и подошел к ней.

Тишина, нарушаемая только потрескиванием поленьев в камине, повисла между нами. Ее глаза, освещенные отблесками огня, расширились.

— Ты никогда раньше этого не говорил, — произнесла она тихо.

— Не говорил, — согласился я, делая еще один шаг к ней. — Но это правда. И именно поэтому я не могу позволить тебе рисковать жизнью, гоняясь за Continental Trust.

— Ты не можешь мне «позволить» или «не позволить», — в ее голосе послышались стальные нотки. — Я принимаю решения сама.

— Конечно, — я взял ее руки в свои. — Но я прошу тебя принять во внимание и мои чувства. Дай мне время подготовить все так, чтобы твое расследование не привело к трагедии.

Ее лицо смягчилось:

— Сколько времени?

— Два месяца. До ноября.

— Два месяца? — она недоверчиво покачала головой. — За это время они успеют завершить свой план!

— И оставят следы, которые мы сможем использовать против них, — настаивал я. — Сейчас у нас только подозрения и отрывочные документы. После краха у нас будут доказательства.

— А люди, которые потеряют все?

— Я делаю все возможное, чтобы спасти тех, кто прислушивается к моим советам, — сказал я с горечью. — Но нельзя спасти всех. Особенно тех, кто не желает слышать предупреждения.

Элизабет высвободила руки и отступила на шаг:

— Ты говоришь как человек, который принял неизбежность катастрофы. Как будто миллионы разорившихся семей это просто стоимость игры.

Ее слова задели за живое. Это было именно то, что я чувствовал в своей прошлой жизни Алекса Фишера. Хладнокровный расчет, в котором люди были лишь цифрами.

— Нет, — я покачал головой. — Я говорю как человек, который видит айсберг впереди и понимает, что корабль уже не может полностью избежать столкновения. Но это не значит, что я не пытаюсь спасти столько пассажиров, сколько возможно.

— И Continental Trust это айсберг?

— Они и такие, как они, — я кивнул. — Финансовая элита, которая использует систему как инструмент обогащения. Они не создали айсберг, но они точно знают, где он находится, и направляют корабль прямо на него.

Элизабет подошла к окну, глядя на ночной Нью-Йорк:

— Знаешь, что самое забавное? Я сейчас не понимаю, кто из нас кого пытается использовать. Ты меня, чтобы отвлечь от Continental Trust, или я тебя, чтобы получить информацию.

— Может быть, мы оба просто заботимся друг о друге, — я улыбнулся, заправляя прядь волос за ее ухо.

— Может быть, — она позволила себе легкую улыбку. — Хорошо, Уильям. Два месяца. Но после этого мы возвращаемся к Continental Trust. И ты не сможешь меня остановить.

— Договорились, — я наклонился и нежно поцеловал ее.

Она ответила на поцелуй, сначала осторожно, потом с растущей страстью. Ее руки скользнули по моей спине, притягивая ближе. Мои пальцы запутались в ее волосах, сбивая безупречную укладку.

Когда мы наконец оторвались друг от друга, чтобы перевести дыхание, ее глаза казались темнее в полумраке комнаты:

— Ты действительно так ценишь меня? Или это часть стратегии?

Вместо ответа я снова поцеловал ее, с такой искренностью, на какую только был способен. Мои руки скользнули по изгибам ее тела, подчеркнутым тонкой тканью платья.

— Библиотека не самое подходящее место… — прошептала она, но ее пальцы уже расстегивали пуговицы моего жилета.

— Фаулер знает, что меня нельзя беспокоить до утра, — я начал медленно расстегивать бесконечный ряд крошечных пуговиц на спине ее платья.

Она вздрогнула, когда мои губы коснулись изгиба ее шеи:

— Для консервативного финансиста у тебя удивительно смелые идеи.

— Я полон сюрпризов, — прошептал я, целуя ее в плечо.

Ткань платья скользнула вниз, обнажая плечи. Бретельки шелкового белья единственное, что удерживало платье от падения на пол.

Когда ее пальцы принялись за пуговицы моей рубашки, я почувствовал рождающееся во мне желание, не просто физическое, но глубинное, всепоглощающее стремление к близости.

Элизабет Кларк сломала мои защитные барьеры, проникла за маску успешного финансиста и заставила меня почувствовать то, чего я не чувствовал десятилетиями — подлинную уязвимость. Это пугало и восхищало одновременно.

Ее платье соскользнуло на пол, образовав изумрудный круг у ее ног. В тонком белье из кремового шелка и жемчужном ожерелье она напоминала античную статую, ожившую в отблесках камина.

— Ты прекрасна, — мой голос прозвучал хрипло.

Ее руки скользнули под мою расстегнутую рубашку, прохладные пальцы на горячей коже:

— А ты слишком много говоришь.

Она потянула меня к широкому дивану у камина, и я последовал, как завороженный. Крахмальный воротничок и галстук отправились вслед за жилетом на пол. Рубашка полетела туда же.

Когда Элизабет опустилась на диван, я на мгновение застыл, любуясь игрой света на ее коже. А затем опустился рядом, целуя каждый дюйм ее тела, как паломник, поклоняющийся святыне.

Внешний мир перестал существовать. Забылись Continental Trust, предстоящий крах, преступный синдикат и все, что могло нас разделить. Остались только мы двое, сплетенные в единое целое на фоне танцующих теней от камина.

Ее вздохи смешивались с моими, когда наши тела переплетались в древнем танце страсти. Жемчужное ожерелье холодило мою грудь, контрастируя с жаром ее кожи. Шелковое белье давно присоединилось к остальной одежде на полу, оставив нас обнаженными и уязвимыми друг перед другом.

Элизабет двигалась с той же решительностью, с которой преследовала свои журналистские расследования, целеустремленно, страстно, не упуская ни единой детали. Ее пальцы исследовали каждый дюйм моего тела, запоминая, изучая, требуя.

Мы растворились в мгновении, где не существовало ни прошлого, ни будущего. Только настоящее, только мы двое, объединенные в стремлении к абсолютной близости.

Не знаю, сколько времени прошло. Минуты или часы слились в бесконечную последовательность прикосновений, поцелуев, шепота. Реальность сузилась до пространства дивана у камина, где остальной мир перестал существовать.

Когда мы наконец замерли в объятиях друг друга, тяжело дыша, первые тени сомнений вернулись. Я ловил себя на мысли, не совершил ли ошибку, позволив себе такую близость. Не только физическую, но и эмоциональную.

Элизабет, словно почувствовав мое беспокойство, провела пальцем по моей щеке:

— О чем ты думаешь? — ее голос звучал мягко, с легкой хрипотцой.

— О том, насколько хрупок момент, — ответил я, взяв ее руку и поцеловав пальцы. — И насколько опасен наш альянс.

— Альянс? — она приподнялась на локте, глядя на меня с легкой усмешкой. — Довольно формальное слово для того, что только что произошло.

— Я имею в виду не только это, — я смахнул прядь волос с ее лица. — Каждый из нас ведет свою игру, преследует свои цели. Сближение делает нас уязвимыми.

Она внимательно изучала мое лицо:

— Знаешь, что меня всегда удивляло в тебе, Уильям? Ты говоришь как человек, несущий на плечах тяжесть, которую никто не видит.

Как точно она это подметила. Тяжесть знания будущего. Тяжесть двойной жизни. Тяжесть ответственности за решения, влияющие на судьбы многих.

— У каждого свой крест, — уклончиво ответил я.

— И свои секреты, — добавила она, проводя пальцем по моей груди, но продолжать расспросы не стала. Вместо этого Элизабет опустила голову мне на грудь, слушая биение сердца: — Иногда мне кажется, что я совсем тебя не знаю.

— Разве мы когда-нибудь по-настоящему знаем другого человека? — философски заметил я, поглаживая ее по спине. — Даже самих себя?

— Всегда уходишь от прямых ответов, — она легко укусила меня за плечо. — Даже сейчас.

Я хотел ответить, но в этот момент раздался приглушенный звонок телефона из соседней комнаты. В ночной тишине он прозвучал как тревожный сигнал.

Мы застыли. Звонок повторился.

— Кто может звонить так поздно? — прошептала Элизабет.

— Ничего хорошего это не предвещает, — я поднялся, набрасывая халат, который всегда держал в маленьком шкафу в библиотеке. — Подожди здесь.

Элизабет кивнула, натягивая на плечи плед, лежавший на спинке дивана. Ее волосы, растрепанные нашими ласками, придавали ей особенно хрупкий вид.

Я прошел в кабинет, примыкающий к библиотеке, и снял трубку с телефонного аппарата из полированной латуни:

— Стерлинг слушает.

— Мистер Стерлинг, прошу прощения за поздний звонок, — голос принадлежал Луиджи, связному Кляйна. — У меня срочное сообщение от докера.

— Говори, — я напрягся, зная, что Мэдден никогда не беспокоил бы меня посреди ночи без крайней необходимости.

— Он просил передать: «Корабль входит в гавань завтра утром. Груз должен быть осмотрен немедленно. Встреча в доках в шесть».

Шифр прост для понимания. «Корабль» означал важную информацию. «Груз» ее содержание. «Доки» наше условное место встречи, небольшой склад недалеко от доков Гудзона, принадлежавший одной из компаний Мэддена. «Шесть» — время встречи, девять вечера.

— Передай, что груз будет осмотрен вовремя, — ответил я. — Какова маркировка?

— «Красная полоса. Экстренная доставка», — ответил Луиджи, цитируя последнюю часть кода.

«Красная полоса» означала максимальный уровень важности. «Экстренная доставка» указывала на то, что информация касается непосредственной угрозы.

— Понял. Конец связи, — я повесил трубку, чувствуя, как по спине пробегает холодок.

Вернувшись в библиотеку, я обнаружил Элизабет, уже собиравшую свою одежду. Она поймала мой встревоженный взгляд:

— Плохие новости?

— Деловой звонок, — ответил я, стараясь говорить спокойно. — Срочная встреча на завтра.

— В три часа ночи? — она скептически подняла бровь. — Должно быть, что-то действительно важное.

— Биржевые операции не всегда ограничиваются рабочими часами, — я помог ей застегнуть длинный ряд пуговиц на спине платья.

— Это как-то связано с тем, что мы обсуждали? С Continental Trust?

— Возможно, — уклончиво ответил я. — Узнаю утром.

Элизабет повернулась ко мне, внимательно изучая мое лицо:

— Ты выглядишь встревоженным. Сильнее, чем должен быть из-за простого делового звонка.

— У меня сейчас много причин для беспокойства, — я коснулся ее щеки. — Ты — одна из них.

— Это звучит не очень лестно, — она улыбнулась, но в глазах сохранялась настороженность.

— Я беспокоюсь о тебе, не из-за тебя, — я притянул ее ближе. — Пообещай, что не будешь делать резких движений в отношении Continental Trust, пока мы не поговорим снова.

— Я же сказала, что даю тебе два месяца, — она накинула на плечи шаль из тонкой шерсти. — Но в обмен жду от тебя полной информации.

— Как только узнаю что-то конкретное, ты будешь первой, — обещал я, хотя и не был уверен, что смогу сдержать это обещание.

— И не думай, что эта ночь позволяет тебе манипулировать мной, — добавила она, надевая шляпку. — Я все еще журналист. И у меня все еще есть принципы.

— Я бы никогда не посмел думать иначе, — я поцеловал ее в лоб. — Мой водитель отвезет тебя домой.

— Не нужно, — она покачала головой. — Я вызову такси. Меньше следов нашей встречи.

— Как скажешь, — я не стал настаивать, понимая ее осторожность.

Когда мы прощались у двери, Элизабет внезапно обняла меня с неожиданной силой:

— Будь осторожен, Уильям. Что бы ни случилось завтра, просто будь осторожен.

Ее интуиция журналиста явно подсказывала ей, что ночной звонок представлял большую опасность, чем я готов был признать.

Я наблюдал, как она садится в такси, махнув рукой на прощание. Тревога не покидала меня. Что такого срочного могло заставить Мэддена вызвать меня на встречу? Обычно наши контакты тщательно спланированы, с соблюдением всех мер предосторожности.

Вернувшись в библиотеку, я налил себе еще бренди и подошел к окну. Ночной Нью-Йорк сиял огнями. Тикерная лента в моем кабинете молчала до утра, а потом снова начнет выстукивать рекордные котировки. Каждый пункт приближал рынок к краю пропасти.

Я отпил бренди, наслаждаясь его теплом в груди. Мои мысли метались между предстоящей встречей с Мэдденом и только что проведенной ночью с Элизабет. Обе ситуации содержали риск, хотя и разного рода. Обе требовали всей моей выдержки и мастерства маневрирования.

Звонок в такой час мог означать только одно: произошло нечто, что угрожало моим планам по подготовке к краху. Возможно, кто-то из конкурирующих группировок решил, что избранный консультант синдиката слишком много знает.

Я посмотрел на часы. Четыре утра. До рассвета оставалось менее двух часов. Времени достаточно только на то, чтобы принять душ, переодеться и доехать до офиса.

Если предчувствие меня не обманывало, наступающий день мог стать поворотным не только для моих планов, но и для всей подготовки к грядущему краху.