Оракул с Уолл-стрит 5

Глава 13 Последние предупреждения

Первого октября я прибыл в офис раньше обычного. Рассвет едва коснулся стеклянных фасадов небоскребов Манхэттена, а я уже сидел за письменным столом, просматривая список клиентов и составляя план экстренных встреч. Времени оставалось катастрофически мало.

Мисс Говард появилась точно в половине седьмого, как всегда безупречно одетая и готовая к работе. Ее удивление при виде меня за столом в такой ранний час выдали лишь на мгновение приподнятые брови.

— Доброе утро, мистер Стерлинг. Вы сегодня рано.

— Доброе утро, Элеонора. Нам предстоит насыщенный день. Прошу организовать встречи с мистером Вандербильтом, мистером Роквудом и мистером Милнером-младшим. Каждому выделить по полтора часа, начиная с девяти утра.

— Сегодня же? — в ее голосе прозвучала легкая тревога. — Это весьма необычно…

— Сегодня же. И подчеркните срочность. Скажите, что речь идет о критически важных изменениях в их портфелях.

Через полчаса мисс Говард доложила, что все встречи назначены согласно моему расписанию. Вандербильт готов встретиться в девять, Роквуд будет ждать звонка в половине одиннадцатого, а Милнер-младший приедет в час дня.

Уильям Вандербильт Третий появился в моем кабинете ровно в девять утра. Несмотря на ранний час, он выглядел безупречно: костюм от лучшего портного Сэвил-роу, платиновые запонки с сапфирами, выправка потомственного аристократа. Но в его обычно спокойных голубых глазах читалось любопытство, смешанное с легкой тревогой.

— Уильям, — он пожал мне руку, усаживаясь в кресло напротив моего стола. — Ваше сообщение звучало весьма загадочно. Надеюсь, ничего серьезного?

— К сожалению, мистер Вандербильт, все очень серьезно, — я открыл его личное дело, демонстрируя текущее состояние портфеля. — За последние недели я провел детальный анализ рыночной ситуации. То, что я обнаружил, вызывает глубокую обеспокоенность. Я вас уже предупреждал насчет этого. Мы с вами неоднократно обговаривали это. Но сейчас настало время для итоговых, самых важных рекомендаций.

Вандербильт наклонился вперед, изучая цифры.

— Портфель показывает отличные результаты. Прибыль за девять месяцев составила тридцать один процент. Что может вызывать беспокойство при таких показателях?

Я встал, подошел к окну, откуда открывался вид на кипящую жизнью улицу. Толпы клерков спешили на работу, автомобили сигналили в утренних пробках, газетчики выкрикивали заголовки о новых рекордах биржи.

— Мистер Вандербильт, позвольте рассказать вам историю. В 1906 году знакомый моего наставника Харрисона, пожилой брокер из Бостона, заметил тревожные признаки на рынке. Избыточная ликвидность, спекулятивная эйфория, отрыв цен акций от реальной стоимости компаний. Он начал предупреждать клиентов, советовал сокращать позиции.

— И что произошло? — Вандербильт слушал внимательно.

— Большинство не послушало. Рынок продолжал расти еще полгода. Клиенты считали его паникером, некоторые даже сменили брокера. А в октябре 1907 года разразилась паника. Dow Jones потерял сорок девять процентов за год. Те немногие, кто прислушался к предупреждениям, не только сохранили капитал, но и смогли выкупить обесцененные активы по бросовым ценам.

Вандербильт откинулся в кресле, переваривая услышанное.

— Вы видите параллели с текущей ситуацией?

— Не просто параллели, — я вернулся к столу, достал подготовленную папку с аналитическими материалами. — Идентичные признаки, но в гораздо более угрожающих масштабах.

Я разложил перед ним графики и таблицы, которые готовил всю прошлую неделю.

— Посмотрите на эти цифры.

Вандербильт внимательно изучал документы, его лицо постепенно серьезнело.

— Но ведь маржинальная торговля — это нормальная практика, — возразил он. — Банки не стали бы кредитовать, если бы видели реальный риск.

— Банки зарабатывают на маржинальных кредитах около десяти процентов годовых, — объяснил я. — Это слишком соблазнительная прибыль, чтобы думать о рисках. К тому же, они убеждены, что рост продолжится бесконечно.

Я перевернул страницу, показав следующий график.

— А вот еще более тревожный показатель. Анализ операций двадцати крупнейших семейных трастов. Все сократили долю акций в портфеле на двадцать-сорок процентов.

— Они выходят из рынка? — голос Вандербильта стал тише.

— Постепенно и незаметно, чтобы не создать панику. Небольшими партиями, через разных брокеров, под видом реинвестирования в недвижимость и международные активы. Я вам советовал вам делать это, вы выполнили мои рекомендации частично. Я считаю, что надо ускорить выход.

Вандербильт поднялся, прошелся по кабинету, глядя на портреты финансовых магнатов прошлого на стенах.

— И что вы предлагаете?

— Немедленное увеличение доли наличных средств в вашем портфеле до шестидесяти процентов. Продажа всех спекулятивных позиций и акций компаний с высоким долговым бременем. Перевод части активов в золото и консервативные облигации.

— Шестьдесят процентов наличными? — он обернулся ко мне с недоверием. — Уильям, это означает отказ от потенциальной прибыли в десятки миллионов долларов, если рынок продолжит расти.

— И сохранение капитала, если рынок обрушится, — спокойно ответил я.

Наступила долгая пауза. Вандербильт вернулся к креслу, еще раз просмотрел аналитические материалы.

— Когда, по вашему мнению, может произойти коррекция?

— В ближайшие недели. Максимум месяц.

— Настолько скоро? — он поднял брови. — На чем основана такая уверенность?

Я не мог рассказать ему правду о своем знании будущего. Пришлось импровизировать.

— На математике, мистер Вандербильт. Пирамида маржинальных кредитов достигла критической массы. Малейшее снижение цен вызовет волну принудительных продаж, которая обрушит весь рынок. Это вопрос не «если», а «когда».

Вандербильт долго молчал, барабаня пальцами по подлокотнику кресла.

— Хорошо, — наконец произнес он. — Я доверяю вашему анализу. Увеличьте долю наличных до пятидесяти процентов. Но не до шестидесяти, это слишком радикально для моих консервативных взглядов.

— Мистер Вандербильт, я настоятельно рекомендую…

— Пятьдесят процентов, — он поднял руку, прерывая меня. — Это мое окончательное решение.

Я кивнул, делая пометку в его деле. Пятьдесят процентов это лучше, чем ничего. По крайней мере, половина его капитала останется в безопасности. Впрочем, большая часть его ценных бумаг и так вложена в консервативные направления.

В половине одиннадцатого я созвонился с Дэвидом Роквудом. В отличие от аристократичного Вандербильта, нефтяной магнат даже через провода излучал энергию. Никаких церемоний.

— Стерлинг, какие новости? Надеюсь, хорошие. Наши нефтяные активы показывают рекордную прибыль.

— К сожалению, мистер Роквуд, новости тревожные.

Я повторил свою презентацию, рассказал те же цифры. Роквуд слушал молча, иногда задавая конкретные вопросы о цифрах.

— Понятно, — сказал он, когда я закончил. — Мы уже это обсуждали с вами. Другие аналитики частично подтверждают ваши прогнозы. Правда, не так пессимистично. Кстати, каков ваш прогноз для нефтяной отрасли?

— Нефть пострадает меньше других секторов, — честно ответил я. — Это базовая потребность экономики. Но и нефтяные компании не избегут общего падения. Просто упадут на тридцать-сорок процентов вместо семидесяти-восьмидесяти.

— Тридцать-сорок процентов, — он усмехнулся. — Для меня это карманные деньги. Но потерять семьдесят-восемьдесят… Это уже серьезно.

Роквуд помолчал, затем спросил:

— Что скажете о международной диверсификации? Венесуэльские месторождения, концессии в Ираке?

— Отличная стратегия, — согласился я. — Американский кризис коснется международных рынков, но в меньшей степени. К тому же, нефть — это товар, который всегда найдет покупателя.

— Хорошо. Увеличивайте долю международных активов до сорока процентов. Еще тридцать в наличность и золото. Оставшиеся тридцать процентов пусть остаются в американских нефтяных акциях. Я готов рискнуть этой суммой.

Роквуды оказались более дальновидными, чем Вандербильт. Семьдесят процентов их капитала будут в безопасности.

Самой сложной оказалась встреча с Говардом Милнером-младшим. В отличие от отца, который погиб при загадочных обстоятельствах, молодой Милнер унаследовал не только бизнес, но и скептическое отношение к финансовым советникам.

— Мистер Стерлинг, — он сел напротив меня, скрестив руки на груди, — должен признаться, что не понимаю цели этой встречи. Наши инвестиции приносят стабильную прибыль, резиновая промышленность процветает. Зачем что-то менять? Я внимательно изучил ваши прошлые рекомендации и считаю, что ваш пессимизм слишком преувеличен. Почему вы так настаиваете на своих

— Потому что ситуация кардинально изменилась за последние недели, — я положил перед ним те же аналитические материалы.

Милнер-младший был инженером по образованию, привык к точным расчетам и конкретным фактам. Он внимательно изучил каждую цифру, задавал технические вопросы о методологии анализа.

— Ваши выводы логичны, — наконец сказал он. — Но позвольте возразить. Автомобильная промышленность продолжает расти. Каждый второй американец мечтает о собственном автомобиле. Спрос на резину будет только увеличиваться.

— В долгосрочной перспективе безусловно, — согласился я. — Но в краткосрочной перспективе автомобильная промышленность может серьезно пострадать. Автомобиль это товар длительного пользования. При экономических трудностях люди откладывают покупку новых машин.

— А что с нашими инновационными разработками? — он наклонился вперед. — Синтетический каучук, новые резиновые смеси для покрышек?

— Это ваше конкурентное преимущество, — кивнул я. — Именно поэтому я не предлагаю полностью выходить из бизнеса. Но временное сокращение инвестиций поможет пережить кризис и выйти из него еще сильнее.

Милнер-младший долго размышлял, просматривая цифры.

— Хорошо. Но я согласен только на увеличение наличности до сорока процентов. Остальные шестьдесят процентов остаются в производственных активах. Я верю в долгосрочные перспективы отрасли.

— Мистер Милнер, я настоятельно рекомендую быть более осторожным…

— Сорок процентов, — он поднялся, протягивая руку для прощального рукопожатия. — Это компромисс между вашими опасениями и моей уверенностью в бизнесе.

После ухода Милнера-младшего я остался один в кабинете, подводя итоги утра. Из трех ключевых клиентов удалось убедить лишь частично. Но даже это означало спасение десятков миллионов долларов.

Во второй половине дня меня ждали встречи с менее крупными, но не менее важными клиентами. Профессор экономики из Колумбийского университета, владелец сети аптек, несколько промышленников из Филадельфии.

Каждая встреча проходила по схожему сценарию. Сначала удивление внезапностью совещания, затем скептическое отношение к предупреждениям, постепенное понимание серьезности ситуации и, наконец, частичное согласие на защитные меры.

К концу дня мисс Говард принесла сводку результатов.

— Мистер Стерлинг, — она положила на стол папку с документами, — согласно вашим указаниям, общий объем средств, переводимых в наличность и консервативные активы, составляет сто двадцать три миллиона долларов. Это сорок один процент от общего капитала под вашим управлением.

Сорок один процент. Этого недостаточно, но лучше, чем ничего. По крайней мере, сотня с лишним миллионов долларов будет спасена от грядущей катастрофы.

— Спасибо, Элеонора. А что с сопротивлением? Кто категорически отказался от изменений?

— Мистер Хендерсон из Chicago Steel, мистер Томпсон из Midwest Manufacturing и синдикат фермеров из Айовы. Они считают ваши предупреждения излишне пессимистичными.

Я кивнул, делая пометки в блокноте. Хендерсон, Томпсон, фермеры из Айовы — все они потеряют большую часть капитала. Но я сделал все возможное, чтобы их предупредить.

Поздним вечером, когда офис опустел, я сидел за столом, просматривая итоги дня. За окном загорались огни ночного Манхэттена, город жил своей обычной жизнью.

Прескотт вошел без стука.

— Как прошел день, Уильям?

— Удалось спасти сорок один процент, — устало ответил я. — Остальные пятьдесят девять процентов пойдут ко дну вместе с рынком.

— Сорок один процент — это больше ста миллионов долларов, — заметил Прескотт. — Сто миллионов долларов, которые иначе были бы потеряны. Неплохо для одного дня работы.

Он был прав. Но мне хотелось спасти всех. Каждый доллар, который будет уничтожен в грядущем крахе, означал чьи-то разбитые надежды, разрушенные планы, искалеченные судьбы.

Видя, что я не настроен на беседу, Прескотт сказал, что срочно едет на встречу с Кромвелями и вышел. Я взял телефонную трубку и набрал номер мисс Говард.

— Элеонора? Извините за поздний звонок. Завтра утром начинаем второй раунд встреч. Всех, кто отказался сегодня, приглашаем на повторные консультации. Возможно, дополнительные аргументы их переубедят.

— Конечно, мистер Стерлинг. Что-нибудь еще?

— Да. Подготовьте анализ биржевой паники 1907 года. Максимально подробный, с примерами конкретных потерь. Иногда исторические факты убеждают лучше абстрактных прогнозов.

Повесив трубку, я откинулся в кресле, глядя на вечерний город. Времени оставалось совсем мало.

История научила меня, что даже небольшие изменения могут иметь огромные последствия. Возможно, те сто с лишним миллионов долларов, которые удастся сохранить, станут основой для восстановления экономики после краха.

По крайней мере, я надеялся на это.

На следующий день, едва я закончил утренние встречи с клиентами, мне позвонил сенатор Эдвард Кларк. Его голос звучал напряженно, с той особой интонацией, которая в Вашингтоне означала серьезные дела.

— Стерлинг, мне нужно с вами срочно увидеться. Не по телефону.

— Конечно, сенатор. Когда вам удобно?

— Сегодня вечером. Семь часов. Клуб «Cosmos» на Мэдисон-авеню. Попросите показать вам в Зеленую комнату.

Клуб «Cosmos» был одним из тех закрытых заведений, где политическая элита встречалась для неофициальных переговоров. Место, где решались вопросы, которые никогда не попадали в протоколы Конгресса.

В семь вечера я подъехал к неприметному зданию из красного кирпича на Мэдисон-авеню. Швейцар, узнав мое имя, молча кивнул и провел через лабиринт коридоров, обитых темным деревом, к небольшой комнате в глубине здания.

О’Мэлли молча шел позади. Когда я вошел, он проверил помещение, убедился, что мне не угрожает опасность и остался в коридоре.

Зеленая комната оправдывала свое название. Стены были обиты зеленым бархатом, а тяжелые шторы того же цвета надежно скрывали от посторонних глаз происходящее внутри. Сенатор Кларк уже ждал меня, сидя в одном из кресел у небольшого камина.

— Стерлинг, благодарю, что пришли, — он поднялся, протягивая руку. — Позвольте представить: помощник министра торговли Джулиус Келлер и заместитель секретаря министра финансов Огден Миллс.

Келлер оказался невысоким полным мужчиной лет пятидесяти. Миллс, напротив, был высоким и худощавым, с аристократическими чертами лица и манерами потомственного дипломата.

— Джентльмены, — я пожал руки обоим, — честь познакомиться.

— Мистер Стерлинг, — начал Келлер, когда мы расселись, — сенатор Кларк рассказал нам о ваших необычных экономических прогнозах. Должен признаться, они вызвали определенный интерес в администрации.

Миллс открыл портфель и достал несколько документов.

— Наши аналитики изучили ваши публичные рекомендации за последние месяцы. Весьма консервативный подход для столь молодого финансиста. Можете объяснить причины такой осторожности?

Я понимал, что передо мной люди, имеющие доступ к самой секретной экономической информации страны. Нужно быть предельно осторожным в формулировках.