Оракул с Уолл-стрит 5

Глава 5 Надвигается буря

Последние дни августа принесли в Нью-Йорк неожиданную прохладу. Тяжелый воздух, наполненный запахом приближающейся осени, напоминал о переменах, которые неумолимо надвигались на беззаботный город.

Я сидел в своем кабинете «Стерлинг, Харрисон и Партнеры», разбирая утренние телеграммы и отчеты, которые появлялись на моем столе каждые пятнадцать минут. Дубовый письменный стол, массивный и внушительный, с карельской березой по краям, ныне покрывали бумаги самого тревожного свойства.

Мисс Говард принесла очередную стопку телеграмм на серебряном подносе. Ее изящная фигура в строгом темно-синем костюме с белым воротничком по последней деловой моде олицетворяла безупречную эффективность.

— Мистер Стерлинг, из Чикаго пришли сводки по объемам промышленного производства, — она аккуратно положила бумаги на уголок стола, не тронутый документами. — И звонили из Continental Bank. Управляющий хотел бы встретиться с вами сегодня в четыре.

— Спасибо, мисс Говард. Скажите управляющему, что встречу в пять. И пригласите, пожалуйста, исследовательский отдел на совещание через полчаса.

Когда дверь закрылась, я развернул телеграмму из Чикаго и пробежал глазами цифры. Объем промышленного производства сократился на семь процентов по сравнению с июлем. Седьмой признак надвигающегося краха, тихий, почти незаметный для большинства, но кричащий для тех, кто знал, на что обращать внимание.

Из окна открывался величественный вид на Манхэттен — каменные утесы небоскребов, полоска Гудзона, сверкающая на утреннем солнце, бесконечный муравейник людской активности.

На моем столе лежали другие свидетельства приближающейся бури. Отчет от дилеров Dodge и Packard о десятипроцентном снижении продаж автомобилей за последний месяц. Меморандум от Фуллертона о заметном сокращении покупок дорогих товаров в его универмагах. Письмо от Милнера, в котором он сообщал о растущих складских запасах непроданной резиновой продукции.

Тикерная лента в углу кабинета выстукивала последние котировки с биржи. Dow Jones достиг нового рекорда — триста восемьдесят один пункт. Публика ликовала. Газеты превозносили наступление новой эры американского процветания. А я видел паруса на горизонте, предвещающие бурю столетия.

Телефон резко зазвенел. Это Прескотт звонил из кабинета этажом ниже.

— Уильям? — его голос звучал встревоженно. — Ты видел отчет от Колумбийской торговой палаты? Третье банкротство за неделю в округе Декейтер.

— Да, — я перебрал бумаги, находя нужный документ. — «Мидуэст Ферм Импортс», «Тракторс энд Харвестерс Инкорпорейтед» и теперь «Гранд Репаблик Фид Компани». Все в одном районе.

— Это начинается, верно? — Прескотт понизил голос, хотя мы разговаривали по закрытой линии. — То, о чем ты предупреждал.

— Первые ласточки, Джонатан. Пока только мелкие фермерские поставщики, которые слишком растянулись с кредитами. Но симптомы классические. Сокращение заказов, затоваривание складов, невозможность обслуживать долги.

— И при этом Уолл-стрит празднует! — в голосе Прескотта слышалась горечь. — Сегодня утром в лифте какой-то клерк хвастался, что заложил дом, чтобы купить акции RCA и Montgomery Ward.

— Это тоже признак, — я сделал пометку в блокноте с монограммой «У. С.» на обложке из телячьей кожи. — Когда сапожники и таксисты обсуждают акции, пора выходить из рынка.

Через стекло перегородки я видел, как мой исследовательский отдел готовится к совещанию. Сара Левински раскладывала графики и таблицы, Маркус Хендерсон изучал последние биржевые сводки, а молодой Томпсон нервно перелистывал заметки.

— Мне пора, Джонатан. Исследовательский отдел готов. Обсудим результаты после совещания.

Положив трубку, я оправил манжеты рубашки, поправил серебряные запонки с гравировкой «У. С.» и надел пиджак. Даже перед своими сотрудниками следовало выглядеть безупречно. Особенно теперь, когда мои тревожные прогнозы начинали сбываться.

Конференц-зал встретил меня приглушенным светом из-за наполовину опущенных бронзовых жалюзи. Тяжелый стол из красного дерева окружали кожаные кресла с высокими спинками. Стены украшали графики динамики рынка за последние пятьдесят лет, карты мировых торговых путей и портреты финансовых титанов прошлого. В воздухе витал аромат дорогого табака и политуры для мебели.

— Доброе утро, — я кивнул собравшимся. — Благодарю за пунктуальность.

Сара Левински вскочила первой. Невысокая, стройная женщина с каштановыми волосами, аккуратно уложенными в деловую прическу, и проницательными карими глазами за очками в тонкой оправе. Одна из немногих женщин, пробившихся в финансовый мир благодаря исключительному аналитическому дару.

— Мистер Стерлинг, — начала она, раскладывая графики, — я подготовила сводный анализ последних экономических показателей. Картина тревожная.

Она указала на первый график — объемы маржинальных кредитов.

— Общая сумма маржинальных ссуд достигла рекордных восьми с половиной миллиардов долларов. Это почти десятикратный рост за последние пять лет.

Хендерсон нахмурился:

— Самое тревожное в том, что обеспечением служат сами акции, купленные на эти ссуды. Мы видим классический мыльный пузырь. При малейшем снижении котировок начнутся массовые маржин-коллы.

Я подошел к графику, изучая цифры.

— А вот что особенно важно, — я указал на небольшую таблицу в углу. — Средний коэффициент покрытия. В 1927 году инвестор должен был внести не менее сорока пяти процентов собственных средств для покупки акций. Сейчас эта цифра упала до девяти целых семи десятых процента.

— Девять процентов! — воскликнул молодой Томпсон. — Получается, на каждые десять долларов стоимости акций приходится меньше одного доллара реальных денег?

— Именно, — кивнула Сара. — И вот что еще любопытно…

Она перевернула страницу, показывая новую диаграмму.

— Я проанализировала операции двадцати крупнейших семейных трастов за последние три месяца. То, что на жаргоне называют «умными деньгами».

Все склонились над таблицей, которая представляла собой пугающую картину.

— Вандербильты сократили позиции в акциях на тридцать два процента. Уитни — на сорок один. Роквуды — на двадцать восемь процентов. Морганы…

— Они выходят из рынка, — задумчиво произнес Хендерсон. — Традиционные деньги покидают корабль.

— И делают это тихо и методично, — добавила Сара. — Небольшими партиями через разные брокерские конторы. Чтобы не создавать паники.

Само собой, ведь я сам рекомендовал эту стратегию.

Молодой Томпсон, недавний выпускник Принстона с амбициями и идеалистическими представлениями о финансовом мире, поднял руку:

— При всем уважении, мисс Левински, но значит ли это неизбежный крах? Профессор Фишер из Йеля утверждает, что американская экономика достигла «плато постоянного процветания». Новые технологии, растущая производительность…

Я покачал головой, останавливая его:

— Томпсон, сколько стоят акции RCA сегодня?

— Э-э… около 400 долларов за акцию, сэр.

— А какова годовая прибыль компании на одну акцию?

— Примерно… — он замялся, — примерно четыре доллара.

— Соотношение цены к прибыли — сто к одному, — я подчеркнул цифру на доске. — В исторической перспективе нормальным считается пятнадцать-двадцать к одному.

Хендерсон кивнул:

— А если учесть, что часть этой прибыли — бухгалтерские уловки и манипуляции с отчетностью…

Я взял из рук Сары следующий график, показывающий соотношение между ростом промышленного производства и ростом цен акций.

— За последние три года промышленное производство выросло на двадцать процентов. А индекс Доу-Джонса — на четыреста процентов. Цены на акции совершенно оторвались от реальной экономики.

Сара продолжила, переходя к секторальному анализу:

— Автомобильная промышленность демонстрирует первые признаки насыщения. Коэффициент обновления автопарка снизился с двадцати двух процентов до восемнадцати. Продажи нового жилья в июле упали на шесть процентов по сравнению с прошлогодним показателем.

— И при этом строительные компании торгуются с премией в восемьдесят процентов к прошлогодним ценам, — добавил Хендерсон.

Томпсон выглядел обескураженным:

— Но если все так очевидно, почему никто не видит опасности?

— О, многие видят, — я подошел к окну, глядя на городской пейзаж. — Просто говорить об этом непопулярно. Никто не хочет быть человеком, который испортил вечеринку.

— К тому же, — добавила Сара с горькой улыбкой, — сложно убедить людей, которые зарабатывают состояния на растущем рынке, что этот рост — иллюзия.

Я положил на стол папку с распоряжениями:

— В свете новых данных, приказываю увеличить долю наличных средств в портфелях наших консервативных клиентов до пятидесяти процентов. К концу сентября — до восьмидесяти. Минимизировать позиции в биржевых спекулянтах и компаниях с высоким уровнем долга.

— Клиенты будут сопротивляться, — предупредил Хендерсон. — Леннокс уже трижды звонил мне с требованием увеличить долю акций в его портфеле.

— Леннокс скажет вам спасибо через три месяца, — я собрал бумаги. — Наша задача защитить клиентов, даже если им это не нравится. Для тех, кто настаивает на агрессивных стратегиях, подготовьте документы о принятии риска с подписью.

Совещание закончилось, но Сара задержалась, когда остальные вышли.

— Мистер Стерлинг, — она выглядела встревоженной, — есть еще кое-что. Из Европы.

Она протянула мне телеграмму с пометкой «Конфиденциально».

— От нашего контакта в Deutsche Bank. Немецкие промышленники столкнулись с серьезным кризисом ликвидности. Банки сокращают кредитование. Выплаты репараций становятся все более обременительными.

Я внимательно прочитал телеграмму. За сухими фразами скрывалась угроза международного масштаба.

— Если Германия начнет испытывать серьезные финансовые трудности, это может стать спусковым крючком, — пробормотал я. — Они получают огромные американские кредиты для выплаты репараций.

— Именно, — кивнула Сара. — Это замкнутый круг. Америка кредитует Германию, Германия платит репарации Франции и Англии, они возвращают военные долги Америке. Если одно звено выпадет…

Еще бы. Тогда Германия погрузится в бездну ужасающей инфляции и банкротства, обнищает и в стране возникнет благоприятная обстановка для появления такого хищника, как Гитлер.

Я поблагодарил Сару и вернулся в свой кабинет. На столе уже ждала новая стопка телеграмм и писем. В том числе записка от Элизабет Кларк, которая просила о срочной встрече.

Зазвонил телефон. Мисс Говард сообщила, что на линии Вандервуд.

— Соедините, — я взял трубку. — Мистер Вандервуд, какая приятная неожиданность.

— Стерлинг! — голос Вандервуда звучал непривычно нервно. — Я только что просмотрел заполняемость наших отелей за август. Снижение на четыре процента по сравнению с июлем. Впервые за два года.

Я сделал глубокий вдох. Еще один признак.

— И что говорит ваш финансовый директор?

— Колфилд? Твердит о сезонных колебаниях. Но я вспомнил ваши предостережения и решил позвонить напрямую.

— Мистер Вандервуд, помните наш разговор о расширении? Я настоятельно рекомендую не только воздержаться от новых проектов, но и сократить операционные расходы по существующим. И увеличить резервы наличности.

— Настолько серьезно? — в его голосе слышалось сомнение.

— Настолько, — твердо ответил я. — Приготовьтесь к тому, что следующий квартал может показать еще более значительное снижение. Десять-пятнадцать процентов.

После разговора с Вандервудом я снова подошел к окну, глядя на город. Часы на башне Metropolitan Life показывали без четверти двенадцать. Время истекало.

Мои международные активы сейчас составляли двадцать семь миллионов (швейцарские франки, британские фунты, золото в Цюрихе). Недвижимость на пятнадцать миллионов в Нью-Йорке, Бостоне и Чикаго.

Наличные двадцать два миллиона, распределенной по четырнадцати банкам. Короткие позиции, через подставные компании, на восемнадцать миллионов номинального объема, готовы к расширению до сорока.

Надо ускорить вывод капитала. Подготовить дополнительные короткие позиции по производителям автомобилей и роскоши.

Мисс Говард постучала в дверь:

— Мистер Стерлинг, мисс Кларк на линии. Говорит, что дело срочное.

— Соедините, — я взял трубку. — Элизабет?

— Уильям! — ее обычно спокойный голос звучал взволнованно. — Мне нужно с тобой увидеться. Сегодня. Я обнаружила нечто тревожное.

— Что именно?

— Не по телефону, — она понизила голос. — Мы же помним, что некоторые люди знают о предстоящих событиях больше, чем должны? И готовятся к ним?

По спине пробежал холодок.

— Встретимся в семь в «Асторе»? В нашем обычном углу?

— Буду ждать.

Я повесил трубку. Видимо, «Continental Trust» активизирует операцию «Анакондо».

За окном Нью-Йорк сиял в полуденном солнце. Люди спешили по своим делам, брокеры заключали сделки, инвесторы мечтали о новых рекордах.

А я видел тучи, собирающиеся на горизонте. Шторм приближался. И первые капли дождя уже падали на иссушенную землю финансовых рынков.

Ресторан «Астор» утопал в приглушенном свете хрустальных люстр. Медные светильники на стенах отбрасывали теплые блики на панели темного дуба, придавая интимность каждой кабинке. Звуки джаз-оркестра, играющего в соседнем зале, долетали приглушенным эхом, достаточно громкие, чтобы скрыть разговор от соседних столиков, но не настолько, чтобы мешать беседе.

Наш угловой столик, защищенный тяжелыми бархатными шторами цвета бургундского вина, предоставлял идеальное сочетание уединения и возможности наблюдать за входом. Я прибыл на пятнадцать минут раньше назначенного времени, чтобы проверить обстановку и убедиться в отсутствии посторонних глаз.

Элизабет появилась ровно в семь, как всегда пунктуальная. Ее изящная фигура в темно-зеленом платье с узкой талией и скромным, по нынешним меркам, подолом до середины икры привлекала взгляды. Каштановые волосы обрамляли лицо с высокими скулами и решительным подбородком. Жемчужное ожерелье в два ряда — единственное украшение, не считая маленьких золотых часиков на запястье.

Метрдотель проводил ее к столику, и я встал, чтобы отодвинуть стул.

— Вижу, ты как всегда предпочитаешь стратегические позиции, — улыбнулась она, заметив, что я сижу спиной к стене, с видом на весь зал.

— Старая привычка, — я отметил тревогу в ее глазах, несмотря на внешнее спокойствие. — Хорошо выглядишь, хотя немного уставшей.

— Три ночи почти без сна. Работаю над материалом, о котором говорила по телефону.

Официант принес меню в кожаных обложках с тисненым гербом отеля, но Элизабет даже не взглянула на него.

— Уильям, — она подалась вперед, понижая голос до шепота, — в Вашингтоне мне удалось получить доступ к внутренней переписке Continental Trust.

По спине пробежал холодок. Элизабет была опасно близка к тому, чтобы разворошить осиное гнездо.

— Через твой источник?

— Не только, — она потянулась к своей элегантной сумочке из крокодиловой кожи и достала миниатюрный фотоаппарат Leica размером с пачку сигарет. — Я сделала снимки документов. Тех самых, на которых упоминается операция под кодовым названием «Анакондо».

— Где ты их нашла? — мой голос звучал спокойно, но сердце колотилось.

— В частном офисе Форбса на Мэдисон-авеню, — Элизабет выглядела одновременно горделивой и смущенной. — Пришлось принять приглашение на ужин, чтобы попасть в здание.

Ревность кольнула неожиданно остро. Генри Форбс, один из руководителей Continental Trust, имел репутацию неисправимого ловеласа.

— Элизабет, ты понимаешь, во что ввязываешься? — я придвинул свой стул ближе. — Continental Trust не просто финансовая организация. Их влияние простирается гораздо дальше Уолл-стрит.

— Именно это я и обнаружила, — ее глаза загорелись тем особенным блеском, который появлялся всегда, когда она шла по следу большой истории. — Помнишь, я говорила про событие в октябре. Они называют это «железный дождь».

Я почувствовал, что наш разговор становится все тревожнее.