Оракул с Уолл-стрит 5

Глава 12 Разговор с тенью

Остаток дня прошел в лихорадочной подготовке. Просмотрел документы, фиксируя все новые тревожные сигналы: очередное падение промышленного производства, слухи о проблемах в европейских банках, нервозность среди крупнейших инвесторов. Я корректировал портфели клиентов, ускорил вывод средств в золото и наличные, создавал дополнительные буферы безопасности.

Ближе к концу дня, когда солнце клонилось к закату, окрашивая небоскребы Манхэттена в медные оттенки, мисс Говард постучала в дверь моего кабинета.

— Мистер Стерлинг, — ее голос звучал напряженно, — насчет звонка мистера Шварца. Он просил передать вам это лично. Сказал, что посылка придет вечером.

Она протянула мне тяжелый кремовый конверт без обратного адреса. Бумага была дорогой, с водяными знаками, какую использовали в самых престижных клубах города. Почерк на конверте четкий, каллиграфический.

Я вскрыл конверт серебряным ножом для писем. Внутри лежала единственная карточка с тиснеными инициалами «C. T.» и короткой запиской: «Завтра, 19:00. Особняк Астор, Лонг-Айленд. Частная беседа. А. Ш.»

— Кто принес? — спросил я мисс Говард.

— Шофер в ливрее. Сказал только, что должен передать лично вам и дождаться подтверждения получения.

Я кивнул, сжигая записку в пепельнице из хрусталя Баккара. Пламя на мгновение осветило мое лицо, и я увидел в отражении стекла собственные глаза, настороженные, готовые к бою.

— Передайте шоферу, что сообщение получено.

На следующий день я покинул офис в пять вечера, сославшись на семейные дела. О’Мэлли ждал меня у служебного входа, опираясь на стену с видом человека, изучающего вечернюю газету.

— Босс, — тихо сказал он, когда я подошел, — за нами следят. Уже третий день. Профессионально, но заметно для тренированного глаза.

— Сколько человек?

— Минимум двое посменно. Вчера видел, как один передавал эстафету другому у кафе напротив. Техника хорошая, но не идеальная.

Мы направились к припаркованному на соседней улице Паккарду. Мартинс открыл дверцу, и мы устроились на заднем сиденье обтянутом марокканской кожей.

— На Лонг-Айленд, — коротко сказал я. — Особняк Астор.

Мартинс кивнул, не задавая вопросов. Безупречный водитель всегда знает, когда требуется молчание.

Мы выехали из города по Квинсборо-Бридж, массивному стальному сооружению, соединяющему Манхэттен с материком. Вечерние огни отражались в темных водах Ист-Ривер, создавая дрожащие золотые дорожки. Автомобиль плавно покачивался на рессорах, преодолевая неровности мостового покрытия.

— Они все еще за нами? — спросил я О’Мэлли.

Ирландец повернулся, делая вид, что поправляет воротник пальто, и бросил взгляд через заднее стекло.

— Темный Крайслер, две машины позади. Держат дистанцию, но поворачивают вслед за нами.

— Значит, они хотят знать, куда мы едем. Интересно.

Дорога на Лонг-Айленд вела через респектабельные пригороды, где за высокими изгородями скрывались поместья финансовой элиты. Ухоженные газоны, освещенные лампами на кованых столбах, величественные особняки в колониальном стиле, конюшни, переделанные в гаражи для дорогих автомобилей.

Особняк Астор располагался на берегу залива, за воротами из кованого железа с позолоченными деталями. Швейцар в темно-синей ливрее с золотыми пуговицами проверил мои документы и махнул рукой шоферу, указывая направление к главному входу.

Трехэтажное здание из красного кирпича и белого камня возвышалось среди вековых дубов. Широкая лестница вела к портику с колоннами в греческом стиле. В окнах первого этажа мерцал теплый свет, а из высоких труб поднимался дым, видимо, в камине горел огонь.

— Пойдем со мной, Патрик, — сказал я, выходя из машины. — Мартинс, если через два часа мы не вернемся, вызывай полицию.

— А если полиция окажется с ними заодно? — мрачно поинтересовался О’Мэлли.

— Тогда, Мартинс, вызывай федералов. А еще лучше — журналистов.

Дворецкий встретил меня в просторном холле, украшенном картинами старых мастеров в позолоченных рамах. Хрустальная люстра размером с карету отбрасывала радужные блики на мраморный пол, выложенный черно-белым шахматным узором.

— Мистер Стерлинг? Господа ожидают вас в Зеленой библиотеке. Позвольте проводить.

Мы прошли по коридору, стены которого украшали портреты предыдущих поколений семьи Астор. Суровые мужчины в темных сюртуках и дамы в кринолинах смотрели с холстов, словно оценивая каждого входящего в их родовое гнездо.

Дворецкий остановился у двери из темного дуба, украшенной резными медальонами, и деликатно постучал.

— Войдите, — послышался знакомый голос Шварца.

Зеленая библиотека оправдывала название: стены были обиты зеленым шелком, а книжные шкафы, тянущиеся до самого потолка, были заполнены томами в переплетах изумрудных оттенков. Камин из белого мрамора занимал центральную стену, в нем потрескивали дубовые поленья, наполняя воздух ароматом дыма и живицы.

Александр Шварц сидел в глубоком кресле справа от камина, его седые виски серебрились в свете пламени. На коленях лежала открытая папка с документами. Генри Форбс сидел за столом, силуэт его худощавой фигуры четко выделялся на фоне стены. О’Мэлли остался в коридоре, готовый к действию.

— Мистер Стерлинг, — Шварц поднялся, протягивая руку. — Благодарим, что нашли время для этой встречи.

— Ваше приглашение было весьма настойчивым, — ответил я, пожимая его прохладную ладонь.

Форбс обернулся, на его лице играла едва заметная улыбка.

— Надеюсь, дорога не утомила? Лонг-Айленд прекрасен осенним вечером.

— Вполне терпимо, — сухо ответил я. — Полагаю, мы собрались не для обсуждения красот природы.

— Разумеется, — Шварц указал на кресло напротив своего. — Присаживайтесь. У нас действительно есть серьезный разговор.

Я опустился в кожаное кресло, ощущая, как меня окутывает атмосфера старых денег и скрытой власти. На столике между креслами стоял хрустальный графин с янтарным коньяком и два бокала тонкого стекла.

— Коньяк? — предложил Шварц. — Хеннесси, урожай девяностого года.

— Благодарю, но предпочитаю сохранять ясность ума, — я положил руки на подлокотники кресла, сохраняя непринужденную позу.

Шварц налил себе небольшую порцию коньяка, покрутил бокал в руках, наслаждаясь ароматом.

— Прямо скажем, мистер Стерлинг, вы произвели на нас впечатление. С момента нашей последней встречи ваши достижения стали еще более внушительными.

Форбс подошел к камину, оперся рукой о каминную полку из черного мрамора.

— Поглощение металлургических активов в Пенсильвании, ваша работа с инвестиционными фондами европейских банков, даже сотрудничество с… назовем их нетрадиционными деловыми кругами. Впечатляющий размах деятельности.

Я почувствовал, как внутри все напряглось. Они знали о моих операциях с Синдикатом.

— Надеюсь, вы не считаете что-либо из этого предосудительным, — спокойно ответил я.

— Наоборот, — Шварц отпил коньяк, смакуя каждую каплю. — Мы восхищаемся вашей гибкостью в выборе деловых партнеров. Это именно то качество, которое нам требуется.

Он поставил бокал и открыл папку на коленях. Достал несколько фотографий и разложил их на столике между нами.

Первая фотография запечатлела меня выходящим из офиса «Atlas Trading», подставной компании Мэддена. Вторая — мою встречу с Альфредом Бернье у швейцарского банка. Третья — разговор с Кляйном в ресторане «Винченцо».

— Как видите, мы внимательно следим за карьерой талантливых молодых людей, — произнес Шварц с отеческой снисходительностью.

— Весьма лестно, — сухо заметил я, не позволяя раздражению проступить в голосе. — Хотя некоторые сочли бы это вторжением в частную жизнь.

Форбс рассмеялся, короткий лающий звук.

— Приватность — роскошь, которую могут позволить себе лишь люди, не играющие в большие игры. А вы, мистер Стерлинг, определенно играете в очень большие игры.

Шварц собрал фотографии и вернул их в папку.

— Но мы пригласили вас не для демонстрации наших возможностей. У нас есть предложение, которое может вас заинтересовать.

— Я слушаю.

Форбс подошел к письменному столу в углу библиотеки и принес оттуда карту Соединенных Штатов. Развернул ее на низком столике передо мной. Несколько регионов были выделены красными кружками.

— Что вы знаете о грядущих изменениях на финансовых рынках? — спросил Шварц, проводя пальцем по карте.

— Достаточно, чтобы принимать разумные меры предосторожности, — осторожно ответил я.

— Разумные меры, — повторил Форбс с иронией. — Вроде перевода активов в золото и европейские банки?

Черт. Они знали и об этом.

— Диверсификация портфеля — стандартная практика грамотного управления рисками, — невозмутимо ответил я.

Шварц наклонился вперед, его глаза в свете камина казались почти черными.

— Мистер Стерлинг, давайте говорить откровенно. Вы готовитесь к серьезной коррекции рынка. Мы это знаем, вы это знаете. Вопрос в том, насколько серьезной вы ее считаете.

Я выдержал паузу, взвешивая слова.

— Рынок перегрет. Маржинальная торговля достигла опасных масштабов. Коррекция неизбежна.

— Коррекция, — Форбс усмехнулся. — Дипломатичный термин. А если говорить точнее?

— Падение на двадцать-тридцать процентов от пиковых значений, — соврал я, занизив реальные ожидания в три раза. — Болезненно, но не катастрофично.

Шварц и Форбс переглянулись. В их взгляде мелькнуло что-то вроде удовлетворения.

— Интересная оценка, — медленно произнес Шварц. — И очень близкая к нашим расчетам.

Он поднялся, подошел к камину, где Форбс уже стоял, опираясь о каминную полку.

— Видите ли, мистер Стерлинг, небольшая коррекция рынка — это не стихийное бедствие. Это деловая возможность. Если знать точные даты и масштабы.

— Знать? — я поднял бровь. — Или планировать?

Форбс развел руками в театральном жесте.

— А есть ли разница? Умные деньги всегда знают, куда дует ветер, задолго до того, как остальные почувствуют даже легкий бриз.

Шварц вернулся к креслу, взял папку и достал еще один документ, подробную схему финансовых потоков между крупнейшими банками.

— Continental Trust координирует действия нескольких ключевых участников рынка. Банки, инвестиционные дома, даже некоторые правительственные структуры. Цель простая: обеспечить контролируемое снижение спекулятивного накала.

— Контролируемое, — повторил я. — И кто именно осуществляет этот контроль?

— Люди с достаточными ресурсами и влиянием, чтобы направлять рыночные течения, — уклончиво ответил Форбс. — Люди, понимающие, что иногда краткосрочная боль необходима для долгосрочного здоровья системы.

Я внимательно изучал схему. Даже беглого взгляда хватило, чтобы понять: эти люди действительно обладали инструментами для манипулирования рынком. Но размах их планов…

— И какова предполагаемая прибыль от этой операции? — спросил я.

Шварц улыбнулся, и в его улыбке было что-то хищное.

— Консервативные оценки говорят о десяти-двадцати миллиардах долларов. При правильном планировании.

Десять-двадцать миллиардов. На фоне экономики 1929 года это астрономические суммы. Больше, чем годовой бюджет многих стран.

— Впечатляющие цифры, — заметил я. — Но для получения такой прибыли потребуется падение рынка гораздо больше, чем на двадцать-тридцать процентов.

— Возможно, — согласился Форбс. — Но мы готовы к различным сценариям. В том числе к более драматичным.

Вот оно. Они действительно не понимали, что запускают. Или понимали и сознательно шли на это.

— А человеческие потери? — я не удержался от вопроса. — Миллионы семей, которые потеряют сбережения?

Шварц пожал плечами с ледяным равнодушием.

— В любой большой игре есть проигравшие. Мы не можем нести ответственность за тех, кто играет деньгами, которых не может позволить себе потерять.

— К тому же, — добавил Форбс, — коррекция оздоровит систему. Вымоет спекулянтов, снизит маржинальную торговлю, вернет рынок к фундаментальным основам. В долгосрочной перспективе все выиграют.

Я слушал их рассуждения и чувствовал растущее отвращение. Эти люди планировали трагедию, которая разрушит жизни миллионов, и называли это «оздоровлением системы».

— И какова моя роль в этом великом плане? — спросил я, сохраняя нейтральный тон.

Шварц открыл папку и достал последний документ, контракт на нескольких страницах, напечатанный на дорогой бумаге с водяными знаками.

— Мы уже делали вам предложение. Частично вы согласились. Наше сотрудничество оказалось плодотворным. Мы снова предлагаем вам стать официальным партнером операции. Полный доступ к инсайдерской информации, включая точные даты и масштабы планируемых движений. Участие в распределении приобретаемых активов. Ваша доля составит два процента от общей прибыли.

Два процента от самого минимума, десяти миллиардов — двести миллионов долларов. Сумма, которая сделала бы меня одним из богатейших людей Америки.

— Взамен? — спросил я, хотя уже знал ответ.

— Полная координация ваших операций с нашими планами, — ответил Форбс. — Еженедельные отчеты о ваших финансовых операциях. И, разумеется, абсолютная конфиденциальность.

— Фактически, вы хотите, чтобы я стал вашим агентом, — резюмировал я.

— Партнером, — поправил Шварц. — Младшим, но партнером.

Я взял контракт, сделал вид, что внимательно изучаю условия. На самом деле мой мозг лихорадочно анализировал полученную информацию.

Continental Trust действительно планировал биржевой крах. Но они недооценивали масштабы катастрофы, которую собирались запустить. Их расчеты на «контролируемое снижение» были наивными. Когда маржинальная торговля схлопнется, эффект домино будет невозможно остановить.

— Интересное предложение, — наконец сказал я, возвращая контракт на стол. — Но у меня есть обязательства перед существующими клиентами. Вандербильт, Роквуд, другие… Они доверили мне управление своими активами, исходя из определенных обещаний.

Лицо Шварца потемнело.

— Мистер Стерлинг, возможно, вы не до конца понимаете природу нашего предложения. Это не приглашение к участию в дискуссии. Это предложение, которое сложно отклонить.

— Сложно, но возможно? — я встретил его взгляд, не моргнув.

Форбс подошел ближе, его голос приобрел стальные нотки.

— Вы молодой и талантливый человек, мистер Стерлинг. У вас блестящее будущее. Было бы печально, если бы что-то помешало его реализации.

— Например?

— Например, расследование ваших связей с определенными криминальными элементами, — Шварц произнес это с видом человека, обсуждающего погоду. — Или проверка источников вашей удивительной инвестиционной удачи. Регулирующие органы могут задать неудобные вопросы.

Угроза была высказана вежливо, но недвусмысленно.

— Понимаю, — я поднялся с кресла. — Мне нужно время подумать.

— Разумеется, — кивнул Шварц, тоже вставая. — Но не слишком много времени. События развиваются быстро.

— Сколько у меня есть?

— До конца недели, — ответил Форбс. — В понедельник мы ожидаем ваше решение.

Я направился к двери, но голос Шварца остановил меня на пороге.

— Мистер Стерлинг, еще одно. Ваш друг, мистер О’Мэлли… Мы знаем о его прошлом. Боксер, вышибала, а теперь ваш, как бы это деликатно выразиться, консультант по вопросам безопасности. Было бы печально, если бы ему пришлось столкнуться с людьми его же калибра, но менее щепетильными в выборе методов.

Кровь застыла в венах. Они угрожали О’Мэлли.

— Я понял, — процедил я сквозь зубы.

— Прекрасно. Тогда до встречи в понедельник.

Дворецкий проводил меня к выходу молча. В вестибюле я задержался на мгновение, глядя на портреты предков Асторов. Интересно, что бы они подумали о том, как используется их родовое гнездо.

О’Мэлли присоединился ко мне в коридоре и молча шел со мной. Мартинс ждал у машины, прислонившись к капоту и курив сигарету. Когда он увидел меня, то сразу потушил ее и открыл дверцу.

— Как прошло? — спросил он, когда мы поехали обратно в город.

— Они предложили мне стать партнером в ограблении века, — мрачно ответил я. — А когда я отказался, пригрозили убить нас обоих.

О’Мэлли усмехнулся, но в его смехе не было веселья.

— Значит, обычный будний вечерок. Что будем делать?

— Готовиться к войне, Патрик. К самой большой войне в нашей жизни.

За окном мелькали огни пригородов, а впереди, на горизонте, светился Манхэттен. Через месяц этот сияющий город погрузится в хаос. И я был единственным человеком, который мог хотя бы попытаться минимизировать катастрофу.

Даже если для этого придется объявить войну Continental Trust.