Пограничник. Том 8: Операция "Ловец Теней"

Глава 25

Хан подорвался и неловко, но быстро помчался назад. Хитрый гад, видимо, по звуку смог понять, откуда наступают духи и просто рванул в противоположную сторону.

Раздумывать было некогда. Когда Хан побежал, я даже не пошевелился. Так и стоял, держа на прицеле душмана. А потом, наконец, выстрелил.

Хлопнуло. Я видел, как на светлом халате душмана, в области сердца, дернулась ткань. Дух наконец выхватил пистолет, указал им в небо и выстрелил, а потом на скаку запрокинулся назад и вбок и, наконец, рухнул.

Конь его, почувствовав, что седока больше нет, сразу замедлился и, проскакав еще метров десять, завернул, пошел вниз, к душману, рысью.

Я опустил винтовку. Обернулся.

Хан, неловко бежавший куда-то назад по холму, вдруг споткнулся, упал, покатился вниз. Схватив пригоршню патронов, я помчался следом.

Я знал, что пострелял достаточно душманов. Но кто-то из них мог быть еще жив. Необходимо было оставаться начеку.

Когда я добрался до пологой спины холма, с которой скатился Хан, то увидел его. Тарик лежал на спуске. Он корчился, стараясь изогнуться и провести руки под ступнями, чтобы они оказались спереди.

Я принялся торопливо спускаться вниз. Ускорился, когда, на удивление, у Хана это получилось. Тарик тут же дернул завязки и сорвал с головы мешок, потом повязку с глаз.

На ходу я принялся заряжать оружие, но первую пулю потерял. Незамедлительно принялся засовывать в казенник вторую.

— Стой! — по-пограничному крикнул я, вскинув заряженную винтовку.

Тарик замер, лежа полуна боку, полуна спине. Потом он медленно поднял руки и содрал с лица повязку, что перевязывала ему и рот. Принялся вынимать кляп.

— Не двигаться, — сказал я, медленно сходя ниже.

— Ты впечатлил меня, шурави! — крикнул Тарик Хан, глубоко дыша, — признаться, я думал, что у тебя ничего не выйдет. Что враги доберутся до нас и перебьют.

— Молчать, — бросил я ему строго.

— Мы с тобой оба знаем, что ты меня не убьешь, шурави, — сказал Тарик Хан, — и принялся медленно подниматься. — Если бы ты хотел меня убить, ты бы сделал это уже давно. Не стал бы таскать с собой такую обузу.

— Если побежишь — я хлопну тебя как голубя.

Тарик ухмыльнулся.

— Я нужен тебе живым, — повторил он. — Очень нужен. Но зачем? Зачем так рисковать собой? Я знаю, что в Союзе меня хотят или уничтожить, или захватить. И оба варианта одинаково порадуют спецслужбы. Но не-е-е-т… Ты решил для себя, что приведешь меня живым. Конечно же, от живого меня будет больше толку. В чем дело, шурави? Для чего я тебе нужен? Ты хочешь медаль? Хочешь повышение по службе?

— Для шпиона ты слишком много болтаешь, Хан, — не сводя с него дула винтовки, я продолжал приближаться.

Тарик Хан сузил глаза, не переставая смотреть на меня мерзко ухмыляться.

— Мы долго наблюдали за вами, шурави, — начал он снова. — Долго слушали. Смотрели. Оценивали вас. Оценивали каждый ваш шаг.

— Это вам не помогло, — сказал я, приближаясь к Тарику.

— Видели, как ваши командиры ослабили охрану границы. И знаешь что? Это казалось мне очень странным. Очень подозрительным.

Я ничего не ответил. Только замер за пять шагов от Хана.

Тарик все еще лежал и внимательно смотрел на меня. На лице его все так же горела недобрая ухмылка.

— И в то же время это казалось отличной возможностью для наступления, — продолжил Хан, а потом пошевелился, с трудом уселся.

— Не двигайся, — сказал я, возобновив шаг.

— У меня было много времени, чтобы подумать, — несколько гнусаво проговорил Хан, поднимаясь. — И знаешь, что я решил? А правда ли тот мятеж, которым вы вынудили нас перейти границу, был просто спектаклем? Правда ли вы пошли на такую нетипичную, рискованную хитрость? Правда ли каждый пограничник на вашем Шамабаде знал, что за рекой есть Призраки, которые только и ждут, когда бы напасть?

Я невозмутимо приближался, чтобы снова обезвредить и стреножить Хана.

— Или же все у вас было взаправду? — Хан показал в улыбке грязные зубы. — Я давно знал, что ваши спецслужбы наблюдают за нами. Что они готовят нам ловушку. Но что, если их собственная же ловушка сыграла и против них, а? Армия — консервативная штука и тяжело принимает любые изменения. Особенно служебные. Может, и мятеж был настоящим?

Я приблизился и направил винтовку на Хана. Прямо в лицо.

— Лежать.

— Я нужен тебе, чтобы отмазать кого-то от трибунала, так? Ты думаешь, что приведя меня к Советами в одиночку, они учтут это как смягчающее обстоятельство? А может и вовсе, как удачную операцию?

— Лежать, — сказал я, — или я прострелю тебе и вторую ногу.

Я направил ствол винтовки Тарику в колено.

Тарик хмыкнул. А потом кивнул куда-то вперед.

— Мне кажется, стрелять тебе нужно не в меня.

Я резко обернулся.

В миг увидел, как на вершине холма показались трое душманов. Как один из них целится в меня из пистолета. Не думая ни секунды, я выстрелил в него первым.

Душман тут же выгнулся дугой, вскинув руки, а потом завалился ничком. Боковым зрением я заметил, как Хан припустил бежать изо всех сил.

Остальных душманских недобитков смерть их товарища ни капли не смутила. Один из них вскинул мосинку, выстрелил по мне, но на бегу промазал. Когда попытался передернуть затвор, то не справился с ним. Тогда просто откинул винтовку и достал большой кривой нож.

Последний же прихрамывал и тоже вооружился холодным оружием — он сжимал в руке длинный кинжал.

Они бежали ко мне. Бежали с дикими криками и изуродованными жуткими воинственными гримасами лицами.

Я методично, но быстро щелкнул непослушной скобой. Кивнул винтовкой назад, чтоб освободить казенник от гильзы. А потом, когда нас разделяли около шести шагов, понял, что не успею зарядить новый патрон.

Тогда я просто перехватил винтовку наподобие дубины. И огрел ею первого, запрокинувшего нож для удара духа, по голове. Тот завалился в сторону и покатился куда-то вниз по склону.

На меня тут же налетел второй, с кинжалом. Душман был худой как палка, но высокий. Он сбил меня с ног, и вместе мы рухнули в траву, сцепившись, покатились следом за первым.

На ходу расцепившись, мы очень быстро оказались под холмом.

Я медленно поднялся. Остальные душманы, лежащие на земле, тоже зашевелились. Принялись вставать. Когда поднялись, я заметил, что и они тоже растеряли свое холодное оружие.

Они стояли передо мной, переглядываясь и глубоко дыша. Я, вздохнув несколько раз, чтобы продышаться, кивнул дылде, что свалил меня с ног. Потом жестом подозвал: нападай, мол.

Душман оскалился и кинулся на меня. За ним и второй. Я заметил, что у второго было уродливое, рябое и бугристое от оспин лицо и редкая борода.

Дылда согнулся, попытался сбить меня с ног, врезавшись плечом в живот и сцепив руки на моей пояснице. Не долго думая, я сделал руки замком и изо всех сил дал ему по хребту. Потом еще и еще раз.

Третий удар выбил из духа все дыхание. Я почувствовал, как ослабла его хватка. Схватил за одежду и отпихнул.

Когда дылда завалился на землю, ко мне подскочил рябой. Он замешкался, потому что схватил большой камень, которым пытался огреть меня по голове. Я схватил его за руку, потом за арафатку, а вместе с ней и за волосы. В следующий момент ударил душмана в лицо лбом.

Тот выронил камень, а я дал ему под дых сначала кулаком, а потом, схватив за одежду, добавил еще и коленом. Душман опрокинулся. Принялся корчиться от боли.

Тут поднялся на ноги дылда. Теперь он был намного аккуратнее. Не стал налетать сразу. Душман уставился мне в глаза, медленно, растопырив руки, пошел полукругом. Я, сгорбившись, напряженный как струна, внимательно следил за каждым его движением.

За каждым шагом, каждым жестом. Потому для меня не стало неожиданностью, когда дух вскрикнул и кинулся на меня. Мы столкнулись, он схватил меня за одежду, и вместе мы рухнули на землю. Я почувствовал, как камни больно впились в спину. На миг выбили дыхание из груди.

Душман же вцепился мне в горло. Принялся душить. Я схватил его за руки, а потом за лицо. Руки мои медленно, напряженно поползли по морде духа, пока большие пальцы не нащупали глаза. Я надавил.

Душман сначала оскалился от боли, потом закричал, вновь руки его ослабли хватку. Я смог продохнуть, хотя в горле все еще стоял ком. Напрягшись, я его пересилил. Мы завалились набок, и я дал душману по роже. Потом забрался на него и сам принялся душить.

А потом почувствовал, как первый навалился мне на спину, пытаясь столкнуть со своего подельника. Не думая ни секунды, я наугад вскинул голову. Почувствовал, как мой затылок со щелчком кости о кость вбивает собственный нос душмана ему же в лицо.

Ноша тут же исчезла. Я не видел, как дух упал. Все мое внимание было обращено на дылду, которого я продолжал душить.

Душман засипел подо мной, вцепился ногтями мне в руки. Стал их царапать. Потом схватился за одежду. Но он слаб. Слаб с каждой секундой. Когда под моими ладонями что-то хрустнуло, а дух принялся задыхаться, я отпустил. Несколько мгновений я сидел на душмане, переводя дыхание, пока тот хрипел и корчился.

Когда я поднялся, он уже умер.

Рябой дух вскочил. Его и без того уродливое лицо стало еще страшнее после двух моих ударов. Оно опухло, левый глаз совсем заплыл.

Сгорбившись, я злобно улыбнулся ему. Жестом позвал нападать.

Душман, казалось, был в ступоре. Он посмотрел на своего мертвого дружка. Потом на меня. Ужас блеснул в единственном глазе душмана. Он попятился. Потом вскрикнул и просто побежал прочь.

Я выдохнул. Выпрямился, провожая труса взглядом. Тот улепетывал куда-то вдоль холма так, что одни только пятки сверкали. Тогда я посмотрел вперед, туда, куда ушел Хан.

— Это ты зря, сучек, — сказал я тихо. — Очень зря.

А потом я отправился искать свою винтовку.

Тарик Хан бежал долго.

Руки, страшно натертые веревкой, саднили. Он прихрамывал, чувствуя, как в мягком, несколько великоватом сапоге, который на него нацепили взамен порезанного ботинка, хлюпает кровь. Раненая стопа вновь закровоточила.

Тарик прихрамывал, но боли в ноге почти не чувствовал. И все же идти было сложно. Хотелось пить, а все тело ныло еще после Пянджа.

Пересекая эту степь, он несколько раз спотыкался и падал, обдирая все локти и колени. Но все равно вставал и бежал дальше.

Тарик знал, куда нужно идти. Знал, что ему нужно добраться до одного из электромагнитных передатчиков, установленных Призраками у Пянджа. Если произвести с таким передатчиком нехитрые манипуляции, если отключить, кто-то из его людей придет проверить, в чем же дело. Если, конечно, кто-то еще жив.

«Мы Призраки Пянджа, — подбодрил он сам себя мысленно, — мы выживали в гораздо более тяжелых обстоятельствах! За мной придут. Должны прийти. Обязаны».

Минут через пять, когда он устал и перешел на быстрый, прихрамывающий шаг, Хан услышал за невысокой каменной грядой шум воды.

Он заметил ее уже давно и направился туда, чтобы немного перевести дух в тени. А еще понаблюдать за тем, ведется ли за ним погоня.

До гряды оставалось совсем немного, и Хан задумался:

«Кто этот шурави? Кто он такой? — думал предводитель Призраков. — На нем простая пограничная форма. Лычки старшего сержанта. Но он не может быть простым солдатом».

Хан встречал в своей жизни немало советских солдат. Немало он убил собственными руками. Многих приказывал убивать своим людям.

Среди шурави нередко попадались отчаянные, смелые, сильные солдаты. Пусть иногда им не хватало выучки, но, как правило, они компенсировали ее отвагой, стойкостью и безрассудностью, на которую сам Тарик никогда не был способен.

Но с этим шурави было что-то не так.

Он был молод, но взгляд его глаз всегда оставался глубок и внимателен. Он действовал быстро и, очень часто, внешне его дела казались безрассудными, но в каждом движении этого человека, в каждом результате, которого он добивался, в конце концов угадывался трезвый холодный расчет.

Но главное, что поражало Хана, — выдержка этого молодого человека.

«В таком возрасте люди горячи. Часто неосмотрительны, импульсивны, — думал он, — но не этот шурави. Он другой».

Хану стало страшно интересно понять, кто же такой этот человек. Понять, как он приобрел подобные боевые качества, которые Тарик видел только у старых, прошедших огонь и воду воинов. Да и то далеко не у всех.

«Что это за выучка? — думал Тарик Хан, прихрамывая и стараясь не замечать ноющую боль в стопе, — кто его так натренировал? КГБ?»

Тарик Хан много раз слышал байки о советском Комитете Государственной Безопасности. Слышал о хитрых физических и психологических приемах, которым якобы обучали советских комитетчиков.

От одного американца он даже слышал о некоем боевом приеме, которым агент КГБ может на время оглушить врага, а тот, в свою очередь, даже не свалится с ног. Просто застынет, как лишенная сознания статуя.

Тарик никогда не верил в подобные россказни. Считал их просто сказками, не более. Но сейчас, когда он столкнулся с этим шурави, с этим молодым мужчиной, почти юношей с выправкой бойца, в душе предводителя Призраков поселились какие-то странные сомнения.

Добравшись до гряды, Тарик Хан нашел за ней, в низине, неширокий ручей. Видимо, сюда пастухи водили свой скот на водопой.

Шириной в три-четыре метра, ручей громко журчал, неся свои воды по бугристым камням куда-то к Пянджу.

Тогда Призрак отыскал наиболее удачное место, где можно было спуститься с гряды к водопою. Гряда была невысокой и напоминала остатки древнего русла более широкой и полноводной реки, впадавшей когда-то в Пяндж.

Хан старался спускаться аккуратно, но все равно поскользнулся на влажном камне и упал, проделав остаток пути на пятой точке. С трудом поднявшись, он тут же стал тереть веревку, связывающую руки, об острый камень, что рос из гряды. Не меньше десяти минут потребовалось ему, чтобы избавиться от пут.

Потом Призрак подошел к воде и просто принялся пить. Пил долго, то и дело зачерпывая чистую, прозрачную воду в ладони. Потом он уселся на берег. Осмотрелся. Принялся аккуратно стягивать сапог, чтобы посмотреть, что с ногой.

А с ногой было скверно.

Кровь проступила через бинт. Вымазала всю стопу, загустела внутри сапога.

Призрак аккуратно снял повязку. Критически осмотрел раненую стопу, поплескал на нее водой.

— Руки.

Услышал Призрак знакомый голос за спиной. Нахмурившись, он застыл.

— Медленно, чтоб я видел.

Тарик Хан спокойно поднял руки. Очень медленно обернулся и посмотрел на шурави, что стоял на гряде, держа его на мушке. Одновременно с этим он придерживал удила невысокой гнедой лошадки, которая фырчала, притаптывала копытом.

— Вот, значит, как. Нашел, — сказал Хан.

Шурави молчал. Тарик Хан вздохнул.

— Вот, значит, как, — сказал Призрак, сидя у ручья. — Нашел.

Я молчал, держа Тарика под прицелом.

— Встань, — сказал я.

— Скажи, шурави. Ты нашел меня по следам, ведь так?

— Я не привык повторять дважды.

Тарик Хан встал.

— Ты можешь снова скрутить меня. Связать, — сказал Тарик. — Но ты знаешь, что это бесполезно. Что за мной все равно придут мои люди. Они найдут меня.

Я промолчал, не опуская винтовки.

— Это тебе не бандитское отродье, — продолжил Хан. — С ними ты так легко не управишься, как с людьми этого Шахида.

— Молчи. Наговоришься еще, когда попадешь на заставу. Подойди.

Хан помедлил несколько мгновений. Потом все же решился и стал медленно, шурша прибрежной галькой, шагать ко мне.

Потом он замер у гряды. Посмотрел на меня снизу вверх.

Я отошел, придерживая спокойную кобылку, которую отыскал на холме. Лошадь щипала травку на переднем склоне. Не успела еще далеко убежать. Вдобавок к ней, с одного из тел душманов я снял старенький наган с полным барабаном патронов. По карманам нашел еще штук десять россыпью. М-да. Удачно же я сходил проверить, есть ли еще кто живой среди этих сукиных детей.

— Поднимайся, — сказал я.

— Можно хоть сапог надену? — спросил Тарик хрипловато.

— Нет.

Хан несколько мгновений таращился на меня холодным взглядом своих небольших, прищуренных глаз. Потом поджал губы. От этого его грязная, всклокоченная борода с белым пятном встопорщилась еще сильнее.

Не говоря ни слова, Хан принялся медленно и аккуратно подниматься по камням. Казалось, он двигался нарочито неторопливо. Внимательно выбирал, куда ставить ноги.

Когда наконец пакистанец оказался сверху, то, стоя на коленях и решив выпрямиться и встать, посмотрел на меня. Он даже открыл рот, чтобы что-то сказать.

Да только этого сделать я ему уже не дал. Не дал, потому что со всего размаху врезал прикладом по лицу. Тарик завалился набок без сознания.

Впрочем, очнулся Хан быстро. Правда, недостаточно быстро для того, чтобы застать, как я снова связал ему руки веревкой, которая была приторочена к седлу душмана, и перекинул через седло. В момент, когда Тарик закряхтел, приходя в себя, я уже отправился в путь, ведя лошадь под уздцы.

Некоторое время он пытался очухаться. Потом вдруг тихим, сдавленным и хрипловатым голосом проговорил:

— Ты выбил мне зубы, шурави.

Я даже не обернулся на его голос. Я двигался на север. Туда, где должны были укрыться Абдула со своими детьми. И разговаривать с Ханом у меня не было совершенно никакого желания. Еще меньше хотелось мне слушать его нытье. Да только кляп с мешком куда-то потерялись.

Минут десять шли тихо. Я приложился к фляжке с водой, которую взял с тела дылды.

— У меня началось кровотечение, — вновь проговорил Хан. — Из носа. Тяжело дышать.

— Так высморкайся.

— Я думал… — протянул он, немного помолчав, — ты хочешь доставить меня живым.

— Ничего. Не захлебнешься.

Больше мы не разговаривали. Да и Тарик не сопротивлялся. Я видел, что он был истощен. Выбился из сил. Река, в которую мы упали, неплохо его потрепала. А наша драка, рана, а потом и попытка побега — и вовсе забрали у предводителя Призраков последние силы. А еще, хоть Тарик мне и не показывал это, они забрали у него главное — волю к сопротивлению.

Только робкая надежда на то, что за ним придет некий «Медведь», кажется, все еще теплилась в уме пакистанца.

Придут ли за ним Призраки или нет — этого я не знал. Но на всякий случай мне все равно требовалось поторопиться.

Высоко стоящее солнце уже миновало зенит. Оно стояло еще высоко, но уже двигалось по небу и скоро начнет опускаться. Тени, которые почти пропали в полдень, стали потихоньку вырастать снова. Поворачиваться в другую сторону.

— Тебя зовут Саша, так? — вдруг снова заговорил Хан, перекинутый через седло.

Я никак не отреагировал на его слова.

— Я слышал, девочка, эта Мариам, так тебя называла. Саша. Александр.

И снова я не дал ему никакого ответа.

— Что ж, — повременив несколько мгновений, проговорил Хан у меня за спиной, — наверное, ты все же поймал меня. Я чувствую, что сил сопротивляться у меня больше нет.

— Если ты надеешься на то, что за тобой придут, — отозвался я наконец, — то зря.

Теперь молчал Тарик. Потом вдруг тихо усмехнулся.

— Знаешь, Саша, — начал он, — мало того, что мы с тобой оказались в одной лодке, так мы с тобой еще и очень похожи. Одинаковые.

— Да? Это почему же? — Я даже обернулся к Хану.

Увидел, что он обратил свое лицо ко мне.

— Если то, что ты рассказал про капсулу, — правда, выходит, все мои усилия пошли в пекло. Выходит, что мои люди напрасно умирали тогда, на берегу.

— Разведка тебя немного подвела, — ухмыльнулся я.

— Разведка, — повторил за мной Хан. — Наша разведка прогнила изнутри. Везде предатели. Везде двойные шпионы. Информация утекает еще раньше, чем доходит до получателя. Уже сложно понять, где правда, а где ложь.

Несмотря на болезненный вид, Хан хитровато улыбнулся мне. Заглянул в глаза прищуренным взглядом.

— Не так ли, Саша? — спросил он.

Я ему не ответил. Просто повел лошадь дальше.

— Мы с тобой похожи тем, — продолжил Тарик, — что когда все кончится, о нас забудут. Наши усилия не оценят по заслугам. А еще — мы с тобой останемся в виноватых. Оба.

— Если ты уже окончательно духом пал, — сказал я, — то кончай ныть. Это начинает раздражать.

— Не веришь мне? — хмыкнул Тарик. — Ведь ты взял меня живым не просто так. Ты веришь, что советская разведка выбьет из меня что-то важное. Что-то касающееся «Пересмешника», о котором ты слышал.

Я молчал. Просто шел вперед, словно механизированный автомат. Просто переставлял ноги, чтобы достичь места назначения.

Хан замолчал. Потом он с трудом шмыгнул носом. И продолжил:

— Мы с тобой похожи еще и потому, что и твои, и мои старания окажутся напрасными, Саша. Я гнался за микрофильмом, который уже давно в руках советской разведки. А ты гнался за командиром «Призраков Пянджа».

Я обернулся к Тарику. Взгляд его был холодным и каким-то безжизненным. Ничего не выражающим.

— Командиром, — продолжил он, — который ничего не знает. И не даст ни КГБ, ни ГРУ, ни кому бы то ни было еще никаких сведений.

Я остановился. Вслед за мной перестала переставлять ноги и кобылка. С негромким храпом она застыла на месте и тут же опустила голову. Принялась жевать какой-то сухенький кустик.

Мы с Тариком безотрывно смотрели друг другу в глаза. Тогда я поправил ремень винтовки на плече. Повернулся к нему всем телом. И усмехнулся.

На измученное лицо Тарика пала тень. Он нахмурился.

— Сейчас это неважно, Тарик, — ответил я ему погрубевшим, хрипловатым от жажды голосом и потянулся за фляжкой. — Сейчас это не имеет значения.