Пограничник. Том 8: Операция "Ловец Теней"

Глава 12

Я глянул на часы.

Холодало. Близилось утро. Еще десять минут — и мне нужно выходить в мой собственный наряд. Время поджимало.

Тем не менее, я невозмутимо глянул на Ковалева.

— Спасибо, товарищ лейтенант, — сказал я. — Это был верный выбор.

— Когда все это кончится, — сказал Ковалев, — все, кто участвовал в этом дебоше, пожалеют.

— Возможно, — кивнул я. — Но задание мы выполним.

Несколько мгновений я оценивающе смотрел на Ковалева. Думал, сможет ли он выполнить свои обязанности в таком состоянии. А выбора, в сущности, не было. Должен смочь. Если нет — это усложнит дело.

Война научила меня многому. В том числе и тому, что безвыходных ситуаций не бывает. Даже когда знаешь, что расстанешься с жизнью, все равно можно выполнить боевую задачу. Или, по крайней мере, унести с собой побольше врагов на тот свет. Что ж… Такой расклад тоже определенный выход.

И пусть наша ситуация была сложной, но совершенно не безвыходной.

— Пойдемте, товарищ лейтенант, — сказал я. — Вы мне нужны. Вы нужны Шамабаду.

Ковалев, опустивший глаза, вдруг поднял на меня взгляд. И взгляд этот был наполнен растерянностью. Непониманием.

И все же зам по бою встал. Потом поправил китель.

— Ребята, товарищ прапорщик, — позвал я. — Подойдите. Есть план, как нам все это дерьмо вычистить.

Нарыв с Уткиным переглянулись, но решительно пошли к столу начальника заставы, рядом с которым я уже ждал. Присоединились и Малюга с Алимом. Только ГРУшники остались на местах. Даже не пошевелились.

Когда мы собрались, я смахнул со стола невпопад разбросанные там бумажки. Потом направился к стене и отдернул занавеску, за которой покоилась большая карта участка Шамабада. Снял ее. Разместил на столе.

Остальные затихли в ожидании того, чего же я им скажу. Даже Черепанов с Вакулиным не спешили подавать голос. Только внимательно смотрели.

Я глянул на ГРУшников.

— Товарищи капитаны, просим к столу, так сказать.

Вакулин глянул на Лазарева. Тот недовольно насупился. Только и сделал, что бросил на меня холодный взгляд исподлобья.

— Вы как, товарищи капитаны? — ухмыльнулся я. — Будете продолжать операцию с нами или отсидитесь?

— Какую операцию? Которую вы сорвали? — наконец подал голос Лазарев.

— «Ловца Теней» готовило много людей, — подхватил Вакулин. — К тому же несколько недель. Все должно было проходить в строжайшей секретности не просто так. На то есть серьезные причины. И самая первая — слежка противника. А она осуществляется постоянно.

Я молчал, глядя на капитанов ГРУ. Остальные пограничники тоже ничего им не говорили.

— Не исключено, — продолжил Вакулин, — что «Призраки» скоро узнают о том, что творится тут, на заставе. И могут просто отменить операцию.

— Мы упустили шанс, Селихов, — сказал Лазарев угрюмо, — шанс, которого может больше не представиться.

— Не нравится мне это название, — сказал я немного погодя. — «Ловец Теней». Больно оно пафасное какое-то.

Лазарев в недоумении приподнял бровь. Вакулин просто уставился на меня. Лицо его не выражало абсолютно ничего. Пограничники тоже все как один наградили меня озадаченными взглядами.

— Мне больше вот какое нравится, — улыбнулся я. — Как вам «Большой переполох на маленькой заставе»?

Малюга глуповато хохотнул. Остальные пограничники снова переглянулись.

— Как-то длинновато, — с полной серьезностью заметил Уткин.

— Зато полностью отражает то, что я хочу вам, товарищи, предложить, — я обернулся к капитанам. Сказал им: — ну что, товарищи капитаны? Будете участвовать в нашем маленьком переполохе?

Несколько мгновений оба ГРУшника сидели в абсолютном молчании. Потом Вакулин вдруг хлопнул себя по бедрам, а потом медленно и даже как-то устало поднялся со стула. Пошел к нам.

— Ты это серьезно? — окликнул его Лазарев.

— Вполне, — Вакулин обернулся и заглянул Лазареву в глаза. — Стоит признать, Селихов повел очень хитрую игру, когда вывел нас на чистую воду. Он тщательно наблюдал за нами. А потом использовал нашего же информатора против нас. Вкинул дезинформацию.

Теперь Вакулин перевел свой взгляд на меня. А потом продолжил:

— У товарища Селихова, кем бы он ни был, блестящий аналитический ум и стальная выдержка. Пожалуй, мне будет интересно хотя бы послушать, чего ж такого он может нам предложить в этой непростой ситуации.

— Будет непросто, — покачал я головой. — Но если мы сделаем все правильно и четко, должно сработать.

— Ты слышал его, Емеля? — Вакулин хмыкнул и снова взглянул на своего коллегу. — Говорит, должно сработать. Не хочешь послушать?

Пожидаев, которого мне уже привычнее было называть про себя Лазаревым, несколько мгновений помедлил. Потом все же встал и нехотя отправился к столу.

Все, кто был в комнате, склонились к карте.

— Ну и что? Что делать-то будем? — спросил наконец старшина Черепанов.

— А вот что, — я улыбнулся. — Попробуем обратить события, что произошли нынче ночью на заставе, в нашу пользу. Смотрите, как мы поступим…

Тогда я подробно и четко стал излагать всем свои мысли — план действий. План этот был непростым в исполнении, но совершенно простым по своей сути.

Пограничники слушали внимательно, почти не перебивали. Изредка кто-нибудь из них вклинивался, задавал какой-нибудь вопрос. Я отвечал.

Капитаны ГРУ слушали в полнейшем молчании. Вакулин иногда кивал. Делал задумчивое лицо. А потом вдруг вовлекся. Стал накидывать и свои идеи. Часть из них отвергалась, а часть пришлась очень даже кстати.

Лазарев, напротив, молчал. Он только все больше и больше хмурился. Становился все темнее лицом и все молчаливее.

— Чтобы все провернуть, — сказал наконец Черепанов, когда я закончил, — нужно оповестить остальных о том, что будет тут происходить. Ну… Ну или по крайней мере большинство.

— Нет, — покачал я головой. — Пусть несут себе службу в штатном режиме. Когда закрутится, тем убедительнее будет наша уловка.

— Главное, чтобы нас свои же не постреляли, — задумчиво сказал Вакулин.

— Ты что, действительно пойдешь на это? — удивился Лазарев. — Действительно будешь участвовать в этом балагане, придуманном на коленке?

Вакулин посерьезнел.

— Мне этот расклад совсем не кажется балаганом, Емеля. Просто, грубо — да. Но должно сработать. Призраков подстегнет видимая легкость мишени, а еще ограниченность во времени. Ну, конечно, мнимая. Такая, в которую мы поможем им поверить.

Лазарев молчал. Лишь не отрывал взгляда от своего товарища.

— Емеля, ты с нами? — спросил Вакулин холодно.

Лазарев не выдержал его взгляда. Опустил глаза.

— Слишком ненадежно. Слишком много надежды на «авось». «Ловец Теней»…

— «Ловец Теней», — перебил я его, — предполагал долговременное ослабление боевой готовности заставы. А вот наш «Маленький переполох» создаст лишь видимость таковой. Причем на краткое время.

— Да, — согласился Вакулин, — план не идеален. Но и «Ловец» не был идеальным. А Селихов предлагает неплохой выход. Мы спровоцируем «Призраков» действовать. Причем будем на шаг впереди и приведем их туда, куда надо. Вот только…

Вакулин обратил свое лицо ко мне.

— … вот только нам нужно, чтобы наши сержанты участвовали в операции. Нужна засада. Тогда есть высокая вероятность того, что мы сдюжим.

— Этот вопрос мы решим, — покивал я, — решим, когда я вернусь из наряда. Время еще есть.

Вакулин тоже кивнул. Потом обратился к Лазареву:

— Ну так что?

Капитаны напряженно уставились друг на друга. Лазарев сжал губы. Его явно терзали сомнения.

— Думается мне, — усмехнулся я Лазареву, — вам, товарищ капитан, по долгу службы придется участвовать. Уж не отвертитесь.

Вакулин немного погодя вздохнул.

— Хорошо. Благо, они пойдут к нам только завтра ночью, а не сегодня, как информатор говорил сначала. Хотя бы будет время придумать, что я начальству скажу, когда вся эта ваша авантюра провалится, а «Призраки» улизнут обратно на сопредельную территорию.

В бане было сухо и прохладно. Едва уловимый смолянистый запах древесины висел в воздухе.

Сержанты с Матузным сидели по лавкам. Руки им связывать не стали. Они повесили головы. Смотрели на нас с Вакулиным недоверчиво и хмуро.

Матузный же забился в уголок. Прижался к стенке и боялся даже взглянуть на меня. Казалось, от прошлого рядового Матузного, который всегда держался с иронией, цинизмом и долей ехидного юмора, не осталось и следа. Он стал другим.

Стал загнанным, словно беззащитный зверек, прижатый к стенке.

Забавно, но не заметь я в Матузном его странного, слишком уж бойкого в отношении нового начальства заставы поведения, никогда бы не подумал, что он мог пойти в шестерки.

Матузный всегда был человеком, который трижды подумает, прежде чем лезть в пекло. Человеком, который предпочтет не делать ничего, если почувствует хоть малую вероятность того, что его шкуре что-то угрожает.

И тем не менее, он делал. Он служил, сражался, рисковал жизнью, если придется. Хотя я видел, как тяжело ему дается такая служба. Как тяжело ему дается рисковать, если просто «надо». Признаюсь, до недавнего времени это вызывало у меня уважение.

Но Матузный не выдержал служить из-под палки. Видать, что-то ему такое пообещали эти ГРУшники, раз он решился на предательство. И тем самым разрушил к себе любое мое уважение.

— В общем, ваша служба еще не прекратилась, — сказал Вакулин, заложив руки за спину. — Операция проводится и дальше. Правда…

Он глянул на меня.

— Правда со значительными изменениями. Но ваша роль прежняя. Потому на время текущих, а потом и новых пограничных суток предлагаю вам, товарищи, оставить любые разногласия с личным составом Шамабада.

Он вздохнул, видя, что его слова не слишком-то впечатляют сержантов.

Барсуков, сидевший с привычно прямой спиной, молчал. Только смотрел на капитана, не отрывая взгляда.

Соколов тоже пялился. Но больше не на нас с капитаном, а на пограничников, что вошли конвоем и стояли за нашими спинами. Причем взгляд у него был совсем не добрый. Какой-то бандитский.

Волков с укором глянул на Вакулина. Сказал:

— А чего ж мы должны с этими вместе служить? Они нас, значит, за просто так незаконно арестовали, а теперь, внезапно, помощь понадобилась, да?

— Вот-вот! — тут же поддакнул Соколов и вызывающе кивнул мне: — Знаешь что, Селихов? Знаешь, что я скажу и тебе, и всем твоим погранцам⁈ А идите-ка вы к чертовой бабушке!

— Соколов! — строго одернул его Вакулин.

— Что, товарищ капитан? — вызывающе глянул он на Вакулина, — скажите, я не прав? Скажите, мы это просто так должны проглотить?

— Вы должны служить как надо, — покачал я головой. — А злиться на нас вы можете сколько хотите. Но боевую задачу надо исполнить.

— Я тебе ниче не должен! — зло крикнул Соколов, набычившись, — я могу тебе только харю набить, понял, падла⁈

— Соколов! — снова крикнул ему Вакулин возмущенно.

Тем не менее я вышел вперед.

— Ну давай, сержант, — сказал я. — Набей.

Соколов долго не думал. Вспыльчивый сержант тут же вскочил с лавки. Остальные его дружки немедленно подорвались следом. Вооруженные пограничники, что стояли за нашими спинами, шагнули вперед, вскинув автоматы.

— Пустите! — крикнул Соколов, когда его товарищи вцепились ему в руки и одежду, — пустите, сказано вам!

— Не глупи, Дима… — сквозь зубы процедил Антон Барсуков, — не усугубляй!

— Да они уже наусугубляли больше некуда! Пусти!

— Отпустите его, — сказал я офицерским тоном.

Топтавшиеся на месте и кряхтящие сержанты вдруг застыли. Все как один глянули на меня.

— Пустите-пустите, — кивнул я им. — Раз уж хочет набить, пусть набьет, если считает, что я заслужил.

Я почувствовал на себе взгляд Вакулина. Когда обернулся к нему и заглянул офицеру прямо в глаза, тот не выдержал.

— Отпустить его, — сказал он. Потом подошел ко мне и прошептал: — Надеюсь, ты знаешь, что делаешь.

Когда Вакулин отошел мне за спину, сержанты, все же немного погодя, отпустили Соколова. Тот зло вырвал у них из хватки руки. Поправил китель и ремень.

— Всем сохранять спокойствие, — сказал я нашим погранцам, — не встревать ни при каких обстоятельствах. Поняли?

— Поняли… — пробурчал Солодов, вцепившись в автомат до белых пальцев.

— Ну и отлично.

Соколов, злой, глубоко дышащий, вышел вперед валкой, матросовской походкой. Растопырил руки: нападай, мол.

Я медленно снял панаму. Снял и отдал Вакулину подсумок с магазинами. Соколов тоже снял ремень. Намотал его на правую руку.

— Дима, лучше не стоит, — попытался остановить его Барсуков.

— Не лезь, Антон, — зло ответил он, не сводя с меня взгляда. — Этот Селихов все нам тут похерил. Пусть теперь и отхватывает.

Я не ответил ему. Вместо этого хмыкнул.

Соколов по-боксерски сгорбился. Пошел на меня, поигрывая перед собой левой рукой. Правую, обмотанную ремнем, хранил у лица.

Приблизившись, стал выбрасывать левый прямой. Выбрасывать его довольно далеко, норовя сбить меня с толку.

Потом быстро шагнул вперед, чтобы ударить по-настоящему.

От первого его удара я уклонился легко: просто шагнул назад. Второй поймал ладонью. Когда он сильно ударил правой, я блокировал удар предплечьем, а потом ткнул Соколова в солнышко. Ткнул нежно, чтобы только выбить воздух у него из легких. Соколов было сгорбился, но я схватил его за шею, подсек ногу, и мы со всего размаха грохнулись на деревянный пол бани.

Сержанты все как один дернулись к нам, но вперед тут же вышли погранцы, и те замерли, уставившись на автоматы. Матузный еще сильнее вжался в стенку.

— Ну-ка… Иди… Сюда… — сквозь зубы прошипел я, переваливая борющегося с собственным дыханием Соколова на живот и хватая его за правую руку.

Упершись коленом ему в спину, я принялся выламывать сержанту правую руку.

Тот зашипел от боли.

— П-падла… — просипел он. — П-пусти…

— Еще сантиметра три в сторону, — сказал я, — и сустав из плеча выйдет. Ясно тебе?

— Пошел к черту…

— Ну как знаешь…

— Селихов! Остановись! — кинулся ко мне было капитан, но я остановил его самым злобным взглядом, на который только был способен.

Вакулин застыл на месте, нахмурился. В глазах его блеснула растерянность.

— Два… Сантиметра… — я потянул руку Соколова выше.

Тот не удержался и замычал от боли:

— М-м-м-м… Хватит… Хват-и-и-и-т!

Я отпустил. Встал. Соколов с трудом перевалился на спину. Его грудь высоко вздымалась, пока он пытался продышаться.

— Вы можете, — сказал я наблюдающим за нами с Соколовым сержантам, — можете и дальше тут сидеть. Вас никто не тронет. Не хотите помогать — не помогайте. Хотите доложить о случившемся? Давайте. Но только завтра утром, когда вас выпустят из бани.

Сержанты молчали. Лицо Барсукова все еще ничего не выражало.

— А можете, — продолжил я, — выполнить свою боевую задачу. Выполнить то, за чем вы и пришли на Шамабад. Решать вам.

Проговорив это, я обернулся. Подошел к Вакулину и протянул ему руку.

— У тебя специфические методы, товарищ старший сержант. Я б даже сказал, не уставные, — сказал тот укоризненно и вернул мне панаму с подсумком.

— Я знаю. Зато действенные, — ответил я, а потом вышел из бани.

Когда они согласились с доводами старшего сержанта Селихова, их выпустили из бани.

Соколов, чья гордость оказалась серьезно уязвлена Селиховым, выходил последним. Рука у него страшно болела в плече. Настроение было не к черту.

«Падла, какая, а? Ну он у меня попляшет, когда все кончится», — думал Соколов, щурясь от яркого солнца. Глаза после десяти часов заточения отвыкли от дневного света.

— Стройся! — приказал Вакулин.

Сержанты построились.

— Равняйсь! Смирно! — продолжил Вакулин. — Значит так. Действовать будем следующим образом…

Вакулин коротко объяснил сержантам, что от них требовалось. Задача оказалась похожей на ту, что и так у них была. Но появились и отличия. Правда, некритические.

— Вольно. Разойдись.

И они разошлись.

— Дима… — подошел к нему Антон Барсуков и тихо, вполголоса заговорил: — ты давай, не выкидывай чего. Когда все кончится, делай с этим Селиховым, что хочешь. Я и пальцем не пошевелю. Но сейчас — не сметь. Понял меня?

Соколов злобно уставился на Барсукова. Буркнул:

— Понял.

А потом они разошлись. Соколов направился за здание заставы, к старому колодцу, чтобы умыться ключевой водой.

— Сержант Соколов, — окликнул его вдруг Лазарев.

Соколов замер. Обернулся, а потом стал по струнке.

Лазарев, опершийся о стену здания заставы и скрестивший руки на груди, стоял под навесом Шишиги. Потом он выпрямился, одернул китель. Медленно направился к Соколову.

— Я слышал, что было в бане. Такое поведение старшего сержанта Селихова недопустимо, — сказал он. — Согласен?

— Так точно, товарищ капитан, — хрипловато отчирикал Соколов.

— Я напишу рапорт на Селихова, когда все закончится. Пусть в отряде знают, какая неуставщина, в добавок ко всему, тут творилась.

Соколов ничего не ответил.

— Или… — внезапно хмыкнул Лазарев. — Мы можем поступить иначе.

Соколов, смотревший не на капитана, а прямо перед собой, приподнял брови. А потом посмотрел Лазареву прямо в глаза.

— Иначе, товарищ капитан? — проговорил он немного удивленно.

— Верно. Иначе. Если ты, конечно, на это решишься.