Пограничник. Том 8: Операция "Ловец Теней"

Глава 23

Мы снова отправились в путь, когда солнце все еще восходило к своему полуденному зениту.

Было жарко.

Местность тут оказалась очень просторной, почти лишенной скал и прочих укрытий. Даже деревьев почти не было. Только бесконечная степь и холмы, вспучивавшиеся на ней бело-рыжими буграми.

Почти ни единой тени, чтобы укрыться.

Мариам повела нас не к Пянджу, а на северо-запад, туда, где должны были пасти овец ее отец и брат.

По пути мы зашли в небольшое ущелье, которое высилось над степью. Девушка привела нас сюда не случайно. Тут, в ущелье, мы отыскали родник.

Там мы сделали короткий привал, чтобы попить. Самым неприятным тут стало то, что нужно было попоить и Хана. А для этого ему пришлось освободить рот.

Родник располагался у самого начала ущелья. Он вырывался из недр каменной стены, бежал вниз по камням, а потом разливался по земле. Протягивался недалеко вперед, к далекому Пянджу, а потом снова уходил в землю, туда, откуда пришел.

Дальше, «стена» эта протягивалась на северо-запад, где вырастала в правый, невысокий по местным меркам перевал ущелья. Левый же лишь с одной стороны был скалистым. С другой он вырастал из пологого, но высокого холма, наголо объеденного местной скотиной.

Я подождал, пока попьет Мариам. Потом напился сам. Хранить воду у нас было не в чем. Уходить пришлось совсем налегке.

Когда девушка расположилась на камнях и уставилась куда-то к вершине перевала, на фоне которой светлело раскаленное до бела небо, я приблизился к Хану.

— Давай без глупостей, Тарик, — сказал я.

Хан сидел в небольшой тени от камня, куда я его приземлил. Он свесил голову. Постоянно двигал затекшими от скованных рук плечами.

Казалось, он никак не отреагировал на мои слова. Даже не поменял позы, ни повернул головы в тряпичном грязном мешке.

Я снял винтовку с плеча. Опустился к нему.

— Если хочешь напиться, веди себя как надо. Ясно?

Теперь Хан отреагировал. Он пошевелился. Обратил ко мне свою облаченную в мешок голову.

— Если понял, — продолжил я, — кивни.

Тарик несколько мгновений помедлил, но все же кивнул.

Еще бы. Я знал, что гордости ему не хватит, чтобы отказаться от воды. Жарко. В мешке духота, как в печке. Да если бы и отказался — я б сунул его под родник насильно. Этот гад мне живой нужен.

— Отлично. Ты у меня на мушке, — сказал я, взвесив в руках винтовку. Потом позвал: — Мариам.

Девушка вздрогнула. Обернулась.

— Что такое, Саш?

— Я подержу его, а ты помоги снять мешок ему с головы.

С этими словами я обошел Хана. Наступил на его веревку, что связывала ему руки. От этого Тарик немного неестественно запрокинул корпус назад, выгнул спину. Ну ничего. Потерпит.

Потом я демонстративно ткнул ему стволом в макушку. Чтоб знал — мои слова никакие не угрозы. Это просто факт. Будет, как я сказал, если Призрак решит сделать какую-нибудь глупость. Да и Мариам так будет спокойнее с ним работать.

Девушка кивнула. Встала с камня и поправила платок на голове, которым защищалась от солнца. Аккуратно ступая между камнями, она приблизилась. Опустилась рядом с Ханом. Стала развязывать ему мешок на шее. Потом стянула.

Показалась голова Тарика. Лицо было мокрым от пота, волосы сырыми, сбившимися в грязные сосульки. Первым делом Тарик продышался носом. С хрипом, со свистом, кривясь от боли, он принялся глубоко дышать.

Тряпку на его рту я снял сам. Мариам вытащила кляп.

— Я бы предпочел, — глубоко дыша, начал он тут же, — чтобы рот мне больше не закрывали.

— Не заслужил, — кратко бросил я, — вставай.

Я схватил его за одежду, потянул.

Тарик неловко, с большим трудом, поднялся. Столь же неловко, на затекших ногах, пошел к ручью, спотыкаясь на камни.

Я наблюдал за тем, как он рухнул прямо в воду на колени. Как изогнулся, подставил под водопадик сначала голову, потом шею, а дальше принялся жадно и долго пить.

Мы с Мариам терпеливо ждали, пока Тарик нахлебается. Когда он поднялся, я подошел к нему. Схватил за шиворот.

— Сиди спокойно.

— А ты и правда острый на язык… — глубоко дыша после обильного питья, сказал Хан, — я слышал, что ты говорил там, в кишлаке. Слышал каждое слово.

Не ответив ему, я позвал Мариам, чтобы она принесла мне мешок и тряпки.

— Это была мастерская манипуляция, шурави, — Хан глянул на меня и ухмыльнулся.

Улыбочка у него, конечно, была та еще. Мерзкая до нельзя. А еще фактурная — кровавая.

— Ну… Скажи, — продолжил Хан спокойным, хрипловатым голосом, — откуда ты? КГБ? Ведь КГБ же? Чего тебе от меня уже скрывать?

Говорил Тарик вроде бы совершенно ровным тоном. На первый взгляд, голос его казался безэмоциональным и не таящим в себе никакого подвоха. Но я смог уловить в нем едва заметные нотки язвительности. А еще пренебрежения.

— Рот открой, — сказал я, приняв от Мариам тряпку и комкая ее в руках.

— Ну зачем нам эти кляпы? — сказал Хан. — Я ранен в ногу. Далеко не убегу. Да и некуда тут бежать. Везде равнина. Холмы. Открытое место. Тут, куда не пойдешь — всюду как на ладони будешь.

— Если ты не откроешь рот, — сказал я, — я заставлю тебя открыть его. Я это умею, ты знаешь.

Хан снова улыбнулся.

— Зн-а-а-а-а-ю, — протянул он.

Тогда я без разговоров схватил его за голову, задрал, чтобы удобнее было поместить кляп.

— Стой, шурави, — начал Хан. — Подожди, дай кое-что скажу.

Я не ответил. Вместо этого повернулся к Мариам.

— Будь добра, приготовь мешок.

Девушка принялась раскрывать мешок, чтобы нацепить его на голову Тарика.

— Ты же знаешь, шурави, что все вместе мы не уйдем, — заговорил Тарик Хан торопливо. — Знаешь, что этот старейшина пошлет за нами свою шайку. А они будут конными. Здесь, на этой равнине, они легко нас найдут. Не уйдем.

Я без разговоров схватил его за сломанный нос, зажал ноздри. Тарик зашипел от боли. Зажмурился, искривился.

— Рот, Хан.

— Д-да-ай скажу. Два слова скажу, потом делай что хочешь, — проговорил Хан быстро. — Потом вяжи, как хочешь. Ничего против не сделаю.

Спустя несколько мгновений раздумья, я отпустил его нос. Брезгливо вытер пальцы от крови о куртку Хана.

Тарик покривился несколько мгновений. Подвигал лицевыми мышцами, чтобы прогнать болевые ощущения. Потом посмотрел на меня.

— Ты же умный человек, шурави, — начал он. — Ты же понимаешь, что со мной и с девочкой, с ее семьей…

Хан кивнул головой назад, на Мариам.

— … что все вместе мы не уйдем. Что душманы конными нас догонят. Оружия у тебя нету. И у твоих друзей тоже нету. Мы простая добыча.

— Ты зря сотрясаешь воздух, — сказал я. — Береги дыхание. В душном мешке воздух тебе понадобится.

Хан улыбнулся. Но теперь своих окровавленных зубов мне не показал.

— Сейчас мы идем за ее отцом и братом. Тогда нас будет четыре человека. Четыре человека — это много. Четырех человек видно далеко. Нас сразу засекут.

— Не тяни время. Если хотел сказать что-то дельное, то говори.

— Хотел, — согласился Хан. — Хотел договориться.

Хан оглянулся. Посмотрел на Мариам. Девушка не выдержала взгляда Хана. Отвела глаза.

— Я слышал, как ты клялся защищать ее от бандитов, — сказал Хан с ухмылкой. — Это добрая клятва. Хорошая. Но как ты это сделаешь? Как защитишь ее с этим мусором…

Хан посмотрел на мою винтовку.

— … И пятью патронами. Ты же видел, ни ее отец, ни ее брат — не воины. А мы с тобой — да.

Я медленно начинал понимать, к чему клонит Хан. Понимать, чего же он хочет мне сказать. А вернее — предложить. А потому заранее решил, как отвечу Тарику Хану.

— Ты ведь хочешь им помочь, шурави, — продолжал Тарик. — Я вижу по твоим глазам, что хочешь. Взгляд у тебя решительный, злой. А еще ты знаешь, что не сможешь и меня довести до своей заставы, и их уберечь. Потому я предлагаю тебе договор.

— Отдать тебе винтовку и отпустить, — догадался я, — а самому взять Мариам и ее семью и уходить за Пяндж?

Тарик не ответил сразу. Он явно удивился моему вопросу. Но скрыл свои эмоции за хмурой миной, которую состроил, как только услышал мои слова.

— Ты отдаешь мне оружие, — наконец заговорил Хан. — Я, взамен, отвлеку на себя душманов, которые скоро пойдут по нашему следу. Я хороший стрелок. И в одиночку я смогу ходить гораздо быстрее, чем…

Хан повел плечами, намекая на связанные руки.

— Тогда ты спокойно перейдешь границу, — закончил Хан.

Я хмыкнул.

— Или, может, у тебя есть какие-нибудь собственные тактические идеи? — спросил Призрак.

— Знаешь, какое тактическое преимущество я считаю самым полезным? — спросил я Тарика.

Тот молчал, глядя мне прямо в глаза.

— Когда противник недооценивает твои силы.

Хан вздохнул.

— Знаешь, шурави, какие две вещи меня больше всего разочаровывают в людях? Первая — человеческая глупость. Вторая — человеческое упрямство. Но вторая вещь еще хуже. Особенно когда человек упорно старается чего-то достичь и не понимает, что все его старания напрасны. А нужно было лишь взглянуть на вопрос шире. И тогда становится понятно — стараться в эту сторону нет смысла.

Я сделал самую мерзкую ухмылку, которую только мог изобразить. Потом положил винтовку на плечо и опустился рядом с Ханом. При этом я не переставал смотреть ему в глаза.

— Взглянуть шире, говоришь? Ну что ж. Давай я позволю тебе взглянуть шире.

Хан неприятно искривил губы. Нахмурился. Лицо его стало кислым до омерзения.

— Ты и твои Призраки Пянджа, — продолжал я. — Вы охотились за капсулой с микрофильмом, не так ли?

Тарик еще сильнее потемнел лицом, но ничего не сказал.

— Той самой, которую нес в желудке пакистанский шпион Саид Абади. Ты, кстати, приказал его убить. И убил.

Хан медленно и немного свистяще засопел сломанным носом.

— Вы полагали, — продолжал я, — что капсула все еще находится на Шамабаде. Но я тебе скажу вот что: я уже давно нашел ее. Еще до Бидо, еще до того, как ты со своими людьми стал совать нос в Союз. Капсула уже давно у КГБ. И я тебя уверяю — они изучили ваш пакистанский микрофильм вдоль и поперек.

Хан хмыкнул.

— Ты лжешь, — сказал он, повременив несколько мгновений.

Я пожал плечами. Встал.

— Ты скоро сам проверишь, лгу я или нет. Комитетчики обязательно спросят у тебя про микрофильм, когда я отволочу тебя к ним.

Хан по-прежнему молчал. Он только и мог что бессильно сверлить меня злобным, полным холодной ярости взглядом. Командир Призраков, казалось, уже даже и не пытался скрывать от меня своих эмоций.

— А теперь, — продолжил я, сминая комок тряпки в кулаке, — открой-ка рот пошире.

— Мариам!

— Папа!

Я придержал Хана.

Девушка же побежала навстречу отцу, с посохом стоявшему на широкой плосковатой вершине большого, но невысокого холма. Всю левую его часть занимало смирное стадо овец.

Между ними ходил Карим. Но даже он поспешил к сестре, когда та крепко обнялась с отцом.

Я наблюдал, как мальчишка, расталкивая упрямых овец, спешил к ним.

Подогнав Тарика Хана, я пошел следом.

— Мы слышали, что творится в кишлаке, — сказал Абдула, когда немного отстранил от своей груди Мариам и посмотрел на меня. — Не так давно тут проходил старый Хилал. Он шел к реке, чтобы порыбачить. Рассказывал, что молодые ополчились на старейшину.

Голос Абдулы звучал твердо, но грустно. С какой-то горечью.

— Я сразу понял, что дело в тебе и твоем…

Абдула замолчал, осматривая связанного Хана, которого я вел, твердо держа за узы на руках.

— … И твоем друге.

— Он мне не друг, как ты видишь.

Абдула кивнул.

— Я догадывался об этом. Тот бородатый мужчина, он тоже?

Я кивнул.

— Если все настолько плохо…

— Плохо, — покивала Мариам и принялась быстро рассказывать Абдуле, что случилось перед нашим уходом.

— Ты умница, дочка, — сказал Абдула, — умница, что вспомнила про мое старое ружье.

Старик поднял взгляд на меня и продолжил:

— Такому молодому воину как ты, Саша, оно послужит лучше, чем мне.

— Благодарю, — кивнул я. — А еще извиняюсь.

— За что? — спросил Абдула, но по его спокойному, теплому взгляду я понял, что он ни капли не удивлен.

— За то, что подверг вас опасности. После того, что случилось — я первый враг старейшины. А ты и твои близкие — пошли следом.

Абдула взглянул на свою дочь. Потом обернулся на Карима, который уже спешил к ним с Мариам.

— Мы стали врагами старейшины в тот самый час, — заговорил, наконец, Абдула, — когда привели тебя и твоего… Хм… «друга» в свой дом. Я понимал, чем рискую. Понимал, что это может вызвать гнев. Понимал, что очень может быть, нам придется искать себе новое жилище. Но иначе поступить не мог.

Говоря эти слова, Абдула смотрел не на меня. Он смотрел на Мариам. Дочка отвечала ему несколько удивленным взглядом. Кажется, она ожидала того, что отец будет в ярости, когда узнает, что же произошло. И его реакция, его слова поразили девушку до глубины души.

— Ты у меня очень храбрая, дочь моя. Я тобой горд.

Карим как раз подоспел к Абдуле и Мариам. Он замер, уставившись на меня удивленными, широко округлившимися глазами.

Абдула и Мариам посмотрели на него.

— Это винтовка моего отца? — спросил мальчик у меня.

Я покивал.

— Мы с тобой слеплены не из того теста, сын мой, — сказал Абдула, положив Кариму руку на плечо, — не для войны. Я рад, что это старинное оружие находится в надежных руках.

— Можешь не переживать, Карим, — сказал я, — когда все закончится и мы будем в безопасности, я верну винтовку твоему отцу. И когда-нибудь ты возьмешь ее в свои руки.

Мальчик помялся несколько мгновений.

— Старик говорил правду? — спросил он не у своего отца, а у меня, — старик Халил не лгал, когда говорил, что старейшина пошлет за нами душманов?

— Нет, Карим, — сказал я. — Не лгал. Я думаю, бандиты уже идут по нашим следам.

— Нам придется с ними драться?

— Мне придется. Твоя главная задача — защищать сестру, Карим, — сказал я.

Мальчик сглотнул. Опустил глаза.

— Я думал, что знаю, как быть воином. Думал, что я уже воин. Думал так, пока не увидел тебя, Саша. И сейчас я думаю, что я еще не готов им быть…

Мариам удивленно уставилась на брата. Абдула молчал и только улыбался. Сейчас, в такой напряженный момент, старик сохранял удивительное спокойствие. По какой-то одному ему известной причине у него получалось держать себя в руках. Абдула нашел какой-то источник душевной силы. Силы, которой у него не было, когда к ним в дом пришел Старейшина Малик.

— Не готов. Но скоро будешь. Зато ты уже готов быть братом. Братом своей сестре.

Карим с Мариам переглянулись. Мальчик приблизился и взял девушку за руку. Сказал ей тихим, едва слышным голосом. Слова его унес ветер. Не дошли они до моего уха. Но по губам я сумел прочитать: «Я смогу тебя защитить».

— И что мы будем делать теперь? — Старик принялся спускаться вниз по холму, за ним последовали остальные. — Что нам делать, Саша? Душманы скоро придут сюда.

— Я знаю, — я кивнул и пошел навстречу Абдуле, — скажи, ты знаешь, сколько их было? Сколько было в прошлой банде Шахида?

— Пятнадцать человек, — сказал Абдула. — Я сам видел их тела, когда шурави принесли их к нам в кишлак на временное хранение. Тел было четырнадцать.

— По пуле — на каждого, — улыбнулся я, подталкивая Тарика Хана, — а как давно они снова объявились?

— Примерно два месяца назад, — ответил Абдула.

— Значит, больше их быть не должно, — я снял винтовку с плеча. Потом спросил у старого пастуха: — Скажи, Малик, знаешь ли ты поблизости какое-нибудь безопасное место?

Лошади бешено скакали по неширокой пыльной тропе. Их было десять. И все десятеро гнали коней галопом к Пянджу.

— Девка ушла с шурави! — крикнул Шахид, мерзко щурясь и показывая ветру свой неполный набор желтых кривоватых зубов. — Малик сказал, что она поведет их к пастбищам! Следовать за мной!

Крик его донесся до Ибада Мавдуда, скакавшего ближе всех к Шахиду.

Старый душман, бывший солдат королевской армии, на скаку поправил свой старый ППШ, болтавшийся за спиной.

Когда Шах свел своего коня с тропы и направил его в степь, Ибад последовал за ним. Следом с тропы сошли и остальные люди Шахида.

«Один шурави… — думал Ибад, — один единственный шурави устроил такой кавардак в кишлаке. Видимо, он не простой человек. А не простые люди дорого стоят. Очень дорого».

Дальше пошли быстро, но не на полном скаку. Берегли конские ноги от камней и нор сусликов, которых тут было достаточно.

Они обогнули небольшое ущелье. Прошли у его левой стороны, прямо под холмом. За ним открылся вид на другой — на пастбище, где отец девки должен был пасти свою скотину.

«Значит, и шурави с ними», — подумал Ибад Мавдуд.

И это была последняя мысль в его жизни.

А последним, что он услышал, стал далекий, хлесткий винтовочный выстрел, раздавшийся неведомо откуда.