Глава шестая

Увидев шалашно-палаточный городок штаба фронта, даже римские легионеры, прославившиеся сквозь века умением оборудовать временные лагеря, почувствовали бы себя посрамленными. А желающий угодить великой Екатерине светлый князь Потемкин укатал бы в Сибирь все плотницкие артели, возводившие на пути следования императрицы потешные села. Саперы капитана Костромина постарались, угодили командующему, порой ценившему порядок превыше иной воинской доблести. Улочки и переулки вытянулись как под линейку, строения — на одинаковом расстоянии. И при этом все идеально замаскировано. Ни одна дотошная «рама» не сможет обнаружить в не столь уж и густом лесу возникший, словно по волшебству, штабной городок.

Простившись с любимой девушкой коротким объятием и мимолетным поцелуем в потерявшую румянец щечку и клятвенно пообещав опечаленной Дашеньке заглянуть к ней сразу после возвращения, майор Корнеев, нигде больше не задерживаясь, прямиком отправился в район расположения разведроты. На всякий случай по пути сверяясь с дорожными указателями. Мало ли что могло измениться за неделю отсутствия.

На бравого майора со звездой Героя на кителе, слишком безмятежно насвистывающего «На сопках Маньчжурии», подозрительно косились и часовые на перекрестках, и маршрутные патрули, но остановили для проверки документов только один раз. Хмурый, с опухшей щекой, капитан недовольно попросил Корнеева соблюдать тишину. Николай мог возразить, что его посвистывание не перекрывает даже птичьего гомона, но решив, что у старшего патруля могут попросту болеть зубы, а потому он зол на весь мир, и не стал вступать в пререкания. Дружелюбно отдал честь и, ответив: «Есть соблюдать тишину», продолжил движение. Тем более что с этого места ему уже была видна группа бойцов, отрабатывающая приемы рукопашного боя. Еще человек пятнадцать, из старого состава роты, с любопытством наблюдали за ними, вполголоса комментируя ход тренировки.

«Молодец, Андрейка, — подумал Корнеев. — Не теряет времени. Только зря он их по всему комплексу гоняет. Один удар надо ставить… Большего никак не успеть, если завтра ночью выходить. Ах да, Андрей же этого еще не знает, вот и работает, как привык…»

— Смирно! — подал команду капитан Малышев, заметив приближающегося командира.

— Вольно. Занимайтесь… — махнул рукой майор. — Андрей, подойди ко мне.

Корнеев не хотел делать своему заместителю замечание при подчиненных. Тот и так еще неловко чувствовал себя после штрафбата.

— Слушаю, товарищ майор, — подбежал тот, застегивая на ходу пуговицы воротника.

— Приказано: завтра вечером выходить, Андрюха. Так что не распыляйся… Сосредоточь парней на одном приеме… — коротко обозначил Корнеев. Малышев не первый год в разведке, сам сделает нужные выводы. — Я сейчас к связистам, а ты продолжай. С утра прогоним пополнение на предел выносливости, а пока пусть разминаются. Вернусь, договорим.

— Понял тебя… командир, — кивнул тот.

— И вот еще что, — вспомнил важное Корнеев. — Всех вас восстановили в прежних званиях. Документы и награды получите после возвращения. Сейчас уже не успеете привести себя в порядок, но чтобы к утру, товарищ капитан, все были одеты по форме.

— Товарищ кап… майор! — радостно вопя, бросился к нему командир первого взвода, стройный словно девушка, ловкий и гибкий старший лейтенант Коте Руставели. Как крыльями, размахивая длинными руками, то ли распахивая объятия, то ли собираясь отдать честь обеими сразу. — Ну как, подлечили?!

— Товарищ майор, разрешите доложить… — катился вслед за ним коренастый лейтенант Семен Рыжов, командир второго взвода. — За время вашего отсутствия в роте…

Он был дома. И это оказалось даже приятнее недавнего свидания с любимой. Хоть и не столь щемяще-сладко, зато тепло и уютно. В гостях у Дашеньки был душистый мед, а здесь — краюха свежеиспеченного хрустящего хлеба.

— А то я сам не вижу, товарищи офицеры… — проворчал Корнеев, но не смог спрятать предательскую улыбку. — Распустились без командира. Витязь, Рыжик, у вас двадцать минут. Потом пройдусь, проверю, чем занят личный состав, внешний вид, состояние оружия… В общем, вы меня поняли.

— Конечно, понял, генацвале! — Коте все же решил, что дружеские объятия более соответствуют текущему моменту и заорал прямо в ухо Николаю: — Как не понять! Живой, здоровый! Гамарджоба, батоно!

В порыве радостного веселья он так разошелся, что едва не поцеловал Корнеева, но вовремя опомнился и, привстав на цыпочки, потанцевал в расположение, мелко перебирая ногами, резко взмахивая руками и гортанно вскрикивая:

— Асса! Рота! Общий смотр! Асса! Командир вернулся!

— Есть подготовиться к встрече командира! — улыбаясь во все тридцать два зуба, как всегда с минутной задержкой, необходимой для тщательного обдумывания, откозырял и Рыжов.

— Дурдом «Ромашка» на прогулке, — неодобрительно покачал головой Корнеев. — Самый натуральный. А теперь я еще собственноручно приведу к этим буйно помешанным двух милых девушек. Настоящий «коктейль Молотова». Хорошо хоть не надолго…

— Сказать Степанычу, чтоб кофейку сварил? — поинтересовался Рыжов.

Все-таки в неторопливости есть свои преимущества.

— Почему бы и нет? — согласился Корнеев, хотя мог поклясться чем угодно, что в воздухе явно витает аромат молотого кофе.

Его ординарец Степаныч, сорокавосьмилетний ефрейтор Семеняк, тащился за Николаем Корнеевым, как нитка за иголкой, по всем фронтам, еще с тех пор, когда Николай был желторотым и безусым лейтенантом. Потеряв в самые первые дни войны на Белостокском выступе единственного сына, кадрового офицера-артиллериста, Игорь Степанович опекал Корнеева, как настоящий боевой товарищ, а порою — как нянька. Доводилось ефрейтору и вытаскивать из боя раненого офицера, за что медаль получил и дорожил ею больше чем орденами.

Но между ними это в зачет не шло, поскольку и Корнееву как-то пришлось нести на себе через линию фронта контуженого ординарца.

Злой и бесстрашный в бою, хмурый и нелюдимый мужик, за проявленную храбрость и мужество награжденный орденами «Славы» третьей и второй степени, орденом Красной Звезды, медалями «За отвагу», «За боевые заслуги», «За оборону Москвы», он побывал со своим офицером в таких переделках, откуда им по одному ни за что не удалось бы выбраться.

А вот в тылу, во времена затишья, ефрейтор Семеняк превращался в Степаныча. Эдакую помесь денщика Шельменко и хитрюгу Швейка советского розлива, брюзжащего по поводу и без оного, зато чрезвычайно добродушного. У которого всегда можно было разжиться махоркой, глотком спирта, иголкой с ниткой или какой иной мелочью, необходимой бойцу на привале или постое.

А для любимого Коли Степаныч еще ежедневно варил густой ароматный кофе. Каждое утро. Где он добывал зерна, куда прятал — не знал никто. Но еще и не брезжило, а Семеняк уже колдовал над спиртовкой с неизменной медной «туркой». Распространяя по близлежащей территории одуряющий аромат. И кто бы из начальства ни заглянул на аппетитный запах, хоть полковник, хоть генерал, это всегда была последняя порция, которую, как известно, «и милиция не забирает»…

И только однажды Степаныч сделал исключение и, с неприсущей ему почтительностью, угостил напитком своего приготовления заглянувшего к Корнееву полковника Стеклова.

* * *

Отвернув полог и шагнув внутрь, Корнеев попал из вечерних сумерек укладывающегося на отдых леса, в ярко освещенное электрическим светом пространство, огражденное от внешнего мира лишь тонкими перегородками туго натянутого брезента.

Внутри палатки связи за радиоаппаратами сидели полтора десятка девушек-радисток. Одни девушки молча, не воспринимая никаких звуков, кроме своего абонента, принимали радиограммы, записывая на бумаге длинные столбцы букв и цифр. Другие — громко и четко переспрашивая, уточняли данные. А у них за спинами, нервно прохаживаясь между столами, дожидались окончания приема офицеры.

— Вас поняла «Полста седьмой»! — звенел один голосок.

— Закрепитесь на высоте! Как поняли меня «Полста третий», как поняли меня? «Десятка» требует закрепиться, — требовательно выкрикивала другая связистка слегка осиплым голосом, удерживая чистоту звучания только за счет громкости.

— Двадцать шесть в квадрате «Карась» четыре. Тридцать три в квадрате «Карась» восемь. «Ручей», я «Река», прошу подтвердить.

— «Сто второй», «Сто второй»! «Огурцы» привезли! Повторяю: «огурцы» привезли!

— «Лютик», «Лютик», не рыскай волной! Проверь контакт! Прибавь усиление! «Лютик»! «Лютик»! Как слышишь меня? Прием!

И поверх всего этого рабочего гомона длинным стоном, на одной дребезжащей ноте:

— «Звезда», «Звезда», я «Земля». Ответьте «Земле». «Звезда», «Звезда», я «Земля»… Ребята, не молчите!.. «Звезда», «Звезда»…

Несмотря на занятость, девушки заметили появление известного при штабе фронта офицера и украдкой бросали на него любопытные взгляды. История неправдоподобных взаимоотношений Корнеева с Дашей давно не давала покоя женским умам и сердцам. Вызывая как недоуменные сплетни, так и добрую зависть к людям, сумевшим поднять свои чувства выше минутного желания. Вопреки войне, вопреки смерти…

Майор Дюжева просматривала какие-то бумаги и негромко разговаривала по телефону, плотно прижимая трубку к уху. Увидев Корнеева, она подняла вверх палец, давая понять, что ей нужна одна минута, чтоб закончить, и просит не отвлекать, а потом им же указала на стул, стоящий рядом со столом.

Николай с удовольствием присел.

Только на фронте начинаешь по-настоящему ценить житейские мелочи. Неожиданно представившийся случай умыться теплой водой. Удобные сапоги, горячую пищу, сухое белье… Возможность поспать пару лишних минут, таких коротких, что и пары затяжек не сделать — но именно благодаря этому ты потом успеешь проползти, пройти, пробежать несколько лишних метров и убраться с того места, где в следующее мгновение просвистит осколок или пуля. Табурет, на который можно присесть, давая роздых чугунным ногам…

Воспользовавшись заминкой, Корнеев вынул из планшета листок бумаги и стал быстро писать рапорт на имя начальника Отделения разведки при штабе фронта.

Корнееву не хотелось, чтобы в случае его гибели на роту поставили «варяга». Старший лейтенант Коте Руставели вполне заслуживал повышения. Боевого опыта у него хватало. Да и Рыжов не слишком отставал от комвзвода-«один». И если б не настырность Стеклова, Корнеев не задумываясь отправил бы в поиск одного из своих взводных. При этом оставаясь совершенно спокойным за исход дела, как если бы сам возглавлял группу. Все это можно было сказать Стеклову и лично, но упоминать вслух о возможности собственной гибели всегда считалось плохой приметой. Особенно среди разведчиков… Очень плохой! Хуже, чем написать письмо прямо перед выходом в поиск.

— Полковник Стеклов приказал выделить двух самых пригожих девушек… — словно продолжая телефонный разговор, обратилась к Корнееву майор Дюжева. Надавленное трубкой ухо жарко алело, придавая суровой женщине вид нашкодившего и уже наказанного подростка. — Не похоже на тебя, Корнеев. Объяснить ничего не хочешь?

— Молодых, симпатичных… да, но красивых — ни в коем случае, — отрицательно мотнул головой Корнеев. — Ирина, ты же отлично знаешь, что красавице не смешаться с толпой. Она будет отсвечивать там, как тополь посреди степи. Куда мне с ними?

— Сами разбирайтесь с полковником со своими причудами, — устало махнула рукой Дюжева. — Я приказ выполнила. Красивые и симпатичные… Знаешь, тут и без объявления конкурса на приз первой красавицы батальона связи проблем хватает. Группа Травкина вторые сутки молчит. Доложили о передислокации танковой дивизии «Викинг» и пропали. Так-то вот, Коля. А ты говоришь…

Корнеев промолчал, не давая Дюжевой продолжить разговор. Чтоб она сгоряча не сказала что-то лишнее ему, уходящему в тыл врага. Война коварна. А любого человек можно ввести в состояние умопомрачения, причем не только пытками, когда он, словно сомнамбула, расскажет все, что знает. Совершенно не отдавая себе в этом отчета.

А если обиду нечаянно нанесет, случись непоправимое, потом сама же и каяться будет. У мертвого ведь прощения не попросишь.

Майор Дюжева, наверно, подумала так же, потому что спохватилась, оборвала себя на полуслове и чуть растерянно потерла пылающее ухо.

— Сержант Авдеев! — позвала ординарца. — Митрич, проводи майора Корнеева в расположение. Передашь мой приказ: младшие сержанты Мамедова и Гордеева поступают в распоряжение разведчиков. Все, Николай, чем смогла… Дежурную частоту и позывные для вашей группы радистки получили. Необходимое снаряжение и гражданскую одежду тоже. Знаю, слова лишние, и все же — береги моих девчонок, майор. И это, как говаривали партизаны в соединении Ковпака: «Не будь дураком, не дай себя убить…» Одним словом — удачи, разведка…

Николай легонько пожал горячую руку начальника связи, потом кинул ладонь к виску и вышел наружу. Торопясь покинуть сжатое пространство палатки, как воздушный шар распираемое изнутри тревожным ожиданием и неугасаемой надеждой.

С трудом поспевая за широко шагающим ординарцем Дюжевой, Корнеев думал о пропавшей группе Травкина. Он лично не был знаком с этим расторопным и, по слухам, весьма удачливым разведчиком. Кажется, из дивизии Сербиченко. Жаль ребят. Но переданная ими информация стоила гораздо больше нескольких жизней. Ведь накануне наступления на противоположной чаше весов тоже человеческие судьбы, только там счет идет не единицами, а ротами, батальонами, а то и полками…

Слишком долго поразмышлять над превратностями судьбы ему не удалось, так как уже буквально через минуту Корнеев вошел в небольшой, человек на десять, шалашик, оборудованный под временное жилье. Которое едва приметными мелочами указывало наметанному глазу, что здесь расположились женщины.

В шалаше было чуть чище, чуть опрятнее, не так густо накурено, витал какой-то след от аромата полузабытых духов и земляничного мыла. А главное — не было одуряющего, резкого запаха застарелого мужского пота. Конечно, и женщины, и девушки тоже потеют, их портянки не благоухают «Рижской сиренью» после суточного марша или дежурства, но это совсем другой запах. Более мягкий и чуть сладковато-пряный…

В данный момент шалаш пустовал, и только две девчушки, сидя на одних нарах и прижимаясь друг к дружке, тихонько напевали какую-то грустную песню. Причем, как показалось майору, на двух разных языках.

— Смирно! — рявкнул сержант.

Не видя ни лиц, ни званий вошедших, девчонки испуганно вскочили.

— Отставить, вольно… — придержал рукой слишком ретивого ординарца Корнеев. — Можете быть свободны, Авдеев. Дальше я сам.

— Есть, — козырнул сержант, повернулся кругом и умчался обратно. Похоже, в хозяйстве Дюжевой все делалось бегом.

Корнеев шагнул ближе к замершим у нар по стойке смирно девушкам и повторил:

— Вольно, сержанты, вольно. Садитесь. Будем знакомиться.

— Младший сержант Мамедова, — бойко отрапортовала смуглявая, чуть худощавая девушка, чем-то неуловимо напоминающая Николаю красавицу Дашу. Хотя общих черт между ними не нашла бы и самая богатая фантазия художника-портретиста.

— Младший сержант Гордеева, — доложила вторая. Румяная и русоволосая. Николай удовлетворенно отметил, что обе девушки не подстрижены, а имеют довольно длинные косы.

— Майор Корнеев, командир…

— А мы знаем вас, — смущенно улыбаясь, промолвила Гордеева. — Поздравляем с присвоением очередного звания, товарищ майор.

— И с выздоровлением, — прибавила вторая.

— В мирное время был бы польщен, — насупился Корнеев, недовольный, что его перебили, и не решаясь сразу же одернуть девушек. — Диверсанту-разведчику подобная известность не делает чести.

— А жениху Даши Синичкиной это вредит или не очень, товарищ майор? — лукаво стрельнула взглядом бойкая смуглянка.

— В таком аспекте пускай, — кивнул Корнеев.

«Эх, зря я все-таки нарушил собственное правило. Похоже, хлопот не оберешься. С мужчинами куда проще…»

— Мне Ирина Игоревна сказала, что вас уже снабдили всем необходимым?

— Так точно, товарищ майор, — хором ответили радистки.

— Вот и славно. Тогда пойдемте знакомиться с остальными бойцами нашей группы. Там я всем сразу и доложу предстоящую задачу. Кстати, меня, если вдруг кто не знает, Николаем зовут. Для общения вне служебной обстановки. А вас?

— Лейла… Только наши все меня Лялей или Лилей зовут. Выбирайте любое из трех, товарищ… Николай. Я уже привыкла.

— Ольга, — приосанившись, чуть нараспев произнесла Гордеева, а потом сделала серьезное лицо и прибавила строго: — Можно попросту, Ольга Максимовна, — но не выдержала взятого тона и смешливо прыснула, пряча еще более разрумянившееся лицо в ладони.

— Договорились, — с самым серьезным видом кивнул Корнеев. — Ляля-Лиля и Ольга Максимовна. Так вас обеих и представлю.

* * *

Догуливающий последние теплые деньки лес продолжал благоухать ароматами прошедшего лета. Трава и листья все еще хранили жирную зелень, перелетные птицы не спешили собираться в стаи, и только ранние сумерки уже напоминали о затаившемся неподалеку перед решительным штурмом осеннем ненастье. О приближении еще одной фронтовой осени Николая Корнеева. А вместе с ней близилось беспощадное всеобщее наступление сезона затяжных дождей, промозглой слякоти, бездорожья и распутицы. То ужасное время, когда смертельно измученные на марше, высасывающей последние силы вязкой грязью войска, как спасения, будут ждать снегопадов и мороза.

Вечер уже полностью вступил в свои права, но Корнеева ждали и углядели издали. Плотная коренастая фигура вынырнула из сумерек и отстранила в сторону еще даже не успевшего открыть рот часового.

— Товарищ майор, вверенная вам отдельная разведывательно-диверсионная рота отдыхает согласно распорядку… — громким шепотом доложил ротный старшина Телегин. — Прикажете объявить «Подъем»?

— Охолонь, Кузьмич… Здорово, служивый, — Корнеев пожал руку ротному старшине. — Пусть отдыхают. Завтра погляжу на них. Капитан Малышев с пополнением где расположился? К ним проводи…

— Так туточки они все… — повернул голову влево и назад старшина. — Вон вас дожидаются, вместе со взводными. Просто у меня слух лучше… Таежный. И Степаныч уже с полчаса как непрерывно зудит, что кофе стынет, а разогревать нельзя. Чем помои пить, лучше вылить.

— Скажи Степанычу, пусть сюда вынесет. Некогда рассиживаться. Он поймет, — распорядился Корнеев и повернулся к радисткам: — Не отставайте, девчонки. Потеряетесь…

— Девки в расположении роты?.. Ночью?! — разинул рот старшина, привычно отшагнув в темень. — Настоящее светопреставление!.. М-да, пойду обрадую Степаныча. Что же это с нашим командиром в госпитале такое приключилось, что он с собой баб приволок? Либо войне конец близится, либо с Дашенькой…

У старого охотника-промысловика слух и в самом деле был отменный, но и остальные разведчики на тугоухость не жаловались и, заслышав их разговор, подтянулись ближе.

В темноте можно было не скрывать эмоций, и Корнеев крепко обнялся с офицерами.

— Рад, что вы живы, парни.

— Мы тоже рады твоему возвращению, командир… — чуть коверкая от волнения слова, прочувственно ответил Коте. — Едва угомонили бойцов. Без приказа отказывались ложиться спать. Все хотели тебя дождаться.

— За Андрюху отдельное спасибо, командир… — негромко шепнул Рыжов. — Я знал, что ты его вытащишь. Даже номер штрафбата разузнал, куда его отправили, чтоб сразу доложить… А ты и сам уже позаботился обо всем… Спасибо, Николай…

— А ну, посторонитесь чуток, сынки. Дайте мне на Колю взглянуть! — вмешался в разговор окающий голос. — Отощал небось на казенных харчах. Подумать только, десять дней без кофе!..

Степаныч бесцеремонно отодвинул в сторону молодых офицеров и протянул Корнееву большую, испускающую неимоверные ароматы фарфоровую кружку, которую ординарец непостижимым образом тоже умудрялся беречь все эти годы. Только ухо отбилось.

— А вы не зыркайте, не зыркайте, — тут же завел прижимистый ординарец привычную песню. — Самые последние зернышки смолол. Даже на утро ничего не осталось… — и тут же, без перехода, ворчливо прибавил, косясь на две скромно замершие, но хорошо различимые в свете выползшей на небо луны стройные женские фигурки. — Баб-то, Коля, зачем к нам притащил? Не дело это…

— Отставить, товарищ ефрейтор, — делая огромный глоток уже едва теплого, но еще окончательно не остывшего кофе, назидательно промолвил Корнеев. — Это не бабы, как вы соизволили выразиться, а приданные нам радистки… — и протянул кружку стоявшей ближе Мамедовой. — Угощайтесь, девушки. Извините, что из одной посуды, но у Степаныча имеется только этот сервиз. На одну персону. И не обращайте внимания на его ворчание. На самом деле Игорь Степанович добрейшей души человек. А хамит он незнакомым людям исключительно из врожденной застенчивости. Чтоб самого не обидели.

— Девок в поиск берешь?! — ахнул Степаныч. — И впрямь что-то неладное случилось с нашим ротным… Прав Кузьмич.

— Ну все, хватит глупить! — построжел голосом Корнеев. — Распустили языки. Прямо правление колхоза, а не боевое подразделение… Общее собрание объявляю закрытым. Кто сейчас занимает командирскую палатку?

— Ну ты и спросил, командир, — коротко хохотнул Рыжов. — Пустил бы в нее Степаныч хоть кого-то званием ниже генеральского. Да и то сомнительно. Так и стоит порожняком. Вас с Андреем дожидаясь.

— Это хорошо, — рассеянно заметил Корнеев, уже погружаясь в более важные мысли. — Андрей, веди всех к нам. Я через минуту буду… — и, понизив голос, прибавил только для взводных: — Слушайте сюда, парни. Дело предстоит секретное и чрезвычайной важности… Вам я доверяю, как себе, поэтому не приказываю, а прошу лично: походите вокруг, присмотрите, чтоб на деревьях лишние уши не выросли. Да сами тоже особенно не прислушивайтесь.

Загрузка...