Глава двадцать первая

— Отделение, подъем! Выходи на зарядку!

От волнения лейтенант выкрикнул приказ чересчур громко, как для отряда, находящегося в засаде. Но обошлось… Сонные солдаты не обратили внимания на его оплошность. В конце концов, им надлежит выполнять команды, а не рассуждать: правильно отдан приказ или можно бы и потише. И только построившись, они обратили внимание на то, что рядом с их командиром стоит еще один незнакомый офицер. А четверо эсэсовцев, грамотно рассредоточившись, как бы невзначай держат их под прицелом.

— Упор лежа принять! — командовал дальше лейтенант.

Десяток солдат расторопно бухнулись на землю, привычно распределяя вес тела на носки и выпрямленные руки, и замер, в ожидании приказа: «к выполнению упражнения… приступить». Но вместо этого услышали совершенно другие слова, произнесенные чужим голосом.

— Солдаты, ваше подразделение не выполнило полученный приказ. Поэтому вы все будете арестованы и отконвоированы в деревню. Сейчас мои люди вас свяжут. Сопротивление бессмысленно. Не усугубляйте своей вины. Одно дело, отвечать за халатность командира, и совсем иное — за попытку дезертирства. В первом случае вас ожидает отправка на фронт, а в другом — расстрел. Лейтенант, подтвердите мой приказ!

— Слушаюсь, господин оберштурмфюрер, — непроизвольно щелкнул каблуками офицер. — Солдаты, в том, что случилось, вашей вины нет. Я уверен — это сплошное недоразумение. Командование во всем разберется. Я лично подам рапорт полковнику Клозе… Прошу вас сохранять спокойствие и выдержку. Особенно это важно сейчас, когда малейшее неповиновение будет расценено как измена. Помните, что все вы просто выполняли мои приказы.

И пока ошеломленные, чуть очумевшие, не отряхнувшиеся ото сна солдаты пытались взять в толк сказанное командиром, четверо эсэсовцев стали быстро вязать им руки. Проявляя при этом завидную сноровку. Явно чувствовался большой опыт в проведении подобных работ. И прежде чем солдаты сообразили, что им связывают не только руки, но и ноги, все отделение оказалось надежно обездвижено. Более того: из каких-то уж совсем непонятных соображений в рот каждому всунули его же пилотку.

— Благодарю за содействие, лейтенант, — вполне серьезно произнес Корнеев.

И когда тот в ответ понуро опустил голову, прибавил:

— Не сомневайтесь. Вы только что спасли десяток жизней. Будущая Германия оценит это. А теперь позвольте руки. Я ни в коей мере не ставлю под сомнение данное вами слово, но тоже должен позаботиться о безопасности своих людей. Ничего не оставляя на волю случая. Вы согласны?

— Да, — машинально кивнул пребывающий в некотором замешательстве и прострации юноша. — Скажите, а вы и в самом деле русский?

— Бесспорно… — усмехнулся Корнеев. — С деда-прадеда чистокровный русак. Парни, спеленайте лейтенанта. И побыстрее… Слышите: вроде машина приближается?

— Так точно, командир… — прислушался Пивоваренко. — Две единицы… Грузовик… «Опель-блиц», трехтонка и, возможно, легкий бронетранспортер «Альт».

— Олег, ты их что, на слух различаешь?

— Железно, — подтвердил тот с ноткой грусти в голосе. — Это у меня наследственное, от бати. С детства всякую машинерию люблю… Хотел даже мотористом стать. Но в военкомате сказали, что инженеров они будут среди очкариков и других маломощных хлюпиков искать, а мне комсомол дал путевку в парашютно-десантные войска.

— Кто-то же должен и Родину защищать… — машинально пробормотал Корнеев. — Извини, Олег, после договорим… Товарищи, внимание! Остался последний рывок! Не расслабляться! Всем занять свои места, действуем по намеченному плану…

* * *

Пожилой крестьянин стоял на коленях перед эсэсовским офицером, опустив седую голову под нацеленным на него стволом автомата, а на противоположной обочине трое солдат со всей тщательностью обыскивали молодую девушку. Благодаря их усилиям, одежда ее пребывала в совершенном и очень живописном беспорядке… Юбка сбилась набок, кофта расхристанная. Девушка отчаянно извивалась, но все ее потуги только придавали пикантной оживленности проводимому солдатами досмотру.

Да и что она могла сделать?

Здоровенный эсэсовец удерживал руки девушки, завернув их за спину, давая тем самым своим товарищам возможность беспрепятственно шарить у юной красотки за пазухой и под подолом.

Оберштурмбанфюрер СС Иоганн Вольфганг Штейнглиц уловил откровенно завистливый взгляд, брошенный его денщиком на забавляющихся солдат, и усмехнулся. Сколько раз за последние пять лет немецкому офицеру приходилось наблюдать подобное во всех странах, захваченных и покоренных победоносным вермахтом. Собственно, а что удивительного в том, что воины-победители развлекаются с женщинами побежденных врагов? Банальный естественный отбор. И природа еще не придумала другого способа улучшать человеческую, да и всякую иную породу, как отдавать самок сильнейшему самцу…

Задумавшись о мужском естестве, которое, несмотря на все потуги цивилизации и попыток массового окультуривания человечества, по-прежнему не так уж и далеко шагнуло от звериного мира, подполковник не сразу заметил некую несуразность в действии, происходящем у дороги. И только когда едущий впереди грузовика броневик постепенно стал замедлять ход, чтоб не снести самодельный шлагбаум: укрепленную на двух рогульках длинную жердь, Иоганн Штейнглиц подумал: «Откуда здесь эсэсовцы? Где-то в этом районе должна быть засада на русских, но разве она поручена не армейцам? Странно… Хотя непосредственная охрана аэродрома как раз поручена эсэсовцам. Вот разгильдяи! Пришли к соседям развеяться от скуки? Совершенно ничего нельзя никому поручить!.. Этот прославленный вояка, гауптман Бертгольтц оказался обычным солдафоном и болваном. Все, за что он отвечал непосредственно, не выполнено даже наполовину.

Диверсанты вышли в эфир буквально у нас под носом, устроили взрыв непосредственно у стен монастыря, а он понятия не имеет, как им удалось просочиться сквозь облаву. Сто раз был прав адмирал Канарис, когда утверждал, что только людям с высшим университетским образованием можно давать вторую профессию и возводить в чины выше лейтенанта. Стоп, а кто же тогда готовит самолет к взлету?! Я ведь сам разговаривал с шарфюрером… как его там — Рондельман. И он доложил, что на объекте все в порядке… Ну я сейчас их взгрею!»

Оберштурмбанфюрер бросил взгляд в боковое окно и удивился еще больше. У обочины стоял не вполне ожидаемый разгильдяй унтер-офицер, а совершенно неизвестный ему оберштурмфюрер. Который в следующее мгновение рывком распахнул дверцу машины с противоположной стороны, ловко вскочил на подножку, воткнул водителю нож в грудь и одним рывком выдернул солдата из кабины и, завершая движение, — занял его место. Все это он проделал так быстро, что машина даже скорости не сбросила и только чуть газанула, когда новый водитель поставил ногу на педаль акселератора.

Но ни возмутиться, ни спросить: «Что происходит?» Иоганн Штейнглиц не успел.

В следующее мгновение распахнулась дверка кабины рядом с ним, и один из тех солдат, которые мгновение тому назад занимались досмотром крестьянки, бесцеремонно подвинув офицера, уселся рядом, прижимая нож к шее оберштурмбанфюрера.

— Тихо. Не шуми!

Тщательно продуманный майором Корнеевым и мастерски выполненный диверсантами захват занял не больше сорока секунд. Конвой со спецгрузом перешел в руки русских, и небольшая колонна, даже не меняя скорости движения, вскоре скрылась за поворотом, продолжая свой путь к аэродрому, без малейшей заминки. Чему немало поспособствовала неожиданная подмога в виде военврача Хохлова, неожиданно оказавшегося в броневике и уложившего на пол всех немцев, угрожая им гранатой.

Стрелка обежала еще один круг, и на лесной дороге осталась только приводящая себя в порядок чуть разрумянившаяся Лейла, да ефрейтор Семеняк спешно оттаскивал в кусты тела убитых фрицев.

«Но почему? Я же так все великолепно продумал? — с почти детской обидой подумал Штейнглиц. — Они не могли переиграть меня. Русские смухлевали!.. Точно — смухлевали!»

— Господин Штейнглиц? — тем временем поинтересовался занявший место убитого денщика офицер.

— Да. Но…

— Молчать. Отвечать на вопросы. Один неверный ответ или лишнее движение — мой товарищ перережет вам горло. Понятно?

Штейнглиц промолчал. Он все еще не мог поверить в случившееся. Даже после того, как увидел, что вся охрана в кузове броневика почему-то дружно побросала оружие и улеглась лицом в пол.

— Я так понимаю, мы не договоримся. Иван, кончай его…

— Подождите.

— Слушаю.

— Обещайте сохранить мне жизнь.

Корнеев сделал вид, что задумался.

— Да? А зачем она мне?

— У меня есть сведения, которые будут интересны полковнику Стеклову.

В том, что Штейнглиц знает звание и фамилию начальника аналитической службы, не было ничего удивительного. В конце концов, Михаил Иванович тоже многое знал о своем противнике. На то она и разведка.

— Думаю, вы опоздали, подполковник. Все, что нам нужно, находится в кузове грузовика. Не так ли?

— Вы о топливе для бомбы? Какая ерунда… — пренебрежительно хмыкнул Штейнглиц, совсем чуть-чуть переигрывая.

Но Корнеев нюанс уловил.

— Хотите сказать, что это обманка? И мы ошиблись?

— Нет, нет… — поспешил успокоить русского диверсанта Штейнглиц. — Груз здесь. В кузове. Но я обладаю информацией о такой секретной разработке Аненербе, по сравнению с которой — сверхмощная бомба не более чем детская погремушка!

— Я должен в это поверить?

— Вы — не обязательно, а вот господин Стеклов оценит мои слова по достоинству, — с некоторой снисходительностью к обычному исполнителю произнес бывший абверовец.

— Что ж, — Корнеев сделал вид, что не заметил колкости. — Тогда рассказывайте. До аэродрома осталось несколько минут езды. Они в вашем распоряжении. Попытайтесь подтвердить ценность вашей жизни. И заметьте, я до сих пор вожусь с вами, господин подполковник, только потому, что знаю: эсэсовскую форму вы носите совсем недавно. Иначе и разговора никакого бы не было.

Сказано это было таким холодным и безразличным тоном, что Штейнглиц ни на мгновение не усомнился в близости собственной смерти. И он заговорил так убедительно, как только мог.

— Клянусь, это очень важная информация! Но изложить ее в двух словах невозможно! Если не объяснить подробно, вы решите, что я сумасшедший. Вы же коммунист? Большевик?

— А какое это имеет значение?

— Огромное. Ваше учение отвергает все сверхъестественное, а Аненербе — это специальный отдел, курируемый лично Гиммлером! И в его задачи входит поиск и применение самого фантастического оружия. В состав «Наследия предков» входят крупнейшие историки. Они изучают прошлое. И все случаи необъяснимых с научной точки побед или поражений ими тщательно анализируются на предмет применения в прошлом оружия невероятной, божественной мощи.

— Чушь… Утопающий хватается за соломинку, — отмахнулся Корнеев. — Война фашистами проиграна, и вашему бесноватому фюреру не поможет ничто. Ни мощная бомба, ни наследие предков.

— Вполне возможно… — не стал спорить с русским Штейнглиц. — Но тем не менее последняя находка Аненербе менее смертоносной от этого не становится.

— И?

— Я знаю, где она сейчас находится. И будет там до следующего полнолуния. То есть еще восемь дней! — эти слова оберштурмбанфюрер почти выкрикнул, потому что машина дернулась на каком-то ухабе, и нож второго диверсанта оставил на его шее небольшой порез. — И готов обменять эту информацию на свою жизнь. Вы не можете просто так меня убить! Я требую, чтоб меня доставили к полковнику Стеклову!

— Требует он… — усмехнулся Корнеев. — Ладно, фриц, не дрейфь. Решим вопрос с самолетом, подумаем и о тебе. Но парой фраз ты все-таки от меня не отделаешься.

* * *

Монастырь и Дубовицы остались в паре километров позади. Неторопливо ползущий впереди небольшого кортежа броневик уже въехал в лес, вот-вот покажется тот самый последний пост, о котором его предупреждал Пауль, — а Хохлов все еще не знал, что ему делать дальше. Попытаться захватить груз в одиночку? Полное безумие. Даже если ему удастся как-то справиться с охраной, то это не пройдет незаметно для офицера и денщика, что едут следом, в кабине грузовика. Но и сидеть сложа руки Сергей не собирался.

Сунув руки в корзину с кошкой, он осторожно отвинтил предохранительную крышку на гранате. Теперь оставалось только дернуть за шарик, соединенный капроновым шнуром с взрывателем, и секунд через пять-восемь прогремит взрыв. Этого вполне хватит, чтобы он сам успел соскочить с кузова и залечь в кювете.

Какой в этом смысл? Ну во-первых — он уничтожит восьмерых солдат, что уже само по себе не так мало. Во-вторых — внесет хоть какую-то сумятицу в планы Штейнглица, и тем самым даст дополнительный шанс группе Корнеева. Ну а в-третьих — если повезет, то осколки гранаты могут зацепить и кабину грузовика, держащегося всего метрах в трех позади бронетранспортера.

В общем, Хохлов решил выждать еще несколько минут, Поэтому, когда он узнал в эсэсовцах и крестьянской девушке своих товарищей, он был готов действовать.

Он быстро поставил корзину с котятами на пол, а когда выпрямился, в левой руке он держал гранату, а в правой — шарик предохранителя.

Не ожидающие ничего подобного от мирного и чуть пьяненького ветеринара солдаты даже не пошевелились, недоуменно взирая на гранату.

— Эй, идиот! Осторожнее! — первым пришел в себя шарфюрер. — Ты же нас взорвешь!

— Автоматы на пол! Быстро!

— Рехнулся?!

— Считаю до трех! Раз…

— Идиот! Ты же под расстрел попадешь. Опомнишься — поздно будет. В гестапо живо всю дурь выбьют. Если оберштурмбанфюрер тебя сам не пристрелит, — пытался урезонить его Фалькбрух.

— Больше повторять не стану. Два…

Видя, что чокнутый ветеринар не шутит, а нить в его руках напряглась, как струна, вот-вот воспламенит запал, солдаты сложили автоматы на дно кузова.

— Теперь сами.

— Что!

— Лицом вниз! На пол! — От перенапряжения голос Хохлова сорвался на визг.

— Здорово, доктор! — вскочил в кузов Пивоваренко. — Думаю, чего это водила на ходу выпрыгнул, а это ты тут воюешь!

— Пытаюсь…

Увидев незнакомого эсэсовца, почему-то говорящего по-русски, солдаты потянулись к автоматам, но Пивоваренко повел дуло в их сторону и сердито рявкнул:

— Отставить. Отвоевались, фрицы!

— Всем лечь! — повторил приказ Хохлов. И теперь уже никто не потребовал повторить. Тем более что как раз в это момент в кузов бронетранспортера запрыгнул и Петров.

Сапер быстро оценил обстановку, а потом шагнул к Хохлову.

— Яичко-то отдай. Не ровен час, разобьешь. Жалко.

Он ловко перенял у врача и саму гранату и вытяжной шнур.

— Ну все-все. Можешь расслабиться, — сапер ловко вложил шнур и шарик обратно. — Колпачок где?

— Что?

— Колпачок предохранительный, надеюсь, не выбросил?

— А-а, нет. Он в корзине.

Хохлов нагнулся, порылся в подстилке и протянул защитный колпачок Петрову.

— Порядок… — сапер сунул гранату в карман и обратился к Пивоваренко: — А с этими что делать будем?

— Вязать… — пожал плечами тот. — Командир другого приказа не отдавал.

— А у меня уже все веревки закончились, — развел руками тот.

— Учись, сыну, пока батька жив…

Пивоваренко быстро отчекрыжил ножом от переносного ремня автомата нужной длины отрезок, завернул ближайшему немцу руки за спину и ловко обмотал их. Потом снял с солдата брючный ремень и стянул им ноги в лодыжках. Потом взял одну из пилоток, скрутил ее и показал немцу. Сперва пилотку, после — нож. Немец послушно открыл рот.

— Примерно так.

— Ремень широкий, — помотал головой Петров. — Надежного узла не получится.

— И не надо. При нас не развяжутся. А потом пусть проваливают. Мы уже будем далеко. За работу, парни. Время не ждет…

Загрузка...