Операция «Прикрытие»

Глава восемнадцатая

— Слышь, Степаныч, а ты как умудрился сухим остаться? — поинтересовался капитан Пивоваренко. — Раздевался, что ли?

— Не… Наш ефрейтор секрет Христа знает… — хохотнул Петров. — Ходит по воде аки посуху.

— И в самом деле? — только теперь Корнеев обратил внимание на то, что его ординарец единственный из всей группы одет в совершенно сухую форму. — Ты как речку переходил?

— По мостку… — не совсем понимая, чего от него хотят, ответил Семеняк.

— По какому еще мостку? Где? — оживился командир.

— Обыкновенному… Как из лесу вышел, свернул с дороги направо, а дальше — тропка сама к речке вывела. А там мостик с берега на берег переброшен.

— Что же ты сразу не доложил?

— Да как-то к слову не пришлось… — пожал плечами Семеняк. — Да и не ставил мне никто такой задачи: мосты искать.

— Согласен, — кивнул Корнеев. — Это хорошо, что мостик. А то водичка в речке слишком бодрящая. Теперь хоть на обратном пути купаться не придется.

— Разрешите спросить, товарищ командир, — придвинулась поближе к Корнееву младший сержант Мамедова.

— Конечно, Лейла. Слушаю тебя… — замедлил тот шаг. — Что-то важное?

— Вы только не смейтесь, — замялась девушка.

— Обещаю, не буду, — заверил ее майор. Но потом все же не утерпел и пошутил, ответом подразумевая, что девушка интересуется им. — Я не женат и детей не имею…

Реплика была столь неожиданной, что Лейла не удержалась и хихикнула.

— Да ну вас. Я же серьезно…

— Ладно, не обижайся. Ну чего спросить хотела, говори?

— Скажите: вам не страшно?

Вопрос прозвучал не слишком четко, но Корнеев понял и ответил со всей искренностью.

— Конечно, страшно, Ляля. Совершенно не боятся смерти только клинические идиоты. И не верь, когда говорят, будто на войне ко всему привыкаешь… К этому нельзя привыкнуть. Особенно — к гибели товарищей. Взять себя в руки, не думать о смерти — это да, можно и нужно. Инстинкт самосохранения в человеке самой природой заложен. Иначе вымерли б давно… Но на то нам дадены ум и воля, чтобы побороть в себе страх, когда цель дороже жизни. Хотя, если вдуматься, смерть совершенно не страшна. Еще запорожские казаки — воины, веками оберегающие южные границы Руси от татар и турков, поговаривали, что смерти бояться нечего. Поскольку, пока мы живы — ее нет. А когда она заявится — нас уже не будет. Я уверен, что и у казахского народа тоже найдется похожая пословица. Правда?

— Да… — подтвердила Лейла.

— Ну вот видишь. А почему спрашиваешь? Ты же не первый год на фронте? Да и не отправила бы тетя Ира с нами трусиху.

— Это только с непривычки так кажется, что в разведке страшнее… — вклинился в разговор ефрейтор Семеняк. — Михаил Иванович как-то упоминал, а я запомнил термин — психологический фактор… Если вокруг одни враги, значит, и опасность погибнуть выше. Тогда как на самом деле на передовой у рядового пехотного Вани гораздо больше шансов поймать шальную пулю или осколок. А тут — как у Христа за пазухой. Ни бомбежек, ни артобстрела… Если только наши шуметь не начнут. Тьфу-тьфу-тьфу. Смекаешь, о чем я, дочка?

— Спасибо, Игорь Степанович.

— Пустое, дочка. Не стоит благодарности. Мы все через это прошли. Вот если подобное чувство у тебя на пятом и дальше задании появляться станет, вот тогда следует насторожиться и прислушаться к нему. Потому что это уже интуиция сработает. А в первый-то раз…

— Слышь, Степаныч, у тебя в вещмешке, случаем, диплом психолога не завалялся? — с усмешкой поинтересовался Пивоваренко. — А то мне бы тоже консультация по некоторым жизненно важным вопросам не помешала.

— В смысле: пить или не пить? — подхватил шутку ефрейтор Семеняк. — Ответ однозначный: пить… но в меру.

— Группа, слушай мою команду. Отставить зубоскальство. Подтянуться. Поправить снаряжение. Приближаемся к реке… Соблюдать тишину при подходе. Усилить внимание.

Странный народ — люди. Все б им куда-то повыше взобраться. Память о Всемирном Потопе, затопившем все равнины и долы, гонит их в горы, что ли? Прекрасная широкая долина, живи и радуйся, так нет — башню с одной стороны взгромоздили, монастырь — с противоположного боку возвели.

И если такой выбор места по отношению к военному объекту еще более-менее понятен, то культовое сооружение зачем на косогор поднимать? Чтобы оказаться во время молитвы поближе к Богу? Так для Всемогущего и Вездесущего Творца и Создателя лишняя пара метров по вертикали ничего не значит. Словом, морока одна… Зато, пока на молебен поспеешь, изрядно запаришься… Хорошо хоть луна перестала прятаться, решив наверстать свое за те несколько часов, что еще оставались до рассвета.

Пройдя буквально несколько сотен метров, Петров тронул за рукав идущего впереди Гусева.

— Иван, а ты хорошо бегаешь?

— Не понял вопроса, товарищ капитан?

— Я к тому, старшой, — объяснил сапер. — Что за полчаса можно и больше чем три километра пробежать, верно?

— Вообще-то да… Только я все равно не…

— Понимаешь, Ваня, нам что важно? Чтобы фрицы начали эвакуацию груза преждевременно. Верно? Верно. А для этого требуется не просто шум поднять, а переполошить их как следует. Согласен?

— Ну да. За этим мы и…

— А я вот, Ваня, лично очень сильно сомневаюсь, — продолжил Петров, — что какой-то трах и бабах посреди голого поля их настолько впечатлит, что они тут же бросятся нарушать собственные планы и инструкции. Смекаешь?

Гусев остановился и развернулся к Петрову.

— И что?

— А давай-ка мы вот этот фугас не у дороги заложим, а прямо под стенами монастыря прикопаем? Как считаешь, когда рванет у них прямо под ногами, фрицы скорее из своего укрытия к аэродрому ринутся?

— Наверняка, — кивнул Гусев. — Но командир…

— Корнеев нас с тобой пожалел, чудак человек… Дал запас времени для отхода. Но ведь мы побежим очень-очень быстро, правда, старшой? Зато шансы выманить фрицев существенно возрастут. Да и Хохлова скорее увидим. Только он из ворот покажется, а мы уже тоже там.

— Это да… И все-таки приказ был…

— Ну что ты, Иван, в самом деле, как зеленый первогодок? Сам же отлично знаешь, что в разведке все предусмотреть и просчитать нельзя. По времени мы укладываемся? Укладываемся. Точное место установки фугаса на карте отмечено? Нет. Сказано — в стороне от дороги. Мы и установим в стороне. А что, совершенно случайно, рядом с местом закладки монастырская стена оказалась, мы не в ответе. Приказ запрещающий взрывать монастырь был?

— Нет…

— Вот видишь… — усмехнулся сапер. — Ну так что, рискнем?

— А давай… — Гусев и сам отлично понимал, что подобная акция будет куда эффектнее предложенной Корнеевым. Ведь если немцы свой таинственный груз и в самом деле прячут в монастыре, то после такого взрыва они обязаны покинуть рассекреченную территорию.

— Тогда вперед, старшой, — приказал шутливо Петров. — Шевели копытами! Время идет, а под каменный фундамент подкапываться — это тебе не картошку окучивать. Хорошенько попотеть придется.

— Ничего, капитан, кто потеет, тот не мерзнет, а не потеют только покойники… — отшутился старший лейтенант и прибавил шагу.

Серая громада старинного монастыря вполне отчетливо просматривалась на фоне еще темного предутреннего неба. И чудилось в ее хмурой настороженности что-то чуждое, зловещее и совсем не по-христиански враждебное к людям. Казалось, что это старинное святилище, последнее прибежище для страждущих духом, храм — повидавший на своем веку слишком многое, опаленный войной и смертью — уже и сам боялся окончательно спятивших человечков и отторгал их. Проклиная и отказывая в защите…

Кузьмич уже заждался.

Укрывшись чуть в стороне, старшина время от времени нетерпеливо поглядывал на сломанную верхушку дерева: вдруг не та сосна? В предрассветной полумгле и ошибиться недолго. Свою часть маршрута он преодолел даже быстрее, чем рассчитывал. То ли на южную опушку фрицы чаще наведывались за сушняком и больше расчистили подлесок, то ли — с северной стороны кустарник сам по себе рос гуще, но Телегин добрался до условленного места меньше чем за полчаса. Ничего и никого не встретив по пути…

Хотя и не безрезультатно. Примерно в полутора километрах от аэродрома — в притихшем на ночь лесу звук разносится так же хорошо, как над водой, но из-за многократного эха точное расстояние определить почти невозможно, — Кузьмич услышал характерный гомон. В лесу таились люди. И судя по производимому шуму — много. Не меньше десятка. Но к непосредственной задаче, поставленной капитаном, это наблюдение не имело отношения. Все-таки не родная уссурийская тайга, тут повсюду фрицы…

Малышева тоже услышал издали. Тот шел, не придерживая ветки, позволяя кустам и деревьям недовольно шелестеть, упруго скользя влажной от росы листвой по ткани одежды. Но из того, что командир не топал наобум, старшина понял: эта небрежная торопливость капитана вызвана не непосредственной угрозой, — и чуть-чуть высунулся из своего укрытия.

— Ты уже здесь, Кузьмич… — сразу же заметил его Малышев. — Хорошо! Что интересного видел?

— Ровным счетом ничего. По эту сторону поляны ни людей, ни техники.

— Совсем?

— Рядом с аэродромом — чисто, — подтвердил старшина. Потом добавил, на всякий случай: — Но фрицы в лесу есть. Точное расстояние не скажу. Километр или полтора. Но не ближе… Лес чужой, эхо непривычное, — прибавил, объясняя: — Примерно, с отделение. Пойти взглянуть?

— Нет. Наверняка там залегло в засаде то самое оцепление, о котором я предупреждал Степаныча. Но нам, если не поднимем стрельбы, оно не помеха, а Корнееву о фрицах ефрейтор доложит. У нас с тобой, Кузьмич, задача куда интереснее будет. По непроверенным пока данным — на аэродроме постоянно находится два летчика и шесть человек охраны. Смекаешь, о чем я?

— А то… — понимающе хмыкнул старшина. — Двое — летчик и солдат, это отдыхающая смена. Еще двое — в таком же составе, дежурят у самолета. Остается — три солдата и фельдфебель.

— Почему фельдфебель?

— Без старшего немцы пост не оставят. А для офицера — слишком малочисленный гарнизон. Если к каждой пятерке рядовых по лейтенанту выделять, то это ж какую прорву лейтенантов подготовить надо?

— Ничего, — ухмыльнулся Малышев. — Вон у нас на каждого сержанта по полтора капитана.

— Сравнил… — хмыкнул Кузьмич. — Где мы, а где вермахт.

— А летчики? Они же тоже офицеры.

— Ну вы даете, товарищ капитан… — чуть ли не с укоризной проговорил Телегин. — Где Крым, где Рим, а где — папа римский? Хотел бы я видеть хоть одного летуна, понимающего толк в караульной службе. Вон спросите при случае нашего Серегу: сколько раз ему на посту стоять доводилось или разводящим выходить? У летчиков для этого БАО имеется.

— Спорить не буду, — замял лишний треп Малышев. — Ты, Кузьмич, у нас ротный старшина — значит, тебе виднее. Так вот, товарищ Телегин. Наша с тобой задача: в самые кратчайшие сроки, тихо и незаметно сделать из всей этой занимательной немецкой математики один сплошной минус. Как думаешь: управимся вдвоем, или позовем на помощь?

— Оно, конечно, по-всякому бывает… — привычно огладил усы Телегин. — Но, считаю так, командир: сдюжим. Вряд ли нас тут специально натасканные на диверсантов «волкодавы» дожидаются. А парочку-другую обычных фрицев, а хоть и эсэсовцев или десантников — уложим.

— Тогда, — потер ладони Малышев, — выдвигаемся поближе к строениям. Оценим диспозицию… Потому что провернуть все это надо без шума и пыли. Чтоб даже птичек не всполошить. Чтоб…

— Тихо!.. — старшина вдруг вскинул руку, ухватил офицера за плечо и силой заставил присесть.

Понимая, что это неспроста, Малышев, хоть и ничего не услышал, послушно опустился на корточки и вопросительно повел бровями, мол: «Ты чего?»

— Идет кто-то… — одними губами произнес Телегин и указал пальцем направление. Аккурат за спину капитану. Тот попытался обернуться, но Кузьмич только крепче сжал его плечо и отрицательно мотнул головой: «Не шевелись!»

Малышев замер, а мгновение спустя уже и сам расслышал негромкий хруст валежника под тяжелыми шагами. Положившись на опыт и реакцию старшины, капитан отслеживал события только по звуку и тому, как менялось выражение лица у Кузьмича. И тут немец, которому наверняка тоже действовала на нервы лесная тишина, стал для храбрости негромко напевать:

— Дойчен зольдатен унд официрен, дас ист майне фройнде, их бин гратулирен!.. Партизанен пух-пух, русс капитулирен, дойчен зольдатен унд официрен…

Ладонь Кузьмича тут же отпустила плечо Малышева, и капитан максимально осторожно развернулся на хрипло каркающий голос. Хотя мог и не усердствовать — поющий человек не слышит практически ничего, кроме себя и удерживаемой в голове мелодии.

Немецкий солдат остановился, не доходя до разведчиков шагов десять. Но он стоял во весь рост, и потому его плотная, рослая фигура была отчетливо видна в расширяющихся к опушке просветах между деревьями, тогда как капитан со старшиной прятались в кустах, в глубине леса. Немец постоял немного, вытянув шею и вглядываясь в чащу, но, естественно, ничего там не увидел. Тогда он отставил в сторону автомат, расстегнул брюки и присел на корточки, для равновесия ухватившись одной рукой за ближайшую ветку.

— Ох, гут…

Старшина Телегин среагировал беспощадно и мгновенно, как привык поступать на охоте на опасного хищника. Капитан Малышев еще только нашаривал на поясе ножны, когда Кузьмич, в несколько широких, скользяще-лыжных шагов, оказался за спиной тужащегося солдата и, зажав фашисту ладонью рот, быстро перерезал оцепеневшему от испуга и неожиданности врагу горло. Выждал пару секунд, пока тот перестанет дергаться, и тихонько уложил на бок неподвижно скорчившееся тело.

Потом неспешно вытер лезвие ножа полой вражеского мундира и повернулся к командиру.

— Минус один…

Ровно в шесть утра на южной опушке леса заработала радиостанция, и, вторя встречающим восход солнца соловьям, звонкий девичий голосок запросил вселенскую тишину:

— «База». «База». Я — «Призрак»… Как слышите меня, прием. «База», «База». Я — «Призрак», прием.

Лейла немного послушала потрескивающую в наушниках тишину и повторила:

— «База». Я — «Призрак»… Как слышите меня, прием. Я — «Призрак»! «База», прием.

И через несколько ударов подкатывающегося к горлу сердца младший сержант Мамедова позвала еще раз:

— «База». «База». Я — «Призрак»… Как слышите меня, прием. «База». Я — «Призрак»! Прием, прием…

— Я — «База». Я — «База». «Призрак», слышу тебя хорошо, — прорвал сквозь помехи линию фронта голос дежурной радистки. — Прием.

— «База», я «Призрак». Фальшивые «огурцы» обнаружены на складе номер три. Координаты Василек-два. Ждем «банки» для закатки. «Крышки» не нужны. Как поняли меня? Прием.

— «Призрак», я — «База». Поняли тебя хорошо. Просим повторить. Просим повторить. Прием.

— Повторяю, «огурцы» фальшивые. Находятся на складе номер три. Координаты объекта Василек-два. Срочно нужны «банки», «крышек» достаточно. Высылайте «банки».

— «Призрак», я «База», поняли тебя хорошо. Высылаем «банки», обеспечьте встречу груза. После доставки доложите результаты. Приказ «Огородника». Как поняли, прием?

— «База», я «Призрак», поняли тебя хорошо. Есть доложить результаты доставки «Огороднику». Прием.

— Выполняйте. Конец связи.

— Конец связи…

Радистка посмотрела на Корнеева, и, получив от него одобрительный кивок, продолжила на той же волне:

— «Призрак-два», я «Призрак-один», в эфир не выходить. Передаем привет от Степаныча. Готовьте встречу. Прибудем вместе с «огурцами». Повторяю — привет от Степаныча. Конец связи.

Корнеев кивнул вторично, и младший сержант Мамедова щелкнула тумблером, отключая питание. А командир взглянул на часы.

— Шесть ноль три. Надеюсь, службы «Функабвера» не успели засечь место выхода радиостанции в эфир. Передвижных станций слежения я в Дубовицах не заметил… — Корнеев посмотрел на циферблат вторично. — В любом случае через пару минут господину оберштурмбанфюреру Штейнглицу, руководящему операцией «Прикрытие», станет не до отчетов по радиоперехвату…

И не успел майор договорить, как западный горизонт подсветила яркая вспышка. А следом громыхнуло так, что разведчики машинально пригнулись, хотя и понимали: шесть километров никаким осколкам не пролететь.

— Ничего себе с добрым утром… — присвистнул Корнеев. — Вартан-джан, у вас сколько взрывчатки оставалось?

— Кило три, не больше… — пожал плечами тот. — Да и то Петров только половину зарядов взял.

— Так что они там, на артиллерийский склад наткнулись?

— Или подложили шашки подо что-то очень прочное… — выдвинул более осмысленную версию сапер.

— К примеру, стену? — нахмурился майор.

— К примеру, стену… — подтвердил Ованесян. — Вернее: фундамент. Чем плотнее окружающая среда, тем мощнее взрыв. Сложнее в исполнении, зато как эффектно! Не правда ли?

Соглашаясь с сапером и, словно опомнившись, мощному взрыву зааплодировали длинные пулеметные очереди, а вслед за ними хором застрекотали автоматы.

— Ох, Гусев, Гусев… Видно, так мои слова и не дошли до тебя. Вернемся домой, придется разъяснить популярнее. Все, рассиживаться нам некогда, ждать никого не будем, действуем согласно утвержденному плану. Пивоваренко, Ованесян, за мной…

— Подожди, Николай… — придержал командира ефрейтор Семеняк. — Слушай: бегут вроде… Может, это наши парни?

— Всем укрыться.

Пятеро разведчиков быстро отступили под деревья.

Минуту-вторую ничего не происходило, а потом, в нескольких десятках метров выше мостка, послышалось хлюпанье воды. А еще спустя несколько мгновений на берегу речки показался Гусев, поддерживающий припадающего на ногу Петрова.

— Гляди, Витя, — удивленно воскликнул старший лейтенант. — Вон же этот чертов мостик… Вот блин, а мы с тобой второй раз искупались.

— Знал бы прикуп, жил бы в Сочи… — философски заметил тот. — Мокрый воды не боится. Наши-то куда подевались? Судя по времени — мы вроде не опоздали… Неужто ушли?

— Не опоздали, герои… — вышел из-за деревьев Корнеев. — Мы здесь. С ногой что? Ранили?

— Хрен им, — ткнул кукиш себе за спину Петров. — Пустяки, командир, подвернул немного. Сейчас тугую повязку наложу, и хоть танцуй до самого Берлина.

— Ну ну. И чья это идея была? Гусева?

— Никак нет, товарищ майор, — встал на защиту товарища сапер. — Моя. Иван не хотел. Мне даже пришлось на него звездочками нажать.

— Бардак… — укоризненно покачал головой Корнеев. — Первый и последний раз имею дело с дилетантами. Хоть один из вас вспомнил, какова убойная дальность у немецкого пулемета МГ-42? То-то же… А с высоты бойницы? Или вы быстрее пуль бегать научились?

— Обошлось ведь, командир… — встал рядом с Петровым Гусев. — Риск был, согласен. Зато теперь уж точно фрицы не станут засиживаться за монастырскими стенами. Ввиду ненадежности последних…

— Очень надеюсь, что все мы не ошиблись в своих предположениях… — проворчал майор. — Хотя все равно бардак. Не офицеры, а пацанва зеленая. Что с Хохловым?

— Он не выходил, командир.

— Точно? Может, копали и не заметили?

— Обижаешь. Мы так близко к воротам были, что пропустить доктора никак не могли.

— Это плохо. И еще раз подтверждает, что авантюра в разведке редко окупается. Что ж, будем надеяться, Фомич справится… — Корнеев немного помолчал. — Ну все. Степаныч, вам с Лейлой ждать дольше нельзя. Будете торопиться, запыхаетесь — а это вызовет лишнее подозрение… И помните: в бой не ввязываться ни при каких обстоятельствах. Ваша задача: выманить как можно больше солдат из укрытия и удерживать их возле себя, пока мы зачистим остальных. Очень прошу, если поднимется стрельба, не геройствуйте, падайте на землю. А потом выдвигайтесь к Малышеву. Не сможете — пробирайтесь к нашим. И даже не пытайтесь уничтожить груз самостоятельно. Только погибнете зря… Это понятно?

Степаныч промолчал.

— Не слышу ответа, ефрейтор Семеняк.

— Есть… — нехотя подтянулся ординарец.

— Очень тебя прошу, Игорь Степанович, — мягче продолжил Корнеев. — Ни о чем худом мы думать не будем, но коль так сложится — уж совсем неказисто, — выведи девочку. Не хочу, чтоб еще и ее жизнь на мою совесть легла.

— Ладно, командир. Все путем будет. Не сомневайся. Разрешите идти?

Корнеев крепко пожал ординарцу протянутую руку.

— Давай, Степаныч. Целоваться не будем…

— А со мной, товарищ майор, не хотите поцеловаться? — отчаянно хорохорясь, спросила Лейла.

— Еще как хочу… — Корнеев обвел рукой разведчиков. — И можешь поверить, в этом желании я не одинок… Вот только неловко с небритой физией к такой красавице соваться. Домой вернемся, тогда и расцелую. Ох, как расцелую.

— Все вы только обещать горазды… — натужно улыбнулась девушка, а потом прибавила тихо и искренне: — Удачи вам, ребята. И пожалуйста, останьтесь живыми. А за поцелуями, обещаю, дело не станет…