Глава одиннадцатая

Судя по тому, что освещенным по-прежнему оставалось только одно окно на четвертом, предпоследнем этаже, — охрана объекта № 1 осуществлялась крайне небрежно. А это, в свою очередь, свидетельствовало либо об отсутствии в карауле офицера, либо — о малочисленной охране. Либо — о том и другом одновременно…

И Корнеев решил рискнуть.

К сожалению, его опасение подтвердилось — часть гусиных стай осталась ночевать на воде. А столь чуткая «стража» могла существенно осложнить разведчикам ночную переправу. Поэтому имело смысл разделить, уменьшить группу. А лучшего места для укрытия остающейся части отряда, чем сторожевая башня, даже придумать сложно. Кроме того, умозаключения Вартана тоже стоило проверить более тщательно. Обертка далеко не всегда соответствует начинке. Коль пошла такая хитрая игра, то не факт, что оберштурмбанфюрер Штейнглиц не придумал еще какую-то уловку.

— Василий, ты у нас в каких чинах ходишь? — поинтересовался Корнеев у Купченко, чем вызвал слегка недоуменный взгляд старшего лейтенанта. — Я имею в виду под маскировочным костюмом.

— А-а… Шарфюрер СС. Сержант, типа…

— В личном деле указано, что ты в совершенстве владеешь немецким языком.

— Чего?.. — только теперь по-настоящему удивился Купченко. — В общем-то, изучал и в школе, и в училище. Пятерка в аттестате… Но, кому пришло в голову обозвать такое знание иностранного языка совершенным?

— Вот как? Жаль. Ну да ладно? Берлинского произношения от тебя точно не потребуется. Говорить буду я. Важно, чтобы ты понимал отданные мною приказы. А если что, притворись заикой и ограничься односложными ответами. Впрочем, успех нашей операции напрямую зависит от ее скоротечности и внезапности. Лясы с фрицами точить не придется… Но, как говорится, на всякий пожарный случай клювом не щелкай.

— Jawohl, Herr Oberst…[6]

— Я тебе дам полковника! — пригрозил Корнеев, расстегивая и снимая маскировочный костюм. — Знаки различия войск СС знаешь? Что у меня на петлицах и погонах обозначено?

— Оберштурмфюрер.

— Верно. То есть старший лейтенант. Смотри, Василий, между фрицами не обмолвись. Они такой шутки хоть и не поймут, зато оценят адекватно. Ну чего застыл? Давай разоблачайся. В гости пойдем…

— А, может, я? — отозвался Хохлов. — Уж в моем-то владении немецким языком вы имели возможность убедиться.

— Погоди, Сергей Фомич, — остановил его порыв Корнеев. — И для тебя дело найдется. Дай срок. Но не сейчас. Я и так не уверен, что охрана нас впустит. А уж с гражданским… И потом, ты же врач, хоть и хирург, и к скальпелю привычен. Но там — не лечить, там убивать придется. Уверен, что рука не дрогнет?

— Уверен…

В этот момент послышался негромкий шорох, и в овражек сползли оба сапера.

— Товарищ командир, — доложил Петров, — взрывчатка под объект заложена.

— Связь обнаружена и испорчена… — продолжил доклад Ованесян. — Движения не наблюдается.

— Отлично. Тогда…

— Николай. Товарищ командир, разрешите обратиться, — неожиданно отозвался Олег Пивоваренко. — В таком объеме, как Купченко, и я фашистский брех знаю. Возьмите с собой. Еще один ефрейтор лишним не будет, наоборот — солидности офицеру придаст. А шуму меньше поднимем. Втроем-то всяко нам ловчее будет. В плане рукопашной схватки…

— Согласен, — после минутного раздумья кивнул Корнеев. — Остальным затаиться и ждать. За меня остается Гусев.

— Но, товарищ командир, я же…

— Хочешь сказать, что тебе, как старлею, не по чину капитанами командовать?

Гусев неопределенно пожал плечами.

— Иван, ты сколько раз за линию фронта ходил?

— Де… Восемь, девятый не считается.

— У кого-то есть еще вопросы? — многозначительно поинтересовался Корнеев.

Никто из группы не отозвался.

— Видишь, вопросов нет. Иван, если вдруг что-то пойдет не так, вмешиваться запрещаю. Объект номер один взорвать. Потом свяжетесь с Малышевым. Передадите «Закат», а сами действуйте по его приказу и сообразно создавшейся обстановке. Все, прощаться не будем. Пивоваренко, Купченко — за мной.

— Яволь, господин оберштурмфюрер! — щелкнули каблуками оба новоиспеченных эсэсовца. В сгустившейся тьме их лица казались неестественно бледными на фоне зловеще черных мундиров.

* * *

Стараясь держаться низин, чтоб их силуэты не мелькнули на фоне более светлого, чем мундиры, неба, разведчики обогнули башню по вытянутой дуге и, только выйдя на асфальтированную дорогу, зашагали совершенно открыто, как и полагается хозяевам жизни. Дружно закурили вонючие трофейные папиросы. Пивоваренко стал насвистывать популярный мотивчик «Ach, mein lieben Augustin…», хоть и отчаянно фальшивя, зато достаточно громко и беззаботно.

Но, несмотря на все их старание, железные ворота по-прежнему оставались закрытыми, а на громкий стук никто не выглянул и не поинтересовался: мол, что за нежданные гости пожаловали среди ночи в башню? Что значит: либо охрана объекта усиленно блюла предписанный режим секретности, либо — совершенно и полностью завалила службу.

— Они там уснули, что ли?! — непритворно возмутился Корнеев, входя в роль, и громко заорал по-немецки: — Эй, часовой! Немедленно открывай ворота! Завтра же всех на Восточный фронт отправлю! Ганс, ты только погляди — у этих тыловых крыс даже петли на створках заржавели!

— Так точно, господин оберштурмфюрер! — как можно громче ответил Пивоваренко.

— Зажрались, свиньи! — бушевал во всю силу легких Корнеев, входя в роль то ли контуженого, то ли подвыпившего офицера-фронтовика, которому нет ничего слаще, чем излить праведный гнев на тыловиков. — В окопах сгною! Шарфюрер Больц! Всех арестовать! Завтра же доложу оберштурмбанфюреру Штейнглицу о том, как несут службу охранные части в этом заср*ном городке!

Двойное упоминание довольно высоких в масштабах района, да и не только, эсэсовских чинов, в сочетании с возможной отправкой на Восточный фронт, похоже, произвело должное впечатление на охрану. Во всяком случае, где-то наверху хлопнула дверь. Послышалось спешное топотание, а еще спустя несколько мгновений из-за железной створки неуверенный, как бы детский голос спросил:

— Кто там?..

— Ты как несешь службу, скотина?! — не выбирая выражений, тут же рявкнул Корнеев. — Молчать! Смирно, когда к тебе офицер обращается! Сейчас же открывай ворота, идиот! Расстреляю!..

— Пароль?..

— Я тебе покажу «пароль», болван! Ты где должен находиться? У входа на объект или на чердаке вашей голубятни?! Совсем опухли от сна?! Всех на фронт отправлю!.. — разорялся Корнеев. — Немедленно открывай, скотина!

— Я не… Нам не… — еще более неуверенно заблеяли с той стороны ворот, и Купченко поспешил помочь командиру нарастить психологическое преимущество.

— Прикажете взорвать ворота, господин оберштурмфюрер?! — скороговоркой произнес он, громко и отчетливо выкрикивая только звание.

— Не надо взрывать, господин офицер, — окончательно сорвался на фальцет испуганный голосок, даже не сопоставляя столь несовместимые вещи, как взрывчатка и проверяющие. — Пожалуйста, подождите… Я сейчас за ключом сбегаю! Я мигом! Один момент!

— Кажись, сработало… — показывая большой палец, едва слышно прошептал Пивоваренко.

— Как знать, как знать, — пожал плечами Корнеев. — Молокососа из «Гитлерюгенда» мы, конечно, изрядно припугнули. Да только вряд ли он тут что-то решает. Подождем кого-нибудь из более опытных солдат. Вот тогда и увидим.

Словно в подтверждение его слов входная дверь в башню еще раз натужно заскрипела. Похоже, Корнеев был не так уж и неправ, укоряя охрану заржавевшими петлями.

— Ну мне долго еще ждать, пока вы проснетесь?! — не дожидаясь вопроса о пароле, сразу же перешел в наступление майор, он же — оберштурмфюрер. — Соизвольте наконец протереть глаза и открыть ворота!

— Виноват, господин офицер, не вижу вашего звания… — донесся в ответ более уверенный голос. — Но приказом коменданта на территорию объекта «С» вход категорически воспрещен! Особенно в ночное время.

— Это ты кому говоришь, скотина?! — вполне натурально осатанел Корнеев, чувствуя, что удача ускользает. — Мне? Заместителю начальника районного отделения гестапо?! Хочешь убедить, что исправно несешь службу?! А я располагаю сведениями, что вы здесь, спрятавшись от начальства, беспробудно пьянствуете! Да я даже отсюда ощущаю запах перегара в твоем дыхании! Шарфюрер!

— Что прикажете, господин оберштурмфюрер?

— Вы чувствуете этот запах?

— Так точно, господин оберштурмфюрер! — уверенным тоном подтвердил Пивоваренко. — Спутать невозможно… Шнапс.

— Немедленно открыть ворота! — стукнул прикладом автомата в железную створку Купченко. — Это приказ!

— Виноват, господин оберштурмфюрер, — уже не столь уверенно ответил голос. — Но у меня строгий приказ, я обязан доложить господину гауптману… Разрешите?

— Валяй!.. Звони хоть самому Господу Богу… — сменил гнев на милость Корнеев.

Как офицер, он не мог не одобрить точное исполнение солдатом предписаний Устава караульной службы.

— Что ж, возможно, вы и в самом деле не так безнадежны. Только не испытывай мое терпение чрезмерно. Одна нога здесь, а другая — у телефона. Бегом! Время пошло!

Судя по заполошному топоту, этот приказ охранник бросился выполнять со всем надлежащим рвением.

— Поторопись! Господин оберштурмфюрер не любит ждать! — крикнул ему вдогонку Пивоваренко, едва удерживаясь от смеха.

— Похоже, что и второй раунд наш, — подытожил Купченко. — Интересно, засчитают нам победу в связи с явным преимуществом или только по очкам?

— Если саперы все сделали как надо, то охранник прибежит, размахивая белым полотенцем, — хмыкнул Корнеев.

* * *

Караульный вернулся минут через пять. Но ожидаемого скрежета в замочной скважине так и не последовало.

— Чего замер, доложил? — вполне добродушно осведомился Корнеев. — Давай открывай…

— Виноват, господин оберштурмфюрер, — все так же неуверенно ответил немец. — Но связи нет.

— Значит, вот как вы тут службу несете… — зловеще повысил голос майор. — Если бы не я, то вы здесь даже связь не удосужились бы проверить. Кто у вас старший? Немедленно ко мне начальника караула!

— Я здесь, господин оберштурмфюрер! — ответил тот же голос. — Старший солдат Шульц.

— Что?! — Корнеев от удивления едва не перешел на родную речь. Но вовремя опомнился. — Ты хочешь сказать, что охрану такого важного объекта доверили всего лишь паре каких-то полуцивильных недоумков?

— Никак нет, господин…

— Послушай меня, солдат… — нетерпеливо прервал его майор. — Во-первых, я сам знаю, в каком звании нахожусь. Во-вторых, мне надоело разговаривать, глядя на ворота. А в-третьих, если ты сейчас же мне не откроешь, я прикажу своим парням перепрыгнуть ваш глупый заборчик и лично выбью тебе пару зубов. Надеюсь, ты поверишь на слово обещанию офицера СС?

— Но, господин…

— И не хочу слушать больше никаких объяснений. Шарфюрер Больц, считайте до пяти. А если, по истечении этого времени ворота все еще будут закрытыми, вы знаете, как действовать.

— Айн… — громко начал Пивоваренко. — Цвай…

Дальше считать не понадобилось. Ключ в замке провернулся едва ли не раньше, чем Корнеев перевел дыхание после гневной тирады, и «неприступные» железные створки, возмущенно визжа всеми петлями, приоткрылись достаточно широко, чтобы в них мог пройти человек.

Пивоваренко тут же проскользнул во внутренний двор и замахнулся для удара. Корнеев едва успел остановить его руку.

— Хальт! Отставить, шарфюрер!

Увидев перед собой офицера и двоих солдат в эсэсовских мундирах, прекрасно осознавая, что вот этот оберштурмфюрер сейчас стоит рядом, а все, кто мог бы заступиться за честно исполнявшего обязанности караульного, находятся отчаянно далеко, пожилой солдат, вместо того чтобы отдать честь, испуганно вытянулся в нацистском приветствии.

— Хайль, Гитлер!

— Хайль, — вялым взмахом кисти ответил Корнеев. И чуть удивленно поинтересовался: — Член партии? С какого года? Почему до сих пор рядовой? Разжаловали? За что?

— Никак нет, господин оберштурмфюрер. Я и в тридцать третьем уже был слишком стар для политики… Но я всегда поддерживал нашего фюрера и национал-социалистическое движение. А в армию меня только этой весной призвали.

— Фольксштурм, — хмыкнул Корнеев. — Понятно… Молодец. Впрочем, здесь нет твоей заслуги. Все те, кто был против нас, давно сгнили в исправительно-трудовых лагерях. Лучше объясни, как так могло случиться, что вас здесь только двое? И, кстати, куда подевался твой напарник?

— Рядовой Витольд пытается связаться с командиром. Он там, наверху. У аппарата…

— Ропенфюрер, посмотрите, — распорядился Корнеев.

— Слушаюсь, господин оберштурмфюрер!

Купченко щелкнул каблуками, кивнул и вошел внутрь башни.

Видимо почувствовав что-то, пожилой солдат проводил его спину напряженным взглядом, но на большее не осмелился.

— Так я жду ответа на поставленный вопрос. Почему, как раз в то время, когда ожидается появление красных диверсантов, стратегически важный объект оставлен практически без охраны?

— Страте… странтеги… — неуверенно попытался повторить сложное слово солдат, но Корнеев нетерпеливо оборвал его:

— Отвечать!

— Не могу знать, господин оберштурмфюрер! — на одном дыхании выпалил тот. — После обеда господин гауптман позвонил и приказал гауптшарфюреру Аксу оставить здесь двух людей, а все отделение привести в поселок.

— Разве сегодня банный день? — изобразил удивление Корнеев.

— Никак нет, — чуть пообвыкнув, солдат позволил себе некую вольность, опуская в ответе обращение к офицеру по званию.

— Так в чем же дело?

— Не могу знать, господин оберштурмфюрер. Подробности мне неизвестны…

Сухой хлопок, более всего напоминающий треск ломающейся ветки, не дал завершить разговор. И Корнеев, и солдат одновременно поняли, что должен означать этот звук. Причем, к стыду увлекшегося разговором майора, пожилой немец сообразил даже чуточку быстрее и успел схватиться за автомат. Видимо, сказалась так и не покидавшая его общая неуверенность, настороженность и страх.

Но, к счастью для всех, не терявший бдительности Пивоваренко быстро шагнул вперед и коротко, без замаха, точно выверенным движением резко ударил фрица ребром ладони в кадык, сминая хрящ гортани.

Удар был таким молниеносным, что быстроте движений капитана мог бы позавидовать даже непревзойденный убийца кобр — мангуст. Пожилой солдат только захрипел, выпучивая глаза. Схватился обеими руками за горло и тяжело осел наземь. А уже в следующее мгновение разведчики неслись вверх по лестнице, перепрыгивая через ступени…

В комнате связи, возле телефонного аппарата, сидя на полу и сжимая в руке офицерский «вальтер», спиной к столу привалился молоденький парнишка в немецкой форме. С неестественно запрокинутой головой, непонятно как удерживающейся на худющей, словно у неоперившегося гусенка, сломанной шее. А рядом с ним, зажимая руками рану на груди, пуская ртом розовые пузырьки, — отходил Купченко. Глаза у старшего лейтенанта уже подернулись смертной поволокой, но услыхав шаги товарищей, он сделал последнее усилие и слабо произнес:

— Пацаненок… пожалел… а он… за пистолет… откуда только… не успел. Извини, командир… подвел я вас…

Василий закрыл глаза, и большая, сильная кисть его руки бессильно ударилась об пол, открывая на груди чуть темнее ткани мундира совершенно крохотное пятнышко. Как раз напротив сердца.

— Как же ты так, старший лейтенант?.. — дернул щекой Корнеев, опускаясь рядом с убитым. — Как же ты так неосторожно, парень?..

Но Купченко уже держал ответ за совершенные им проступки перед более строгим судьей, и упреки живых больше его не задевали.

— Уходить надо, командир… — притронулся к плечу Корнеева Пивоваренко. — Ловушка это. Сейчас сюда фрицы со всей округи сбегутся.

— Вряд ли.

— Да точно тебе говорю. Иначе зачем бы они с объекта охрану снимали? Специально внутрь заманивают, чтоб всех вместе прихлопнуть.

— Прощай, Василий… — Корнеев закрыл веки погибшему товарищу и выпрямился. — Не горячись, капитан. Я понимаю, ты к другой боевой обстановке привык.

— Это ты к чему клонишь, майор? — насупился Пивоваренко.

— К тому, что когда с тобой ведет свою игру вражеская контрразведка, многое становится совсем не тем, чем кажется на первый взгляд. Вспомни: зачем немцы всю эту бодягу затеяли? Чтобы нам что-то важное показать! И не просто показать, а так — чтоб диверсанты обязательно, обо всем увиденном доложили командованию. Ну и что мы здесь обнаружили? Пустую водонапорную башню?

Корнеев развел руками.

— Нет, Олег, поверь моему чутью и опыту: пока фрицы нас не ткнут носом в нужный им объект, никакой стрельбы не будет. Смерть Василия — глупая, прости, товарищ, случайность. По логике контрразведки фрицев, русские диверсанты должны были без каких-либо усилий снять эту, с позволения сказать, охрану, состоящую из школьника и пенсионера, и продвигаться дальше. Кто же мог знать, что у советского офицера не поднимется рука на сопливого пацаненка, а тот — в свою очередь — настолько запуган антибольшевистской пропагандой, что решил стоять насмерть. Так что зови наших, капитан. С Василием по-людски простимся. Осмотримся, подумаем.

— Есть, командир! — Пивоваренко развернулся к лестнице.

— И это, — произнес ему в спину Корнеев. — Спасибо тебе, парашютист. Я ведь тоже… заболтался. Вполне мог на пулю нарваться.

— Проехали, командир, — посветлел лицом Пивоваренко. — Это вряд ли… Старик за автомат просто так ухватился, а стрелять в эсэсовского офицера все равно б не осмелился. Он ведь его даже с предохранителя не снял.

* * *

Старшина Телегин остановился первым, подавая знак остальным.

— Группа, стой!.. — приказал Малышев, переходя на шаг. — Привал десять минут…

Чутью опытного таежного охотника капитан доверял безоговорочно, так как хорошо помнил его цену, проиграв однажды старшине на спор, с подначки Корнеева, свой недельный офицерский доппаек. Трижды, в плане тренировок, Телегин бегал с группой диверсантов на различные расстояния, от полутора до семи километров, и ошибался при этом максимум на десяток шагов. Проверяли дотошно… С рулеткой в руках. Зазря отдавать шоколад и печенье, которые он относил беременной жене, капитану не хотелось.

Вспомнив о покойнице, Андрей потемнел лицом и непроизвольно скрипнул зубами…

Потом бойцы шутили: мол, когда петух будильник склевывал, Кузьмич — спидометром закусывал. А старшина, оглаживая усы, степенно объяснял, что ничего особенного в этом нет. Потому как человека, не умеющего чувствовать расстояние и направление, хозяйка уссурийской тайги забирает к себе навсегда. Особенно — охотника-промысловика.

— Командир, разреши пройти вперед, — обратился к Малышеву ефрейтор Семеняк. — А то ведь не поспеем к монастырю раньше Коли.

— Действуй, Игорь Степаныч, — согласился капитан. — Только назад с докладом не спеши. Дождись нас на месте. Сам тоже передохни чуток… Если все спокойно, мы минут через пятнадцать подтянемся, — и объяснил свое распоряжение более конкретно: — Следующий, интересующий нас объект находится примерно в двенадцати километрах отсюда. Хотелось бы к вечеру уже там быть. Значит, придется еще побегать.

— Не волнуйся, командир, — понимающе кивнул Семеняк. — На марше не отстану. С моим Колей не больно зажиреешь… Всяко доводилось, — и, не удержавшись, озабоченно вздохнул. — Как ему там сейчас, Андрюха?.. В самой пасти-то?..

— Выскользнет, — ободряюще похлопал ефрейтора по плечу Малышев. — А то ты, Игорь Степаныч, Николая не знаешь?.. Это ж Корнеев… Да и мы не лыком шиты, подсобим, как сумеем. Короче, держи хвост пистолетом. Не пропадет твой одессит, продефилирует еще по Привозу.

Чем дальше группа углублялась в лес, тем больше стиралась его парковая ухоженность, и возвращала свои права природа. Теперь разведчикам не было нужды жаться к стволам, — густой подлесок надежно скрывал их от чужого взгляда. Зато передвигаться стало гораздо тяжелее. Кусты цеплялись за рукава и полы одежды, а прячущиеся в высокой траве хваткие сяжки ежевики становились истинным наказанием. И чтоб не выпутываться из их цепкого плена, оставляя на крючках клочки ткани, приходилось высматривать побеги вредного растения, так же внимательно, как гранатные растяжки. А в таких условиях много не набегаешь.

Труднее всего приходилось единственному в группе летчику и городскому парню Сергею Колесникову. Просто хорошей физической подготовки для лесной чащи оказалось явно недостаточно. Тут была нужна особая сноровка. И непривычному к подобным марш-броскам пилоту приходилось тратить огромные усилия там, где те же Кузьмич или Семеняк проходили не только не вспотев, но даже не зашелестев ветками. Соотнеся расходуемую летчиком энергию с тем расстоянием, которое группе еще предстояло пройти, Малышев решительно отобрал у него рацию.

— Не тушуйся, Серега, — приободрил он пилота. — В небе всем нам, думаю, пришлось бы гораздо сложнее, чем тебе на земле. Верно, Кузьмич?

— А то… — глубокомысленно поддержал командира старшина. — В мире все разделено по справедливости. Одному ноги дадены, другому — крылья.

— «Рожденный ползать — летать не может…» — с улыбкой процитировала любимого поэта Оля Гордеева, завершая непредвиденный диспут. — У нас, правда, все с точностью до наоборот, но…

— Ладно, насмехайтесь над городским парнем… — незлобиво проворчал тот. — Эх, мне б только до штурвала добраться. Хоть какого самолета, хоть самого завалящего, даже «уточки». Я бы вам показал, на что способен капитан Колесников. Рожденный ползать…

— Вот и береги силы, пилот… — вполне серьезно произнес Малышев. — Можешь считать это прямым приказом. Я не первый день Корнеева знаю. И уж коль майор взял с собой в рейд летчика и приказал искать в лесу полевой аэродром — даже не сомневайся: полетать тебе еще придется. Степаныч подтвердит… Верно? — спросил капитан ефрейтора Семеняка, как раз вынырнувшего им навстречу из густых зарослей молодого ельника.

— Абсолютная и истинная правда, — охотно подтвердил тот. — А вот на ту поляну ходить бессмысленно. Вырубка там, — лаконично доложил Семеняк. — Я хоть и не летчик, но уверяю вас, можно не смотреть. Сплошные пеньки. Как надолбы… Танком не проехать, а не то что самолетом рулить.

— Понятно. — Малышев открыл планшет и крест-накрест жирно зачеркнул разведанную поляну. — Вычеркиваю…

Потом достал сигарету и с удовольствием затянулся крепким дымом.

— Ух, хорошо продирает… Значит, так, товарищи разведчики, теперь наш маршрут строго на запад. В двенадцати километрах отсюда отмечено какое-то скопление строений. Для сторожки лесника, даже с амбаром, овином и хлевом, — слишком большое. Скорее всего, нечто вроде пилорамы. Но более важно другое: рядом расположено широкое, расчищенное от леса пространство. Типа — поле-огород. И дорога к этому странному лесному хозяйству из самих Дубовиц проложена. Надо присмотреться… — капитан бросил взгляд на часы. — Сейчас шестнадцать тридцать пять. Движемся мы в среднем со скоростью три километра в час. Темнеет в двадцать один сорок пять. Должны успеть. Предлагаю быстро перекусить и оправиться. Полчаса… отставить, двадцать минут на все про все. Потом останавливаться не будем до самого объекта.

Загрузка...