Опасная магия

Глава 1 ПРОСТО ГРОЗА

Купер разбудил меня до того, как кошмар успел полностью захватить в свои сети. Он пнул меня в лодыжку, и я подскочила на кровати с колотящимся, как крохотный демон, сердцем. Сон уже ускользал из памяти, оставив лишь нервную дрожь. Купер дернулся и заскрипел зубами. Его курчавые черные волосы прилипли к потному лбу, а покрытые татуировками руки тряслись и прижимали к груди подушку.

Мне хотелось обнять его, разбудить. Тяжело видеть страдания любимого человека. Сейчас не имело значения, что он учитель, а я послушная ученица. Но я знала, что он кинется на любого, кто посмеет нарушить его сон. Поэтому я вытерла со лба пот и отодвинулась на другой край кровати.

— Купер, — позвала я. Казалось, что горло обложили наждачкой; я прикусила губу, и во рту остался привкус меди. — Проснись.

Он не пошевелился.

Сердце наконец начало успокаиваться, но руки по-прежнему тряслись, и я снова вытерла пот. До того как я начала спать с Купером, у меня никогда не было кошмаров. Когда нам обоим впервые приснились дурные сны в одну и ту же ночь, я решила, что это совпадение. Но после десятка ночей? Я не сомневалась, что ужасы его разбитого на кусочки сна находили отражение в моей голове.

Нас преследовал один и тот же кошмар… а в последнее время он начал приходить ко мне, даже когда я спала отдельно.

Купер скорчился и застонал.

Белый фокстерьер Купера, Смоки, забился под мой компьютерный стол и поскуливал оттуда. Он смотрел на меня перепуганными собачьими глазами: «Разбуди его, пока с ним ничего не случилось». Я видела, как этот фокстерьер бросался на врагов в десятки раз тяжелее его семнадцати фунтов, когда считал, что те угрожают хозяину; однажды он оторвал ухо амбалу, который собирался проломить Куперу голову на стоянке. Но когда приходил кошмар, верный Смоки чувствовал себя бессильным.

Я слышала, как шуршит в клетке в углу мой шестимесячный хорек.

«И что сейчас творится в твоей голове?» — думала я, глядя сверху вниз на Купера.

Я выскользнула из постели, сделала глубокий вдох и гаркнула так, что затрясся потолок:

— Купер!

Он подскочил на кровати, размахивая руками и попутно скинув на пол одеяло.

— Нет, не буду, не буду, убирайтесь…

— Купер, успокойся! Все в порядке.

— Что? Где… где я? — задыхаясь и вглядываясь в полумрак, спросил он.

— В нашей квартире. Помнишь? — Я снова забралась в постель и подкатилась к нему по смятым простыням.

— Дж-жесси? — заикаясь, спросил он, и его взгляд наконец сфокусировался на мне. — Как же я рад тебя видеть!

Он схватил меня в охапку и поцеловал. Его кожа блестела от пота, а сквозь привычный, немного чесночный запах тела проступал острый привкус серы. Смоки выбрался из-под стола и запрыгнул на кровать.

— Ты в порядке? — спросила я.

— Да. Кажется. Ведь сон не может ранить меня? Я даже толком не помню, что мне снилось. — Он нервно засмеялся и потрепал Смоки по гладкой голове. — Сам виноват, не надо было ложиться спать, когда не очень хотелось.

— Ты почти никогда не высыпаешься, ждешь, пока не свалишься от усталости. Поэтому тебе постоянно снятся кошмары.

Я решила не обращать внимания на внутренний голос, который подсказывал, что я тоже не могу выспаться. Когда становилось совсем невмоготу, я принимала снотворное, чтобы не видеть сны. Но старалась обращаться к таблеткам нечасто — на следующий день я чувствовала себя разбитой и вялой.

— Хм, ты прав, юный падаван[1],— ответил Купер. — Но голос разума не властен надо мной.

Он потянулся, и я невольно залюбовалась его мускулистым, подтянутым торсом. Ему было тридцать восемь лет, но никто не дал бы больше тридцати — на теле Купера не было ни унции жира. Я как-то нашла в Интернете глупый тест: следовало разделить свой возраст пополам и прибавить семь — число, полученное в результате, обозначало возраст, моложе которого не должен быть ваш партнер. Так вот оказалось, что я слишком молода для Купера.

Я знаю, что иногда бываю инфантильной, но внутри меня живет пожилая леди, которая кричит на детей, чтобы те не топтали ее газон. Причем живет она там довольно долго. Я зову ее Мейбел.

Когда я была подростком, большинство девочек ужасно действовали мне на нервы: все, что так их интересовало, казалось мне глупым и тривиальным. Ну кого волнует, какими тенями накраситься на игру школьной команды? Я бы лучше вообще туда не пошла и спокойно почитала. Я думала, что штат Огайо будет лучше школы, но он просто оказался больше.

Может, я по-другому смотрела бы на вещи, если бы моя мать не умерла, когда мне было одиннадцать. После ее смерти не осталось никого, кто привил бы мне восторг от мысли о макияже или выборе туфель. Переходный возраст начался у меня достаточно рано, и я всегда чувствовала себя старше своих одноклассников. А когда мне исполнилось двадцать три, я ощущала себя старухой даже рядом с Купером.

Купер, наоборот, был полон энергии. Даже после пятидесяти он будет соблазнительнее, чем большинство моих знакомых двадцатилетних парней. Тем бы только пивные животы отращивать. И разумеется, никто из них не обладал ни умом, ни душой, ни смелостью Купера. Да и его смуглое, атлетическое тело южанина говорило само за себя. А если к этому еще прибавить его способности в магии, то тот, кто выдумал дурацкий тест, может чмокнуть меня в зад.

— Сколько времени? — спросил Купер.

— Начало десятого, солнце только что зашло.

Он потер лицо и почесал короткую темную бородку.

— Как погода?

— Сухо. Ближайшее облако висит над Индианой.

— Ну, пора отрабатывать гонорар. — Он потянулся через кровать за своими джинсами. — Три тысячи от фермеров за небольшой дождик — неплохой заработок за одну ночь, так ведь?

И тут в дверь позвонили.

— Я открою, — сказал Купер.

Он натянул свои «левайсы» и пошел вниз. Я сняла пропитанные потом футболку и трусики, бросила их в корзину для белья и начала рыться в комоде в поисках одежды. Все, что там лежало, скрутилось в безнадежный ком, но, по крайней мере, оно было чистым. Год назад Купер разозлил сильфиду, и она попортила все наше домашнее колдовство; сколько сил нам потребовалось, чтобы снова заработало стиральное заклинание! В принципе, оно незначительное, но нет ничего позорнее для современного волшебника, чем необходимость ходить в прачечную.

Я слышала, как открылась дверь и жизнерадостный голос соседа произнес:

— У вас все в порядке? Я слышал, как кто-то кричал.

— Привет, Бо, — ответил Купер. — Все нормально, извини за беспокойство.

— Да ничего страшного, просто хотел убедиться, что ничего не случилось. Миссис Санчес принесла мне своих тамалес[2] — я ведь ей шину залатал — и просила вас тоже угостить.

Зашуршала продуктовая сумка.

— Как пахнет, — протянул Купер. — Передай ей спасибо.

— Она очень благодарна за то, что вы сделали для ее дочки.

Я прекрасно помнила тот полдень, когда миссис Санчес в ужасе бегала по соседям, потому что ее шестилетняя дочь пропала из бассейна в нашем многоквартирном комплексе. Купер достаточно хорошо говорил по-испански, чтобы попросить у нее одну из кукол девочки. После этого потребовалось всего лишь запереться в квартире и сотворить заклинание, с помощью которого мы почувствовали дух девочки. Она оказалась в коттедже на другом конце комплекса. К счастью, с ней ничего не случилось — старый педофил, который снимал коттедж, всего лишь накормил ее мороженым.

Когда девочка уже была в безопасности рядом с матерью — и никто так и не понял, что мы нашли ее при помощи волшебства, — я позвонила по мобильному в полицию, а Купер внушал старику, чтобы тот никогда в жизни больше не приближался к детям. Он его так перепугал, что старикашка бросился к полицейской машине, будто там его могли защитить.

— Любой на нашем месте поступил бы так же, — сказал Купер и кивнул в мою сторону. — Не забудь поблагодарить ее, пожалуйста.

После быстрого обеда, состоявшего из вкуснейших тамалес с сальсой[3], мы с Купером и двумя нашими животными залезли в его «Динозавр» — большой, черный, залатанный «линкольн континенталь» 1965 года выпуска. Смоки запрыгнул на заднее сиденье, а мы с хорьком (в шлейке и на поводке) уселись на переднем.

Сидя за рулем, Купер через плечо разговаривал со Смоки. Белый терьер не издавал звуков, он общался при помощи телепатии. Фамильяров не должны замечать за разговором с их хозяевами, так что монолог хозяина может показаться немного безумным, если он забудет о том, что надо думать, а не говорить. Я знакома с несколькими волшебниками и волшебницами, которые просто не могут держать рот закрытым; когда в продаже появились беспроводные гарнитуры для мобильных, они стали покупать их для прикрытия.

— Да, около полуночи, — говорил Купер. — Что? Нет. Тебе надо в туалет? Мог бы сказать раньше. Нет, придется потерпеть.

С тяжелым, страдальческим вздохом Смоки растянулся на черном кожаном сиденье и прикрыл лапами морду.

В правом кармане моих свободных брюк зажужжал телефон. Я достала его и открыла.

— Привет, жужжащие штаны, — сказала я в трубку.

Женщина на другом конце линии прыснула от смеха.

— Джессика, ты иногда такая чудная!

Уже давно никто не называл меня Джессикой, кроме матушки Карен, пожилой белой ведьмы, с которой меня познакомил Купер.

— Кто бы говорил, Карен. Как дела?

— Прекрасно. Что вы делаете сегодня вечером?

— Пытаемся помочь бедам здешних фермеров.

— Вызываете дождь? Чудесно, а то мои вьюнки начинают вянуть. Я собиралась что-нибудь испечь и думала позвать вас с Купером, если вы свободны.

— Кто это? — спросил Купер.

— Матушка Карен. Она сегодня балуется кулинарией.

— О! — У Купера загорелись глаза. — Хочу пирожных с коноплей, — заявил он с деревенским выговором. — И еще вишневого пирога.

Карен услышала его в трубку и засмеялась.

— Скажи ему, что он больше даже не понюхает моих пирожных. В прошлый раз у него совсем отшибло мозги и он превратил моих малышей в обезьян, и они побили всю посуду в доме. Но так и быть, я оставлю для него пару кусков вишневого пирога.

— Получишь ты свой пирог, — передала я Куперу. — Las drogas es verboten[4].

— Всегда мне не везет, — надулся он.

— Кстати, о побоях. Хочешь сходить со мной на хапкидо[5] на этой неделе? — спросила матушка Карен.

— Да, с удовольствием. Будут занятия по бою с ножом и мечом, правильно?

— Совершенно верно. И не забывай, аттестация на пояса через три недели.

— Ой, я совсем забыла! — Мне как раз пришла пора сдавать на фиолетовый пояс. Черный я собиралась получать не раньше чем через год, в основном потому, что все время пропускала занятия.

— Ах, молодость! Сколько восторга из-за получения пояса, — засмеялась матушка Карен. — Заходи за мной во вторник около шести.

— Хорошо, договорились.

Я попрощалась и засунула телефон в карман. И тут я поняла, что Купер свернул на шоссе I-71, которое вело к пригороду Колумбуса.

— Я думала, мы проведем ритуал за городом, рядом с фермами.

Купер рассмеялся, но мне послышались в его смехе нотки нервозности.

— Просто… что-то не тянет меня в джунгли. Я решил сделать все в Роще. Любая сотворенная там магия разнесется на мили вокруг.

Для большинства людей Роща — это всего лишь центр Тафтского парка. Сам парк состоит из двух дюжин акров земли на окраине города и тянется от ратуши до Музея искусств. В центре его сохранилась полоса старого леса, который растет там буквально со времен первопроходцев.

Но для живущих в городе Талантов Роща стала источником сильного притока земной магии и одним из двух мест силы во всем штате. Там растут немногие оставшиеся на Среднем Западе зачарованные деревья оньи, и, как иногда обнаруживают шастающие по парку дети, Роща гораздо больше, чем кажется на первый взгляд. Таланты города приложили немало усилий, чтобы Рощу не трогали жаждущие приукрасить ее дизайнеры и работники парка.

Проблема в том, что, если кто-то из тех, кто живет и не подозревает о самом существовании магии — а таких большинство, — увидит, как мы творим ритуал, у Купера возникнут крупные неприятности с властями. Некоторые — например, те фермеры, что наняли нас вызвать дождь, — знали о Талантах. Но они находились под действием заговора, который помогал им хранить секрет и не говорить с посторонними о магии. Еще в Средневековье во времена охоты на ведьм (когда погибло множество обычных женщин, а из практикующих черную магию почти никто не пострадал) старейшины Талантов решили, что чем меньше обычных людей знает о нашем мире, тем лучше.

— Если мы призовем сильную грозу, небоскребы лучше справятся с отводом молний, — добавил Купер.

Он положил правую руку мне на бедро и начал поглаживать легкими, дразнящими движениями.

— Думаю, сегодня будет очень, очень влажно.

«Ты просто хочешь заняться со мной сексом в пригороде, где кто-то может случайно наткнуться на нас в самый неподходящий момент», — подумала я и вдруг обнаружила, что губы у меня расплываются в пошловатой ухмылке, а внутренний эксгибиционист уже справился со всеми волнениями по этому поводу. Эротомансия очень помогала в работе с природными силами. Я взяла руку Купера и положила на свою левую грудь, чтобы он почувствовал, как набухает под тонкой футболкой сосок.

— Да вы понятия не имеете, о чем болтаете, миста Маррон, — ответила я. — Мне сдается, вы хотите меня обмануть. Думаю, вы собираетесь засунуть в меня свой большой член и заставить меня кричать.

Его пальцы нежно сжали мой сосок; по спине побежали мурашки наслаждения.

— Прекрати говорить, как шлюха-южанка… а то я не выдержу.

— Да что вы, миста Маррон, а вы разве не этого хотите?

— Я хочу остановить машину, распластать тебя на капоте и взять прямо здесь, на виду у всех.

В его глазах уже горел знакомый безумный огонек возбуждения — он не шутил. Он собирался сделать это в свете фар встречных машин, а водители грузовиков будут пялиться в зеркала заднего вида на скорости семьдесят миль в час. И он сумеет довести нас обоих до оргазма прежде, чем появится дорожный патруль, а даже если и не сможет, вызовет мираж, и полицейские будут думать, что машина припаркована в милях от нашего настоящего местонахождения.

«Ты еще можешь остановить его, — подумалось мне. — Убери его руку и положи обратно на руль».

Но вместо этого я крепче сжала его ладонь и сказала:

— Я хочу тебя.

А во всем виноваты кошмары. Я знала, что он просыпается полубезумным от облегчения — оттого, что жив, что руки-ноги на месте, — и его преследует желание накрыть нас обоих забвением оргазма на виду у богов, монстров и людей.

Я чувствовала себя так же. Купер всегда отличался некоторой склонностью к эксгибиционизму, но и я привыкла к этому за год кошмаров — наши игры стали для меня своеобразным способом показать тьме средний палец. Тьма могла унести нас в мир снов и мучить там, могла убить нас тысячью разных способов и оставить дрожать на простынях, могла искалечить, научить бояться сна, но ей не сломить нас. Мы не позволим.

Стоило Куперу поставить ногу на педаль тормоза, мой хорек вывернулся из рук, вспрыгнул мне на грудь и укусил Купера за большой палец.

— Черт! — Купер отдернул руку.

Хорек, блестя глазками-бусинками, заверещал на нас обоих.

Я засмеялась:

— Думаю, он не хочет, чтобы мы занимались глупостями, пока не сделаем работу.

— Только хорька-дуэньи мне не хватало, — проворчал Купер. — Но по крайней мере, это признак разумного восприятия. Он уже с тобой говорил?

— Пока нет. Это плохо? Может, я не того выбрала?

— Ты же почувствовала сильную связь с ним в приюте для животных?

Я задумчиво поджала губы. Мы обошли десятки приютов и зоомагазинов, выискивая мне фамильяра. Птицы, змеи, крысы, кошки, лягушки, собаки, кролики, игуаны… к тому времени, как мы добрались до Общества защиты хорьков, у меня уже голова шла кругом. Когда сотрудник общества сунул мне в руки второй по счету гладкий комочек меха, по позвоночнику побежало тепло. И я даже подумать не успела, как выпалила вслух: «Вот он! Давай возьмем этого».

И если честно, я рассчитывала на кошку или собаку. Хорек мне попался очаровательный, не спорю, но стоило выпустить его из клетки, как он тут же находил самое труднодоступное место в доме и забивался туда. Например, под матрас или в провода за холодильником. Дошло до того, что Куперу пришлось сочинить заклинание для призыва хорьков.

И в довершение всего хорек вонял. Я несколько раз в день мыла руки, чтобы избавиться от запаха мускусного жира, который покрывал его шерсть. Купер отказывался делать наговор-дезодорант, потому что считал, что хорек должен пахнуть хорьком, а я просто капризничаю. Пришлось смириться с запахом и ждать, пока случится волшебное превращение.

— Мне показалось, что да. Но откуда мне знать, что я должна была почувствовать, если я никогда раньше этого не чувствовала?

— Просто почувствуешь, и все, — пожал плечами Купер. — Я видел, как несколько десятков учеников выбирали своих первых фамильяров, и не заметил ничего необычного. Пока не стоит волноваться. Он еще маленький. Иногда фамильярам требуется некоторое время, чтобы их способности пробудились. Возможно, ему надо почаще иметь дело с магией.

Купер прищелкнул пальцами, и встроенное в приборную доску радио ожило, стрелка настройки поползла к частоте его любимой радиостанции. Там заканчивалась композиция «Лестница на небеса».

— Я надеюсь, что все наши ночные пташки уже нашли свой кусочек неба, даже несмотря на жару, — зазвучал бодрый голос диджея. — Разве вы не мечтаете сейчас о Рождестве? Как вам немного Рождества в июле? Песня Дуга и Боба Маккензи поможет вам вспомнить о прохладных деньках…

В динамиках зазвучала композиция «Двенадцать дней Рождества».

Купер вздрогнул и шлепнул ладонью по воздуху. Динамики взвизгнули, из магнитолы посыпались искры. Салон наполнился запахом горелой проводки.

— Господи, Купер, зачем же было ее ломать!

— Я ненавижу эту песню. — Он побледнел, левое веко начало подергиваться.

— Я знаю, но все же…

Он никогда толком не объяснял мне, почему так сильно ненавидит любые версии этого рождественского гимна, даже самые смешные, но обычно ему удавалось вытерпеть несколько куплетов, прежде чем сбежать из комнаты или сменить частоту. Я никогда не видела такой яростной реакции.

— И что ты собираешься делать, если в декабре к нам под окно придут колядовать? Убьешь всех? — спросила я.

Он не ответил. Появляющееся после кошмаров безумие снова мелькнуло в его взгляде. Я приоткрыла окно со своей стороны, чтобы впустить в машину свежий воздух.

— Ты в порядке? — нежно спросила я. — Если ты неважно себя чувствуешь, можем перенести ритуал на завтра.

— Нет. — Он потряс головой, будто пытался собраться с мыслями. Одарил меня быстрой, неубедительной улыбкой и уставился на дорогу. — Все нормально. Давай уж доделаем работу. Я обещал Колдуну, что мы сегодня заглянем в «Панду», поужинаем и споем под караоке.

«Хочешь сказать, не поужинаем, а выпьем», — с раздражением подумала я, но промолчала. Не могла же я винить Купера за желание встретиться со своим сводным братом; мне нравилось видеть его счастливым, а вдвоем с Колдуном им всегда было весело. Я даже готова была мириться с приставаниями Колдуна, когда тот напивался. Мне только хотелось, чтобы их встречи не заканчивались рвотой и набегами Купера к унитазу в пять утра. Так же как и с хорьками, Купер отказывался пользоваться любыми похмельными заговорами, утверждая, что гулянка должна быть гулянкой.

Мы съехали с шоссе на Броад-стрит. По одной ее стороне возвышался собор Святого Иосифа, где благодаря близости к Роще случился не один десяток чудес; по другой — тянулась каменная стена, огораживающая парк. Ее поставили в шестидесятых годах, когда движение по дороге увеличилось и обитающие в Роще животные начали попадать под машины.

Открытая сторона парка выходила к ратуше, и только здесь он казался обычным городским парком. Там, на подстриженной лужайке в пол-акра, росло несколько декоративных вишен, стояли столики для пикников и в окруженном металлическими скамейками пруду плавали золотые рыбки. Ряд зачарованных камней отгораживал лужайку от западного края Рощи. Чары на них лежали довольно легкие, но тем не менее они успешно удерживали обычных людей от походов в Рощу и напоминали обитателям Рощи, чтобы те не высовывались.

Купер повернул «Динозавр» налево, на Третью улицу, и снова налево, на небольшую парковочную площадку Тафтского парка. Перескочил бордюр и помчал по лужайке, объехав столики и вспугнув небольшую стаю сонных казарок. Шины не приминали траву и не оставляли следов — Купер позаботился об этом давным-давно.

— Фу, трава небось в помете, — произнес он, когда казарки с криками поднялись в небо. — Противные птицы.

— Мы его можем использовать?

— Что использовать? — Купер нажал на тормоз и припарковал машину в нескольких ярдах от пруда.

— Помет.

В том и есть суть убикмансии[6]: магия во всем. Заклинателю остается только решить, какая магия, как ее использовать, и затем вплести в импровизированное заклинание, которое будет звучать как тарабарщина для всех, кто не понимает древних языков. В отличие от прочих магических наук, убикмансия редко требует прямого обращения к духам. Она опирается на инстинкт, импровизацию и воображение, которые помогают сфокусировать окружающую нас магическую энергию.

Некоторые думают, что при помощи убикмансии мы можем творить любое волшебство, и, хотя теоретически такое возможно, на практике все намного сложнее, особенно если что-то пойдет не так. Надо не только подобрать правильные слова. Убикмансия похожа на пение: некоторые заклинания не сложнее «В траве сидел кузнечик», зато другие напоминают Богемскую рапсодию. Не многие певцы сумеют впервые и с ходу исполнить сложную арию на сцене, а если диапазон голоса не позволяет, они не смогут ее спеть никогда. И даже если певец обладает диапазоном и мастерством, способен импровизировать и петь с листа, случается, что слушатели закидывают его гнилыми помидорами… Как я и говорила, бывают сложности. Но порой нам везет.

Убикмансия прекрасно сочеталась с нетерпеливым, живи-ради-настоящего складом ума Купера. Те, кто презрительно относится к нашей отрасли, называют нас Болтунами; это прозвище так прижилось, что его используют даже те, кто с уважением относится к нашему искусству.

Самое главное, что необходимо хорошему Болтуну, — это магический талант. И Купер обладал им в избытке. Когда он был в ударе, то становился одним из лучших колдунов, каких мне доводилось видеть; мне очень повезло с учителем. К несчастью, в плохие дни он отдавался живущему в нем инстинкту саморазрушения и напивался до потери сознания. Но с тех пор как мы стали любовниками, он пьет гораздо меньше.

Иногда меня ужасно злили магический беспорядок убикмансии и благодушные ответы Купера «сама поймешь со временем». Иногда я жалела, что не начала изучать более логичный способ колдовства, например белую магию матушки Карен.

Но черт возьми, чокнутая магия Купера творила чудеса.

— Птичий помет, — задумчиво протянул он и заглушил мотор. — Он помогает излечивать бесплодную землю… вызывать огонь… управлять казарками… привлекать хищников… Портить пищу и воду… рост растений… и, возможно, для полетов. Куча всего, но сегодня нам это не понадобится.

— Пойдем к пруду?

— Нет, так близко вода нам не нужна. Встанем под теми дубами. Раздевайся.

Я привязала поводок хорька к рычагу переключения скоростей, стянула футболку, спортивный лифчик и тапочки. Потом выскользнула из брюк и трусиков и сложила вещи на приборной панели.

Купер уже стоял голым на траве, потягиваясь и почесывая спину.

— Нет, лучше останься в машине, — сказал он Смоки.

Пес заскулил.

— Что? А, верно. — Купер открыл заднюю дверь.

Смоки выпрыгнул из машины, подбежал к столику и описал его круглую стальную ножку. Встряхнулся, закидал землей метку и со счастливым видом затрусил обратно к машине.

Купер захлопнул за ним дверь и подошел ко мне.

— Думай о мокром, — сказал он, легонько дотрагиваясь до спины и проводя рукой по моим ягодицам. От его прикосновения кожа покрылась мурашками. — Думай о давлении. Облака — наши зрители; заставь их излиться.

Мы прошли по траве к деревьям. Купер прижал меня к стволу красного дуба.

— Корни этого дуба соприкасаются с корнями Рощи, — прошептал он, целуя мое лицо. — Мы уже в эфире; давай покажем хорошее шоу.

Он закрыл глаза и начал покрывать нежными поцелуями мою шею, груди. Гормоны во мне разыгрались, как огни Мэдисон-сквер-гарден в новогоднюю ночь.

«Это самый лучший заказ», — успела подумать я.

Купер ритмично дышал в предвкушении заклинания. Я закрыла глаза и следовала движениям его тела. Когда он вошел в меня, на короткую секунду меня пронзила боль, но дальше начались чудеса. Я обхватила ногами его талию и не обращала внимания на то, как скребет спину шершавая кора. Когда все закончится, это продлит мое удовольствие. Я не считала себя мазохисткой, но боль и наслаждение порой сливались для меня в единое целое.

В любом случае я радовалась, что надо сосредоточиться на заклинании, иначе все закончилось бы слишком быстро. Если я буду кончать тихо, Купер может продолжать часами. Но кошмары сделали меня слишком дерганой для вежливого незаметного оргазма. Я буду кусаться, царапаться, кричать… да, заклинание станет хорошим отвлекающим маневром.

С губ Купера полились древние слова, сначала это было не более чем бормотание доисторических людей, населявших берега морей и рек и поклонявшихся встреченным в прохладных водах духам. Потом грубые звуки стали более осмысленными; в сознании возник прокаленный солнцем колдун, стоявший в водорослях Нила и умолявший богов о дожде.

Я тоже произносила какие-то слова, но на другом языке — воспевавшем туманы и кипящие волны, серые морские штормы над стонущими под ураганом островами Северной Атлантики.

Воздух вокруг нас заколыхался, волоски на руках и затылке стали дыбом. Верхушки деревьев закачались под поднимающимся ветром.

Речитатив Купера подстраивался под ветер, становился более музыкальным, в едином дыхании смешивались восточные и западные наречия. Штормовые облака клубились над прериями, а мудрый шаман в одежде из буйволовой кожи воздевал к небу жилистые руки. От кожи Купера запахло влажной землей и оленьими шкурами.

Мой напев тоже менялся; во мне просыпалась тень старого шамана в медвежьей шкуре, который стоял в истощенном засухой лесу новой, зеленой земли, капал на сухую землю мед из круглой чаши и умолял Господа подарить его людям хоть каплю дождя.

И тут Купер дернулся, а его речитатив прервался внезапным стоном, но не наслаждения, а боли. Я тоже слышала безмолвный крик, чувствовала запах внутренностей, вытащенных из еще живого тела и брошенных на тлеющие угли.

— Боже! — Купер отвернулся и с силой оттолкнул меня.

Я упала спиной на траву.

Ничего не понимая и впервые стесняясь своей наготы, я вскочила на ноги:

— Купер, что…

Его тело выпрямилось и мускулы напряглись; даже вытатуированные знаки начали светиться слабым фиолетовым светом. Воздух был пронизан зловещим электричеством, облака над головой темнели и собирались в тускло-серый вихрь.

— Беги! — придушенно закричал он. — Быстрее! Беги же!

Я знала, что сейчас не время спорить или задавать вопросы. На подгибающихся от страха ногах я ринулась к машине. Никогда раньше не случалось ничего подобного. Купер говорил, что ритуал нельзя прерывать ни в коем случае.

Я добежала до «линкольна», запрыгнула на водительское сиденье. Рядом скулил, прижав к стеклу лапы, Смоки. Не успела я захлопнуть дверь, как он перепрыгнул через меня и помчался к хозяину.

Купер закричал. Его голос походил на скребущую по ржавому железу пилу.

«Зачем я убегаю? — думала я, поворачивая ключ зажигания и нажимая на педаль газа. — Не сомневайся. Делай, что сказал Купер. Он разбирается в магии гораздо лучше тебя».

Гроза надвигалась с устрашающей скоростью. Зарокотал гром. В зеркальце заднего вида я разглядела, как ветер поднимает вокруг застывшего в напряжении Купера вихрь пыли. Рокот грозы заглушал его крик.

Стоило мне тронуться с места, и небо пронзила невиданной мощи молния.

Земля вокруг Купера взметнулась в воздух. По парку пронеслась ударная волна, настолько сильная, что машину оторвало от земли, а меня швырнуло на руль.

«Черт, черт, черт!»

Машина накренилась, порыв ветра ударил в бок и перевернул «Динозавра». Я сильно ударилась; мне ничего не оставалось, как беспомощно цепляться за сиденье, а машину крутило как на американских горках. Сложенная стопкой одежда и сидевший на ней привязанный хорек соскользнули с приборной панели. Зверек цеплялся когтями за мою потную кожу, чтобы не повиснуть на своем поводке и не задохнуться. Наконец машина врезалась в металлическую скамью, привинченную к бетонной плите, и остановилась.

Руль все еще давил мне на грудь. Я кое-как высвободилась и пересадила перепуганного хорька на подголовник пассажирского сиденья. Потом схватила и натянула свою одежду. На боку и бедре остались тоненькие розовые царапины от когтей зверька. Избавившись от угрозы ареста за непристойное поведение в публичном месте, я опустила стекло и высунулась наружу в поисках Купера, наперекор всему надеясь, что он стоит там среди дыма и хаоса с обожженными волосами и смущенным выражением лица.

Но я ошиблась. На том месте, где стоял Купер, разверзся исходящий паром кратер размером с детский бассейн. Я не видела, насколько он глубок, но почерневшие края дымились алым, будто раскаленные угли или лава.

— Купер! Купер, ты где? — прокричала я, чувствуя, как подкатывает к горлу тошнота.

Ответа не последовало.

Рядом с кратером лежал Смоки, с трудом глотая воздух, его бока поднимались и опускались. Он выглядел странно раздутым.

Я наклонилась, чтобы проверить, что поводок хорька крепко привязан к рычагу переключения скоростей.

— Оставайся тут, — сказала я дрожащим голосом, без особой уверенности, что он меня понимает. — Я приду за тобой, когда буду уверена, что нам ничего больше не угрожает.

Я вылезла через окно и легко соскользнула по дверце машины на траву. Где же Купер? Может, его отбросило за деревья и он потерял сознание? Или от него ничего не осталось?

Нет, нет, нет. Он не мог умереть. Просто не мог.

— Смоки? — спросила я. — Смоки, где Купер? Пес попытался опереться на передние лапы, таща за собой задние, будто ему переломило спину. Изо рта у него стекала кровавая пена. Тут он увидел меня и завыл.

«Бедняга!» — ужаснулась я.

Из кратера тянуло как из зараженной гангреной раны, пахло плохой магией, и та же вонь шла от Смоки.

Я подошла к кратеру. И тут меня осенило: передо мной открылся портал между измерениями. Если бы я поставила в духовку пирог, потом пришла на запах и обнаружила, что он превратился в огнедышащего дракона, я удивилась бы гораздо меньше. Если подумать, дракона я отнесла бы к шалостям Колдуна, но портал? Это было очень, очень плохо и неожиданно.

Каким образом ухитрились мы создать портал между измерениями из простого дождевого заклинания?

Через пару мгновений шок немного отступил, и я подумала о более насущных проблемах. Куда ведет портал? Я понятия не имела, но даже с первого взгляда становилось ясно, что на другом конце отнюдь не тропический курорт. Неужели Купера затянуло в портал? Скорее всего. От него не осталось никаких следов. Если бы он погиб при взрыве, я увидела бы кровь или — тут мне пришлось сглотнуть, чтобы подавить тошноту, — ошметки его тела.

Первой мыслью было позвонить матушке Карен и послать ее за помощью, но я быстро осознала, что не могу просто стоять тут и ждать подкрепления. Никому не известно, что может вылезти из портала в любой момент. Я понимала, что нужно постараться закрыть его, и как можно быстрее.

Я как-то слышала, как Купер с Колдуном говорили о путешествии между измерениями; порталы они считали крайне опасными. Чем дольше держать их открытыми, тем хуже. И создание портала обычно требовало долгих запутанных ритуалов с кровью рыжеволосых девственниц и тому подобным. Мне и в голову не приходило, что его можно открыть случайно.

У Смоки начались судороги. Его рычание и вой все меньше походили на собачьи. Ни одно из земных созданий не способно издавать визг трескающегося пополам листа стали и скрежетать, будто кости под танковыми гусеницами. Я подбежала к кратеру в обход пса.

В нескольких ярдах от края воронки я остановилась. Я представляла ее дно кипящей лавой или адским огнем, но там зияла лишь полнейшая чернота. Голова закружилась, меня снова затошнило, а тело налилось болью: я смотрела в сердце ночного кошмара.

Твердо убежденная, что ужасная тьма сейчас превратит мой мозг в желе, я закрыла глаза. И все же каждой клеточкой ощущала злобный жар, который спалит и меня, и всех остальных.

Отшатнувшись от портала, я наклонилась, набрала пригоршню земли и пепла и кинула в воронку с невнятным криком, который, как я надеялась, окажется запечатывающим заклинанием. Потом пошла по кругу, отталкивая ночные тени с помощью воображаемых закрытых дверей, заживающих ран и заколоченных окон.

Чем дольше я находилась рядом с порталом, тем больше боялась споткнуться и упасть в него, боялась, что он разрастется и заглотит меня. И еще я ужасно боялась, что моих способностей не хватит, чтобы запечатать его. Во лбу кольнула острая льдинка боли; во мне горело столько магической энергии, что уровень сахара в крови стремительно понижался. Если заклятие не сработает достаточно быстро, я потеряю сознание.

Я выкрикивала слово «закройся» на всех языках, которые приходили на ум, одновременно закидывая горстями грязи воронку, будто антибиотиком заживляя гниющую рану.

И наконец, наконец-то заклинание начало работать. Земля под ногами зашевелилась, края воронки начали сдвигаться. Кратер закрылся, оставив шрам, а лужайка пошла трещинами ярд шириной.

Я шагнула назад, с трудом дыша и сжимая раскалывающиеся виски. «У меня получилось. У меня действительно получилось».

Чувство облегчения внезапно оборвал металлический скрип. Смоки все еще бился в судорогах. Его тело вытягивалось и росло; я слышала, как трещат кости. Из спины вырастали похожие на лезвия гребни как у ящерицы. Вокруг него клубилась злобная магия, которую я почуяла в портале.

Я попятилась. Никогда не слышала, чтобы с фамильяром случалось нечто подобное. Теперь точно время звать на помощь.

Из кармана штанов я вытащила мобильный, набрала номер матушки Карен и прижала телефон к уху.

— Джессика, это ты? — (Я не узнала голос матушки Карен.) — Джессика? Так темно, мне плохо тебя слышно.

Это была не Карен. У меня ноги подкосились, когда я узнала этот голос.

— Тетя Вики? — с трудом выдавила я.

— Джессика, я так долго тебя ждала. Когда ты ко мне приедешь? Здесь так холодно, и змеи не дают мне покоя…

Я выключила телефон и с дрожью уставилась на него. Тетя Виктория умерла пять лет назад; она отравила своего неверного мужа, Билла, крысиным ядом, а потом выпила бутылку джина со снотворным, рыдая над его телом.

Я нашла их трупы через четыре дня, когда забеспокоилась, что никто не подходит к телефону. Мухи нашли их гораздо раньше. Я всячески старалась забыть ту картину.

Я снова включила телефон. На экране загорелись отнюдь не английские буквы: больше всего они напоминали татуировки Купера, символы нечеловеческого языка, — он говорил, что видел их во сне.

— О черт, — прошептала я.

Смоки все рос, менялся. Его тело сильно вытянулось, у него появилась третья пара когтистых лап. Кожа лопалась, белая шкура висела окровавленными клочками на раздувающейся серой чешуе.

От паники меня затрясло. Боль в голове мешала сосредоточиться. Я понятия не имела, что надо делать. Грянул гром, и на землю упали первые капли дождя.

«Я помогу, — сказал кто-то у меня в голове. — Выпусти меня из машины, и я помогу».

Хорек? Я не ожидала, что он заговорит так рано.

Я опустила мобильный обратно в карман и побежала к «линкольну».

— Держись! — крикнула я в надежде, что хорек меня поймет. — Я сейчас переверну машину.

Я произнесла слово на языке давно вымершего племени — оно обозначало переворачивание черепахи или жука на ноги. В висках снова застучало, но я не обращала внимания. Еще не время падать в обморок.

«Линкольн» крякнул и встал на колеса. Через секунду из окна высунулась голова хорька.

Я подбежала к машине и начала отвязывать поводок, в то же время судорожно вспоминая, что надо делать с только что проснувшимися способностями фамильяра. Если верить Куперу, фамильяры могли обладать огромными познаниями, служить этакими мохнатыми магическими энциклопедиями — если только вам повезет заполучить опытного друга. Если же мой окажется таким же начинающим чародеем, как и я, нас ждет «Волшебство для чайников».

Едва я освободила его от шлейки, хорек вскарабкался по дверце на крышу машины, так что мы оказались нос к носу.

— Ты понимаешь, что происходит? — спросила я.

«Его истинное тело прорывается в наше измерение», — ответил хорек, уставившись во все глаза на чудовищный облик Смоки. Голос у хорька был как у энтузиаста-библиотекаря средних лет. Хоть в чем-то мне повезло.

— Его что?

«Тело этого животного — это всего лишь оболочка для моего сознания. Я не хорек, и существо, которое обитало в теле Смоки, вовсе не симпатичный песик. Если не ошибаюсь, он обретает свою настоящую форму».

У хорька обнаружился небольшой акцент. Канадский библиотекарь.

— Но зачем?

«Очевидно, его изменило идущее из портала волшебство».

— Но как? — Я осознала, что веду себя как трехлетний ребенок.

«Я бы осмелился предположить, что это последствия того волшебства, из-за которого открылся портал».

— То есть ты просто пытаешься сказать заумными словами, что не знаешь? — От боли я становилась язвительнее, чем обычно.

Хорек с обиженным видом отшатнулся.

«Должен признать, что никогда не сталкивался ни с чем подобным, но я вполне способен делать выводы на основе увиденного».

Дождь лил все сильнее; похоже, мы с Купером вызвали настоящий потоп.

— Почему же меня не задело?

«Ты же не являешься превращенным существом наподобие нас, фамильяров. Плохо контролируемая магия портала неизбежно скажется на нас; мне очень повезло, что я находился достаточно далеко».

— А ты кто? — спросила я. — Какая у тебя настоящая форма?

Хорек заморгал:

«Тебе может… не понравиться. Я боюсь показаться тебе совсем чужим».

— Как это — чужим?

Хорек неловко зашаркал лапами.

«Может, я лучше расскажу тебе потом, когда мы познакомимся поближе? Я был фамильяром более трех сотен лет, и в течение долгой службы мне встречалось немало людей, имеющих предубеждения…»

— Ладно, как скажешь. — Я примирительно подняла руки. У нас и правда не было времени на споры. Кем бы он ни оказался, он мой, по крайней мере пока. — Как тебя зовут?

«На вашем языке меня зовут Палимпсест. Ты можешь называть меня Пал».

Смоки заревел. Он вырос до огромных размеров: покрытое чешуей тело вытянулось до двадцати футов, и если бы он встал на три пары когтистых лап, то, думаю, сравнялся бы в росте со мной. Его длинный хвост покрывала острая даже на вид чешуя. Красноглазая морда больше походила на крокодилью, чем на собачью, а в пасти красовались змеиные зубы с ладонь длиной.

Смоки снова взревел, и на этот раз из пасти у него вырвалось зеленое пламя. Его превращение выглядело практически законченным.

— Дракон? Все это время с нами жил дракон? — спросила я.

«За неимением лучшего определения его можно назвать драконом. Но ему не следует находиться здесь. — Усики Пала подергивались, пока он принюхивался к воздуху. — Здесь что-то не так. Я чувствую изменения. Кажется, он сворачивает измерение».

— Сворачивает? Как? — спросила я, вспомнив о коротком звонке своей мертвой тетушки.

«На данный момент я пока не могу сказать. Но меня беспокоит, что уже надорванная ткань вашего мира может порваться сильнее. Ты правильно поступила, что закрыла портал; теперь пришла пора разобраться со Смоки».

У меня внутри все сжалось.

— Как разобраться?

«Усмирить его любым способом. Он слишком опасен, чтобы оставлять его на свободе».

Неужели он говорил об убийстве Смоки? Боже мой! Вот уж чего мне не хотелось делать.

— Дробовик Купера подойдет? Или мне надо призвать Каладболг[7] или что-нибудь в этом духе?

«Дробовик вполне подойдет», — ответил Пал.

Я открыла багажник «линкольна» и принялась копаться в дорожной сумке; там я нашла упаковку анальгина и теплую бутылку с газировкой. В надежде избавиться от головной боли я закинула в рот две таблетки и запила водой. Выудила оттуда же шоколадный энергетический батончик и сунула в карман про запас.

Потом я открыла длинный черный футляр для ружья. Внутри лежал пневматический девятизарядный «Моссберг-590» вместе с черным пластиковым ложем. Полностью заряженный картриджами по восемнадцать пуль из сплава серебра и железа: они помогали от любых недоброжелателей, которые могли встретиться нам с Купером в лесу или опасных городских районах. Мы начали носить с собой оружие после происшествия со стаей пьяных оборотней. Мне оставалось только надеяться, что, если дело дойдет до стрельбы, пуля пробьет толстую чешую Смоки.

Над ружьем в футляре размещались серебряный кинжал и патронташ с запасными картриджами. Под ним — автоматический кольт тридцать восьмого калибра в кобуре и семизарядный барабан с серебряными пулями, покрытыми железом. С помощью Колдуна Купер наложил на оружие несколько заклинаний для улучшения точности и мощи. Сам он лучше разбирался в сексе, чем в войне.

Некоторые обычные люди, особенно фермеры, недоумевали, почему мы полагаемся для самозащиты на оружие, а не на магию. Не спорю, есть хорошие связывающие заклинания и тому подобное, но подумайте об оперном певце, пытающемся петь во время мятежа. Если тебя охватывает паника, нажать на курок гораздо проще, чем возиться с заклинанием.

Я не пытаюсь ввести вас в заблуждение: существуют слова для убийства. Но использовать такое слово на фамильяре или человеке — все равно что принять решение выехать в идущем на полной скорости автомобиле на переполненный тротуар. К ним можно прибегать, только когда не остается другого выбора, да и то даже при очевидной самозащите последствия могут оказаться весьма суровыми. Немного проще, когда дело касается убийства демонов или других плохишей, но большинство Болтунов все равно не желают иметь дело с подобной магией. Стоит один раз перейти границу между обычной магией и некромансией, и очистить свой дух будет очень сложно. Такие волшебники начинают терять способность творить белую магию и довольно скоро оказываются на дороге в ад.

А также не стоит забывать, что некромансия объявлена вне закона и за ее использование можно попасть в тюрьму. Поэтому я была уверена, что мне никогда не придется использовать убивающие слова. Ножи и пистолеты казались куда менее опасными.

Я перекинула через плечо патронташ, зарядила кольт, прицепила кобуру и кинжал к поясу, затем вынула из футляра ружье. Пал перебежал по крыше на крышку багажника и запрыгнул мне на плечо, вцепившись в патронташ.

Купер периодически водил меня на полигон, чтобы попрактиковаться в стрельбе по мишеням; в первый раз, когда я попробовала стрелять из ружья, отдача чуть не сбила меня с ног. Купер вылечил синяк под ключицей, иначе он не проходил бы неделю. Но с тех пор я научилась правильно упирать ружье и неплохо с ним управлялась. С кольтом у меня не возникло проблем с самого начала: небольшой револьвер пришелся мне точно по руке.

Я захлопнула багажник. Смоки поднялся на подгибающихся лапах и принюхался в поисках неизвестно чего. Чешуя дымилась под дождем, а пахло от нее ненавистью, болью и злостью.

С колотящимся сердцем я вскинула на плечо ружье. Глаза выглядели наиболее уязвимыми, но мне так не хотелось стрелять.

— Смоки, — позвала я, стараясь унять дрожь в руках и голосе. — Смоки, посмотри на меня.

Смоки не обратил никакого внимания на призыв и помчался к ратуше. Как гигантская гусеница, он пересек лужайку и переход к подземной парковке на Капитолийской площади.

«Не дай ему уйти! — выкрикнул Пал. — Чем дальше он убежит, тем больше бед может натворить».

С проклятиями я понеслась за Смоки, хотя и понимала, что мне его не догнать. Лил холодный дождь, и вскоре я вымокла до нитки. По крайней мере, на улицах было пусто. За исключением вечеров, когда были хоккейные матчи или концерты, жители городских пригородов парковались у своих домов и захлопывали двери уже к семи-восьми часам вечера.

Я наступила на что-то мягкое и скользкое и чуть не вывихнула лодыжку. Глянув на асфальт, я поняла, что стою в луже крови.

— Боги! Что…

Я разглядела три трупа. Казалось, их вывернули наизнанку, а потом разорвали. Кусочки костей и плоти разлетелись повсюду. В кровавой массе я разглядела клочки серой униформы обслуживающего персонала. Мне едва удалось подавить тошноту.

— Господи! Бедняги! Как Смоки мог такое сделать? — спросила я хорька. — Мы отстали от него всего на полминуты, а эти трупы выглядят так, будто их заставили проглотить сэндвич с динамитом. Как… что с ними случилось?

«Я не знаю», — ответил Пал.

Его гибкое тельце покачивалось взад и вперед, пока он внимательно принюхивался.

Парковка оказалась пустой, если не считать служебный фургон и мотоцикл. К дальней стороне вел широкий кровавый след — там Смоки обнюхивал вход в центр Риффа[8]. Я не заметила крови на его морде. На бетоне лежали огромные осколки ведущих в центр стеклянных дверей.

— Я не слышала, как он разбил двери. Может, тут есть кто-то еще? Может, он выслеживает кого-то? Того, кто прошел через портал?

Хорек зашевелил носом:

«Пока не могу сказать».

Почему он не знает? Я старалась подавить нарастающую панику.

— Ты имеешь в виду, что не знаешь или что не скажешь мне? — Я выпалила эти слова с большей злостью, чем намеревалась, но я не собиралась просить прощения.

Я сделала несколько шагов к Смоки в надежде, что он не ускользнет в центр Риффа раньше, чем я успею пристрелить его или произнести связывающее заклинание.

«Я не знаю, есть ли здесь кто-то еще, — ответил хорек. — Почему ты думаешь, что я намерен утаивать от тебя информацию?»

— Давай посмотрим, — сказала я. — Купера засосали черт знает куда злобные силы, а его милый песик превратился в ужасного монстра. Том, Дик и Гарри из ночной бригады уборки превратились в мясное рагу. И мой фамильяр внезапно просыпается и начинает говорить мне, что делать… и тем не менее не хочет признаться, кто он на самом деле. И к тому же он не может сказать мне очень важную вещь — есть ли тут еще милашки, помимо нашего Годзиллы.

«Ты хочешь сказать, что не доверяешь мне?» — Хорек выглядел неимоверно обиженным.

— Именно это я и хочу сказать, — ответила я, останавливаясь. — Боюсь? Не спорю. Волнуюсь? Тоже да. Вот-вот намочу штаны со страху? Без сомнения. Доверяю новому фамильяру? Нет уж, извини. Откуда мне знать, что ты не какой-нибудь злобный дух, вырвавшийся из портала и вселившийся в тело моего хорька?

«У тебя паранойя».

— А ты меня переубеди.

«Я не совсем понимаю, как это сделать. — Хорек выглядел очень возбужденным. — Есть заклинания, которые подтвердят, что я говорю правду, но могу предположить, что ты с ними незнакома. И у нас нет на них времени».

— Ладно. Отправляйся к машине и жди меня там. Я приду, когда разберусь со Смоки.

«Ты не сможешь справиться с ним одна, у тебя недостаточно опыта…»

— Я умею стрелять. И я знаю Смоки. Иди.

Хорек нехотя соскользнул с моего плеча и поднялся по пандусу в дождливую ночь.

«Похоже, я только что совершила огромную глупость, — подумалось мне. — Он абсолютно прав, мне не справиться одной… но придется попытаться».

Я задумалась. Может, не стоит следовать советам Палимпсеста? Может, у Смоки сохранилось достаточно разума, чтобы прислушаться ко мне? Может, мне удастся найти место в этом здании, где еще сохранилась связь с реальным миром? Тогда я могла бы позвонить матушке Карен, и она поможет мне найти кого-нибудь, кто разберется в происходящем и вернет все в нормальную колею.

И тогда мы придумаем, как вернуть Купера.

Может быть.