Олимпия

3

Блок, к которому была приписана Лима, официально именовался Блок 3 Восток, но илоты называли его просто - Город.

В далекие времена, до Великого Переустройства, на земле существовали самые разные города со своими названиями, но этот пережиток прошлого давно отброшен за ненадобностью. Все, кроме Олимпии, имело стандартизованное обозначение, состоящее, главным образом, из цифр. Например, дом Лимы обозначался: 5-4-15. Первая цифра - район, вторая - улица, третья - само строение. Планировка Блоков изначально предполагала строгую геометрическую структуру, подобную сетке, и если посмотреть на Город с высоты, можно увидеть, что время почти не изменило ее. Лишь некоторые позже возведенные здания на окраинах разрушали математическую гармонию.

В центре Блока находилась Управа, в ней работали чиновники низшего уровня, из тех же илотов, прошедших кадровый отбор в Олимпии. В их обязанность входило четко выполнять спускаемые сверху предписания и помогать верховной власти во всех ее начинаниях на местах.

Здание Управы было стандартной по форме коробкой с небольшой площадью у главного входа. Посреди площади высилась каменная стела, символизирующая мощь Олимпии. В случае необходимости, она могла служить также в качестве эшафота, где казнили преступников. По словам отца, на его памяти экзекуция в Блоке 3 Восток была всего однажды: одного контрабандиста высекли кнутом у всех на глазах, потом застегнули ему ошейник и отправили в Олимпию. Там этот человек должен был провести остаток дней в рабстве.

Лима спросила тогда, что значит {контрабандист}. Отец объяснил: тот бедолага ввозил в Город украденную со складов провизию и организовал самый настоящий черный рынок сухих пайков. Еще легко отделался, заметил тогда отец, а могли и голову отрубить или живьем содрать кожу. В общем, эшафот на главной площади Блока бездействовал, что никогда не было предметом скорби горожан. Смертей и бесчинств со стороны олимпийцев им и так хватало.

Оранжерея находилась в полутора километрах от городской черты. Поблизости не было жилья или других предприятий, только лес и поле. Когда Лима впервые увидела это место, то подумала, что вытянула счастливый билет. Кто из чиновников в Управе наугад выбрал ее карточку из общей кучи, она не знала, но его рука оказалась легкой. Лима боялась попасть на фабрике и всю жизнь провести на отупляющей однообразной работе. Она хорошо знала, каково это. Фабрика убила ее маму. Причиной смерти врач назвал переутомление и злокачественное малокровие, нарушившее работу сосудов головного мозга. Медицинская помощь в Блоках всегда поддерживалась на низком уровне, и не могло быть и речи о лечении таких тяжелых больных. Врач откровенно признал, что бессилен. Хорошее питание в самом начале болезни могло бы остановить процесс, но паек, выдаваемый хозяевами, был откровенно убогим. Что до денег, то платили илотам мизер, которого едва хватало на всякие мелочи вроде предметов личной гигиены.

В общем, отец сделал все, чтобы спасти маму. Лима видела, как отчаянно и мужественно он бьется с бедой, но все оказалось бесполезно. Тетя Лимы, его сестра, помогала, чем могла, хотя ее семья нуждалась не меньше.

Вереница отчаянных дней закончилась, когда у дома номер пятнадцать остановилась черная машина похоронной команды. Она забрала тело мамы. Илотам не позволялось хоронить своих мертвых. Их отвозили в крематории, где сжигали, чтобы потом пустить пепел на удобрения.

Лима смутно помнила тот день, он прошел для нее словно в тумане. Сильнее всего запомнилась тупая ноющая боль в груди и страх, серый, обволакивающий, не имеющий границ. Страх, заполонивший для Лимы весь мир.

Прошло шесть лет. Время поработало над ее душевными ранами, но кровоточить они не перестали. Достаточно было незначительного толчка, чтобы воспоминания вспыхнули с прежней силой. К счастью, ненадолго. Лима научилась худо-бедно с ними справляться.

До Города она обычно добиралась на автобусе, в который садилась на пустынной остановке у края шоссе. Встав под бетонный навес, она заметила, как первые капли дождя мелькают в воздухе. Ветер задул сильнее, заставляя Лиму поднять капюшон куртки. После разнообразного и насыщенного цветами мира оранжереи все кругом казалось тусклым и противным. Хотелось закрыть глаза, чтобы ничего этого не видеть.