Олимпия

10

Полифем был мрачнее обычного и говорил лишь, когда считал необходимым. Дважды он обругал Лиму за нерасторопность, но она не обиделась. Сама виновата, слишком погрузилась в свои мысли.

Вместо занятий по садоводству, Лима утра выполняла самую грязную и тяжелую работу. Старик не давал ей ни минуты отдыха, даже обедать не разрешил. И тут она не спорила. Работа обладает удивительным эффектом. Уйдя в нее, забываешь о страхе и тревоге, пусть на время, но психике такие паузы чрезвычайно необходимы. Быть может, Полифем рассчитывал именно на это. Он гонял свою помощницу и сам ни на секунду не присел с момента, как появился в оранжерее. Конечно, раньше всех.

Лишь к трем часа дня Лима заметила, что Кадия отсутствует. Девушка задала Полифему вопрос, на что старик только скорчил гримасу и махнул рукой. Этот жест мог означать что угодно. Ошибка с его стороны - Лима не могла удовлетвориться таким {объяснением}.

Догнав старика, она снова спросила, где Кадия.

- Ее больше нет, - ответил Полифем, - мне сказали, что вчера после выступления Верховного Правителя она выбежала на улицу и начала кричать.

- Что кричать?

- Просто кричать. Просто, понимаешь. С нее было довольно. Приехавшие полицейские пытались ее утихомирить, но она бросилась на них с кулаками. Кадию застрелили. - Полифем провел рукой по своему взмокшему лбу и повторил: - С нее было довольно.

Лима не могла заставить себя сойти с места. Старик, заметив ее оцепенение, рявкнул:

- Чем быстрее ты продолжишь работу, тем лучше!

Она продолжила. Случай с Кадией, увы, был не единственным на ее памяти. Она слышала, как люди сходили с ума и совершали самоубийственные поступки. Для тех, кто подошел к последней черте, вероятно, уже не осталось вариантов. Лишь смерть была способом прекратить нескончаемый кошмар.

Кадия отчаялась и ее разум погрузился во тьму. Сказочке конец. Лима плакала, стараясь, чтобы никто не увидел.

Вечером прилетел вертолет с эмблемой Олимпии на борту. Он сел на специальную круглую площадку к северу от оранжереи. От площадки к одному из геодезических куполов шла бетонная дорожка. По ней-то Лима и еще двое подчиненных Полифема выкатили тележки, доверху загруженные специальными контейнерами со свежими цветами, предназначенными к отправке. Действовать надо было быстро, и Лима почти бежала. Она подкатила тележку к вертолету и передала контейнеры двум рабам, которые размещали их внутри летающей машины.

Правила были строгими, никаких бесед, никаких заминок, но Лима не могла побороть свое любопытство.

В этот раз рабы, молодые мужчина и женщина, оказались другими. Другими и в то же время типичными. Серый комбинезон, короткая стрижка и ошейник, самый яркий символ их положения, наряду с привитой привычкой склонять голову и опускать глаза в пол. Рабам запрещено смотреть прямо даже на илотов. За прямой же взгляд на олимпийца можно было лишиться головы.

В присутствии Лимы и двух других работников оранжереи рабы чувствовали себя неуверенно. Прошлые были куда опытнее и больше напоминали роботов. Лима напрасно пыталась поймать взгляд этой серой парочки. Бедняг вышколили по высшему разряду.

Увы, ей пришлось развернуть тележку и быстро ретироваться под купол.

Через его прозрачную оболочку она видела, как Полифем разговаривает с высокой женщиной. На ней была форма, какую носили облеченные особыми полномочиями илоты. У них своя функция - служить связующим звеном между хозяевами и жителями секторов. Олимпийцы не желали марать руки, занимаясь разными мелочами, им даже работать было запрещено. Они считали себя воинами, и все, кроме того, что связано с насилием и соревнованием, считалось позорным. Работают илоты и рабы. Так предписывают законы Меандра Великого.

Лицо у женщины в форме строгое, она кивает, вводя какие-то данные в планшет, который держит в руке. На миг она поворачивает голову, скользнув взглядом по куполу, и замечает Лиму.

Никакой реакции. Особо уполномоченные со временем перенимают повадки хозяев и начинают смотреть на собратьев свысока.

Наконец, беседа завершилась. Полифем кивнул. Илотка что-то сказала ему, развернулась и пошла к вертолету. Пилот завел двигатель. Старик приставил ладонь к бровям, щурясь от ветра, поднимаемого лопастями. Машина поднялась, сделала разворот, а потом исчезла из вида.

Оглядевшись, Лима только сейчас поняла, что рядом никого нет. Ее коллеги никогда не отличались любопытством и разговорчивостью. В маленькой столовой для персонала, даже если собирались все вместе, по большей части было тихо. Лима не любила есть в компании с этими молчунами.

Полифем вошел внутрь, пластиковая дверь закрылась за ним с тихим скрипом. Лима посмотрела на него, он ответил коротким хмурым взглядом.

- Что она сказала? - Вопрос вырвался сам собой. Раньше Лиме не приходило в голову интересоваться содержанием бесед Полифема и особо уполномоченной.

Старик удивленно поджал губы.

- Как всегда? мы уточняли расписание поставок. И еще наш штат хотят расширить.

- Зачем?

- В Южном секторе почти все оранжереи уничтожены, поэтому нам дали план по увеличению объема продукции. Вчетвером, да без Кадии, нам не управиться.

- Кто уничтожил оранжереи? - спросила Лима.

Старик оглянулся через плечо, размышляя, как далеко стоит заходить в своей откровенности.

- Геба сказала, вчера утром какие-то люди организовали нападение на ряд объектов. - Полифем говорил тихо, при этом даже не смотрел на Лиму, делая вид, что его больше интересует вид за стеклом. - Оранжереи попали в их число.

- Но? причем тут цветы?

- Цветы мы выращиваем для олимпийцев, - напомнил Полифем.

До Лимы начало доходить.

- Значит, бунтовщики?

- Они самые. После того, как эфоры объявили илотам новую войну, террористы снова активизировались. Похоже, недавний урок их ничему не научил.

Полифем замолчал, провоцируя девушку на следующий вопрос.

- Что же теперь будет?

- Не знаю, - ответил старик. - Олимпийцы, как всегда, примут меры. Кровью больше, кровью меньше.

- Но раньше бунтовщики так нагло не выступали против власти, - прошептала Лима.

- Год на год не приходится, - ответил, пристально поглядев на нее, Полифем. - Илоты всегда бунтовали. Об этом не говорят в школьном курсе официальной истории. Телевидение, правда, сообщает об отдельных случаях сопротивления, но это, скорее, пропаганда. Олимпийцам надо показать, что они контролируют ситуацию и любое выступление заранее обречено на провал. Сила на стороне господ, Лима.

- Но вы что-то помните?

- Девочка, ты слишком любопытна и ведешь опасные беседы, - вздохнул Полифем.

- Лучше скажите. Вы меня знаете, я не отстану.

- Десять лет назад, - выдержав паузу, сказал старик, - в Северном секторе вспыхнуло восстание. Илоты перебили полицейских, захватили Управу в Блоке 5 и удерживали его целую неделю, отбивая атаки подразделений, которые олимпийцы посылали на усмирение бунтовщиков.

- Неделю?..

- Представь себе. Они бросили клич всем илотам, ожидая от них поддержки, и иногда казалось, что все получится, если братья по несчастью разом встанут и скажут? в общем... никто не пришел. Олимпия решила пойти на крайние меры - послала в Управу отряд карателей. Они вырезали всех захватчиков, потом взялись за их семьи. Говорят, центральная площадь Блока 5 была покрыта кровью выше, чем по щиколотку. Потом на нее просто свозили илотов со всего города, всех подряд, и вакханалия продолжалась. Каратели опьянели от крови. Они пили ее и кричали, и вопили как безумные.

Лима пожалела, что спросила. Об олимпийцах она привыкла думать, что они не остановятся ни перед чем, но ее поразила эта безмерная жестокость. К чему? Неужели было недостаточно победить и сломить их дух?

Нет, Лима не понимала. Олимпийцы растят своих детей убийцами, целенаправленно делают из них чудовищ, не имеющих человеческого облика. В чем же смысл? Их власть и так доходит до крайних пределов.

- Блок 5 почти опустел. Несколько тысяч илотов было убито. Тела вывозили железнодорожными составами. Такова оказалась цена? одной только попытки. - Полифем замолчал, затем добавил. - Об этом не говорили нигде, хотя, конечно, молва сделала свое дело. С той поры крупных выступлений не было.

- И бунтовщики не бросили сопротивление, - сказала Лима.

- Надеюсь, девочка, ты не говоришь ничего подобного за пределами оранжереи.

- Нет.

- Хорошо. Сейчас как никогда, может быть, в истории, опасно быть илотом.

Лима кивнула, вспомнив свою встречу с Агисом. Воспоминание о гоплите потянуло за собой мысли о Клеоне, этом воистину сумасшедшем бродяге, уверенном в собственной неуязвимости.

Послезавтра у него бой.

- И какой смысл?

- Что? - поднял брови Полифем.

- В этой борьбе? Смысл? Все равно они сильнее, никто не может их победить, никто не изменит железного порядка.

Старик пожал плечами.

- Таков человек, наверное? Даже там, где надежды, казалось бы, нет, он умудряется взращивать ее у себя внутри. Несмотря ни на что. Глупо? Да. Но иллюзия внутренней свободы не дает ему сойти с ума, когда нет свободы настоящей.

- Не сойти с ума? как? вы говорите о Кадии?

- Верно. О ней. И других, чей разум превратился в дымящиеся руины. Пока здесь и здесь ты свободен, тебя не сломать? - Полифем прикоснулся к своей голове и сердцу. - И олимпийцы знают об этом.

- Хотите сказать, их жестокость?

- Так они пытаются лишить нас надежды, той самой, что не дает нам опуститься и стать просто животными. - Полифем стиснул пальцы за спиной, послышался негромкий хруст. - Прости за пафос.

- За что?

- Неважно. - Он сдерживал улыбку. - Иногда мне жаль, что я старик. Я пережил стольких достойных людей, способных принести куда больше пользы, чем я. И каждый раз, слыша об очередном выступлении, во мне теплится глупая надежда.

- Что все получится? - спросила Лима.

- Да. Ты всегда схватывала налету, девочка. В лучшее время ты могла бы?

- Что?

- Многого достичь. Как и все те дети, которых убили. Мне не протянуть долго. Я не доживу до момента, когда все изменится.

- Не понимаю.

- Любой тирании приходит конец. Даже через тысячу лет. - Полифем положил свою большую натруженную руку ей на плечо, посмотрел в глаза. - Хм, прости за пафос.

Одобряюще потрепав ее по щеке, старик зашагал вглубь купола.

- Но это невозможно, - вырвалось у Лимы.

Полифем все же остановился, почти перешагнув порог двери в конце короткого переходного туннеля.

- Кстати, Геба сообщила, что гоплиты сегодня ночью будут у нас в Городе. Жеребьевка показала.

- Откуда она знает? - Лима почувствовала, как тело наливается серой свинцовой мутью. Обжигающий страх комом сжался в животе.

- Она ведь общается с олимпийцами. Умеющий уши да услышит, - ответил старик с каменным лицом. - Если у тебя есть, куда бежать, беги. Никто не знает, кому не пережить эту ночь.

После ухода вертолета день потек в своем обычном ритме. Отпала необходимость надрываться, и появилось время приступить непосредственно к урокам. Лима и Полифем уединились в экспериментальном блоке северного купола, где старик занимался выведением новых сортов и проводил проверку саженцев, доставляемых их других оранжерей.

Лиме здесь нравилось. Это было волшебное царство оборудования и зелени, здесь пахло жизнью и, главное, не находилось места для всепоглощающей серости.

Пока шли теоретические занятия, Лима ненадолго смогла отвлечься от страшных мыслей. Полифем, обладавший удивительной способностью игнорировать окружающий мир в интересах важной работы, внушил и ей нужный настрой. Его лекции были увлекательны, логичны и понятны. За несколько часов девушка узнала куда больше, чем за последний два года работы здесь. В конце старик выдал ей два профессиональных пособия по растениеводству и назначил параграфы, обязательные к изучению.

После этого рабочий день закончился. Полифем отпустил Лиму раньше на пятнадцать минут, велев немедленно спешить на автобус.

Она последовала совету, хотя на полпути к остановке поймала себя на мысли, что это полный абсурд. Человек, предчувствуя опасность, всегда стремится спрятаться дома. Дом ему кажется безопасным местом, но ведь на самом деле это неверно - для илотов, во всяком случае.

Именно в твой дом явятся убийцы, именно там они будут искать себе добычу, так стоит ли усердствовать с возвращением?..

Илоты настолько привыкли следовать правилам, что большинству и в голову не приходит бежать. Во время охоты предписано находиться по месту регистрации, все верно, но разве жизнь не стоит риска? За Городом так свободно, так много потенциальных убежищ. Почему илоты, даже бродяги, живущие на улицах, не уходят?

Потому что кара за побег коснется всех и будет суровой.

Лима, очнись, ты заходишь слишком далеко в своих фантазиях.

Девушка слышала холодный и безжалостный голос собственного разума?

Побег из Блока считается преступлением. Клеон и его семья, все жители Ксанты, живы лишь потому, что хорошо спрятались, но их незаметная жизнь под землей не навсегда. Однажды убежище найдут - в этом Лима нисколько не сомневалась. Бунтовщиков схватят, и их казнь будут транслировать по телевидению.

Суть в том, что илотам некуда идти. Особенно тем, кто отчаялся и, вероятно, ждет, когда очередной гоплит прекратит его страдания. Раб привыкает к своему положению, он даже способен находить в нем свои плюсы. Все зависит от образа мысли. Клеон и остальные смогли изменить его, но сколько потенциальных бунтовщиков в Блоке 3 Восток? Сколько их осталось после охот и постоянных репрессий? После слежки и контроля после, унижений и целенаправленного отсева потенциально опасных элементов?

Правда жестока? Никто не побежит. Никто не будет драться. Никто не отважится, помня, что было в Южном секторе и еще раньше в Северном.

Драться? Лиме было страшно даже думать в таком ключе. Олимпийцам нельзя противостоять, даже несмотря на то, что их во много раз меньше, чем илотов?

Прерывая ее размышления, автобус со скрипом и пыхтением подкатил к остановке.

Лима вошла внутрь. В салоне сидели несколько угрюмых чумазых рабочих. Их лица были неподвижны, взгляд потухшим. Никто на нее не посмотрел. Она пустое место. Они все пустое место.

Больше всего Лиме хотелось увидеть даже не отца, за которого она волновалась теперь постоянно, а Клеона. Увидеть его широкую жизнерадостную улыбку, полную глупого оптимизма, карие глаза. Может, тогда ей стало бы легче переносить это постоянное тяжелое жжение внутри, этот отравляющий разум страх.

Подумав, что парень сейчас со своей семьей, которой ничто не грозит, Лима ощутила волну злости и зависти.

Пока в Блоках убивают илотов, эти бродяги сидят в своих подземных убежищах и едят овощи с личного огорода.

О чем они говорят и что чувствуют в такие моменты?

Лима пыталась очистить разум от вредных мыслей и сосредоточиться на виде из окна. Однообразные пыльные пейзажи хоть как-то помогали отвлечься, но взгляд то и дело сам тянулся к Олимпии. Сегодня было ясно, и громадный конус представал во всем своем мрачном великолепии.

Кто являлся автором этого проекта или, может, архитекторов было несколько, Лима не знала: школьный курс истории не касался таких подробностей. Искать что-то в книгах и вовсе занятие неблагодарное. Все те немногочисленные издания, бывшие в ходу в секторах, тщательно цензурировались, и в них не найти правды. Книги из совсем давних времен, особенно до Великого Переустройства, исчезли. Одно время остатки их целенаправленно уничтожались олимпийцами как вредное наследие Эры Хаоса, и, надо сказать, они в этом преуспели.

Раньше Лима часто фантазировала, что в тех книгах могло быть опасного для нынешних господ. Чем мыслители прошлого могли помочь ее современникам? Какие в них были идеи?..

Над крышами домов вились вертолеты. Их стало хорошо видно, когда автобус пересек границу Блока.

Лима прильнула к стеклу, чувствуя холодную дрожь. Охота уже началась?

Илоты в автобусе оживились и тоже стали разглядывать черные машины, барражирующие над Городом. Кто-то что-то пробормотал. Заскрипели сиденья. Илоты вставали с мест, чтобы лучше видеть.

Лима облизала пересохшие губы. Она знала, что произойдет дальше. Все повторялось. Два года назад, только начав работать в оранжерее, ей {повезло} застать начало охоты так же, возвращаясь домой в автобусе.

Один из илотов закрыл лицо руками и склонился, словно его тошнило. Другой илот в грязной спецовке обнял его за плечи, что-то шепча.

{Если у тебя есть, куда бежать, беги}, - советовал ей Полифем.

Лима смотрела на этих двоих, испытывая ужас и отвращение. Сквозь рычание двигателя и скрип подвески она слышала звук сирены. Сирены всегда воют, когда начинается кровавое шоу.

И эти вертолеты? Возможно, на них работают съемочные группы и прямо сейчас гоплиты выволакивают свои жертвы из домов. Камеры фиксируют каждую деталь, которую олимпийцы будут смаковать еще долго, собираясь у телевизоров с чашей вина в руке.

Автобус все катил, приближаясь к остановке, на которой обычно выходила Лима. Чуть дальше улицу перекрывал кордон из местной полиции. Их машина стояла поперек проезжей части.

Лима, готовая ко всему, вышла из автобуса вместе с другими илотами. Пассажиры инстинктивно сбились в кучку.

Перекрывая надрывный вой сирены, полицейский кричал в мегафон:

- Сохраняйте спокойствие! Сохраняйте спокойствие! Не мешайте охоте. Отправляйтесь по месту своей регистрации, не создавая помех гоплитам и членам съемочной группы! Внимание, повторяю?

Илоты стояли, словно приклеенные. Лима решилась первой сделать шаг. Она спрыгнула с бровки тротуара и перешла на другую сторону улицы, мысленно просчитывая свой путь до дома.

Полицейский повторяет в третий раз, но илоты в большинстве своем не двигаются с места.

Автобус разворачивается и отправляется в обратный путь. Как раз в этот момент над улицей низко пролетает вертолет. Лима замечает на его борту эмблему телевидения Олимпии. Камеры, установленные на бортах, ведут съемку, и мало того - им помогают дроны. Юркие и почти бесшумные машины парят на уровне нижних этажей, снимая крупные и средние планы.

Вертолет зависает. Лима, ускоряя шаг, идет вдоль ряда домов с задернутыми шторами и запертыми дверями. Илоты сидят по своим норам и ждут, когда все закончится. Так или иначе.

Сирена замолкает только когда Лима сворачивает направо. Квартал, где гоплиты убивают людей, к счастью, довольно далеко от ее дома. Сегодня ей повезло. Возможно, завтра жребий отправит охотников вообще в другой Блок. Чего ей, им всем, еще желать?

Лима думает об Агисе, вспоминая его красивое холодное лицо и его шрам. Где он теперь? Может быть, среди тех, кто принимает участие в новой расправе? С другой стороны, учитывая, что отряды охотников формируются случайным образом, Агис мог вообще не попасть ни в один из них. Желающих традиционно гораздо больше, чем требуют правила.

Лима старается не думать о том, что происходит в какой-то сотне метров от нее. Она слышит приглушенный взрыв. Над крышами взмывает облако дыма. Вертолет, уходя от него, берет резко в сторону.

Бегущая по пустынным улицам, девушка останавливается на пару секунд. Ей хочется думать, что у гоплитов что-то пошло не по плану, но это наивное и детское желание быстро улетучивается.

Ей остается совсем немного. Лима преодолевает последние двадцать метров отчаянным спринтом, открывает дверь ключом и вбегает в дом.

- Папа!

Тишина. Лима закрывается изнутри. Тимея нет, он до сих пор в рейсе - и это хорошо, лучше и быть не может.

Убедившись, что все окна закрыты и шторы задернуты, девушка заняла позицию у одного из них. Это было лучшее место, с наибольшим обзором, но и оно не могло дать ей ни малейшего представления о происходящем.

Приглушенный шум вертолетов, отрывочные выстрелы, кажется, голоса, еще один взрыв. Словно там идет самый настоящий бой.

Лима повернула голову и уставилась на телевизор. Прямая трансляция! Добежав до него, она остановилась, не донеся руку до кнопки включения. Надо ли ей снова это видеть? Или все-таки? Рука сама двинулась, появилось изображение.