Охотник на воров

Глава 2

Эзра Корбетт и его жена жили всего в нескольких кварталах к западу от набережной Южной Оконечности, в доме на Лонг-Лейн на краю пастбищ д'Акоста, широкого лея в пределах границ города. Итан отошел от кромки воды, пересекая Улицу Приобретений еще раз, а затем ступил на Коу Лейн. Небо потемнело, практически сгустившись до черноты. Выпуклая луна висела на востоке, её тускловатое сияние, окрасило желтизной летний туман, который окутал Бостон.

Когда Итан подходил к дому Корбеттов, он уловил запах дыма, плывущий с теплым ветерком, и ему показалось, что он услышал на некотором расстоянии возбужденный гул множества голосов. Он задумался, не появилась ли за пределами города еще одна банда, попивающая мадейру и занимающаяся злодеяниями. Только две недели назад подобный сброд прошел до улицы Кирби коротким путем от бондарни[1] Генри Долла, где Итан арендовал комнату, и разрушили здание, принадлежащее Эндрю Оливеру, новому распорядителю печати, отправленному короной в эту провинцию. Толпа была шумной, распутной и ожесточенной. Итан долгими часами сидел, охраняя бондарню Генри, в то время, как мятежники разрушали здание Оливера, обыскали его дом, который тоже был рядом, и в конце концов, разожгли костер на Форт-Хилл. Но все-таки они не дошли до Аллеи Купера, но Итана не привлекала идея провести очередную бессонную ночь, слушая пьяные выкрики агитаторов.

Дом Корбеттов был не больше, чем у соседей, но и меньшим тоже не выглядел. Он был возведен из камня и дуба, несколько его окон были распахнуты, словно уговаривали теплый ветерок заглянуть внутрь. Итан постучал в дверь медным молоточком и стоял, заведя руки за спину. Его плечо болело в том месте, которым он врезался в Фолтера, и он был уверен, что и утром оно тоже будет болеть. Двадцать лет назад он спокойно мог драться на улицах, не заботясь о подобных вещах. Но не теперь.

Довольно молодой слуга открыл дверь и провел Итана в маленькую гостиную, прежде чем отправиться на поиски своего господина. Он оглядел комнату: деревянные полы, простая мебель, пустой камин в центре южной стены. Тонкий аромат жареного мяса птицы и свежего хлеба, смешанного с горьким запахом спермацетовых свечей. Изящные и утонченные дома стояли, в основном, на улице Маяка и в Северной оконечности — но было очевидно, что семья Корбетт не претендовала на многое.

Итан прошелся по комнате, разглядывая портреты корбеттовой жены и двух его дочерей. Спустя несколько секунд, открылась дверь на другом конце комнаты. Вошел мистер Корбетт и тихо затворил за собой дверь. Поглядев на лицо Итана и его одежду, он нахмурившись, замешкался. Итану с запозданием пришло в голову, что вид у него должно быть тот еще. Бриджи его были грязными из-за драки с Фолтером на пристани и скорее всего, жилет с рубашкой были заляпаны кровью.

— Мистер Кэйлли, — мрачно сказал купец. — Не ожидал увидеть Вас так скоро. Какие-то проблемы?

Купец был небольшого роста, кругленьким человечком, в одежде, которая ему совершенно не подходила. Она плотно обтягивала его тело, при этом рукава и брючины были слишком длинными. Он был лыс, за исключением пучков волос стального цвета, выглядывающих из-за ушей, а на кончике носа у него сидели очки.

— Никаких проблем, сэр, — сказал Итан, протягивая ожерелья и кладя их на столик у камина. — Я пришел, чтобы вернуть драгоценности Вашей жены.

На лице Корбетта отразилась гамма чувств. Глаза его широко распахнулись, а на лице появилась улыбка, когда он подошел к столу.

— Вы их уже нашли! Прекрасно сработано, мистер Кэйлли.

— Благодарю Вас, сэр.

— А вор? — спросил Корбетт, изучая каждое ожерелье под светом от масляной лампы.

— Дэниель Фолтер.

Торговец посмотрел на него.

— Дэниель? Вы уверены?

— Да, сэр. Вы его знаете?

Корбетт помедлил в нерешительности.

— Он сделал кое-какую работу год назад или около того. Он даже выразил заинтересованность в ухаживании за моей старшей дочерью, однако я не поощрял его в этом отношении. — Он покачал головой. — И, тем не менее, я удивлен. Я никогда не мог предположить, что этот человек вор.

— Нет, сэр.

Корбетт некоторое время изучал ожерелья, прежде чем вновь взглянуть на Итана.

— Что ж, похоже, они не пострадали в своих злоключениях. Я так понимаю, с Даниэлем всё улажено?

— Он не доставит Вам больше неприятностей, сэр, — сказал Итан, выдержав взгляд мужчины.

— Очень хорошо. Я должен Вам еще десять шиллингов, ведь так?

Итан прикусил язык, чтобы не рассмеяться. Он имел дела с торговцами ранее.

— Вообще-то, я думаю, Вы должны мне пятнадцать.

Корбетт приподнял бровь.

— Разве пятнадцать? — спросил он.

— Да, сэр.

— Гммм, полагаю, Вы правы.

Купец покопался в небольшом кармашке на своем жилете и вынул кошелек с мелочью. Он высыпал содержимое на свой стол и начал отсчитывать жалование Итана.

— Один мой знакомый, посоветовал мне не нанимать Вас, — сказал он, когда отсчитал монеты.

Итан напрягся.

— Неужели?

— Да, — подтвердил купец, не глядя на Итана, в его очках отражался свет от ламп, так что линзы казались непрозрачными. — Он сказал, что мне было бы лучше нанять кого-нибудь… понадежнее.

Итан не знал смеяться ли ему или рвать на себе волосы. В Бостоне был всего лишь один охотник за ворами; друг Корбетта полагал, что Сефира Прайс был бы выбором куда более надежным.

Корбетт продолжил.

— Я думаю, что он был обеспокоен Вашим прошлым.

— Несомненно, — сказал Итан.

— Я поднимаю эту тему, только потому, что мне хотелось, чтобы Вы знали, что люди все еще говорят о нем, во всяком случае, те, кто помнит.

Конечно же, он уже обо всём знал. Почти двадцать лет прошло с мятежа Рубинового клинка, но те, немногие, кто был уже довольно стар, чтобы слышать в свое время об этом происшествии, когда то произошло, вряд ли бы такое забыли. Мятежи были достаточно возмутительными сами о себе, а, если добавить шепоток о ведьмостве, то в результате может получится настоящий переполох.

— Спасибо, сэр, — сухо сказал Итан.

Купец закончил отсчитывать монеты и вернул кошелек с деньгами в свой карман.

— Я намерен сказать своему другу, что он был не прав на Ваш счет. — Итану хотелось сказать, что ему абсолютно плевать. Но вместо этого, он еще раз поблагодарил купца. — Держите, — сказал Корбетт, протягивая монеты. — Неплохо подзаработали, мистер Кэйлли. Надеюсь, мне не придется вновь прибегать к Вашим услугам, но, если мне вдруг понадобится охотник за ворами, я буду знать, к кому обращаться.

— Благодарю, сэр. И ради Вас и Вашей семьи, я надеюсь, что в этом не возникнет необходимости.

Корбетт улыбнулся и повел его обратно к входной двери.

— Моя жена очень обрадуется, — сказал он, потянув за ручку входной двери.

— Надеюсь на это, сэр.

Запах дыма усилился. Корбетт сморщил нос и нахмурился.

— Очередные неприятности, — сказал он мрачно. — Я не согласен с беззаконием, мистер Кэйлли. И я не желаю общаться с теми, кто его вершит. Вы меня поняли?

Итан хотел было ответить, но в этот момент он почувствовал пульсацию заклинания, воздух вокруг него загудел, словно натянутая тетива. Первое побуждение Итана было уберечь себя, и рука метнулась к рукоятке клинка.

— Мистер Кэйлли?

Мгновение спустя, Итан понял, что заклинание не было предназначено для него, и что его сотворили даже не в этой части города. Что означает, это должно быть очень мощное заклинание. Он вгляделся в ночь, пытаясь найти кудесника, который смог бы сотворить заклинание такой силы.

— Мистер Кэйлли! Я задал Вам вопрос!

— Да, сэр, — сказал Итан, больше заинтересованный заклинанием, которое он ощутил, нежели в том, о чем говорил Корбетт. — Я прошу у Вас прощения. Так о чем Вы спрашивали?

— Я сказал, что не вожу знакомства с теми, кто нарушает закон, преследуя политические цели, и я спросил Вас, поняли ли Вы меня?

— Понял, сэр.

Ему хотелось уйти. Прямо сейчас. Он хотел найти волшебника, который воплотил заклинание. Но Корбетт ему заплатил, и вполне мог нанять его снова. Каннис сказала бы ему, что он должен был бы уделить мужчине внимание.

Торговец посмотрел в ночь.

— Вы их поддерживаете? — спросил он. — Этих агитаторов?

В последнее время, Итан наслушался аргументов с обеих сторон, касаемо этого вопроса. Невозможно было пройти по городу, чтобы случайно да не услышать обсуждения Закона о гербовом сборе Гренвиля. Как большая часть Бостона, все люди, которых он знал, начинали присоединяться согласно тому, поддержали ли они или выступили против последней парламентской попытки поднять доходы. Корбетт ясно дал понять свою позицию и Итан решил, что лучше всего дать самый безопасный ответ, даже, если он не является определенным ответом на вопрос мужчины.

— Я подданный Британской Короны, сэр, — сказал он. — Я признаю полномочия парламента в решении всех вопросов, относящихся к колониям.

Корбетт кивнул.

— Это очень разумно с Вашей стороны. Такого рода подлость и безнравственность приведет к гибели Британии.

— Да, сэр, — сказал Итан. — Спокойной ночи.

— И Вам, мистер Кэйлли.

Итан вышел из дома, пошел по тропинке обратно в Лонг-Лейн, и повернул на север. Пока он шел, то всё гадал, знали ли Корбетт и его знакомые только о мятеже и времени, когда Итана использовали в качестве принудительной рабочей силы, или им было известно, какую роль во всем, что произошло на борту Рубинового клинка, сыграли волшебники. И сколько людей знали, что он чародей? Прошло три или может четыре месяца, и никто не говорит с ним о способностях к ворожбе. А потом могут наступить вот такие дни, как этот, когда чудиться, что все знают.

В городе у него была своя часть врагов, которые, не задумываясь, использовали бы его секрет против него самого, если бы решили, что были бы в безопасности от его расправы над ними. Но страх перед волшбой бежал впереди него, даже среди богатых, даже среди таких, как Сефира Прайс.

Монеты Корбетта позвякивали в кармане Итана, вызывая улыбку. В сочетании с семью с половиной шиллингами, которые Корбетт заплатил ему при первой встрече, у него было достаточно денег, чтобы продержаться некоторое время. У него теперь не было нужды работать около месяца, может, и больше. Возможно, это ему как раз и нужно, чтобы оставаться в тени; позволить говорить, что его… способности умирают. Особенно, если в городе объявился чародей со столь мощными заклинаниями, как то, которое он почувствовал. И в тоже время он мог провести несколько дней с Каннис.

Теперь он направился в Доусинг Род[2]. Ей бы захотелось узнать, что он нашел Фолтера и избежал при этом гибели.

Итан двинулся через самое сердце Южной Оконечности, проходя мимо кирпичной постройки Третьей Церкви, шпиль которой возвышался в лунном небе и маячил в темноте. Запах дыма становился все сильнее, пока он шел и он мог слышать крики из разных частей города — площади чуть севернее Корнхилл, а также Северной Оконечности. Он подумал, что на улицах должно быть бродит две толпы или даже больше. Когда он приблизился к Первой Церкви и Городскому Дому, он увидел зарево пожара, который он унюхал раньше.

Он замедлил шаг. Эзра Корбетт был не единственным его клиентом, который косо смотрел на то, что Итан принимал участие в хулиганстве, и Итан не был заинтересован в привлечении официальных лиц Короны. Он уже достаточно натерпелся от Британского правосудия.

Звук позади заставил его обернуться; его нож оказался в руке прежде, чем он это осознал. Две тени появились из темноты стоящего дома и подбежали к нему. Шелли и Питч: пара собак, живших на улице и проводящих большинство времени за поиском еды возле двери Генри. Итан опустил клинок, посмеиваясь над собой. Но сердце бешено билось в его груди, когда он убирал оружие и присел на корточки, чтобы поздороваться с собаками. Они облизали его руку, виляя хвостами.

Впервые она появилась на бондарне несколько лет назад, незадолго до того, как Итан снял там комнату. Она была крупной собакой с короткой черно-белой шерстью. У нее на морде были подпалины, а глаза были бледного серо-голубого цвета. Генри назвал ее Шеллс, потому что, как он сказал, ее раскрас напоминает ему снаряды, выброшенные на берег гавани. Но вскоре и он, и Итан стали называть ее Шелли.

Питч, появившийся несколькими месяцами позже, был немного меньше и совершенно черным, за исключением темно-карих глаз. Его шерсть была длинной и шелковистой. Итан часто думал, что тот когда-то жил в благополучной семье; такие собаки, как Питч, как правило, не живут на улицах.

— Еды нет, — сказал он им, когда они продолжали облизывать его руку и обнюхивать одежду. — Простите.

Он почесал их обоих за ушами. Судя по их реакции, это компенсировало то, что у него не было ничего, что он мог предложить им.

Выпрямившись, он вернулся на Школьную улицу, и стал придерживаться Тримоунта на север, две собаки шли по бокам. Он надеялся держаться подальше от тех, кто оказался за бортом относительно благополучной жизни на улице. Вскоре он понял, что избежать встречи с толпой никак не удастся, он шел прямо в направлении одной из них. Чем дальше он приближался к Королевской улице, тем громче становился шум. Он слышал хриплый смех и громкие проклятия, битье стекла и хруст древесины. Когда он пересек переулок и пристально посмотрел в восточном направлении, то видел мужчин, выбрасывающих сломанную мебель и свертки пергамента из окна величественного дома, который находился непосредственно через улицу от здания суда и тюрьмы. От иронии происходящего Итан чуть было не рассмеялся.

Посреди улицы стоял какой-то мужчина, держа в одной руке бутылку с вином и нечто, напоминающее ножку от стола в другой. Он заметил Итана и крикнул:

— Эй, ты! — Голос человека звучал таким веселым, что можно было подумать, будто он праздновал наступление нового года, а не увольнение из какого-нибудь дома. — Не хочешь присоединиться к нам? — спросил мужчина. — Мы планируем покутить! — Итан махнул рукой и покачал головой, не замедляя шага. — Чё за дела? — крикнул ему вслед мужчина, его голос прозвучал резче. — Не нравится, что мы делаем? Человек Короны, да? Хорошо, гори в аду!

Итан пошел дальше, позволяя мужчине кричать ему в спину. Но себе под нос произнес заклинание.

— Вени ад ми. — Иди ко мне.

Воздух вокруг него загудел, и призрак старика вновь появился на его плече, а потом спустился и оказался в шаге от него. Пьяница продолжал кричать ему вслед, но за Итаном он не последовал. Шелли с Питчем перестали лаять, а начали слегка подвывать и скулить, когда он вновь направился к Южной оконечности. Это был не первый раз, когда Итан видел, как собаки бросались наутек при виде призрака. Он сожалел, что ему приходиться пугать их, но чувствовал себя увереннее, зная, что может призвать свою силу сразу же, как только она ему понадобится. Слишком много всего произошло за этот вечер. Заклинание, которое он почувствовал, эти бунтовщики; он стал осторожным за прошедшие годы, и если когда-то и была ночь, когда следовало себя вести поосторожнее, то похоже это была именно та самая.

Итан почувствовал, как призрак наблюдал за ним, но он не сводил своих глаз с улицы, простирающейся впереди. Хотел бы он знать больше об этой светящейся фигуре, которая появлялась рядом с ним, когда он вызвал духа. Мужчина был высок и худощав, с аккуратной бородкой и усами, и коротко остриженными волосами, которые были бы белыми, если бы ни тени, красноватого свечения. Он всегда был одет одинаково: в кольчугу и богато украшенный плащ с геральдикой древних королей — льва с поднятой передней лапой, как та, что носили средневековые рыцари. Итан предположил, что он жил сотни лет назад, что старик был одним из предков его матери. Всё, что Итан знал наверняка, что каждый раз, когда он произносил слова заклинания, призрак материализовался, чтобы прибавить свою силу к любому источнику, который выбирает Итан, чтобы завершить свою колдовство.

Призрак не мог говорить; по крайней мере, он не сказал ничего Итану, однако его светлые глаза и кустистые брови могут быть весьма выразительными. На протяжении многих лет Итан звал его Дядюшка Реджинальд, сокращенно Реджи, в честь одного из братьев своей матушки, который славился вспыльчивым и обидчивым нравом.

Наконец, когда он двинулся вверх по Тримоунту, Итан глянул на духа, который все еще следил за ним с очень знакомым Итану раздосадованным выражением лица.

— У тебя что-то на уме? — спросил Итан.

В ответ призрак многозначительно оглянулся на Королевскую Улицу, а затем кивнул в сторону ножа на поясе у Итана.

— Да, я мог бы наговорить заклинание, когда ты бы мне понадобился. Но выброс быстрее, когда ты уже здесь. — Он улыбнулся. — Кроме того, ты такая приятная компания.

Призрак сердито посмотрел на него.

Они добрались до улицы Ганновер, и Итан услышал волнения, раздающиеся из переулка. Две недели назад агитаторы сосредоточили свою ярость на Оливере; сегодня вечером они раскинули свою сеть гораздо шире. Лучше всего было убраться с улиц.

Когда он, наконец, достиг Развилки, Итан вновь повернулся к Дядюшке Реджи.

— Димиттас, — сказал он, про себя, не утруждая себя произносить это слово вслух. Я освобождаю тебя.

Дух коснулся светящейся рукой своего лба, а затем прямо на глазах начал растворяться в воздухе. Итан посмотрел назад, в сторону центра города, где дым продолжал вздыматься в ночь. Крики отозвались эхом по улицам, прерываясь время от времени резкими криками. Во всяком случае, оттуда раздавалось больше шума, чем раньше. Он мог только догадываться, кто стоит за этими беспорядками, и знал, что за ними могут последовать только неприятности и проблемы.