Глава 31

…Маленькое солнце зажигается на вершине башни, башни Мудрости, и все на миг застывают, глядя туда, герры – с опаской, защитники Корилы – с надеждой. Последней, отчаянной, обреченной надеждой на чудо. Пламя обретает крылья, голову с клювом, становится гигантской птицей. Огненная птица окидывает раскинувшийся во тьме город, расправляет крылья и начинает петь. И песнь ее – пламя…


– Барго! Ты жив? Очнись, Барго!

С трудом разлепляю глаза… Боль. Кажется, меня гоблины поджарили на вертеле, но почему не съели?

Болит все. Мне порой изрядно доставалось в Злом лесу, да и в Руине перепадало, но сейчас – что-то особенное. И это еще полбеды. Хуже, что я ничего не вижу. Слепой охотник – действительно смешно.

– Добейте, – прошу шепотом, горло саднит, будто кипятком обожгли.

Слепым я жить не хочу. Глухим, одноруким, каким угодно – только не слепым.

– Не пори чушь, – слышу голос Релли. – Не так уж сильно тебе и досталось. Кости целы, ну, обгорел слегка, не беда. Чудо уже то, как жив остался.

Касаюсь пальцами глаз, больно. Кожа на веках облезла, бровей и ресниц как не бывало. Но глаза на месте… только не видят.

– Я ослеп, – шепчу, и слезы текут по щекам.

Плачут, когда больно… а мне сейчас больно оттого, что плачу.

– Ну-ка. – Голос Релли вмиг наполняется тревогой, прохладные пальцы касаются обожженных глаз. – Ох… да, досталось тебе…

– Совсем плохо? – Голос мой дрожит. От страха ли, от надежды – не знаю.

– Как тебе сказать… не так все страшно, как тебе кажется. Глазной нерв не задет, зрение со временем восстановится. Но глаза обожжены. И видеть ты сможешь не скоро…

Она обрывает фразу, и я словно слышу недосказанное «если вообще сможешь».

– Позвольте мне? – Это эльф. Релли уступает место, Дон глаз не касается, щупает воздух вокруг. – Ну что сказать? – слышу его голос с изрядной долей насмешки. – Стрел у него все равно не осталось, стрелятель свой потерял где-то. Для нашего похода совершенно бесполезен. Стоило стараться, отрубов от тела отгонять…

– Дон! – Голос Релли звенит от возмущения.

– Донноваль Перкутель Асморед, – едко отвечает эльф. – А вас, госпожа ректор, я бы попросил впредь диагнозов не ставить. Чтоб больных не шокировать. Лежи спокойно, Охотник, сейчас я тебе мазь наложу, два часа, и воспаления как не бывало. А глаза и не пострадали вовсе, от огня ты их уберег. А вот от яркого света в темноте…

Облегченно перевожу дух. Хотя тревога все равно остается – а ну как ошибся эльф? Но ужас остаться слепым уходит, мне становится легче. Настолько, что добить больше не попрошу.

Дон несколькими движениями накладывает мне на глаза мазь. Не на веки, а именно на глаза. Больно и неприятно, но я терплю.

– Значит, были еще и отрубы? – спрашиваю.

– Целая толпа, – охотно откликается Медвежонок. – Но мы им – ух!

– Полакомиться тобой собирались. – Эльф накладывает на глаза плотную повязку. – Сам понимаешь, случай какой подходящий – живой и без сознания, ни убежать, ни отбиться, просто подарок. Да мы бы мимо прошли, только Медвежонок канючить стал, давай, говорит, посмотрим, что это они там жрать собрались, глядишь, и нам сгодится…

Я улыбаюсь. Дон, ясное дело, шутит, но на Медвежонка и впрямь похоже.

Дон меж тем продолжает обрабатывать ожоги на лице и на теле. Ничего, притерпелся уже, больно, но не так уж чтоб очень сильно.

– А мы облома повстречали, – с гордостью говорит Медвежонок.

Я смеюсь. Вспоминаю сейчас, как мы испугались, когда след увидели, и смешно становится. Облом, конечно, тварь опасная, спору нет, но… после четырех дарков бояться его как-то не получается.

– Кажется, тебе довелось видеть кого-то пострашнее, – проницательно говорит Релли. – Ту крылатую тварь? Или еще кого?

– Довелось, – говорю. – Так повидались, до сих пор икается. Одни дарки чего стоят. Нет, вот вы мне объясните, с каких это пор среди них эльфы завелись?

– В Кориле было посольство Вечного леса, – нехотя говорит Дон.

Стало быть, они тут со времен Потопа дарками ходят. Странно, но я испытываю к своим недавним преследователем что-то вроде жалости. Сотни лет нежитью проходить… ни на солнце взглянуть, ни хмельного испить. Не хотел бы я для себя такой участи, да что там для себя – врагу не пожелаешь.

– Рассказывай все по порядку, – говорит Релли требовательно. – Времени хватает, все равно, пока глаза у тебя не восстановятся, никуда с места не двинемся.

И я начинаю рассказывать. И сам заслушиваюсь – до чего интересно! Только вот о таких приключениях лишь слушать интересно, но ни в коем разе не участвовать.

Все слушают молча, только Медвежонок иногда ухает испуганно.

– Призрак? – удивленно восклицает Релли, когда я добираюсь до этой части рассказа. – Ну-ка, поподробней, постарайся вспомнить все, до последней мелочи.

Вспоминаю все, до последней мелочи.

– Интересно, – тянет Релли. – Светлейший Риверсаль рассказывал, что призраки Руины несут смерть всему живому. И называл их хранителями мертвого города. Теперь многое становится понятно…

– Черный призрак, – задумчиво говорит господин Излон. – Бывший некогда великим магом… Знаете, я, кажется, догадываюсь, о ком идет речь. Был перед Потопом маг Илгом, выходец из южной колонии Асибин, ныне утраченной. Кстати, та бумага, в которую герры постоянно заглядывали, думаю, это карта или планы Корилы. У нас их не сохранилось, а вот у герров вполне могли остаться, если военные архивы уцелели.

– Если что и уцелело, так это военные архивы, – хмыкает Релли. – При том хаосе, что наступил после Потопа, только в армии сохранилось подобие порядка. Думаю, так же было и у герров. Мне непонятно поведение принцессы. Похоже, что имеет место заговор, а не похищение.

– Синдром жертвы, – неуверенно спорит господин Излон. – Жертва начинает видеть в похитителе своего единственного защитника, поскольку целиком от него зависит…

– Оставьте, – раздраженно бросает Релли. – Мы о принцессе говорим! Совсем другая психика, уровень подготовки. Концы с концами не сходятся. А вот если рассмотреть с точки зрения моей версии, все складывается. Возведение ее светлости на престол при военной помощи герров и древних артефактов. Скажу больше – доберись они до Золотой башни, нам нечего будет этому противопоставить.

– Ну вам виднее, – уступает господин Излон. – Барго, друг мой, продолжайте, прошу вас.

Продолжаю вплоть до момента схватки с последним дарком.

– Всегда удивлялся твоему везению, – хмыкает Дон. – Четыре дарка, и живым остался! Трое дарк-эльфов! Только лучше тебе в Руину больше не соваться…

– Это еще почему? – интересуюсь.

Не то чтобы я так уж рвался вернуться когда-нибудь в это Звелом проклятое место, просто любопытно.

– Посольство Вечного леса, – объясняет эльф терпеливо, – состояло не из трех эльфов, из семи. И не в наших правилах прощать смерть кого-либо из своих, ты это прекрасно знаешь. Они не откажутся от мести только потому, что стали дарками, это ты тоже должен понимать.

Мог бы и сам догадаться. Стало быть, на меня открыта охота, вот уж весело! Ну да не беда, я теперь не один, отобьемся как-нибудь.

– А вы чем похвастаетесь? – интересуюсь.

– В сравнении с твоими подвигами ерунда, – смеется Релли. – Отрубы да костяки, отбились без труда. Один раз туго пришлось, дом загорелся, пришлось бежать, а тут, как назло, кублы-лошади. Да еще на открытом месте…

Кублы – это тоже вид нежити. Мертвяки вроде отрубов, но не люди, а животные. В общем и целом не страшны, но вот на открытом месте, да толпой… Думаю, без магов несладко пришлось бы, стоптали бы за милую душу.

– Облома встретили, – гнет свое Медвежонок, потрясенный, очевидно, ожившей страшилкой. – Дон в него три стрелы вогнал, а ему хоть бы что! Как прыгнет на нас, я за топор, хвост ему один подрубил! А тут и госпожа Релли от книги оторвалась и спалила его к Звелу…

– Очень редкая книга попалась, – смущенно говорит Релли.

– Еще до Потопа считалась раритетом, – подтверждает господин Излон.

Вот они, господа маги! Книжечки редкие читают, пока другие с обломами бьются во славу родного королевства, живота своего не жалея! А прибили небось за то, что рычал слишком громко, от источника знаний отвлекал…

Чувствую, как эльф снова ощупывает воздух возле моих глаз.

– Как? – спрашиваю жадно. – В порядке?

– Вроде бы, – отвечает неопределенно. – Зажмурь плотнее, я сейчас повязку сниму.

Зажмуриваюсь посильнее, боли это не вызывает, что обнадеживает.

– Открывай, но осторожно. Чуть почувствуешь боль, сразу зажмуривай, – командует Дон.

Чуть приоткрываю глаза и сразу зажмуриваю. Не потому, что больно, свет слишком ярок, режет. Да наплевать, главное – вижу! Снова вижу!

– Больно? – с тревогой спрашивает эльф. Смотри-ка, волнуется, переживает!

– Ярко, – отвечаю я и приоткрываю один глаз. Совсем чуть-чуть.

Вторая попытка проходит успешно, свет уже не слепит. Осторожно. Не торопясь, давая время привыкнуть, я открываю глаза.

Боги мои, духи предков! Спасибо, что не дали ослепнуть! И отдельное спасибо…

– Я твой должник. На всю жизнь, – проникновенно говорю эльфу.

– Не зря вы, эльфы, считаетесь лучшими в мире целителями, – с уважением говорит господин Излон.

Дон хохочет.

– Вы тоже ничего не поняли? А еще маги! Я его вовсе не лечил.

– Как же? А мазь?

– Обычная противовоспалительная мазь. – Эльф просто захлебывается смехом. – Сами посудите, лечебную для глаз – ее же не один час делать. А ингредиенты? Где я их в Руине найду? Или вы думаете, я с собой лекарства на все случаи жизни таскаю?

– Но как же тогда?.. – Я ничего уже не понимаю.

– Как-как… дуэльный пояс, забыл? Он-то тебя и вылечил.

– Так я и знал, что все вы, остроухие, шарлатаны! – радостно ухмыляюсь я. – А туману напустил, Релли вон поучал, как ученицу шкодливую.

– Правильно поучал, между прочим, – серьезно говорит эльф. – Больной должен верить в то, что исцелится непременно. Тогда его организм сам себя лечит, при минимальной помощи со стороны. Дуэльный пояс тоже не панацея. Если б я тебя соответствующим образом не настроил, излечение длилось бы куда дольше.

– А сказать, что пояс сам все залечит, нельзя было?

– Можно, – соглашается Дон. – А ты во что больше веришь – в свойства какого-то сомнительного древнего пояса или в целебную магию эльфов?

Возразить нечего. Способности эльфов-целителей в веках прославлены, как в них не верить? А пояс я вчера нашел (или позавчера уже?), правда, и он мне помог преизрядно.

– Твоя взяла, – говорю со вздохом. – Подниматься-то мне можно, шарлатан?

– Ноги не сломаны – значит, можно, – радует меня Дон.

Поднимаюсь, ощупываю себя с ног до головы. На лице не вижу, а на руках кожа вполне прилично выглядит, будто на солнце сильно обгорел. А огнебой, оказывается, мой – страшная штука! Жаль, стрел не осталось никаких. И стрелятель потерял…

– Стрелами не поделишься? – спрашиваю у эльфа без особой надежды.

Тот показывает чисто человеческую фигу, но крутит ей перед моим носом исключительно по-эльфийски. То есть не влево-вправо, а вверх-вниз.

– Жадина, – говорю безнадежно.

– Мои возьми, – неожиданно предлагает Медвежонок. – Мне все равно топором сподручнее.

Это точно. Из лука он выстрелить почти никогда не успевает, зато как топором пойдет крутить, отойди-подвинься! А не отойдешь или, там, не подвинешься, сам виноват. Медвежонок как в раж войдет, на такие мелочи, как свой-чужой, внимания не обращает. Кого топором достал, тот и чужой.

– Это дело! – радуюсь я от всей души. – А то словно голый… перед дамой даже неловко!

Стрел у Медвежонка в избытке, только простые все, не умеет малец заговоры накладывать. Точнее, умеет, но другие. У нас ведь места такие – без наговоров долго не проживешь, каждый ребенок хоть мелочь, а умеет.

Довольный, оглядываюсь по сторонам и почти сразу замечаю стрелятель. Лежит себе, за камнем спрятавшись, меня ждет. Иди-ка за пояс, дружище, все лучше, чем на дороге валяться.

– Ну идем? – спрашиваю.

– Мы пришли уже, – хмыкает Релли. – Вот они, Золотые Ворота, любуйся.

В любом уважающем себя городе есть Золотые Ворота. Даже у нас в деревне имеются. Нет, на самом деле они деревянные, но традиция есть традиция, одни ворота непременно должны называться Золотыми.

Эти не просто называются, они в самом деле сделаны из золота. Во всяком случае, из чего-то, на золото донельзя похожего. Я же не золотых дел мастер, чтобы точно определить.

– Вход в Золотой город, – говорит Релли. – В самое сердце королевства. За этими стенами – Перводворец, башня Мудрости…

– Сад Тысячи Древ, – вздыхает эльф ностальгически.

– А как войти туда, я не знаю, – честно признается Релли.

– До Потопа через Золотые Ворота можно было пройти, лишь имея королевское приглашение, – вставляет слово господин Излон.

– И вы его взять конечно же забыли? – догадываюсь я.

– Именно. – На господина мага больно смотреть. – Спешка проклятая! И ведь знал все, вот что самое обидное!

– Да, промахнулись, – соглашается Релли. – Но отчаиваться не стоит, что-нибудь обязательно придумаем. Геррам ведь ворот тоже не миновать, в Золотой город иначе не попасть. Улицы Алирока сюда не доходят, здесь свой подземный комплекс… а стены под заклятием, до сих пор держится.

– Знаменитая людская рассеянность, – язвительно говорит Дон, и я сразу понимаю, что нам сейчас будут утирать нос. – К счастью, светлейший князь предвидел это. Потому и отправил с вами именно меня.

– Ты можешь открыть ворота? – оживляется господин Излон. – Или сломать стену? Но это невозможно, чары слишком сильны до сих пор…

– Ни то ни другое. – Эльф наслаждается ситуацией. – Просто у меня есть королевское приглашение. И оно до сих пор не отменено.

Все просто. Когда-то один из королей послал неизвестно зачем одному эльфу приглашение. И отменить его не удосужился, потому как не королевское это дело – такими мелочами голову забивать. А может, просто умер, с королями и такое случается.

– Со спутниками? – деловито уточняет Релли.

Вопрос не праздный, если пройти сможет только один эльф, нам это ничего не дает.

– Разумеется, – эльф удивленно пожимает плечами, – а как же иначе?

Действительно. С чего это эльф к королю в одиночку пойдет? А родня как же, ее тоже надо кормить, развлекать…

– Спутников, разумеется, не более семерых? – уточняю я.

Число семь у эльфов не то чтобы священно, но уважают они его крепко.

– Угадал. – Дон улыбается так снисходительно, что мне хочется разок ему врезать. Самодовольство в эльфах меня всегда раздражало.

– Тогда пошли, – резко обрывает разговор Релли.

Дон подходит к воротам, мы – за его спиной. Золотые створки безгласны и недвижимы.

– Я прибыл по приглашению короля и требую прохода! – громко говорит эльф.

Мгновение, другое ничего не происходит, затем створки медленно, неохотно начинают открываться. Без скрипа и скрежета, с каким-то гудением.

– Пришли! – благоговейно выдыхает господин Излон. – Золотой город!

С первых же шагов ясно, почему его так назвали.

Нет, из золота здесь только ворота, но… «золото» – это ведь не только металл или цвет. Золотом порой называют что-то прекрасное, уникальное. И в этом смысле сердце Руины действительно золотое.

Дворцы… храмы… башни… голова идет кругом, пока не натыкаемся на кусок Злого леса.

– Назад! – кричу, срывая горло, и огнегад промахивается по отшатнувшемуся господину Излону. А откуда-то из глубины с топотом несется бронетуша…

Ох, как пригодился бы сейчас огнебой! Но ни на одной стреле нет наговоров, выпускаю обычную – удачно. Стрела с хлюпаньем уходит в глаз твари. Разумеется, бронетушу этим не остановишь, одного глаза ей более чем достаточно, чтобы нас всех прикончить, места немного, то, что мы быстрее, сейчас значения не имеет.

Зато мы не в Злом лесу, а в Руине. И магия здесь работает, как ей и положено. Земля под ногами твари становится вдруг жидкой, бронетуша проваливается по самые ноздри, бешено барахтается в сразу же начавшей густеть почве. Релли смотрит на тварь с легким любопытством, как на букашку непонятную. В этаком раздумье – вредная или не очень? Прибить или пусть живет?

Бронетуше везет, девушка отворачивается от твари и продолжает путь.

– Ума не приложу, откуда тут Злой лес взялся? – говорю. Нет, но в самом же деле – нигде в Руине отчего-то не пророс, а в Золотом городе – нате, пожалуйста!

– Сад Тысячи Древ сажали эльфы, – с невыразимой тоской говорит Дон.

Оборачиваюсь, смотрю пристально. В глазах эльфа слезы. Он до последнего надеялся, что хотя бы это творение его сородичей уцелело, в Руине ведь все возможно…

И тем больнее ему сейчас, когда эта последняя, безумная надежда умирает на глазах. Дона я не слишком-то привечаю, раздражает меня его высокомерие, самоуверенность, но сейчас отчего-то хочется ему помочь. И я даю ему пинка.

Мировая скорбь в глазах тут же сменяется яростью. Дон бросается на меня, я уворачиваюсь, бью под ребра, его кулак вонзается мне в грудь, выбивая дух. Самозабвенно молотим друг друга минуту, другую, пока не обнаруживаем себя подвешенными в воздухе.

– Немедленно прекратите! – слышим возмущенный голос Релли. – С ума посходили? Из-за чего драка?

Молчим, безуспешно пытаясь извернуться. А потом Дон ухмыляется. Во всю свою эльфийскую рожу.

– Спасибо, – говорит. Не Релли, мне. Догадлив, поганец.

– Обращайся, – пожимаю плечами, и мы пожимаем друг другу руки. По-прежнему болтаясь в воздухе.

Релли приземляет обоих, смотрит с подозрением. Не понимает, конечно. И то чудно, что Дон понял.

Отвожу взгляд, чтобы не встречаться глазами ни с Доном, ни с Релли. И неожиданно замечаю то, что поначалу от моего внимания ускользнуло.

Росток. Нет, даже небольшое деревце. Вообще-то в Злом лесу обычные деревья не растут, он их превращает во что-то совсем иное. А здесь…

– Смотри, – негромко говорю эльфу, тот поворачивается…

– Мне не чудится? – спрашивает шепотом, словно боясь спугнуть сказку.

– Нет, – так же шепотом отвечаю. Потому как чудо спугнуть легко, пристальным взглядом, громким голосом.

Дон раскрывает навстречу деревцу ладони и поет. Листья подрагивают в лад песни, открываясь навстречу. Точь-в-точь, как ладони.

– Его сажал сам Пресветлый, – с благоговением шепчет эльф. – Никто и не думал, что он выживет… силы в ростке немного. Сын Великого Древа… младший и последний, насколько мне известно… даже в Вечном лесу не осталось…

Он всхлипывает, в глазах – пьяное счастье. Они ведь совсем иные, эльфы. Мы не умеем ни радоваться, ни печалиться, как они. Разве что дети…

– Ты сильно подрос, малыш… – Дон ласкает листья рукой, смеясь и плача одновременно.

Релли наблюдает с сильнейшим недоумением. И недовольством. Госпоже ректор не нравится, когда она чего-то не понимает.

– Я же просила не называть меня госпожой ректоршей, – шипит девушка и чувствительно пихает меня локтем в бок. – Что происходит, объясни?

– Потом, – говорю ей.

Взглядом, голосом… проще всего спугнуть чудо неосторожным словом. Потому и редки они так, чудеса…

Загрузка...