Одиночество жреца. Том II

Глава 1. Воля к жизни

Сначала пришлось вспоминать — как дышать. Оказывается, для этого жизненно важного процесса на пути от глотки до легких не должно быть ничего лишнего, например воды. Так что исторганием оной я сразу и занялся, перекатившись с бока на живот и пытаясь встать при этом на колени.

Впрочем, принять какую-либо приемлемую позу, хотя бы коленно-локтевую, у меня не получилось: как только я оперся на руки, правую пронзило от острой боли и я, тихо взвыв, повалился опять на бок. Легче мне не стало: упал я именно на правую руку, которую, из-за общей одеревенелости конечностей после заплыва по холодным морским водам, я не успел убрать в сторону. По галечно-каменистому пляжу прокатился еще один мой вой, который стих только после того, как я смог извлечь пострадавшую конечность из-под собственной тушки и, убаюкивая, прижать к груди.

Дышать было больно — я серьезно наглотался воды и даже толком не помнил, как именно всплыл и взял правильное направление, в сторону берега — рука же, очевидно, была сломана. Я начал ее ощупывать и с ужасом понял, что сквозь рубашку проступает острый обломок лучевой кости предплечья. Или локтевой? Их там было две, не думаю, что они назывались одинаково.

Кое-как поднявшись на ноги, я, все еще прижимая сломанную руку к груди, стал осматривать берег, на котором оказался. В предрассветном полумраке увидеть что-либо не представлялось возможным, но я очень старался, вышагивая по берегу в поисках хотя бы какого-нибудь укрытия от стылого ветра. То, что сейчас было лето, помогало не особо: я был мокрый до нитки, плюс неизвестно, сколько времени провалялся на земле без сознания.

Постепенно первый шок проходил, и за болью в потревоженном переломе начал ощущать, как горит лицо и шея. В момент взрыва я, самоуверенный дурак, наклонился над самым люком, и сейчас просто боялся трогать голову: там меня могло ожидать что угодно.

Долго моя разведка, впрочем, не продолжилась. Буквально через десяток шагов я запнулся о какой-то булыжник, который вероломно затаился в мелкой гальке и, упав лицом вниз на оную, отключился от очередной вспышки боли.

— … давай, помоги перевернуть!

— Да он же утонул…

— Какое утонул! Видишь, следы? Да и до воды десяток шагов! Его что, рыбы на плавниках сюда вынесли, по-твоему? Давай! Хватайся! Только аккуратно, кровь вижу…

Голоса доносились откуда-то издалека, но были определенно знакомыми. Две пары рук: большие и крепкие, и маленькие и тонкие, ухватили меня за корпус и плечи, после чего меня перевернули лицом вверх. Сквозь закрытые веки я почувствовал свет — значит, уже рассвело.

— Ой!.. — пискнул женский голосок, — он же…

— Да…

Я с трудом разлепил веки, на которых налипли мелкие песчинки, и уставился на помятых Орвиста и Санию.

— Что «да»? — сипло спросил я у виконта.

Губы потрескались от соли и грязи, да и говорить было тяжело. Манипуляции с моим телом потревожили сломанную руку, да и лицо ощущалось не лучше.

— Ну, как тебе сказать, Антон… Короче, прядь Пала тебя больше беспокоить не будет…

Я непонимающе посмотрел сначала на младшего де Гранжа, а потом и на арха-ту, которая была сейчас какая-то бледная, а в ее глазах стояли слезы.

— Вы чего?..

Оказалось, я сильно обгорел. Вся правая половина лица и часть шеи превратились в месиво, видимо, в последний момент я пытался отвернуться от волны огня, которая выбросила меня за борт. Глаз уцелел каким-то чудом, как и большая часть рта, но вот щека и почти треть головы серьезно оплавились, как будто меня окунули в кипящее масло. Брови и ресницы тоже сгорели, но волосы — дело наживное.

Мой первичный осмотр, когда я только пришел в сознание, оказался правдивым: у меня был открытый перелом руки. Когда Орвист разорвал рукав моей рубашки и увидел уже синеющую, отекшую конечность, то только грязно выругался, нисколько не стесняясь тихо сидящей рядом Сании. В глазах девушки попеременно плескались то паника, то ужас. Она была близка к состоянию ступора.

Я и сам знал, что перелом очень плохой. Кровь уже запеклась, кое-как запечатав рану, но в целом она была грязная, сложная. По всей видимости, когда я летел в море с палубы, мою руку либо догнала часть люка, либо кость повстречалась с деревянным бортом корабля. В любом случае, итог был страшен и печален, а что с этим делать, было абсолютно непонятно.

— Антон, ты же понимаешь, что надо…

— Орвист…

— Руку…

— Я тебе за такие идеи…

— Отрубить…

— Лицо отгрызу… — закончил я вслед за виконтом.

— Но ты же понимаешь, что мы ничего лучше сделать не можем?

— Можем!

— Да она гнить скоро начнет! Синяя уже вся! И кость торчит! Тут целитель собирать ее должен, даже лекарь обычный не справится! А мы на берегу непонятно где!

В этом Орвист был прав, но я был категорически против терять рабочую руку. Моя любимая правая рука… Как я в этом мире вообще без руки? Учиться сражаться левой? А писать? Да я же с ума сойду! Да и к калекам тут отношение особое… И так вместо рожи, судя по непередаваемым ощущениям, которые сейчас начали на меня накатывать, я теперь писаный красавец.

— Будем вправлять!

Я попытался встать, но ощутил, что меня тут же повело. Температура? Потеря крови? Меня уже стал бить жар или это боль в обожженном лице?

— Антон… Ты же…

— Я! Сказал! Будем! Вправлять! — выплевывая по одному слову, упрямо прорычал я. — Начнет гнить — ты ее отрубишь, а Сания, вон, маг огня, ее просто прижжет. Да, Сания?

Девушка, услышав свое имя, глупо заморгала и попыталась включиться в разговор: она не слушала нас, просто пялясь все это время то на кусок кости, который торчал из моей руки, то на мою обгоревшую кожу на голове и лице.

— Я…

Губы принцессы мелко задрожали. Она сейчас была в глубоком шоке, который рисковал перерасти в истерику. Если я, и так еле-еле удерживающийся в сознании, сейчас получу в спутники не контролирующего себя мага огня, то дела наши будут совсем труба. Так что я схватил здоровой рукой девушку за запястье и сделал то, что должен: от души прокатил по Сании волну божественной силы Лу.

Не знаю, дело ли было в том, что сейчас я едва не отключался от боли и был крайне слаб, или в том, что я по чуть-чуть накачивал магией богини арха-ту во время всего путешествия, но эмоциональный откат был не слишком велик. Я, конечно, чуть не расплакался от нахлынувших чувств, но справился. Сания же посмотрела на меня округлившимися от удивления глазами и была сейчас больше похожа на сову, чем на человека. Мол, что это вообще сейчас было?!

Я в объяснения вдаваться не стал, Орвист же, казалось, вообще ничего не заметил.

— Надо вправлять!

Виконт только раздраженно махнул рукой, в стиле «хочешь умереть — ну и ладно, я с тобой, придурком, спорить не буду» и начал искать хоть какие-нибудь палки. Две — для фиксации кости и еще одну — мне в зубы.

За время моей отключки к берегу стало прибивать обгоревшие остатки нашего корабля. Как я понял, в конце он вовсе развалился на части, так что с древесиной проблем не возникло. На перевязки виконт спустил рукава своей рубашки, часть пожертвовала принцесса, оторвав от своей ночной сорочки.

— На, закуси, — сказал виконт и всунул мне в зубы небольшой обломок то ли доски, то ли еще чего, который нашел на берегу, — арха-та, подержите вот тут…

Виконт еще некоторое время проводил какие-то манипуляции с моей рукой, после чего положил ладонь на то место, где торчала кость и надавил…

Хотелось бы сказать, что я зашипел, поматерил Орвиста и мне сразу же полегчало, но я банально потерял сознание от боли, а когда очнулся, рука уже была зафиксирована между двумя кусками доски и перевязана тряпками.

Я оценил конструкцию, которую соорудили мои спутники. Сейчас надежда была только на мой иммунитет и божественную суть Жреца, потому что ни о какой стерильности или даже относительной чистоте раны и перевязи говорить не приходилось: для обычного человека это был стопроцентный вариант получить воспаление, гангрену и, в лучшем случае, лишиться руки. Но только через боль и мучение, вместо быстрой ампутации, которую предлагал виконт.

В отличие от меня, Орвист сумел сохранить свой меч, и даже кинжал — оба оружия висели на его поясе. Я же оставил свой посох на палубе — отложил в сторону, когда открывал люк, а другого оружия у меня при себе не было. Сания тоже была безоружна. Отличная компания у нас собралась: один меч на троих, однорукий и никогда толком не выходившая за пределы дворца дочь Верховного Арха Ламхитана. Благо, при мне была сила Лу и ментальная магия, а Сания могла постоять за себя с помощью магии огня, конечно, если сможет колдовать достаточно быстро.

Кое-как мы нашли укрытие. Берег был достаточно крутой, так что мы просто перебрались подальше от воды, найдя скалу покрупнее, с небольшой ложбиной, где можно было усесться и спрятаться от ветра, который сейчас, утром, дул со стороны берега. Вечером направление изменится и бриз уже будет задувать нам прямо в лицо, но об этом мы пока не думали. Я чувствовал, как сырая одежда вытягивает из меня остатки тепла. С этим надо было что-то делать.

— Орвист, Сания, нам надо собрать какую-нибудь древесину, просушиться, — сказал я спутникам, — поищите? Если кто-то из вас еще заболеет от переохлаждения… Короче, надо…

— Согласен. Арха-та, поможете? — почтительно обратился Орвист к девушке.

Даже в такой ситуации виконт следовал протоколу, насколько это вообще было возможно.

Девушка утвердительно кивнула и оба, усадив меня у скалы, отправились обратно на берег, искать топливо.

Конечно, на некоторое время Сания могла бы создать горящую плазму просто своей магической силой, но стоило бы это ей всего имеющегося запаса магии. Минут десять-пятнадцать — и все. Ведь одно дело, создать высокотемпературную плазму и оформить ее в виде огненного лезвия или шара. Да даже если наколдовать горящую скалу и запустить — это разовые расходы сил, которые зависят только от мощи мага и его умения оперировать энергетическими потоками. А вот поддерживать пламя буквально из ничего…

Через полчаса мои спутники вернулись. Виконт был солидно нагружен обломками, Сания тоже волокла за собой пару досок. Достаточно, чтобы костер продержался хотя бы часов пять.

Погода стала портиться. С моря пришла туча, направление ветра начало меняться, так что ощутимо похолодало. Виконт помог мне стащить рубашку, после чего мы принялись за штаны.

— Господа послы, а что вы делаете…

— Сания, — у меня не было сил вести долгие беседы с арха-той, — ты можешь просушить нашу одежду своей магией. Чтобы она не вспыхнула?

— Ну, я бы могла попробовать…

— У нас одна попытка. Можешь или нет?

Принцесса смутилась.

— Я никогда не пробовала…

— Значит, не можешь. Так что раздевайся.

От такого предложения лицо Сании залил румянец — и откуда только взялся, была же бледная и серая — а потом в глазах вспыхнул опасный огонь.

— Да как ты смеешь!..

Слова застряли в горле девушки. Что-то она такое увидела на моем лице, да, наверное, и на лице Орвиста, который сейчас стоял за моей спиной.

— Ладно, я объясню, — устало сказал я, прервав неравный бой левой руки с ремнем и завязками штанов, — мы уже почти на севере, арха-та. Где-то на восточном побережье Паринии, как мне кажется. Так вот, все, что я говорил о севере на тех танцах — это я еще приукрашивал для молодых и заносчивых ламхитанцев. Тут если ты оказался на холоде в мокрой одежде, да просто вот на таком холодном ветру — ты заболеешь. Заболеешь — умрешь. Вымок до нитки и не просушился — заболеешь и умрешь. Оказался на улице без крова над головой ночью, одежда отсыреет, ты заболеешь…

— И умрешь… — тихо закончила за меня Сания.

Я согласно кивнул.

— Именно. И умрешь. Вот так тут обстоят дела. Одежда сама себя не высушит, солнца нет, а даже если бы и было — оно тут слишком слабое, не такое, как на юге. Так что единственный для нас вариант: раздеться, развесить одежду над костром, усесться поплотнее и ждать, когда все просохнет, иначе…

— Мы заболеем и умрем…

Взаимопонимание было достигнуто, так что мы с Орвистом отвернулись и продолжили раздеваться. Виконт помог мне стянуть липнувшие к ногам штаны и снять обувь, после чего быстро скинул с себя где-то сырую, а где-то откровенно мокрую одежду, сапоги и развесил все над огнем на заранее сооруженной конструкции из палок и… палок.

Сания чуть медлила, так что мы, уже голые — в чем мать родила, только на шеях болтались баронский и малый графский жетоны, рефлекторно прикрывая срам, отвернулись и дождались, пока девушка повторит за нами. После этого, мы как те пичуги, уселись на наиболее гладкую и чистую из добытых моими спутниками досок. Санию посадили посередине, как саму тощую и, что уж таить — ценную часть нашего коллектива. Виконт уселся слева, а я — справа, чтобы девушка не смогла ненароком потревожить мою сломанную руку, которую я сейчас баюкал на перевязи. Первое ощущение смертельной опасности стало отступать, и хотя половина моего лица горела огнем, а в руке пульсировала тупая, но почти невыносимая боль от порванных тканей и сломанной кости, я как-то незаметно для себя провалился в сон. Задремал так и сидя на доске: голый, поджав колени к груди и упершись спиной в холодный камень скалы.

Когда я проснулся, было еще светло. Солнце закрывали тучи, но, по ощущениям, время перевалило уже за полдень. Рядом сидела уже Сания, а вот Орвист куда-то ушел. Видимо, поискать еще каких обломков. Нам бы очень пригодились сейчас любые ткани, что не выгорели дотла, да и мне бы найти под левую руку какую гладкую палку — было бы легче идти. Меня же не будили — просто прикрыли моей многострадальной рубашкой, которая уже просохла и пахла костром.

Девушка увидела, что я зашевелился, но встретившись со мной глазами, как-то быстро отвела взгляд. Будто ей было стыдно на меня пялиться.

— Что, все так плохо? — невесело усмехнулся я.

Лицо стало болеть еще сильнее, чем раньше — первый адреналин, который притуплял боль, ушел, и сейчас я мог в полной мере насладиться плодами собственной тупости.

— Я бы не сказала, что хорошо… Конечно, наши бы целители мигом это исправили…

При словах о целителях мне почему-то вспомнился проклятый Гарен. Вот уж где был мастер лечить увечья, травмы и ожоги! Причем — вмиг! На секунду я даже пожалел, что прикончил тогда проклятого магика, который не смог смириться с политикой своего короля относительно приближенных, и решился выступить против Кая Фотена. И против меня. За что поплатился. Попасть бы сейчас под эти жирные мерзкие лапки…

Но Гарена, да и других целителей, на этом берегу как-то не наблюдалось, поэтому придется довольствоваться тем, что есть.

Я попытался встать, но только потревожил перелом, что мигом привело к вспышке боли и темноте в глазах, так что, осознав свою ошибку, я стал медленно подниматься, опираясь спиной о шершавый камень скалы, попутно обдирая кожу на лопатках. Сания при этом упорно делала вид, что рядом никого нет — ведь из всей одежды на мне был только баронский жетон на серебряной цепочке. Приняв наконец-то вертикальное положение, я подхватил лежащие на камне штаны и принялся одеваться. Точнее, пытаться одеться: все тело задеревенело, любое лишнее движение отдавало болью в руке, да и натянуть кожаные штаны только с помощью левой конечности, когда ты всю жизнь прожил правшой — та еще задача. Так что через пять минут моих потуг, кряхтения и тихого мата на никому неизвестном тут русском ко мне сзади подошла Сания и молча помогла натянуть непослушные штаны на мои бледные ноги и зад. Позже принцесса помогла и с завязками и ремнем, за что я ей был крайне благодарен.

— Да, не так вы представляли себе север, да, арха-та? — попытался я пошутить.

У меня получилось добиться мимолетной улыбки, которая скользнула по уголкам губ девушки, но не более. Сания была измучена физически не меньше моего, но если я-то был уже тертый калач, который прошел через нищету, доки, застенки Кая Фотена и горнило войны, то вот вместе с нами сейчас путешествовал прекрасный цветок пустыни. Цветок, который всю его жизнь оберегали, холили, лелеяли и вообще, не позволяли слишком сильно сталкиваться с реалиями этой жизни.

Нет, Сания не была капризной белоручкой — какая еще принцесса будет в огромных кожаных варежках таскать раскаленное стекло и лить из чана серебро?! Но вот именно эта грязь, в которой копошились простые смертные, эта безнадега, опасность умереть в канаве от банального воспаления легких или от голода — этого девушка никогда не видела. Знала, что существует, но одно дело знать, а другое — испытать на практике. Так что сейчас молодая арха-та постигала эту науку, скажем так, в экспресс-режиме. Конечно, ей казалось, что самое паршивое — позади, но я-то знал, что впереди нас ждет еще немало непростых деньков. И самое паршивое я уже видел: на Сании были сандалии вместо крепких и легких сапог. Это в нашем случае — залет вселенского масштаба, потому что если девушка собьет себе ноги и не сможет идти, то все мы застрянем очень надолго.

— А где Орвист?

Сания только пожала плечами и сообщила, что виконт ушел обследовать берег, вверх, на север, но прошел уже почти час, а он так и не вернулся.

Не хотелось думать, что младший де Гранж где-то оступился и сломал ногу… Но и ждать слишком долго было тоже нельзя. Так что когда прошло еще полчаса, я сообщил принцессе, что мы отправляемся на поиски виконта, нравится ей это, или нет.

Моя логика была проста: только у Орвиста был меч и кинжал, которые он успешно унес сейчас за собой. И если людей я не слишком опасался: ментальная магия была при мне и я сейчас постоянно сканировал окружающее пространство на наличие живых разумных существ, то какие-нибудь волки или шакалы — не знаю, что тут водится в Паринии — представляли для меня и девушки смертельную опасность. Сейчас я был слишком слаб, чтобы даже попытаться повторить тот же фокус с зачерпыванием из души, какой я провернул много лет назад на зимней стоянке. Тем более, тогда со мной было целых две богини, Илий, лошади. Я был здоров и полон сил, отваги и слабоумия. Сейчас же все было совершенно по-другому.

Пока мы ковыляли по гальке, осторожно обходя то тут, то там торчащие из нее крупные камни и булыжники, я пытался понять, как так получилось, что наш корабль сожгли. Команда на судне была достаточно большая — почти полсотни человек, большая часть из которых приходилась на гребцов. Не все, кого мы наняли в Бренне, оказались диверсантами, но почти два десятка человек?! И я ничего не почувствовал?! Я понимаю, что был крайне сосредоточен на эмоциях арха-ты, потому что хотел привезти в Пите ослепительную красавицу, которая растопит ледяное сердечко моего Короля и у меня будет уже два монарших друга, но не ощутить угрозу, исходящую сразу со всех сторон?.. Технически, это было возможно. Если все эти люди были абсолютно спокойны и не думали о цели своей миссии… Но это же бред! Так они бы могли поступать только если бы знали, что я менталист!

В этот момент я так резко остановился, что Сания подумала, что я споткнулся и уже была готова ловить меня под здоровую руку.

Твою мать! Сукины дети!

Мне вспомнился разговор, который состоялся у меня с Орвистом и Бренардом еще в Парте, когда мы обсуждали скользкого посла Крамана, эту жирную сволочь… Тогда, как сейчас помню, Бренард сказал:

«У Бренна везде есть свои уши. Я не думаю, что твоя «тайна» для них — тайна».

Бренард постоянно держал в голове то, что я менталист, никогда не забывал. Но при этом почти не пользовался моими талантами, точнее, ни разу даже не привлек к шпионажу, опасаясь, что другие послы или правители Ламхитана подстрахуются хотя бы шаринскими амулетами. Скорее, я был отправлен не как шпион, а как ультимативное оружие, последний аргумент и гарантия безопасности самих де Гранжей при дворе Великого Арха. Потому что если бы с моими спутниками что-нибудь случилось, я бы даже не подумал таиться — устроил бы целую серию допросов с пристрастием.

А вот я как-то уже подзабыл, что менталист в это мире приравнивается к опасному животному, которое надо или посадить на цепь, или умертвить. В этом отношении Кай Фотен оказался крайне прогрессивным человеком, я бы даже сказал, неприлично прогрессивным, и неизвестно, чего ему стоило перешагнуть страх передо мной и моими силами, который вбивался с малых лет в голову каждого ребенка на Таллерии. Ведь при любом рассказе о магах и магии, именно менталисты были теми чудовищами, что манипулируют людьми, наводят мороки, читают чужие мысли и наводят безумие на людей ради забавы. Не уверен, что все эти сказки были уж абсолютно беспочвенны, но что поделать, ментальных магов активно истребляют и порабощают столетиями…

И Бренн знал, что я ментальный маг. Если помнить о словах старшего де Гранжа — не мог не знать. Но дома, в Клерии, я был под защитой лично короля Кая Фотена, а тут же оказался в нейтральных водах. Во всех смыслах нейтральных. Чем и воспользовались представители Республики. Причем, что уж таить, они одним ударом убивали двух зайцев: рушили возможность союза между Клерией и Ламхитаном до конца правления действующего Верховного Арха, а, возможно, и на следующее поколение — если Арван станет наследником отца, к чему все и шло — плюс устраняли цепного пса молодого северного короля. Очень опасного и очень кусачего по меркам Бренна пса. Ведь торговцы лучше других понимали, что самое ценное в любом мире — это информация. А именно информацию я мог добыть из чьей угодно головы, только дайте мне, эту самую голову, на расстояние вытянутой руки.

Так сказать, спецоперация «два по цене одного» — тут можно было раскошелиться. Так что это были далеко не простые гребцы, а диверсию стали готовить еще когда мы были в Ламхитане. Хотя, я не удивлюсь, что почти с момента нашего прибытия. Думаю, проклятый Краман отправил весточку на родину еще в тот момент, когда я разнес дуэльную арену дворца своим посохом. У Бренна были месяцы. И я не уверен, что нас ожидала бы иная участь, даже если бы с нами не было Сании. Сама возможность тихо и «прилично» отправить такого подданного Кая Фотена на дно — стоит потраченных денег.

Значит, нам надо как можно быстрее добраться до Пите. Иначе неизвестно, что дальше предпримет Бренн, какую игру начнет вести. То, что купцы собрались манипулировать Клерией, прикрываясь спиной Кая Фотена от агрессии соседей — это и ежу понятно. В идеале им нужно подложить под моего короля какую-нибудь свою знатную девицу, да с солидным приданым, в пару сотен тысяч золотых Кло, например. Для Республики — цена не слишком большая, а вот для Кая сейчас такая подачка будет выглядеть вполне приемлемо.

Так что гребцами были даны указания не думать лишнего, не попадаться мне на глаза, не подходить слишком близко… Именно поэтому был выбран поджог — надежный и бесконтактный способ утопить корабль и всех, кто на нем плывет. Судно — на дно, а остальное сделают холодные северные воды открытого моря.

Но они бы могли попробовать меня просто пристрелить из арбалета… Или уже пробовали?! Или уже когда-то меня пытались пристрелить в моей постели, но меня спасло чутье и реакция?! И торговцы Республики сделали далеко идущие выводы о том, как стоит поступать в следующий раз?! Ведь с тех пор покушений больше не было, во всяком случае, никаких попыток меня прирезать или застрелить…

Последняя мысль вообще привела меня в состояние абсолютного ступора. Маленький, самонадеянный Антошка… Возомнил себя сильным мира сего, раз получил в свою постель богиню младшего круга, да якшаешься со Старшими? Возомнил себя самым умным и бессмертным, раз у тебя в покровителях — Пал и Соф? Возомнил, что смертные для тебя более не угроза, раз у тебя есть посох и долголетие? Идиот! Сегодня ночью мне продемонстрировали, насколько я беззащитен и слаб, насколько туп и самонадеян, когда в игру вступают взрослые дяди.

Дяди, которые привыкли играть в долгую. Дяди, которые сделали далеко идущие выводы и даже спустя шесть лет не повторили ту же ошибку, дожидаясь подходящего случая… Дяди, которые привыкли мыслить другими категориями и масштабами.

Дяди, для которых отмеченный богами непобедимый и удачливый маг-менталист — лишь очередная помеха, чуть более крупная мошка, которую тоже можно прихлопнуть. Просто дождаться, когда она окончательно обнаглеет и сядет прямо на стол, рядом с огромной, не знающей сомнения ладонью. Которая медленно, дабы не спугнуть, поднимется, и прихлопнет ее одним мощным и точным ударом.

Сания не задавала никаких вопросов, хотя, мне казалось, сейчас по моему лицу было понятно очень многое. Но девушка держалась, хотя я ощущал исходящее от нее острое любопытство и даже слышал отголоски мыслей.

Еще одна проблема: посох Пала и жизнь затворником развратили меня. Раньше, до битвы за Пите, я постоянно держал ментальные барьеры опущенными. Лу вбивала в меня науку, как могла, заставляла тренироваться, заставляла учиться жить с этой силой и быть всегда готовым ее использовать. Но потом бог Войны подарил мне артефакт — могучее оружие, которое усилило меня многократно. Ментальным конструктом стало пользоваться неприлично просто, а необходимость в отводе глаз, мороках и прочих уловках, которым обучала меня моя богиня, со временем вообще отпала: я просто ломал мечи и проламывал любые доспехи одним ударом, как боксер-тяжеловес, который забрел на детскую площадку. Я был так уверен в своем посохе, что почти разучился пользоваться ментальной магией, как должно: вечно ходил закрытый от чужих мыслей и эмоций, потому что они меня раздражали. Да и зачем? Я же непобедим!

И вот теперь, искалеченный, даже без возможности держать меч в руках — на левую конечность надежды не было, давайте будем с собой честны — у меня осталась только магия разума. Только она была так же слаба и атрофирована, как и моя ведомая рука.

Силы Жреца? Туда же! Я даже не представляю себе предел своих возможностей, потому что никогда этой силой не пользовался! А Лу и не настаивала, жалея меня, ленивого дурака… Все же она была очень мягка сама по себе — согласно своей миссии и сути, хоть в первую нашу встречу я подумал, что она холодна и заносчива. Но нет, Лу, как любящая и опекающая женщина, оградила меня от этой ноши. Зачем, если есть сила Старших богов? Может, я могу кого-нибудь «успокоить» до такой степени, что у него сердце остановится? Или человек в ступор впадет? Или я могу усыплять своей силой людей? Или вообще — исцелять раны. Ведь я знал, что в моей душе сейчас плескалась чистая энергия бога, которая просто трансформировалась согласно возложенной на Лу миссии…

В процессе этих раздумий мы и нашли виконта.

Орвист стоял на коленях и почти не двигался. Всегда гигантский, мощный и надежный, сейчас виконт выглядел, как будто из него кто-то вырвал хребет: спина сгорблена, плечи и голова опущены, руки безвольными плетьми висят вдоль тела.

Я не хотел задумываться, какая участь постигла уже немолодого графа, где-то в глубине души надеясь, что он нашел какой-нибудь осколок доски и выплыл к берегу, как и мы. Но реальность оказалась иной. Прозаичной и жестокой.

Орвист стоял на коленях возле тела своего отца. По синюшному лицу Бренарда было понятно, что граф утонул, не сумел выплыть, ему просто не хватило сил. Возможно, если бы рядом с ним был его сын, который смог выбраться из воды не только сам, но и спас Санию, мужчина имел бы шансы добраться до берега, но между сыновьим и долгом королю Орвист выбрал последнее. И спас юную арха-ту. За что его отец заплатил жизнью.

Это осознавала и Сания. Девушка отпустила локоть, за который придерживала меня весь наш путь, и последний десяток шагов я проковылял к гиганту самостоятельно.

— Орвист, — я положил руку на плечо виконта, — мне очень жаль. Твой отец был достойным человеком и преданным слугой престола.

Виконт ничего не ответил, даже плечом не повел, все так же сидел и смотрел в лицо родителя, человека, который был для него абсолютным примером во всем и который еще так многому должен был его научить.

Я опустился рядом с Бренардом на колени и молча стал расстегивать рубашку графа, виконт же только медленно наблюдал за моими действиями. Когда моя рука нащупала графский жетон на холодном безжизненном теле, я аккуратно снял его вместе с цепью и протянул Орвисту.

— Возьми, глава рода де Гранж. Нам надо похоронить твоего отца и отправляться в путь.

Орвист чуть заметно кивнул, медленно забрал качающийся из стороны в сторону серебряно-золотой символ власти рода, надел его через голову на свою мощную шею, положил ладонь на грудь Бренарда, прощаясь,после чего наконец-то встал на ноги.

Когда он проходил мимо Сании, девушка как-то вся аж сжалась, будто ожидала удара, но виконт не осудил ее за то, что она выжила благодаря его помощи, а отец — погиб. Ни словом, ни жестом, ни взглядом. Он просто подошел к ближайшему булыжнику, поднял его и ппотащил к крупному плоскому камню, который выглядывал из-под прибрежной гальки и подходил в качестве плиты, на которую мы положим тело Бренарда. Сжечь труп, как того требовала традиция, у нас сейчас не было никакой возможности.

Орвист сам перенес тело отца, после мы трое, кое-как, собрали достаточное количество камней для того, чтобы надежно укрыть тело графа от падальщиков и птиц. Когда последний камень был уложен, мы еще немного постояли у импровизированной могилы. Орвист внимательно осмотрелся, пытаясь запомнить место, на котором упокоился его отец, чтобы потом вернуться и закончить погребение, как того требовали традиции — если мы выживем, конечно — и мы, все трое, отправили обратно к нашему костру.

Вечер уже вступал в свои права и с моря подул прохладный бриз. Грозовая туча, которая весь день бухла где-то в небесах, была готова вот-вот разразиться дождем. Это было хорошо, потому что дождь даст нам так нужную сейчас пресную воду, от нехватки которой у меня уже давно прилипал язык к нёбу.

Я не стал успокаивать Орвиста силой Лу. Не потому что я не любил виконта и желал ему страданий, совершенно нет. Орвист доказал, что он — мой самый лучший и самый преданный друг, пусть наши отношения и были весьма своеобразны. Нет, не из-за жестокости я не помогал Орвисту справиться с горем.

Сейчас виконт должен был сам переварить его, сам справиться с потерей отца таким трагичным образом. Чтобы это событие оставило на его душе рану и он никогда не забывал, что и как произошло.

Ведь виконт никогда не был дураком и сейчас прекрасно понимал, что за пожаром на корабле стоит Бренн. И теперь в Клерии было уже два человека, близких к королю, которые всей душой жаждали падения Республики. И неизвестно, чья месть — моя, или нового главы рода де Гранж — будет для них страшнее.