Глава 12. Суд

Когда я только вернулся из святилища, то застал в своих покоях графиню де Шонц-Вилен.

Вила выглядела просто великолепно. Пышное платье — плечи бывшей фаворитки короля были сейчас оголены, что выгодно подчеркивалось крупной подвеской на шее и длинными серьгами — высокая, сложная прическа, немного румян на щеках. Официальная часть пиршества завершилась и, хотя празднование будет длиться до глубокой ночи, наиболее знатные гости стали расходиться или по своим покоям, или разделяться на группы и фракции, которые предпочитали отмечать окончательное вступление короля в брак в узком кругу.

— Антон! Я уже думала гвардейцев отправлять на твои поиски!

Вила была чем-то опечалена, хотя я чувствовал и раздражение женщины. Ждала она меня тут, на диванчике, не менее получаса.

— О, не стоит, графиня. Ведь они могут начать меня крутить и тащить в сторону казематов. Так сказать, в свете последних событий… — неумело попытался пошутить я.

Вила только окатила меня осуждающим взглядом, после чего подняла с сиденья рядом с собой тубус для бумаг и протянула мне.

— Вот. Мы, я и мой муж, считаем, что ты должен знать заранее.

— Что знать?

— Это твой приговор. Необходимые экземпляры уже готовы в канцелярии, часть ушла на подпись королю. Завтра он вступает в силу, — тихо сказала графиня, и я принял из тонких пальцев тубус для документов.

Прижав его культей к груди, я извлек документ, на котором идеальным почерком писаря был выведен текст о том, что же мне уготовил Кай Фотен и его вельможи.

Вот это прыткость, вот это я понимаю! Скорость правосудия Клерии приближалась к таковой в Советской России, не иначе. Причем России самых мрачных времен, тридцатых годов ХХ века.

— Это воля исключительно короля или продукт коллективного творчества знати? — закончив ознакомление с бумагой, спросил я Вилу.

Радостного в документе было мало.

— Скорее, это то, что для тебя приготовили Вилсы и другие дома. Многое сделала последняя из Регонов… Антон…

Я только раздраженно отмахнулся, перечитывая отдельные строки приговора. Я чувствовал, как напряглась Вила. Она не забывала, что я — опасный менталист, вообще-то, так что, как видим, отправили сначала ее. Возможно, проверить мою реакцию на бумагу, чтобы завтра во время суда я не выкинул что-нибудь такое-этакое. В любом случае, я знал, что в мою спину будет смотреть немало арбалетных болтов.

— Ну хоть руку и голову оставили, и то хвала Семерым, — попытался я кисло пошутить.

— Король сказал, что ты в курсе, почему все происходит именно так…

— О да, я в курсе. Можно сказать, что я эту бумагу написал лично минимум наполовину, — я демонстративно приподнял пергамент, показывая его графине. — Но как-то от этого не легче.

Документ буквально втаптывал меня в грязь, и я понимал, что завтра утром, до суда, надо отправить посыльного в порт, чтобы он зафрахтовал мне корабль до Бланда или хотя бы место на корабле. Вещей у меня было немного — соберу прямо сейчас.

— Ты принимаешь волю короля?

— Ты хотела сказать, волю своры, что носит герцогские и графские жетоны? — раздраженно спросил я. — Если их волю, то ладно, смириться можно. Просто спишем на их высокомерие и недальновидность, что взять с убогих…

Это было смертельное оскорбление, за которое я должен был, пусть и увечный, но выйти в дуэльный круг в бое насмерть, причем по очереди с представителями всех знатных родов Клерии, но Вила сделала вид, что я не сказал ничего такого. Подумаешь, назвал всю знать королевства убогими. Бывало и не такое.

— Ты наверное не в курсе, но Кай распорядился подготовить посольскую грамоту для рода де Гранж. Он и его сестра отбывают в Ламхитан вместе с принцем Арваном в качестве послов. Граф, собственно — послом, Айрин — как его родственница и гостья арха.

Я только согласно кивнул. Значит, совет семейства де Гранж прошел успешно, и Айрин согласилась посетить юг, фактически, приняла желание принца начать за ней ухаживать. Хороший ход и великолепная партия для де Гранжей. Я даже думаю, Кай перед свадьбой Айрин даст роду Орвиста герцогский жетон. Потенциальные прибыли от торговли моим алкоголем и бензином для ламп сделают графа достаточно богатым и влиятельным, чтобы его семейство вошло в высший круг приближенной к престолу знати. Этим я был доволен. Если я попадал в полную немилость, то мой близкий друг получал почестей за нас двоих — для Орвиста все складывалось как нельзя лучше. Жаль, Бренард не увидел, к чему привела дружба с нелюдимым бароном и менталистом. Хотя, я думаю, старый граф догадывался, что вместе со мной его сын взлетит высоко, на самый верх. Вот только догадывался ли Бренард о том, что меня в момент этого триумфа не будет рядом? Что я буду фактически уничтожен? Думаю, догадывался. Слишком опытным торговцем и политиком он был, чтобы не видеть, куда выруливает моя карьера при дворе Кая Фотена и что рано или поздно король спишет на меня все ошибки и авантюры, в которые я втягивал престол. Ну, кому-то вершки, кому-то корешки, как говорится.

— Не в курсе, но новости хорошие, — ответил я Виле.

— Арван говорил, что ты тоже приглашен в Ламхитан… Понимаешь, что бы ни было написано в документе, мой муж… — Вила мялась.

Ба! Да они пытаются меня завербовать как спящего агента королевской канцелярии на юге? Серьезно?! После всего того, что случится завтра, они думают, что я буду тайно работать на престол?!

— Вила, послушай, — сказал я серьезно, — все, что написано в этом документе, я буду неукоснительно соблюдать. Даже если бы я отбыл в Ламхитан, чего, кстати, не случится. Я не еду. Так и передай своему мужу.

— Как не едешь? А что ты тогда будешь делать?

В ответ я только пожал плечами. В стиле «поживем — увидим». О том, что я планирую отбыть в Бланд, а там, возможно, и дальше на запад, графине говорить не стал. Посмотрим, как оперативно работают соглядатаи канцелярии во дворце и порту Пите. Облегчать им жизнь я больше не стремился.

— Если престол опасается, что я затаю обиду, то правильно опасается. Я буду обижен, Вила, уже, по сути, обижен таким обхождением.

Графиня побледнела, а я быстро продолжил:

— Но я не буду предпринимать никаких действий против короля или Клерии. Или против Ламхитана. Я взрослый человек, который понимает, что такое обстоятельства, а не маленькая капризная девочка, у которой отобрали игрушки и платьица. Так можешь и передать Каю, когда будешь у него сегодня на докладе, — закончил я.

Вила молча кивнула, даже не став оспаривать факт того, что король перед тем, как отбыть в покои к своей молодой жене, сначала выслушает в кабинете рассказ бывшей фаворитки о том, как же прошли переговоры с увечным менталистом.

— А теперь, если можно, оставь меня. Это моя копия или тебе вернуть? — я опять поднял в руке документ.

— Твоя… Завтра в полдень, помнишь?

— Такое забудешь.

Вила в последний раз коснулась моего плеча самыми кончиками пальцев и вышла за дверь — поспешила на ковер к Каю, это было слышно по ее мыслям.

Я же кликнул слугу и начал собирать вещи. Что завтра надеть? Думаю, ничего парадного, все же после суда мне сразу на корабль, а переодеваться однорукому приключение такое себе, балла на три по десятибалльной. Если к этому добавить тесноту корабля и качку, то эти три балла трансформируются в два, но уже по стобалльной шкале. Так что я первым делом дал указание перебрать самый пыльный сундук — с одеждой, что шилась на меня для походов в лес и на охоту.

Большинство вещей были мне великоваты — во время нашего пребывания в рыбацкой деревушке я потерял много веса, в основном мышц, а восстановиться не успел. Да и как заниматься с оружием, если нет правой руки? Так что многие вещи болтались на мне, как на вешалке. Но нашел я и кое-что подходящее. Это был один из первых пошитых на заказ комплектов для лесной охоты и прогулок в моих землях. Крепкие штаны, такие же высокие сапоги. На торс — короткая бельевая сорочка, рубашка из грубоватой, но прочной ткани, длинная зеленая куртка, которая прикрывала и поясницу, и бедра. На руки — две высокие, почти во все предплечье, кожаные перчатки, из которых мне пригодилась только левая. Перчатки делались не просто так: они были, по сути, с наручами, то есть верхняя часть была выполнена из грубой дубленой кожи, чтобы чуть что, я мог без боязни засунуть руку поперек пасти условного волка и при этом не потерять конечность. К костюму прилагалось несколько подсумков для всяких мелочей, что могут пригодиться в длительной прогулке, жесткая фляга для воды или вина. А завершал весь образ теплый длинный плащ темно-зеленого цвета с глубоким капюшоном и достаточно удобной застежкой на груди.

Этот костюм я и отложил. Удобный, практичный. Погода в Пите стала портиться — в самый раз, не замерзну. Выбрал еще несколько костюмов, которые войдут в заплечную сумку. Самое главное — смена белья, остальное не так важно. Чуть что, куплю что-нибудь в точке назначения на самом Бланде, в деньгах, благодаря Орвисту, я не стеснен. Завтра утром дам указание слугам перенести мои вещи на какой-нибудь склад в доках, да вот собственно и все. Лишнее я просто распоряжусь отправить в поместье де Гранжей. Пусть где-нибудь сложат или сожгут, не важно. На самом деле, меня этот вопрос не особо волновал.

Уже перед сном я задумался, как Орвисту лучше вести дела. На его землях были болота, где наружу выходила нефть, но если граф начнет гнать столько бензина, сколько я думаю, то ему придется закупать сырье по всей Клерии. Другие вельможи быстро смекнут, для чего он делает все это, после чего цены взлетят в небеса… Моему другу стоило бы сделать запасы или найти достаточно богатое месторождение, где разливы происходят постоянно, а уже потом продвигать светильники так массово, как я ему обрисовал. Надо зайти к нему утром и проговорить этот вопрос, но на самом деле мне было немного боязно показываться на глаза другу. Как минимум в плане того, что я мог дрогнуть. Не выдержать. Кроме Орвиста у меня в этом мире никого не осталось. Даже наследник Верховного Арха, и тот умудрился попытаться меня использовать в своих целях.

Что вообще ему мешало прямо мне сказать о своих планах на Айрин? К чему эта клоунада? Думал, что я в пику королю начну вставлять палки в колеса? Невысокого же обо мне мнения окружающие, ой невысокого…

Спал я плохо. Не знаю, виной тому были мои молитвы богам, которые остались без ответа или нервное напряжение, но спасительная фаза глубокого сна так и не пришла. По ощущениям, я просыпался раз в час-полтора, мокрый от пота и замерзший по этой же причине. Так что к утру у меня просто закончились сухие и чистые ночные рубашки и последние часы перед рассветом я валялся в постели голышом. В те короткие моменты, когда я все же проваливался в сон, мне виделось страшное.

Огромная битва где-то на просторах междумирья, в которой боги сошлись с посланниками Единого в бесконечном сражении. Где-то за спинами высших существ этого мира виднелся парящий в воздухе не то остров, не то целый континент, из-под центра которого вниз бил мощный луч белого света. Сам остров был накрыт огромным куполом, который, впрочем, весь пошел трещинами, а кое-где зиял гигантскими прорехами.

Кто побеждал в этом сражении было абсолютно непонятно. Каждый бог сражался сам по себе, некоторые — сбивались в группу по двое-трое, и только по мощным синим, зеленым и красным всполохам, которые виднелись в самом центре бойни, я мог понять, что там держали оборону мои покровители: Соф, Калита и Пал.

Вот, когда мне показалось, что битва стала затихать, по полю боя прошла волна бело-зеленого света — магия Георы — которая, обтекая островки с обороняющимися богами, выжигала все остальное, буквально растворяя пространство безмирья.

И тут было свое оружие массового поражения.

Впрочем, волна божественного огня ничего не решила и уже через минуту, насколько хватало глаз, все пространство вокруг парящего острова опять было занято безликими посланниками чужеродного божества. Они были по всюду, во всех плоскостях, будто осы, которые пытались облепить полусферу Пантеона.

Вот, очередная атака роя и купол будто лопнул, откинув от себя орды атакующих, а неизвестное воинство устремилось в самое сердце острова — к тому месту, из которого, по моим прикидкам, исходил белый луч света, будто поддерживающий жилище местных богов на весу.

Боги же на поле боя стали исчезать. Кто-то был растерзан на части, кто-то яркой кометой устремлялся прочь от битвы.

Их низвергали, десятками.

Теперь оборону держали лишь семеро, которые разноцветными молниями устремились в сердце беззащитного острова, туда же, куда пыталось прорваться вражеское воинство.

Что было дальше — я увидеть не смог, как ни пытался. Глаза будто затянуло темной пеленой, а после, рывком, я проснулся. Опять весь насквозь мокрый.

Что это? Очередное видение будущего, как было с кораблями Кватта? Или эта битва происходила в Пантеоне прямо сейчас? Я пытался досконально вспомнить происходящее, но как и со всеми тяжелыми и детализированными снами, с каждой секундой увиденное ускользало от меня, и уже через минуту в моей памяти осталось лишь несколько обрывочных образов и чувство, что произошло что-то непоправимое. Что-то настолько серьезное, что даже от одной мысли об этом кровь застывала в жилах.

Пантеон проиграл битву в безмирье. Я это чувствовал. То есть остался еще один, последний рубеж и в то же время главный источник сил богов — мир Таллерии.

Каждый бог, кроме первородной тройки, порождался в этом мире верой людей. Уже потом боги могли подняться в Пантеон, но, как я знал из объяснений Лу, это было лишь дополнением. Независимо от людей существовать могли только Геора, Пал и Фор, хотя без своей паствы или дома они становились значительно слабее. Богиня обещала мне рассказать историю, когда на Таллерии наступили темные для богов времена, но так и забыла — а я не напомнил. Для всех остальных богов и духов основа силы — вера людей.

Если война за пределами этого мира была проиграна, то, получается, полем боя станет Таллерия. Или нет? Боги не могли находиться в мире смертных в своей полноценной форме и пользоваться всеми силами, что у них есть. Их пространство — междумирье, бездна, что угодно, но не материальный мир. Я это точно помнил по различиям в образах Лу в реальности и чертогах, когда она опять обрела свои силы. Тоже, думаю, касалось и других богов.

За этими размышлениями я опять скользнул в тяжелый и беспокойный сон, а когда проснулся, чувствовал себя совершенно разбитым. Будто бы болела голова.

Думаю, все, что мне приснилось — это лишь игры моего разума или далекая перспектива. Если бы боги на самом деле проиграли бы генеральное сражение, то люди это почувствовали бы. Тем более, откуда у Единого столько сил? Воинство, что я видел, простиралось на всю бездну, то есть чужой бог должен был быть очень и очень силен. А он так же, как и любая другая сущность подобного рода, черпал силы из веры людей. Так может дело в том, что сначала была проиграна Таллерия, а потом уже — сражение за Пантеон? Боги в своем высокомерии не заступились за людей, не потушили костры новой инквизиции, не защитили свои храмы и поплатились за это?

Если так, то туда им и дорога.

Убежденный в правильности собственных измышлений, я поднялся с кровати и стал собираться на суд. Судя по положению низкого зимнего солнца, сейчас было начало десятого утра — до полудня больше двух часов.

Я кликнул слугу, заказал себе в покои плотный завтрак. Сам же хорошенько помылся в прохладной воде — на горячую ванну просто не было ни времени, ни сил. За это время принесли еду. Мясо, жареные яйца, горячий отвар из трав, пару кусков свежего, только утром из печи, хлеба. Просто, сытно, вкусно. То, что мне сейчас и нужно, на самом деле.

Одеваться в охотничий костюм пришлось с помощью одного из слуг. Конечно, я бы мог собраться и сам, но мне было просто лень. Так что пока молодой паренек натягивал на меня штаны и затягивал завязки рубашки, я размышлял о том, что же меня ждет в главном храме Пите.

Да, суд богов, который был мне назначен, пройдет в том же помещении, где неделю назад Кай и Сания дали клятвы верности друг другу перед ликом Матери. Я пока был аристократом, пусть и безземельным, так что судить меня будут там. Да и на самом деле, я уверен, на мою экзекуцию придут все вельможи, что сейчас были в Пите. Просто посмотреть на публичную порку выскочки-счетовода. Низвержение Огненного барона — звучит как название для третьесортного кино или претенциозного романа, которые, впрочем, не могут блеснуть содержанием. Но именно это произойдет буквально через полтора часа.

В половину одиннадцатого в дверь постучали и я увидел на пороге четырех гвардейцев. Мужчины были хмурые, все они понимали, чем им придется заняться. Я всмотрелся в лица бойцов и понял, что всех знаю лично. С двумя — сражался в Пите, с третьим — в Миллере, а четвертый натаскивал меня в бое на палках, когда я понял, что мое титульное оружие — инструмент простолюдинов. Простой посох.

— Барон Тинт, Ваша Милость. По приказу короля мы должны проводить вас в главное святилище Семерым к полудню, — отчеканил старший группы.

— Да, конечно, я уже почти готов. Обождете несколько минут?

— Конечно, барон, конечно. Позвать слугу? Вам нужна помощь?

— Спасибо, не надо. Мне натянуть сапоги да накинуть куртку с плащом, все в порядке, — успокоил я мрачного гвардейца, аккуратно прикрыл дверь и стал собираться.

Основные документы, кое-какие деньги и прочие мелочи я сложил в сумку через плечо, которая нашлась сегодня утром в вещах. Остальное — рассовал по подсумку, который подвесил на левом боку. Там же, вместе с сумкой, я обнаружил и легкую перевязь на пояс и бедро, для скрытого ношения кинжала. Само оружие я пока не брал, а вот эти хорошо выделанные ремни взять стоило. Не смогу защититься — так всегда будет, чем отрезать кусок мяса.

Как я и обещал гвардейцам, из своих покоев я вышел через несколько минут. Куртка — надета, плащ пока в руке.

— Пойдемте, господа гвардейцы. Не будем заставлять Его Величество и высший свет государства ждать лишнюю минуту, — сказал я почти веселым голосом.

Наша маленькая процессия двинулась по пустынным коридорам дворца — к конюшням. Благо, меня конвоировали не как последнего преступника: я шел первым, четыре гвардейца — за моей спиной. Пока я все еще был бароном Тинтом, а не осужденным изменником. Мою судьбу решат молчаливые боги, решение же, впрочем, уже было подготовлено писцами и подано на подпись королю. Думаю, текст приговора даже согласовывали с герцогами, чтобы все остались довольны.

«Клерия превыше всего», — подумал я.

В целом, я неплохо провел эти шесть лет, если выбросить из памяти две мясорубки и потерю руки на обратном пути из Ламхитана. Даже ожог меня не сильно трогал. Я смог доказать себе — в первую очередь себе, что не бесполезен.

Дома, в Москве, я был маленьким человечком, который жил от зарплаты до зарплаты. Я не хватал звезд с неба и не мечтал о великом и прекрасном, но кое-как деньги зарабатывались. Если не хватало — брал халтуры, в том числе и разнорабочим. Конечно, свой особняк или бентли мне не светили, я даже о них и не думал. Не сидел в инстраграме, чтобы лишний раз не наблюдать красивую жизнь окружающих меня людей, которую, они чаще всего вели или на нечестно заработанное, или полученное в наследство, или на взятое в кредит. Кредитный Дубай, кредитная машина? Кредитная студия и одна пара фирменной одежды, чтобы не чувствовать себя отстающим? Нет, спасибо.

Оказавшись здесь, в Таллерии, я рухнул на самое дно. И выбрался из него. Конечно, не обошлось без читерства, не обошлось без помощи Калиты, но на самом деле я в очередной раз доказал себе, что способен как минимум выжить в любых условиях. Герой-приспособленец, герой-конформист — вот кого магия Георы призвала для Лу. Практичный парень Антон, который торговался с пеной у рта за диковинный тут швейцарский ножик и рвал свои штаны на тряпки. Продавец, который сейчас нес в подсумке расписок на целое состояние, а вдесятеро больше — просто подарил своему новому и, как оказалось, единственному настоящему другу. Просто потому что мог.

Человеку без четкой цели деньги не нужны. А если наступят сложные времена, то я не думаю, что богатство испортит Орвиста настолько, что он не поможет мне финансово. В крайнем случае — переизобрету что-нибудь еще и начну продавать. Что бы тут было в ходу? Можно попробовать начать шить из свиных кишок презервативы, например. Очень популярно будет у знатных господ, которые не хотят плодить бастардов, но любят задирать юбки всем подряд. По три золота за штуку. Или лучше по пять. Или еще чего удумаю. Я мужчина умный, молодой и полный сил. А жить мне еще очень и очень долго, время есть.

Пустив лошадей неспешным шагом, мы двигались в сторону главного святилища города. Спешить было некуда, времени с запасом. Кутеж, который продолжался на улицах Пите с переменным успехом последнюю неделю, стих, и сейчас столица погрузилась в свой обычный ритм жизни. Только кое-где виднелись последние гуляки, которые либо все еще были пьяны, либо не смогли остановиться и устроили из процедуры утреннего опохмела «продолжение вечеринки». Ничего, и эти ребята по итогу просохнут, потому что бесплатно уже никто не наливал, а пить без конца — это только российские алкаши вечно находят деньги хотя бы на настойку боярышника, а тут с этим было, все же, сложнее.

Когда мы подъехали к храму, командир нашей процессии — старший из гвардейцев — указал рукой куда-то в сторону от главного входа, на помещения для обслуги. Ну да, я же туда не буду торжественно заходить в главные двери, а так, вынырну из-за алтарей и предстану перед ликом богов и короля.

Охраны тут уже хватало. На близлежащих улицах — патрули городской стражи, а у самого входа дежурили бойцы гвардии, которые сменили парадный блестящий доспех на практичные нагрудники и куртки с синим змеем. Впрочем, любимцем народа я не был, так что никто особо не напрягался — никаких бунтов или мятежей, исключительно стандартная мера предосторожности, когда король и королева выезжают из дворца в город по государственным делам.

А вот от различных богато вышитых камзолов, накидок и беретов с золотом и серебром, у меня аж зарябило в глазах. Сейчас я был похож, на фоне всей этой блестящей братии, которая толпилась у входа и что-то шумно и со смехом обсуждала, на путника-оборванца, который зацепил краем глаза жизнь другого социального класса.

Меня провели внутрь храма, сдали на поруки новому комплекту гвардейцев, в лицо которых я уже не знал или не помнил, после чего мы стали ждать полудня.

Сюда, в небольшую пристройку за храмом, шум с улицы не доносился, но по поднявшемуся гулу я понял, что прибыл король со своей свитой — значит суд вот-вот начнется.

Когда я уже реально утомился ждать и думал налечь на вино, которое стояло в кувшине на небольшом столике в углу комнаты, в помещение проскользнул граф де Шонц-Вилен.

— Антон! Ты как? — участливо спросил муж Вилы, глядя на мою кислую рожу.

Я аккуратно поправил свой хвост-ирокез, думая, что ответить, но все же выдавил:

— Нормально, граф, нормально. Когда уже начнем? А то тут жарковато. Плащ я скинул, а куртку — не слишком удобно, не успею застегнуться.

От такой откровенности и признания собственной увечности Арман осекся. Временами я был слишком прямолинеен.

— Скоро, Антон. Скоро. Король и королева уже прибыли. Оба. Сания настояла на личном присутствии. Если тебе станет легче, она не одобряет того, что делает Кай Фотен…

— Да, Арман, ты прав. Легче не станет, — устало ответил я, — легче станет, когда все это закончится, и я сяду на корабль до Бланда.

— Я, кстати, и по этому вопросу тут. Взял на себя смелость и перефрахтовал для тебя судно. Другое. Быстрее, капитан — надежный человек, давно работаем. Да и сам корабль более удачный, не такая сильная качка. Доплывешь в лучшем виде, не заметишь.

— Последняя услуга канцелярии? — иронично спросил я.

— Можно сказать и так. Ты попрощался с де Гранжами? — внезапно спросил Арман.

Тут я потупился. Мне было нечего сказать. Нет, ни с Орвистом, ни с Эдит, ни с Айрин я более не виделся. Не хватило у меня духу явиться к ним вчера — портить впечатление от пира. А сегодня… А что сегодня? Сегодня я смелее не стал. Прощания не мой конек, знаете ли. Так что к Орвисту я не заглянул, хотя его покои были не так далеко от моих.

— Нет, как-то не нашел времени, — просто ответил я. — Все дела с графом де Гранжем мы уже решили, я переписал на него свои торговые обязательства и договоренности, что получил в Ламхитане, еще пару подарков сделал. Там все решено.

Граф де Шонц-Вилен только кивнул на это. Понимающе кивнул. Прощаться многие не любили, особенно так тяжело, как это было бы у меня и Орвиста. Так что лучше я просто кивну ему, когда буду выходить из святилища. Вот и все наше прощание. Думаю, старый друг поймет, а Эдит простит мне мою грубость. Что взять с эксцентричного барона? Точнее, тогда я уже буду просто эксцентричным простолюдином.

Муж Вилы собирался сказать что-то еще, но в этот момент в дверной проем просунулась голова одного из гвардейцев, и боец знаками дал понять, что мне пора.

— Ну! Вот и все! Прощайте, Арман! Хорошо поработали! — я, криво улыбаясь, похлопал графа по плечу и, не дожидаясь ответной дежурной любезности, накинув на плечи плащ, ведь в эту комнату я более не вернусь, двинулся на свой персональный эшафот. В зал главного святилища Семерым в Пите.

Внутри все обставили солидно. Статуи и алтари богов занимали тут не весь радиус, а только сектор в градусов тридцать — в дальнем от входа конце храма, так что на пустующих местах стояли трибуны для зрителей и гостей моей казни. Мне показалось, что их не разбирали еще с момента клятв Кая и Сании. Впрочем, трибуны были для пожилых гостей и женщин, остальные — основная масса вельмож — стояла на ногах. Людей собралось не мало. Помещение могло вместить до трехсот-четырехсот свободно стоящих человек, но так как пятачок в центре должен был быть чист, то в общей сложности в храме собралось около сотни человек, которые станут свидетелями «божественного правосудия». Круг, который отводился мне прямо напротив алтарей, находящихся на возвышении, был сформирован гвардейцами. До ближайшего бойца — метров пятнадцать. Освещалось все помещение естественным светом, проникающим внутрь сквозь узкие бойницы, которым помогали еще и масляные светильники.

«А были бы бензиновые, было бы светлее! Но это уже зависит от Орвиста», — подумалось мне.

Я занял отведенное мне место и прислушался к эмоциональному фону.

Они меня боялись и ненавидели. Кто-то больше боялся, кто-то больше ненавидел. Часть присутствующих вельмож — считали выскочкой и причиной множества проблем в королевстве, особенно, с торговыми гильдиями. Будто бы это я, а не Бренн, устраивал криминальные схемы в Клерии и подбивал людей злословить о молодой королеве, право-слово.

Некоторые мне сочувствовали — в основном, женщины. Многие из них помнили меня сильным и высоким мужчиной с диковинным посохом и золотой косой, а сейчас перед ними стоял осунувшийся однорукий простолюдин, чьи одежды больше бы подошли нижнему городу, чем суду богов, который будет вести сам король.

Эмоций де Гранжей я не чувствовал, хотя уверен, все трое были где-то тут.

Когда первая волна интереса к моей персоне спала и окружающие начали просто лениво разглядывать мою спину и обожженную голову — очень хотелось накинуть капюшон или поднять ментальные барьеры, но я теперь всегда был начеку — к алтарям, из другого помещения, вышел король и королева.

Кай Фотен был одет весьма просто — темный камзол, такие же штаны, простые туфли. Аккуратно собранные в хвост волосы. Под стать ему нарядилась и Сания. Простое цвета темной волны платье. Косички собраны на затылке в хвост, а из украшений — только серьги. Все же, у нас тут суд, а не празднование.

Наконец-то все действующие лица заняли свои места. Последним появился граф де Шонц-Вилен, который опять будет выполнять роль прокурора и обвинителя. Только на этот раз все будет по-настоящему.

Я поймал взгляд Сании. В нем читалось только одно: «мне очень жаль». Видимо, молодая королева пока не знала, что я для себя отверг приглашение ее брата, иначе я бы не ощущал огонек надежды, исходящий от девушки. А вот Кай Фотен был полностью в курсе моих планов уплыть на запад, и от короля исходила только мрачная решимость.

«Давай уже, не тяни. Тут дел на пять минут», — подумал я, глядя королю прямо в глаза.

Кай будто бы почувствовал мое настроение, медленно поднял руку и, ничего не говоря, дал Арману знак начинать.

Муж Вилы чуть прокашлялся, после чего начал зачитывать обвинение.

— Барон Антон Тинт! Согласно решению канцелярии и лично Его Величества, короля Клерии Кая Фотена Первого, да хранит его Матерь, вы обвиняетесь в преступлениях перед престолом и государством! Вам, барон Антон Тинт, вменяется следующее: самоуправство, неправомерные аресты, клевета, оскорбления представителей купеческого и аристократического сословий, неподчинение воле короля. Из-за ваших действий престолу и всей Клерии был нанесен ущерб, подорвано доверие между нашим народом и другими государствами! Ваше самоуправство нанесло непоправимый ущерб не только престолу, но и всему народу Клерии! Признаете ли вы совершение…

Дальше Арман стал по пунктам разбирать все мои действия, начиная с памятного погрома купеческих гильдий перед самым моим отплытием в Ламхитан. Я почти не слушал графа, просто смотрел перед собой и, скорее угадывая, чем реально слыша, о чем идет речь, каялся во всем подряд. Все равно приговор уже составлен и подписан, так что пусть вешают что угодно, мне плевать.

— Да, признаю, — в очередной раз громко и четко ответил я на обвинения, которые предъявлял мне граф де Шонц-Вилен от лица короля и государства.

Напряжение в рядах зрителей нарастало. Я чувствовал волны гнева смешанного со страхом. Да кто я такой вообще? Каким влияние на короля, какой властью в канцелярии я обладал, если мог сотворить столько преступлений, а меня покрывали?! Но нет! Герцоги заставили Кая Фотена присмотреться и вывести меня на чистую воду! Так ему! Ату его! Ату!

Наконец-то пришло время приговора.

— Барон Антон Тинт! — сказал громогласно король.

От голоса Кая, который разнесся по всему храму — монарх сидел в точке лучшей акустики купола — все присутствующие вздрогнули. Даже меня немного проняло.

— Так как ты был отмечен богом Войны и Солнца, сиятельным Палом, я посчитал, что не имею права решать твою судьбу. Твою судьбу решат боги. Повторяй за мной, барон, и молись о милости Семерых.

Я согласно кивнул и король начал.

— Я… Назови свое имя и титул.

— Я, барон Антон Тинт…

— Взываю о правосудии Семерых…

— Взываю о правосудии Семерых…

— Потому что был отмечен одним из вас как посланник богов…

— Потому что был отмечен одним из вас как посланник богов…

— А законы людские не могут быть выше воли вашей…

— А законы людские не могут быть выше воли вашей…

— Потому, призываю вашу мудрость. Рассудите меня и обвинителей моих. Дайте знак, если я невиновен и должен остаться там и в том качестве, где я был ранее…

— Потому, призываю вашу мудрость. Рассудите меня и обвинителей моих. Дайте знак, если я невиновен и должен остаться там и в том качестве, где я был ранее…

— Потому что жизнь моя принадлежит богам.

— Потому что жизнь моя принадлежит богам.

После того, как я закончил ритуальную фразу вслед за Каем, все взгляды устремились на алтари Семерки. Хоть один огонек — и наказание не должно быть слишком строгим. Если зажгутся все семь алтарей — я невиновен.

Но камни за спиной Кая остались безмолвными и темными. Ни один из Семерки не заступился. Хотя я надеялся, что хоть что-то блеснет у алтаря Софа или Калиты. Так, из вредности. Приговор это не перепишет. Только полное заступничество старшего круга могло оставить меня в Клерии в качестве барона Тинта, теневого фаворита короля.

— Боги промолчали! Барон Тинт признается виновным! — огласил Кай, от чего по моей коже прошла волна жара, а Сания рядом с ним вздрогнула.

По храму поднялся гул, который, впрочем, быстро утих. Все ждали, что же уготовил мне король за столь тяжкие деяния.

— Антон Тинт! С этого момента ты лишаешься титула, земель, всяческих прав на выслугу в Клерии. Любые твои деяния и подвиги в прошлом или будущем более не имеют ценности и все, сотворенное тобой ранее или в будущем пойдет во искупление твоих преступлений перед престолом и народом Клерии! Отныне и с этого момента ты лишаешься права не только на титулы и прочие поощрения, но так же на самостоятельно ведение торговли, дел или службу в армии или канцелярии Его Величества! В том числе тебе запрещается наниматься на государственную службу даже в качестве писаря или гонца, так как преступления твои перед государством слишком велики, чтобы тебе было оказано хоть какое доверие! Ты более не существуешь для Клерии и престола! Решение это окончательное, обжалованию или пересмотру, даже если достижения твои будут столь велики, что их вновь заметят боги, не подлежит! Такова моя, короля Кая Фотена Первого, воля!

Последними фразами Кай обрубил все пути к моему гипотетическому возвращению в нормальный статус. Думаю, эти строки дописал сам де Вилс или другой мой «поклонник». Меня, фактически, лишили клерийского гражданства. Я был объявлен «нежелательным элементом», если бы в этом мире существовала такая формулировка.

Но по эмоциональному фону вокруг я почувствовал, что не все остались довольны приговором. В зале поднялся гул — я ощутил несколько очагов. Заводилы, которые подогревали соседей.

— Вздернуть!..

— В петлю его!..

— Предатель! Разрушил союз с Республикой!..

— Вздернуть выскочку! Он больше не барон!..

— Стража! Гвардия! Схватить его!..

— Десять «королей» за голову выродка! Нет! Двадцать!..

Голоса неслись со всех сторон и в этот момент меня проняло. Проняло до самых костей. Обстановка накалялась. Я стоял в кольце из трех десятков гвардейцев, но вокруг меня сейчас бушевала разъяренная толпа, которая хотела меня повесить на ближайшем столбе или перекладине — что первое найдется.

Король тоже понял, что творится что-то неладное, но поделать ничего не мог. Он только что во всеуслышание заявил, что престол отказывается от меня, как такового. Для Клерии и лично короля я больше не существовал. У меня не было даже прав вольнонаемного жителя страны. Что-то среднее между собакой и холопом. Хотя за намеренное убийство холопа без видимых на то причин можно было попасть на деньги. Моя же шкура сейчас не стоила и медного кло.

Я поймал испуганный взгляд Сании — молодая королева стояла бледная и испуганная, что бывшего посла и человека, который спас ее от гибели, сейчас разорвут в клочья. Девушка было дернулась, но Кай поймал ее за руку и только смотрел на меня. В глазах короля я читал огромное сожаление. Он честно не ожидал, что начнется подобное.

Моим единственным шансом было выскользнуть в боковую комнату — откуда я и вышел, выбежать на улицу и, вскочив на коня, скакать в сторону доков или прочь из города. Теперь я был сам по себе. Вне закона.

Людская масса из аристократов всех сортов колыхнулась раз, второй, после чего в одном месте гвардейца буквально смяли. Мелкий дворянчик, стремясь заработать те самые двадцать «королей», подскочил ко мне совсем в упор, желая повиснуть на плечах и повалить, но был отправлен на пол мощным пинком ногой в живот — вот даваться живым я не собираюсь.

Если дело пойдет совсем плохо, я могу устроить локальную бойню, использовав ментальную магию…

Где-то в толпе мелькнула и широкая спина графа де Гранжа. Орвист знал, на что я способен, и сейчас выводил Эдит и Айрин из храма, что было правильным решением.

Видимо, об этом знали и мои доброжелатели, так что как только король скрылся с помоста, уводя за собой Санию, откуда-то с задних рядов, со стороны входа в храм, показались хищные жала тяжелых арбалетов. Я был окружен людской массой с трех сторон, с четвертой до этого стоял король и королева, но они покинули помещение, дабы не быть свидетелями расправы.

Знал ли Кай?

В моей душе стала подниматься ярость.

Знали ли он?!

Нет. Не знал. Я прямо сейчас дотянулся до сознания короля, сконцентрировавшись на мыслях человека, которого я обещал никогда не «читать». Нет, король не знал и еле удерживал свою молодую жену от того, чтобы не сжечь половину храма. Прямо сейчас Кай отдавал спешные распоряжения гвардии, чтобы его личные бойцы вместе со стражей навели порядок, спасли мою жизнь и, что самое главное, нашли тех, кто превратил суд богов в балаган.

Но сейчас мне это знание поможет слабо. Прямо в мою грудь целилось три арбалета.

Первому стрелку мне удалось отвести глаза — болт прошел на метр в сторону, увязнув в деревянном помосте, на котором стоял король. Второй был уже совсем близко — проделал дырищу в моем плаще. А ведь был совсем новый! Не ношенный!

А вот третий стрелок оказался более умелым. Или более подготовленным.

Будто в замедленной съемке, я увидел, как распрямляются плечи арбалета и тяжелый болт отправляется прямиком мне в грудь. В каком-то непонятном, животном рывке, я вскинул вверх правую культю, будто хотел закрыться, защититься от надвигающейся смерти. Да, защититься — несуществующей рукой от снаряда, который прошьет меня на такой дистанции насквозь.

Полыхнул белый свет, запахло жженой тканью. Арбалетный болт буквально испарился в огне божественной длани, которую я, в этот момент смертельной опасности, вновь сформировал из силы Лу, впаянной в мою душу.

В этот момент в зале как-то все притихло. Первые ряды, которые пытались пробиться через гвардию так, чтобы не нарваться на острую сталь, буквально узрели силу богов. Силу, которой был наделен простой смертный, силу, которая досталась безродному выскочке-счетоводу. Силу которую он сейчас всем продемонстрировал.

Но ведь приговор короля это не отменяет, так?

Я же стоял и смотрел на полыхающую светом фантомную конечность.

Буквально через пару мгновений после третьего выстрела земля под ногами дрогнула, а купол храма пошел трещинами.

Жирной змеей, разлом прошел через все здание, дошел до стены с алтарями, и, разрушая пол под статуями Первородных, зашел на алтарь Пала, расколов его надвое.

Сам купол храма развалился на две части. На головы пришедших на суд посыпались небольшие камни и пыль. Но как только я подумал, что все улеглось — земля под ногами качаться перестала — это и было знамение от Пала, которое предостерегало людей от расправы над одноруким калекой, случилось невероятное.

В образовавшийся же в потолке разлом, через который сейчас было видно хмурое свинцовое небо столицы, красной кометой влетело нечто, и приземлилось прямо перед моими ногами — буквально в одном шаге. От удара каменный пол пошел паутиной трещинок, а меня чуть не сбило с ног ударной волной. Впрочем, досталось не только мне — мелкие осколки не то гладкого камня, не то гранита, разлетелись во все стороны. Послышались крики тех, кому не повезло увернуться от острого камешка.

Через несколько секунд пыль немного улеглась и я увидел, что в месте удара, пальцами вниз, на полу стояла сжатая в кулак высокая, по самый локоть латная перчатка, на которой красным огнем горела руна Пала. И только его. Это не было артефактом Сидира. Эта вещь принадлежала лично богу Войны.

Я потянулся к ней сияющей божественным светом рукой — ей уж точно ничего не будет, а левую, я все же поберегу — как перчатка задрожала, будто бы рядом был мощный магнит. Я не успел ничего понять, как дар первородного оторвался от пола и устремился по направлению к моему конструкту из божественной силы, мощно ударив в культю.

Меня обожгло силой бога — перчатка была абсолютно черной, но по ощущениям — раскаленной. Рукав рубашки и куртки вспыхнули от божественного огня, а я взвыл от боли — обрубок, который остался на месте руки, разрывало на части, будто бы его сейчас резало тысячей лезвий.

Я упал на колени и схватился левой рукой за правую. Наощупь перчатка была даже холодная. Гладкий, идеально отшлифованный металл, сейчас этот предмет доставлял мне боль, которую не смог мне причинить даже проклятый Гарен. А он очень старался.

Сквозь накатившие слезы я увидел, как металл перчатки стал сливаться с культей — будто неизвестный металл врастал в мое тело. От этого зрелища стало еще больнее, так что про храму прокатился вой, который уже не имел ничего общего с человеческим криком. И источником этого звука был я.

Наконец-то боль ушла — прошло меньше минуты, которые показались мне вечностью — и я понял, что вновь ощущаю руку. Правую.

За то время, что я стоял на коленях, ослепленный от боли, латная перчатка стала меньше — как подогналась по размеру, и уже была не такая массивная. Это выглядело даже красиво, потому что она казалась продолжением моего тела, которым, впрочем, и являлось. А вот место соприкосновения с культей выглядело отвратительно: будто кто-то на самом деле разлил на мою руку раскаленное железо и оно, сжигая кожу и мышцы, так и застыло кусками в мясе.

Я, не веря до конца в происходящее, я попытался пошевелить новой рукой.

Перчатка отозвалась мгновенно, и я увидел, как черный металл пальцев, без единого звука или сопротивления из-за трения, зашевелился в той последовательности, в какой мне хотелось.

У меня снова была рука, точнее, весьма странный по своей форме и происхождению протез.

Только после первичной инспекции я понял, что вокруг было как-то подозрительно тихо, хотя еще минуту назад эти люди жаждали увидеть, как проклятый выскочка будет плясать в петле.

Вокруг реально стояла гробовая тишина. Так что когда в разломе появилась еще одна сияющая красным и гудящая от сжигаемого перед собой воздуха комета, все присутствующие как по команде задрали головы. Я же только улыбнулся уголками губ. Я догадывался, что сейчас спустится в храм.

В пролом влетел горящий красным огнем продолговатый предмет. Второй дар Пала, в отличие от латной перчатки, поднял пыли меньше, но вошел в пол, наверное, по локоть. Глубже, чем в прошлый раз так точно.

От удара по камню под моими ногами пошла еще одна сетка трещин, на которую я просто не обратил внимания. Я молча потянулся новой рукой и, одним мощным движением выдернул из камня почти дрожащий от наполнявшей его силы боевой посох. Артефакт, который остался на палубе посольского корабля и, как я думал, сгинул в морской пучине, теперь снова был у меня. Я осмотрел оружие — все еще в идеальном состоянии, а в самом центре приветливо горели руны моих богов-покровителей. Ярче всего — Барда и Воина.

Так вот значит как, да?

Боги дождались, когда меня выгонят из Клерии, а потом все же решили вмешаться в мою судьбу. Все как обычно. И я не мог понять, игрались ли они со мной, услышали меня, или просто Пал решил спасти незадачливого смертного таким эксцентричным образом от верной смерти в виде арбалетного болта в груди.

Хотелось верить во что-нибудь четвертое. Например, в то, что таким образом они закрыли все мои обязательства перед клерийским престолом. Ведь когда-то я обещал служить Каю в качестве личного менталиста, если он поставит по всей стране храмы Лу. Но у любой службы должен быть конец, увольнение. Иначе это не служба, а рабство.

Число желающих меня вздернуть сразу поубавилось, точнее упало практически до нуля. Только пара молодых горячих голов еще пытались прорваться через гвардейцев, но так, скорее для виду, так что я беспрепятственно вышел через главные ворота храма, где меня уже встретил «спасательный отряд», быстро собранный лично королем и возглавляемый им же.

Кай мгновенно узнал посох, увидел и латную перчатку, руна на которой горела красным огнем бога войны. Король ничего не сказал — только отошел в сторону, как-то странно на меня при этом посмотрев, пропуская посланника богов. Гвардейцы и городская стража повторили вслед за ним. Те, кто был со мной знаком — тихо улыбались, на лицах других читался страх и непонимание происходящего. Неужели перчатка выглядит так угрожающе? Или дело в огне, исходящем от рун на посохе? Мне было все равно. Мое дело — убраться из Пите. Ведь ничего не изменилось.

Слово короля — закон. Пал заступился за меня слишком поздно и пусть сейчас я был самым опасным человеком на этой половине континента — с куском доспеха бога на руке и посохом, выкованным лично Сидиром — он не мог все переиграть.

Приговор обжалованию не подлежит.

Это я прочитал в мыслях Кая, так что просто на прощание кивнул ему — как мужчина мужчине, а не как подданный своему королю — взял первую попавшуюся гвардейскую лошадь и во всю прыть поскакал в доки. Пора отчаливать. Не уверен, что смогу поймать рукой еще один арбалетный болт, пусть у меня теперь и была рука бога. Тем более, мне приходилось сжимать посох, а надеяться на помощь Калиты, которая однажды помогла уже отразить летящий в грудь болт… Нет, не лучший вариант.

Надо будет заказать новые чехлы — старые я с собой не брал, отослав их с другими, как я думал раньше, ненужными вещами в поместье де Гранжей.

Не знаю, как слухи дошли до пристаней быстрее, чем я прискакал, но никаких препятствий мне чинить не стали, а пара грузчиков заволакивала мои вещи с такой скоростью, будто бы от этого зависела их жизнь.

Я поднялся на борт корабля, который ждал только меня — канцелярия придержала судно, оплатив стоянку — и поприветствовал капитана, сухого мужчину средних лет, у которого не хватало нескольких передних зубов.

— Ну что, господин барон, готовы к путешествию?

— Просто господин, или Антон, если угодно. Я более не дворянин, — поправил я капитана.

На душе было легко и просто. Я стоял на палубе, опираясь на свой посох, и смотрел на Пите, который, как мне казалось, я больше никогда не увижу. Куда занесет меня судьба? Не знаю. Но теперь я не был беспомощным калекой. Внутри все буквально пело. Возможно, эйфория была вызвана и переполняющей меня силой Пала, которая растеклась от перчатки по моим венам. Ну и пусть!

— Эй, Сурвин! Погодь отдавать швартовы! Второго пассажира забыли! — прогремел знакомый голос.

Прямо за плечом капитана, взгляд которого немного остекленел, стояла Оранса.

— О, великий старпом, здравствуй, Ора, — чуть шутливо поприветствовал я богиню, сгибаясь в низком поклоне.

— Привет-привет! А ты неплохо выглядишь! Думала, что несчастные грузчики себе шеи свернут! — посмеялась богиня.

— Ты про перчатку? — уточнил я. — Да вроде обычная, латная. Только что куртку поменять, чтобы не так в глаза руна бросалась…

Оранса наклонила в бок голову, будто разглядывая меня, как какую-то диковинку.

— Ты себя в отражении давно видел, любимчик Воина?

— А?

Я почти машинально прикоснулся к лицу, чтобы почувствовать под пальцами остатки ожога, но кожа оказалась абсолютно гладкая. До конца не веря в происходящее, я провел ладонью по голове и ощутил, что уродство, которое я заработал во время пожара, исчезло полностью, а мои вновь отросшие волосы сейчас были заплетены в тугую воинскую косу. Вроде даже гуще стали…

Я бросился к первой же бочке с водой, что стояла у мачты, и заглянул в отражение. Пал! Уж лучше пусть до тебя доберется Единый, чем я! Дешевле будет!

Все место ожога восстановилось, вот только вместо моих темно-каштановых, почти черных волос, бог Войны отрастил мне новые по своему вкусу — треть головы теперь была огненно-красной. Это была уже не прядь, это не спрячешь в прическе.

— Ну как, нравится? — хохотнула Оранса. — Говорю же, неплохо выглядишь! Главное это, лицо посуровее делай, и все будет отлично!

Богиня похлопала меня, склонившегося над бочкой, по спине. Ага, отличная поддержка, спасибо, то, что надо!

Боги опять толкали меня на непонятные подвиги. Залечь где-нибудь на дно и спокойно дожить свой век у меня не выйдет при всем желании.

— А что за пассажир? — вдруг вспомнил я. — Я плыву один.

— Слушай, вот все тебе надо испортить, а! И волосы новые не нравятся и то ему не так. Скажи спасибо, что Первородный тебе брови не покрасил! А он мог, поверь мне! Да и вообще, имей терпение. Это мне любой корабль — алтарь. Остальным сложнее, — ответила мне Оранса, высматривая кого-то на причале.

Я присоединился к богине ветров и тоже устремил свой взгляд на берег. Мое сердце пропустило несколько ударов, когда я увидел пробивающуюся сквозь толпу грузчиков и матросов фигуру, а уже в следующий миг — сбегал по трапу обратно на берег.

Мне навстречу, ускоряя шаг — да почти переходя на бег — спешила Лу.

Мы остановились в шаге друг от друга.

— Почему только сейчас? — спросил я, глядя в фиолетовые глаза богини.

— Ты встречал их? Безликих в бездне? — тихо спросила Лу.

Я утвердительно кивнул.

— Мы защищали Пантеон, были в осаде. Пал открыл на пару мгновений завесу, чтобы дать тебе это, — она кивнула на перчатку, — и вернуть посох. Ну и выпустить несколько младших богов, которые были нужны тут, в мире людей.

— Тебя и Орансу?

Лу кивнула.

— В том числе.

— И у богов есть для меня задание? Ты поэтому здесь?

Богиня отрицательно покачала головой.

— Я решила вернуться, потому что они все равно придут, как бы я тебя не прятала от них. Уже нашли. Так зачем мне сидеть в Пантеоне, если я могу быть здесь?

Воздух между нами дрожал от напряжения.

— И ни единого приказа, подвоха, договора от Матери? Ничего? — с недоверием спросил я.

— Ничего. Богам сейчас не до того. Старшим, во всяком случае. А это — просто подарок от Пала, — Лу кивнула на латную перчатку, которой я сейчас сжимал посох. — Он на самом деле тебе покровительствует и надеется, что ты переживешь войну с Единым тут, в мире людей.

От Лу исходили волны сожаления. Я, уже почти забыв, как это делается, потянулся к разуму богини ментальной магией и она охотно мне открылась. Меня моментально окатило волной чувств и образов: от воспоминаний о совместных патрулях с Орансой, до глубокого сожаления о смерти Илия. Она все же пришла попрощаться со старым жрецом — фигура, которую я видел в дали. Это была Лу, хотя я подумал, что мне просто померещилось.

Ощутил я и страх, который она испытала, когда узнала о нападении на мой корабль. Как побежала в пантеон просить о заступничестве у Старших, как встретила богиню-покровительницу мореходов. Как Оранса мне помогла. Так это значит, меня из морской пучины вытащила она, я не сам выплыл?

На секунду меня кольнуло сожаление, что богиня не помогла старому графу, но быстро себя одернул: Лу просила только за меня, а не за моих спутников. Хотя Оранса, вроде как, проследила за тем, чтобы выжил и Орвист с Санией. Возможно, Бренард и должен был погибнуть в этом путешествии. Всей правды, впрочем, я так никогда и не узнаю.

— Нельзя было уходить так, Лу.

— Я знаю, но…

— Что но?

— Калита… Она рассказала мне кое-что и я посчитала, что так будет лучше.

— Лучше для кого? — прямо спросил я.

Только что у меня появился счет к единственной из Семерки, против которой я не имел ничего против. Значит, это Бард подговорила Лу? Что она ей нагородила?

— Лучше для тебя. Ты смертен…

Я повел бровью.

Поток людей вокруг нас как-то поутих. Не знаю, виной тому была моя огненно-красная башка, либо же это Оранса своей силой разогнала моряков, чтобы нам не мешали. Мы остались на причале почти одни. А кто проходил мимо — делал это по другому краю деревянной конструкции.

— И что изменилось?

Я вел себя жестоко. Вел, как скотина. Но и Лу поступила со мной не лучше. Почти два года терзаний и одиночества, два года непоняток и желания просто поговорить. Объясниться. Понять, что пошло не так и что между нами сломалось. Ведь я не просто так стал ее Истинным Жрецом, не просто так часть ее божественной силы заполнила пустоты моей истерзанной души. Я любил маленькую богиню, любил всем сердцем и был готов ради нее на все и еще немного большее. И она это знала. Собственно, однажды я это «немного большее» и сделал, там, на берегу порта Миллер.

Лу потупила взгляд и совсем как молодая девчонка не находилась, что ответить мне, смертному мужчине.

— Я… Антон, война, что идет там… Ведь даже боги смертны. Я вообще однажды уже умерла. И я решила, что не стоит решать за двоих… Тем более, когда никто из нас с этим решением не согласен.

Она посмотрела на меня своими фиолетовыми глазами, и я почувствовал исходившую от нее волну раскаяния. И любви. Она окончательно призналась себе в том, что тоже любит меня. И на этот раз она останется со мной до конца, даже если все Семеро будут тащить ее в Пантеон, прочь от смертного.

Я сделал шаг вперед и заключил богиню в свои объятья. Едва коснувшись Лу, я почувствовал, что сознание богини открыто и все, что она сказала и чувствовала — правда. А еще я понял, что видение, что приснилось мне сегодня ночью — лишь о грядущем. Которое может наступит. А может и нет.

Я вдыхал запах ее волос и ощутил, как по мне прокатилась волна покоя. Но дело было не в божественной силе Лу. Это ушло напряжение, которое тисками сжимало мое сердце и разум все то время, что мы провели порознь.

— Как ты смотришь на то, чтобы построить несколько твоих храмов на Бланде или в Шаринском Княжестве? — прошептал я на ухо богине.

— Отличная идея, как мне кажется, — тихо ответила Лу, пряча лицо в моей куртке.

Как только мы поднялись на корабль, Оранса дала команду отчаливать. Наш корабль отправлялся в Бланд, а потом мы с Лу пройдем через перешеек, торговым маршрутом, а там — дальше, в Шаринское Княжество. Или в Токонскую Империю. Впереди было много неизведанного. А может вообще задержимся на полуострове, кто знает.

Лу отправится со мной, куда бы я ни пошел, хоть в самое сердце Кватта. Я это чувствовал и знал. А еще я знал, что теперь передо мной открыт весь мир и я волен идти, куда пожелаю.

Я был абсолютно свободен, а мое одиночество наконец-то завершилось.

Загрузка...