Один в поле – не один

Глава 11

ГЛАВА 11

Площадь перед Гильдией в Нахолмске. Через три дня.

— И что это?

— Это, глава Брант, уши монстров.

— Целый мешок? — очень уж скептически улыбнувшись, спросил демонстративно расслабленный нарочито вальяжный русоволосый статный бородач в красном плаще, правая пола которого была эдак невзначай заброшена за плечо, давая возможность свободно орудовать рабочей рукой, как только ею будет выхвачен меч из ножен в чуть нервном захвате напряжённой левой руки. А сказав это, лидер Гильдии погромче, чтоб все собравшиеся хорошо слышали, продолжил. — Неужто великий воитель в черном плаще не ограничился лишь ушами со сраженного им синеспиного батыра? И кстати, где этот... наемник(с ухмылочкой)?

— Я и вправду состою на службе интересов доверившихся мне людей! Но не могу считаться наемником, так как не получаю платы. Кроме разве что удовлетворения от того, что мои земляки, заботу о чьем будущем я взял на себя, сейчас, и будут впредь, живы, здоровы, сыты и в безопасности. ВСЕ мои земляки, глава! — не менее громко плескал патетикой черноволосый юноша, показательно стянув с лица повязку и сняв своё «вьетнамское» наголовье, чтобы все не только расслышали, но и рассмотрели его лицо, чему способствовало отсутствие бувигера. При этом Командор, а это был именно он, откинул левую полу своего черного плаща, продемонстрировав не очень, прямо скажем, старательно выровнянные вмятины на наплечнике и кирасе. Ну и дополнил образ, который прекрасно запомнился всем присутствовавшим на стене во время поединка, еще и той самой ни то дубиной, ни то копьецом, ни то костяным мечом без режущих кромок, а лишь с колющим острием. Герой Нахолмска оперся на это вот словно на трость, прежде чем продолжить. — А что касается количества ушей, то тут они с пятерых синеспиных, с тридцати четырех желтобрюхих, с трехсот восьмидесяти двух буробоких, ну и со всех их волколаков. То есть здесь, глава Брант, весь Набег!

— Хриплый, проверь, — и сам изрядно охрипшим от услышанных новостей голосом потребовал глава у стоявшего рядом растерянного бородача. А прочистив горло, добавил. — Чего застыл? Живее!

— Мать моя... Да тут и правда ушей тьма, босс, — прохрипел облалатель неприятного вида шрама под каштановой бородой, когда заглянул в мешок, который, брошенный наземь, всё еще лежал между собеседниками, где-то в пяти метрах друг от друга упражнявшихся в красноречии, пока толпа в полной тишине им внимала. — Не меньше, чем он сказал. И явно больше, чем к нам под стены приходило.

— Всё верно. Набег разделился, и к вам приходили не все. Но я, Лин Абель по прозвищу Командор, успешно отразив нападение, привел своих людей к победе. Именно что к победе! Не просто защитил их от Набега, в результате чего не была унесена ни одна жизнь мирных граждан общины под названием «К светлому будущему!». Не просто после этого пришел на помощь жителям Нахолмска и окрестностей, исполнив наши обязательства по договору с Гильдией. Но еще и уничтожил всех, повторюсь, ВСЕХ монстров, которые отправились в этом году в Набег. При этом, кстати, мы не понесли потерь. Невосполнимых, разумеется. Но раненные уже на ногах, а вскоре будут и вовсе здоровы.

— Врешь! Это не...

— А смысл? Вот доказательство моих слов. Здесь всё, что осталось от Набега. А сам я, вот он, перед вами. Жив. Здоров. Цел! — последнее выделив интонацией, Абель красноречиво посмотрел на свою измятую броню. — Но я не стану обличать тебя, глава, в желании оскорбить меня, уж не знаю зачем. Может, желаешь спровоцировать дуэль. Может, еще что-то задумал. Не время сейчас выяснять отношения и грызться за власть. Я прибыл не за этим. Цель моего визита сообщить, что Набег уничтожен, получить звонкой монетой за уши, заодно сдав ежемесячную норму за всех моих подчиненных, ну и накормить нуждающихся. Там, в посаде, сейчас выгружают с плотов несколько туш для мирных жителей, которых вы тут нетолерантно называете организмами, но которых я всячески привечаю, забочусь о них, предоставляя лечение и работу по силам. Также я намерен сообщить всем присутствующим здесь, что воины также мне интересны, и их жизнями я не меньше дорожу, а утраченное здоровье не считаю весомым поводом, чтобы бросать их на произвол судьбы. Поэтому говорю сейчас, «К светлому будущему!» примет всех, кто в обмен на уверенность в завтрашнем дне готов соблюдать наши законы, по мере сил приближая это самое светлое будущее. От каждого — по способностям, каждому — по потребностям! Вот наш девиз. Что ж, думайте, земляки! Не так и много нас здесь, чтобы разбрасываться любым из вас. И пусть я не глава Гильдии, но готов прийти на помошь каждому, кто попросит о ней!

— Ты на бунт подбиваешь, щенок?

— Бунт? Против кого? Против Гильдии? А разве не я ее работу сделал? Против Государя и Великого Князя? А разве не я Набег не пустил на Русь? Против Матери-Церкви? А разве не я христианские души уберег от исчадий адовых? Быть может, против тебя, глава, который не справился со всем этим? Так я и не поднимаю вопрос о твоей компетентности и не требую себя на твое место. Пусть об том другие решают. Я всё сказал.

— Тварь...

— Ах да, если думаешь вызов мне бросить, ну или по-тихому убийц подослать, так на это я тебе вот что скажу. Попробуй! А если уверен, что силенок на победителя бытыра хватит, то подумай тогда вот о чем. Как долго, интересно, твоя задница на насиженном месте в тепле удержится? Нет, ты не подумай, я не угрожаю. Просто предлагаю сложить два и два. А заодно скажу и тем хитрецам, которые таким образом, то есть чужими руками, попытаются убрать У́льфа Бранта по прозвищу Шустрый. Я тут давеча церкви местных пожертвование кое-какое сделал. Немного шкурок неплохих отцу Михаилу преподнес, чтоб, как говорится, помолился он за здравие мое и упокой наших с ним общих ворогов. Вот как раз поэтому, если тебе или кому-то еще наплевать, что моя безвременная кончина для уймы людей поставит крест на будущем, за которое и убить не грех, то уж слишком самонадеянным будет взять и лишить местных периодических поступлений мехов, которые те так любят. А потому искать истинного(!) виновника будут не формально, а на совесть и со всем старанием. Что и не сложно, ведь все про всех тут почти всё знают и наверняка не станут на исповеди утаивать от святого отца. Да вон, спроси хоть у специалиста по местным. Я ведь прав, А́йрен Ругерн по прозвищу Сытый? Хм, хорошо наверное быть сытым, когда организмы последний хрен без соли доедают, а кому-то и жизнью рисковать приходится, чтобы с голоду не сдохнуть. Мда. Пойду я, в общем.

****

Где-то в Нахолмске. Немногим спустя.

— И что он?

— Упомянул, отче, о вашем сотрудничестве. Мол, Мать-Церковь огорчится, если притока видных мехов лишится.

— Ну-ну(скептически). Так и сказал?

— В общих чертах, — подавал информацию в выгодном ему ключе казначей Ругерн, общаясь с чернобородым явно греком, довольно молодым, крепкого телосложения и с примечательными мазолями от рукояти меча на руке. — Так я хотел уточнить, отец Михаил, правда ли Лин Абель на дело богоугодное пожертвовал, и обещал повторять, знатные меха в количестве изрядном?

— Боишься?

— Не смею идти наперекор воле Господней, отче.

— И это правильно, — улыбнувшись в бороду, покивал с серьезным видом священнослужитель в черном. Но не в привычной нам рясе или чем-то подобном, а в простом кафтане и с куколем на голове, но при этом и с характерным крестом на груди, хотя почти что на животе. Однако не став томить обратившегося в слух собеседника, ответил. — Меха — как меха. Ничего невиданного. Белок во множестве, разных. Лис немного, крупных, видно отборных, но не так чтобы и знатных. Волков пара, мелких да дырявых, знать не просто дались. Ну и, конечно, медведь здоровущий. Это, пожалуй, самое ценное.

— Но как же? И из-за этого он осмелился прикрываться именем...

— Но ценнее, — прервав возмущения, вроде как продолжил свой спитч хитрый грек, — что они потом и кровью добытое посчитали важным принесть! Не припрятали в зиму, не продали купчишкам, не сменяли на милость от власть имущих, а Матери-Церкви приподнесли на дело богоугодное! И впредь також намерены поступать! А посему, крещенный Гавриил, оставь их с Богом. Но приглядись к Абелю сему. Отрок, видно, с пониманием. И с вежеством к делам церковным. Всё сокрушался, что паству окормлять в Надобрывинске некому, а сюда приводить мирян на службу нет никакой возможности из-за опасности для правоверных в пути. Часовенку готов заложить, при том что сами живут чуть не под открытым небом. Верно, в общем, мыслит. Хм(задумчиво), может, и вправду получше такой будет заместь гордеца и нехристя Бранта? Уразумел ли?

— Понял, отец Михаил. Присмотрюсь, — озадачившись, но и быстро сориентировавшись, часто закивал Сытый.

— А теперь поведай-ка мне, Гавриил, как же это, по-твоему разумению, сей чудный отрок порождение адово одолел в поединке? А то много слухов досужих ходит, и нет единого мнения. А главное, где это он столько ушей исчадиевых раздобыл?

— Тут, отче, дело такое. Мыслю я, что за ним кто-то из нездешних стоит. Причем сила немалая. И бился в поединке заместь него кто-то другой, но в его одеяниях, бронях и под его личиной. Опять же вопрос. Откель у него сие? Может(многозначительно), меха-то он и не все и не лучшие Матери-Церкви принес?

— Так-так, продолжай.

****

Южнее на расстоянии дневного перехода. Незадолго до рассвета дня после поединка под стенами Нахолмска.

— И что Командор? — шепотом спросил один у другого. — Ну, Молчун, не томи. Расскжи, как дело было.

— Сам вызвал Рахтана Большого. Батыра ихнего. Зоровый такой синеспиный. Я чуть зубы тогда не стёр от досады. Думал ведь, что сам пойду. Ну или Быстрая, которая с нами поплыла. Иначе б зачем Командор нас брал. Вот. Но, думаю, как увидел он эту громадину, так и...

— Что?

— Что-что — сам решил биться, не рискуя никем из нас. План, о котором договаривались, на ходу изменил. Вот и... вот, в общем.

— Да, Командор нами дорожит. Но не дело это, Молчун, что лидер сам то и дело ввязывается в опасные дела.

— А то я не знаю, Хромой!

— Тише. Лагерь лобастых недалеко. Нельзя их раньше времени насторожить, разбудив. Сколько ж еще ждать-то? Пора бы и выступать. Светает уж скоро. Благо не впервой. Уже есть опыт, хе-хе. Пусть на этот раз лобастых и поболее будет.

— Ага, а еще синеспиных трое. Ну и желтобрюхих под три десятка. Не только ведь буробокие, как в прошлый раз.

— Ерунда. Командор и этих, сколько бы их ни набралось, к хренам всех взорвет. Ты лучше еще расскажи, как поединок то протекал. Шутка ли дело, завалить синеспиного, который на голову выше Бурхана.

— Ну это, вышли они друг напротив друга.

— И?

— Не торопи. Вот, значит, стали.

— Ну?

— Смотрят один другому в глаза.

— Ну-ну, и?

— А потом Рахтан как сорвется с места. Даже борозду после себя оставил, когда ручищей от земли оттолкнулся. Это чтоб помочь коротким ногам своим.

— А Командор?

— Увернулся. Ловко так. В последний момент шажок в сторону сделал.

— Да не молчи ты. Что дальше-то?

— Странный он.

— Кто, блин?

— Абель. Словно смерти вовсе не боится. Да и в бою он словно другой человек. Вот знаешь, когда речи толкает — один. Балагур такой себе. Нередко с глупыми и несмешными шутками. Когда работу делает — другой. Как бы механический какой-то. Ну а когда магию эту свою творит, порой с жуткими истязаниями жертв — третий. Словно равнодушный и непроницаемый такой, что ли. Вот и в бою он такой же был. Как бессмертный. Уверенный в своей неуязвимости. Ну или превосходстве. В бою оно ведь как — побеждает тот, кто сумел эмоции унять и навыки задействовать на максимальное количество процентов. Ну и везунчики еше, это когда от тебя мало что зависит. И вот Командор в бою навыки свои, пусть и невеликие, но применяет на все сто. Причем не на автомате, а осмысленно! То есть не рефлекторно отвечает на типичную угрозу, что тренировками вбивается, а как бы успевает анализировать и холодной головой выбирать оптимальное.

— Это да. Тоже заметил.

— Вот и тут он едва не играючись уходил каждый раз от здоровяка. Но при этом совсем не контратакуя. Словно бы присматривался, выбирал местечко подходящее, чтобы всадить в толстошкурого свою ту жуткую кость.

— Это которую он еще там, в овраге, из замученного лобастого по живому выдирал, предварительно прям на теле ее шлифуя и рисунки вырезая?

— Ага, она. Жуть.

— Жуть. Кто ж спорит. Вот только пускай луче монстры страшную смерть принимают, а все наши и впредь все живы-здоровы остаются. Я тебе так скажу, Молчун. Нет в мире людей плохих или хороших. Есть свои, и чужие. Ну и те кто только за себя. То есть кому на всех плевать, кроме своей шкуры. Вот эти — самое зло!

— Но их большинство.

— Это так кажется. Просто в разные моменты своей жизни люди могут меняться. Хотя нет, люди не меняются, меняются их цели и мотивы. Вот, ну и психи еще — прям беда. Это если такой убедит себя, что ради своих было бы целесообразно миллионы не своих на мыло пустить, потому что они не в то верят, не того цвета, не в туда кончают, а что важнее, не тем налоги заносят, вот тогда пиши пропало, брат. Нет я тоже на многое из перечисленного смотрю, мягко говоря, без одобрения, но не сторонник быстрых кардинальных методов решения проблемы. А для меня, когда на мою жопу смотрят с симпатией, это именно проблема. Но отвлеклись. Командор — не садист и не псих. Это понятно. Но методы его, откровенно говоря, пугают. Однако пока он их применяет не на своих и ради своих, а не для услаждения психических девиаций, я — с ним! Что дальше было?

— Уворачивался, уворачивался, пока не решился подставиться.

— Как? Зачем?

— Видимо, не хватало ему навыков, чтобы подловить и гарантированно пробить громилу. Кость ведь не сталь, поэтому куда угодно бить не вариант. Выцеливать надо.

— Эх, говорил же ему, что и себе надо опыт собирать, а не нам его весь раздавать.

— Да кто ему об этом только ни говорил! Но в ответ лишь отшучивается, эм, ревальвертой какой-то.

— Ага, я так и не понял, что за самая быстрая рука на Диком Западе? И где это вообще?

— Вот-вот. Шутки эти его, эм, странные. Короче, намеренно замешкался он, ну и получил по левому плечу булавой.

— Видел я след на его доспехе. Жесть просто.

— Вот-вот. Ну и тут же, улучив-таки момент, всадил лобастому в пах костяшку.

— И что? Помогло? Кровью ведь, пусть и из артерии, но долговато стекать, а тут перелом такой серьезный и, что важнее, разъяренная образина нависает, с дубиной да огроменными ручищами.

— А не было больше ничего.

— То есть как?

— Ну ты вспомни, что бывает, если этой штукой ткнуть. Ведь в овраге он ею, уже готовой, добил еще живых лобастых. После чего она цвет поменяла и будто бы чуть неровности сгладила. Сама, бл...

— А, точно ведь!

— Вот-вот. И пока Командор что-то там нашептывал в лицо натурально замершему на месте Рахтану, синеспиный на глазах бледнел и словно иссыхал в эдакую мумию. Ну а потом наш колдун выдернул из всё еще стоящего, но уже трупа остряк кости своей жуткой. Она после такого еще серее стала и с видными черными, словно вены, прожилками. Ну и коленом оттолкнул мертвяка, который на спину как тот шкаф хлопнулся. Только шкаф с грохотом и, бывает, треском падает, а этот как вязанка сухого хвороста брякнулся. То есть ровнёхонько, эдакой застывшей фигурой, но не тяжело, а тихо так, хотя габариты туши остались прежними.

— Ну так и сказал бы, что как манекен. Здоровенный, но легкий. А то шкаф-шкаф.

— Не мастак я говорить, Хромой.

— И всё? Что остальные лобастые? Как рана Командора?

— Лобастые как увидели, что стало с их сильнейшим, зароптали и назад все отпрянули.

— А говоришь, что не мастак. Надо же, «зароптали», «отпрянули». Ну ладно-ладно, не обижайся. Лучше продолжай.

— Командор достал кусок кожи, ну ты понял, с лобастого по живому снятый и изрисованный да исписанный его кровью.

— Это такой же, рулончик которой он, эм, запаял внутрь своей костяшки-убивашки?

— Почти. Тот был большего размера, и над ним Командор подольше чего-то там колдовал, прежде чем склеить две прям слипшиеся кости, тем самым намертво закупорив его в этом вот, эм, некрожезле-накопителе жертвенной чего-то там. Или как он там эту байду назвал?

— Да как он ее только не называл. Но вроде бы остановился на Кощее каком-то.

— Во-во, ну а тут он достал поменьше свиток, не такой тонкой и не так искусно выделанной(сплюнув) кожи. Хотя оно что то, что это совсем не воняет. Жутью веет, но запаха совсем нет. Вот, обмотал он, значит, свиток вокруг костяшки и к плечу приставил, что-то нашептывая. Ну и скоро уже не кривился от боли и не бледнел на глазах. Видать, полечил себя чужой забранной жизнью.

— А лобастые?

— Словно что-то унюхав, еще сильнее впечатлились и вытолкнули из своих рядов переводчика. Командор ему и говорит. Так, мол, и так, я великий шаман и победить ваш бытыр, вы теперь уходить, а уши с батыр я забирать, вы идти быстро-быстро, иначе древние духи покарать. Ну и еще сказал, что эта земля теперь принадлежит великому шаману, который помнит еще древних повелителей, извечная тьма ему свидетель.

— Как-как? Извечная Тьма? Первых Повелителей?

— По-моему, так. А что? Разве это он не жути на дикарей нагонял?

— Да так, ничего. Ладно, вон, уже Командор идет. Думаю, сейчас начнется. Ах да, как вы за лобастыми-то поспели? Нам-то, понятное дело, он заранее указал, куда выдвинуться и где ждать с обоими нашими десятками да с твоими, его то есть, телохранителями. А вот вы каким чудом угнались за всадниками, двигаясь не на перехват, а по их следу?

— Не поверишь. Пешком. То есть бегом и без перерывов. Как только уставали, он нас костяшкой своей подлечивал, и мы как новенькие снова срывались в бег. Так весь день и мчали, даже перекусывая на ходу.

— Да уж. Хорошо, что он за нас. Извечная Тьма нас огради(сглотнув) от неё же, — всё это Хромой произнес чуть слышно и себе под нос.

— Так, бойцы, — негромко, но бодро произнес подошедший Лин Абель. — Пора бы начинать. Велосипед изобретать не станем — сделаем всё по отработанной схеме да грохнем уже эту толпу всадников вместе с четвероногим транспортом, застав их спящих врасплох. Готовы?

— Так точно, Командор.

— Тогда действуем по плану Жарко́е. Вперед!

На этот раз некромант-ритуалист не стал прибегать к античным средствам доставки боевой части к цели, а воспользовался опытом куда более близких предков. На что, к слову, его натолкнул Молчун, а точнее, его вопрос в тот момент, когда глава телохранителей был слегка контужен при прошлом применении Командором своих взрывающихся выверенно-ошибочных ритуалов, чья запитка магической энергией происходит за счет смерти жертвы.

— Что ж, веди, Хромой, на позицию, где вы там окопчик вырыли. Бомбомёты ж, надеюсь, не забыли?

— Как можно, Командор! Все девять стволов тут. Ждут на огневом рубеже уже надежно вкопанные, раз без опорной плиты, ну и выставленные по уровню. Всё, как положенно, как на испытании. До цели триста метров, направление и угол возвышения перепроверены. Расчет из людей Молчуна ждет там же, в окопе, оба десятка тоже уже на местах, аналогично в оборудованных укрытиях. Люди многократно проинструктированы о технике безопасности.

— А пугачи?

— Все трое их носильщиков на положенных местах, то есть на достаточном отдалении от стоянки лобастых, ну и там ожидают светового сигнала для начала движения, чтоб согнать монстров в кучу аккурат под прицел всех стволов.

— Отлично, Хромой. Тогда сейчас зажмем тварей в треугольник ужаса и хорошенько обстреляем их, чтоб уже привычно, без превозмоганий и геройствований, добить недобитков. Пленных, как и говорил, с десяток оставите. Не морщься. Сам знаю, что это мерзко и пипец как аморально. Но, увы, на свитки нужна кожа и желательно разумного. Да и пугачей ещё надо бы наделать, так что волколаков тоже не забудьте. Как ни неприятно, но для дела надо! Что ж, сопли долой, приступаем.

Сказав это, Абель принялся доставать из мешка куропаток. Птицы эти, к слову, уже привычным способом, то есть приманивающим ритуалом, были загодя подготовлены в нужном количестве, пройдя калибровку, так сказать, в результате которой все отклонения от средней массы тривиально пошли на суп. На этот раз пернатые смертники отборных кондиций, обматанные свитками с рисунком-схемой взрывного ритуала, помещались внутрь эдаких калиберных стаканов-контейнеров достаточно жёсткой конструкции, особенно в нижней части. Были они продолговатые и с надёжной крышкой, а благодаря клею-лаку весьма гладкие снаружи. Снаряженные боеприпасы, числом девять, вскоре были помещены в батарю из аналогичного количества трубок. Как и контейнеры-снаряды, их в предыдущие дни старательно и на идеальной геометрии основе выклеели лучшие из умельцев, набивших руку на щитах. Вся установка получилась весьма компактной, так как стволы размещались блоком три на три, а также довольно легкой, ибо трубы, ввиду одноразовости, были пусть и в достаточной мере, но всё ж не сильно толстыми. И да, благодаря всё тому же клею-лаку максимально гладкими изнутри.

— Блин, чувствую себя живодёром, — когда все стволы были заряжены, озвучил канонир свое отношение к происходящему. — И даже не потому что вскоре лишу жизни пару сотен разумных, кого-то из них так и вовсе пустив на ингридиенты, а потому что для всего этого убью несчастных птичек. Да уж.

— Вот-вот, Командор, это прям бесчеловечно! То ли дело просто пожарить их да съесть.

— Эм? А, это ты шутишь, Хромой. Прости, из-за сосредоточенности не сразу понял. Ну да, согласен с тобой. Так, ладно. Теперь вышибной заряд. Ах да, сигнал пугачам! Пускай начинают сгонять в кучу нашу групповую цель, чтоб всех разом накрыть.

— Сделаем.

А покивав умчавшему к своему десятку Хромому, мучитель животных не стал доставать какую-нибудь жертвенную мышь. Он взялся за свой некрожезл-накопитель, которому в предстоящем отводилась роль пальника, как у пушки на заре артиллерии. То есть посредством него дозированно влитый заряд маны инициирует ритул, который должен отправить в полет снаряды, заряженные в данное вот вундерваффе.

При изготовлении каждая из девяти труб была помещена, ну и надёжно затем приклеена, на подобие опорной плиты, которая представляет из себя площадку с рисунком такого же взрывного ритуала, но кратно слабее да еще и с девятью эпицентрами одновременного взрыва. В итоге у Абеля получилось нечто среднее между минометом и системой залпового огня, понятное дело не реактивной. Ну и одноразового применения. Хотя это и не значит, что после первого же залпа всё разлетится в дребезги, но не факт, что такого не произойдет на втором или, скорее, третьем. Правда, для этого всё равно пришлось бы заново наносить рисунок ритуала, что без разборки не получится. Что можно, конечно, и обойти, применяя некромантские ингридиенты, но в данном экземпляре не тот случай. Так что одноразовый, как ни посмотри. Ну а именно такой вариант конструкции был избран, потому как не имелось ни времени, ни опыта, ни материалов для изготовления и постановки на вооружение чего-то более долговечного. Не время пока.

Что же касается Кощея, как с подачи Сулина назвал своё творение вон Гимс, то данная некромантская жуть была изготовлена из костей замученного орка и служит теперь в качестве как оружия. То есть для поглощения жизненных сил убиенного сим. Так и в роли аккумулятора. То есть для накопления в нём маны, в которую некрожезл благодаря вложенному внутрь ритуалу перерабатывает жизнь пронзённой жертвы, ну и которую потом можно использовать для запитки ритуалов. А их схемы, между прочим, теперь будут куда проще и компактнее, так как запитываться станут сразу маной, а не преобразовывать в нее жизнь жертвы в специальном блоке рисунка. И при этом всё ещё не будет риска повредить неразвитую энергетику Абеля, так как она по-прежнему не задействуется. Хотя нет, задействуется, но в щадящем для его убогих энергоканалов режиме, когда обладающий как-никак приличных размеров личным резервом Лин будет постоянно подзаряжать Кощея. Прям как смартфон или меч. Что, конечно, далеко не так быстро, как при убийстве некрожезлом, и дабы заполнить объем накопителя его придется чуть ли не постоянно носить в руке, однако лучше уж так, чем постоянно кого-то убивать ради подзарядки. Так что, как видно, убийцей-маньяком становиться совсем не обязательно, чтобы не остаться без легкодоступного приличного объема маны во внешнем хранилище. Хотя «прокачать» его объем убийствами разумных все же придется, но лобыстые, вон, в изобилии, да и на втором десятке Кощей достигнет пика и дальше будет лишь только укрепляться да увеличивать степень жути своей ауры, которую уже обрел, и что некоторые даже способны ощущуать.

В общем, Кощей призван выручить немощного мага, в случае регулярной зарядки от резерва избавив от необходимости жертвоприношений по любому поводу. То бишь для весьма часто применяемых всевозможных ритуалов, отныне в куда проще виде ставших.

Но помимо этого решается и еще один вопрос. В окрестностях Надобрывинска элементарно начали истощаться запасы живности, поэтому всё чаще приходится выходить на дальнюю охоту. Так что теперь она будет хотя бы только ради еды и мехов, а не для добычи промышленными объемами всяких жертвенных бедняжек, коих так легко ловить на приманивающий ритуал, а при неразумной жадности экологическая катастрофа прям напрашивается.

И да, свитки из по живому снятой кожи замученных орков служат в качестве достаточно долговечной основы для довольно компактных теперь ритуальных рисунков, которые таким образом можно заготовить на все случаи жизни. Например, лечебные. И пусть такие свитки всё равно не вечные, но весьма многоразовые. В общем, не расходники на один раз, как почти во всех фэнтези.

— Командор, — вырвал из раздумий голос телохранителя, — пугачи уже на рассчетных позициях. Остановились, держат периметр. Монстры уже подняли шум и неплохо так скучковались. Можно начинать.

— Вижу, Молчун. Вижу. Еще чуть-чуть и вжарим. Ты пока ныряй в окоп. Я закончу тут и сразу за тобой.

А спустя полминуты Абель приложил Кощея к специальном кругу, что был начерчен на куске совершенно обычной кожи, приклеенном к одному из концов площадки-основания для блока стволов. Туда, к слову, можно было бы поместить и жертвенное животное, но жезл-накопитель во всех отношениях удобнее. А влив порцию маны, юный некромант вместе со своей костью сиганул в окоп неподалеку, где с бывалым видом зажал уши и открыл рот. Ну а спустя еще несколько секунд произошел штатный залп разом из всех стволов.

С некоторым разбросом прилетев в скопленее паникующих монстров разных видов, размеров и цветов, умершие от ужаса птички своими смертями напитали свитки-обёртки, чем инициировали подрыв девяти эквивалентов пятидюймовых артиллерийских снарядов. А может, и покрупнее, но до шестидюймовки явно не дотягивало. Хотя это не самое корректное сравнение, так как осколков-то практически не было.

— Вперед! — покинув окоп, заорал Командор, за которым последовали двое его телохранителей и с ними Быстрая, которая в последнее время прям хвостом ходит за лидером их общины. Абель даже подумал, что тетка намерена его соблазнить, но немолодым гимнасткам, пусть и весьма симпатичным и даже столь харизматичным, он предпочитал фигуристых молодух, можно и глупышек. — Не толпимся, двигаемся широким фронтом, чтоб никого не пропустить.

Эта группа из четырех человек приближалась к своим жертвам с юга. С востока широкой цепью двигался 1-й десяток. С северо-запада — 2-й десяток. На некотором удалении, то есть рядом с работающими пугачами, наблюдали за обстановкой еще трое телохранителей, готовые покончить с беглецами, буть такие, ну или примчать на помощь по зову лидера. Благо рассвет позволял сносно всё видеть.

Ну и началось.

****

Где-то в степи. Несколько недель спустя.

— Быр, — окинув грозным взглядом грязного буробокого в рванине, потребовал несильно крупный, но крепкосбитый сизолобый орк в очень богатом халате. И всё это в роскошных убранствах шелкового шатра с уймой ковров да кучей дорогого оружия повсюду.

— Кэ... Му...

— Мыр гыр. Дын-дон каюк мы ги нуна бе, Уум Боорнах.

— Угу, мер, ка Ку-ку-ку-ку-ку. Юм дыр пыр мыр гыр...

Далее дается максимально близкий перевод беседы:

— Рассказывай, — окинув грозным взглядом грязного буробокого в рванине, потребовал несильно крупный, но крепкосбитый сизолобый орк в очень богатом халате. И всё это в роскошных убранствах шелкового шатра с уймой ковров да кучей дорогого оружия повсюду.

— Это... Ну...

— Не мнись. Придворного этикета никто от тебя тут не требует, Уум Везучий.

— Ага, понял, ваше высокопревосходительство. Буду по-простому. Так вот, в ту ночь я страдал пищевым отравлением, видимо человечина несвежая попалась, поэтому был вынужден отлучиться в кусты. Причем довольно удаленные, так как мои боевые товарищи не преминули бы высмеять мой недуг, как водится в узком куругу, но закончилось бы это традиционно незавидной славой на всё наше подразделение. Славный Бурознаменный, ордена «Бырмыга Отчаянного» IV легион, в XI резервной когорте которого я имею честь нести свою службу Родине! Имел, мда. Так вот, ушел я, значит, подальше, чтоб не вонять, в удобные такие кусты в сторонке, где и провел почти всю ночь, предаваясь, эм, мыслям о вечном. Как вдруг, почти на рассвете уже, раздался истошный вой и жалостливый скулёж вверенного нашему подразделению подвижно́го личного состава, а вскоре прогремел гром! Да такие раскаты могучие, что я чуть кишки все не выс... эм, отвлекся от вечного и был вынужден переключится на насущное. Выглянул я из кустиков, а на месте лагеря дым и столбы еще не осевшей пыли, ну и кровавое месиво заместь когорты нашей. А еще центурион Брамхут Широкоспиный стоит посреди всего этого ужаса и, держа в руке ногу, вертит ею со словами «не моя», после чего начинает крутиться на месте, ища свою, но неловко подскальзывается на собственных кишках и падает, неаккуратно ударившись головой о чей-то оброненный, вместе с половиной торса, топор. Аккурат темечком и насмерть. Несчастный случай(вздознув). Вот, а потом откуда ни возьмись появились дикари. Эти варвары принялись бесчестно колоть безоружных! Столь негуманное отношение к разумным существам, я считаю, достойно порицания на конгрессе «Дикое Поле 7053»! Так вот, зашли эти изверги с нескольких сторон и, встретившись посредине останков лагеря, по пути перекололи беспомощных. Да ладно бы всех. Эти военные преступники не утолили свою жажду крови сим постыдным деянием. Они схватили командира IX турмы, опциона Кадыма Желтопупого и командира среднего десятка из VI турмы, декуриона Грымнаха Желтогрудого, ну и легионера Быгу Бурозадого с еще несколькими, не помню как зовут, рядовыми легионерами. А пленив, принялись истязать несчастных. Самое безобидное из чего, это живьём содранная шкура. Вот. И на этом мерзавцы не остановились, а взялись за Пушка и Хвостика(утирая слезу). Я их с малых лет знал и всегда выделял из серой массы. У одного клыки с мою ладонь длиной, а у второго когти не меньше. Ах, а как они ластятся, если их человечьими младенцами кормить. Но эти звери их до смерти замучили. Невообразимая жестокость! Мне, наверное, теперь необходимо посещение психолога за счет казны и трехмесячный отпуск с сохранением...

— Ага, я тебе сейчас справку от генштаба выпишу, с печатью. И пойдешь ты с этим папирусом на земляные работы. Без мотыги, вручную, русла рек для народного хозяйства менять. Ну и физеотерапия заодно, чтоб душевное здоровье вернуть. Понял?

— Так точно, ваше высокопревосходительство, главный легат Мурлонхрыз Высоколобый! Не надо психолога. Я здоров! Готов хоть сейчас служить в... Эм, а где?

— Да мало ли у нас сверхштатных резерных когорт для натаскивания молодняка, — пожав плечами, ответил командующий Северной армии, под чьим командованием сейчас два легиона. — Ты лучше вот что скажи. Я прочел в записанном с твоих слов рапорте, что когорта разделилилась. Так?

— Так точно! Часть с центурионом Бурханом Сильным пошла к новому селению дикарей. Но так и не вернулся никто. А остальные за приором Рахтаном Большим дальше двинули.

— А почему ж тогда числа не сходятся? Когда выступали, вот написано, когорта была укомплектована по штату. Приор, пять центурионов, пятнадцать опционов, сорок пять декурионов и у каждого по десятку рядовых легионеров когорты. Все верхом. Так? Что молчишь? Где все остальные подевались, если по дороге битв не было?

— Так это... Ещё в пути удалью многие мерялись, вот и поубивали друг друга чуть-чуть. Опционы-то все живы, а вот декурионы... Видать, тоже очень хотели тридцатниками стать да турмой командовать. Мда. Вот многие из тех, кто в итоге остался без десятника, ну и от поноса в дороге не сгинул, пристали к сотне Бурхана Сильного. Он с Рахтаном Большим еще в пути повздорил, но не до смертоубийства, эм, как с Гырхдумом Толстоногим. Ну, просто Большой очень уж злой всегда был, поэтому Толстоногий — единственный из центурионов, кто осмелился ему вызов бросить. Большой его и... того. Прям очень жёстко. Говорю же, злой и тупой, как... Эм, я хотел сказать, уж очень категоричный он был. Вот многие и не пошли дальше за ним. Да и за такими, эм, несмелыми центурионами мало кто захотел последовать, поддавшись сладким речам и посулам Сильного. Точнее, его опциона из ветеранов, который и язык дикарей знал, и чем легионеров завлечь ведал. Вот и завлек. Да так, что никто, ушедший с ними, не вернулся. Хотя и мы не лучше сходили. Мда.

— Бардак! Но на то и существуют резервные когорты, чтоб отсеять весь шлак. Ладно, с этим понятно. А что там за история с поединком? Ты сказал, что Рахтана Большого победил, по его собственному заявлению, псион А ранга по имени, эм, Ко-Ман-Дор(сверившись с записями). А также, что он, этот вот, являясь современником древних Ар, владеет их мощными технологиями, которые намерен задействовать для обеспечения безопасности взятой под контроль территории. Это так?

— Ну... так перевел опцион Мвихдан Желтошеий. Что там на самом деле мурлыкал тот бородатый(с отвращением), я не знаю.

— Понятно(задумчиво). Хорошо, иди. В соседнем шатре получишь направление, и отбывай к следующему месту службы. А мне пора на доклад к Великой Инквизитору Льд’Ар Гре-Та Кауф-Ман, которая прибыла с указанием от Его Императорского... Эм, ты еще тут?

— А медаль? Я ж это, ну... единственный из всех выжил, героически доставив особой важности сведения, а потому...

— В канцелярии всё дадут. Вместе с назначением. Свободен, легионер!

— Есть!

— На мясо его, Бурхым, — распорядился генерал, когда рядовой удалился и заглянул адъютант его высокопревосходительства. — И его, и всех, кому он успел растрепать.