Евгений Филенко Очень странные миры

Прелюдия

– Он возвращается, – сказал тектон Горный Гребень.

Спустя несколько мгновений, за двадцать световых лет, откликнулся Ночной Ветер:

– Он полагает, что его миссия завершена?

– Нет, – ответил Горный Гребень. – Но он думает, что вышел на финишную прямую.

Ночному Ветру не нужно было объяснять эту сугубо человеческую метафору.

– И что нас ожидает в конце дистанции? – подхватил он игру.

– Мы знаем это, – сказал Горный Гребень.

– Мы предполагаем, – осторожно уточнил Идеальный Смерч. – Знать такое наверняка не может никто.

– И все же мы знаем, – промолвил Ночной Ветер. – Наверное, следовало бы дать ему более трудное задание. И, возможно, не на Земле.

– Нет, – возразил Горный Гребень. – Мы сделали правильно. В любой другой точке Галактики он был бы заезжим гостем. Нигде нам не удалось бы задержать его на такой долгий срок. Только Земля, только родной дом. Это самый надежный якорь. Так или иначе, он позволил нам собраться с мыслями.

– Но теперь он знает почти все, – сказал Ночной Ветер.

– Не знает, – поправил осмотрительный Идеальный Смерч, – а предполагает с большой долей уверенности. Строго говоря, он и не подозревает, что знает практически все. И он еще захочет получить доказательства своей правоты.

– И он их получит, – сказал Ночной Ветер.

– Да, – сказал Горный Гребень. – В конце дистанции.

– Кто-нибудь еще слышит нас? – спросил Ночной Ветер.

– Да, – ответил Колючий Снег Пустых Вершин.

И еще несколько голосов донеслось до них из безумной дали.

– Надвигается неотвратимое, не так ли, – с печальной иронией сказал Ночной Ветер.

– Кое-что мы знали давно, – сказал Горный Гребень. – Кое-что он помог нам понять благодаря своим воспоминаниям. Теперь мозаика почти сложилась, если пренебречь несколькими не подобранными до сей поры фрагментами. И уже отчетливо видна общая картина. Очень скоро всем нам придется делать выбор и принимать решение.

– Вначале выбор придется сделать ему, – сказал Ночной Ветер. – Как только он прочтет «длинное сообщение».

– Как только и если он его прочтет, – заметил Идеальный Смерч. – Нам достоверно известно, что некоторая часть информационного пакета необратимо утрачена…

– …что может привести к тому, что содержание «длинного сообщения» окажется искаженным, – добавил Ночной Ветер. – Недоступным восприятию либо вообще разрушенным. Никто не знает, какая часть потеряна – вполне возможно, та, что содержала ключи к расшифровке.

– В этом случае все, что мы затеяли, окажется напрасным, – сказал Горный Гребень. – Тогда нам придется ждать следующего шанса.

– И мы вздохнем с сожалением, – сказал Ночной Ветер, – к стыду нашему, с притворным. А на самом деле – с облегчением.

– Да, это даст нам еще некоторый запас времени, – согласился Горный Гребень. – Но не снимет заботы с наших плеч.

– Мы будем лицемерно уговаривать свою совесть, что сделали все, что было в тот момент в наших силах.

– Такова двойственность нашего положения. Мы бессильны отвратить неотвратимое, по своему положению мы обязаны всевозможно способствовать его приближению. И в то же время мы каждым атомом своих существ желали бы отдалить этот миг либо остановить процесс вовсе.

– Если только он не догадается, – после затяжной паузы сказал Колючий Снег Пустых Вершин.

– О чем?

– О том, как можно попытаться восполнить лакуну в «длинном сообщении». О том, что у него есть шанс восстановить недостающий фрагмент, и даже с избытком.

– Я бы не рассчитывал на его наивность, – сказал Горный Гребень.

– Жаль, что избранным оказался именно он, – промолвил Ночной Ветер.

– Это абсолютная случайность, – сказал Горный Гребень. – Люди очень динамичны. В этой части Галактики никто так активно не разворачивает экспансию, как они.

– Отчего бы всему было не случиться в другой части Галактики? Например, там, где преобладают рассудительные и неспешные рептилоиды?

– Там наверняка есть свои возмутители спокойствия. И еще неизвестно, с кем пришлось бы иметь дело по ту сторону Ядра!

– Но ведь мы… – сказал Ночной Ветер.

Минула новая, еще более томительная пауза. Наконец Колючий Снег Пустых Вершин сказал:

– Только не надейся, будто кто-нибудь не понял твоей мысли. Так что можешь высказать ее открыто.

– В наших силах остановить его, – промолвил Ночной Ветер.

– Продолжай.

– Просто взять и сделать так, чтобы его не стало.

– Ты хотел сказать – уничтожить? – осведомился Горный Гребень.

– Не обязательно его. Например, уничтожить «длинное сообщение». Сделать его прочтение безнадежным предприятием.

– Продолжай, – снова сказал Колючий Снег Пустых Вершин.

– Мы знаем, что изначально информационный пакет был распределен на четыре сегмента, – сказал Ночной Ветер. – На четыре человеческих головных мозга. Один носитель, как мы знаем, давно утрачен. Достаточно разрушить еще хотя бы один, и это «длинное сообщение» уже вряд ли будет прочтено. – Он помолчал, размышляя. – А если разрушить тот носитель, где содержится его самая большая, критическая часть – вероятность интерпретации послания сведется к нулю. Согласен, это насторожит его, вызовет дополнительные вопросы и увеличит активность. Но истины он никогда уже не узнает, совершенно точно никогда, и со временем успокоится. Не говоря уже о том, что разрушение резервной части «длинного сообщения», о которой он пока даже не подозревает, вообще пройдет для него незамеченным.

– Вместе с ее носителем? – уточнил Горный Гребень.

– Разумеется, – оживленно подтвердил Ночной Ветер.

– Это не в нашей власти. Есть места в Галактике, куда дорога закрыта даже тектонам.

– Не закрыта, а запрещена. Мы всегда можем нарушить запрет.

– Тектоны, – сказал Колючий Снег Пустых Вершин раздумчиво. – «Строители» – так мы называем себя сейчас и таковыми сейчас мы себя сознаем. Кем же мы будем после этого?

– Живыми, – без раздумий ответил Ночной Ветер.

* * *

– Он возвращается, – сказала Руточка Скайдре.

– Вот как, – промолвил Григорий Матвеевич Энграф несколько растерянно. Он обратил взгляд к зеленому самосветящемуся небу Сфазиса, поерзал по скамейке и тяжко вздохнул. – Досадно.

– Что-что?! – удивилась Руточка.

– Видишь ли, милая, – промолвил Григорий Матвеевич, задумчиво болтая ложечкой во вместительной белой фарфоровой чашке с черным чаем, – не то чтобы я так уж сильно сомневался, что он вернется. Но надежду, скажем честно, давно уже утратил. Человеку отпущен не так чтобы уж слишком протяженный срок на все вызовы и соблазны судьбы, а Костя добрую четверть жизни угрохал на непростые, заметим, взаимоотношения с Галактикой. В то время как на Земле столько интересных вещей, на которые никакой жизни не достанет!

– От вас ли я слышу?! – воскликнула Руточка, присаживаясь на скамейку напротив.

– Ну, я-то – особый случай, исключение из правил, оные правила только подтверждающее… Собственно говоря, я отчего-то был убежден, что он никогда не вернется, с того самого момента, когда он сообщил мне о своем отбытии.

– И что же? – спросила Руточка и тотчас же нахохлилась. – Уж договаривайте, не чинитесь.

– А то, – сказал Григорий Матвеевич, – что я позволил себе неописуемую дерзость занять его комнату кой-какими своими вещами.

– Дерзость и вправду неописуемая! – объявила Руточка. – Я бы даже назвала это поразительной бесцеремонностью с вашей стороны! Будь я менее разборчива в выражениях, я бы даже назвала это свинством. Вам что, тесно в своем коттедже?!

– Но ведь все это легко можно будет прибрать, – сказал Григорий Матвеевич в замешательстве. – Как только сведения о его приближении подтвердятся…

– Можно подумать, что надвигается какое-то стихийное бедствие, – фыркнула Руточка. – Цунами, тайфун… не знаю, что там еще способно вас запугать… нуль-поток…

– Ничто, – с печалью в голосе сказал Григорий Матвеевич. – Ничто уже не способно меня запугать в этой Галактике. Все, что в ней было страшного, я уже повидал, и не по разу, увы мне. И даже Консула я не страшусь, с его скверными манерами и гнусной привычкой совать нос во все дела.

– Доешьте мясо! – потребовала Руточка.

– Не хочу, – капризно ответил Григорий Матвеевич. – Полкан доест. А я лучше чаю выпью.

– Ну и напрасно. Я сама свинку готовила, по-степному!

– Это-то и настораживает.

– Ходят слухи, – заметила Руточка, привычно пропуская шпильку мимо ушей, – что он стал гораздо более покладистым. Что он чуть ли даже не завел семью!

– Семья – это последнее, что способно сделать человека покладистым, – философски заявил Григорий Матвеевич.

– Ой-ой! – засмеялась Руточка. – Вам-то откуда знать?!

– Так ведь сама посуди, – сказал Григорий Матвеевич, оживляясь. – Возьмем, для примера, меня. Я человек не семейный, и никогда таковым не был. Мне все эти фантазии противопоказаны. Видела ли ты в своей жизни кого-то могущего превзойти меня в чуткости, доброте и такте? Или возьмем ту же тебя…

– Не нужно меня брать, – воспротестовала Руточка. – Я хочу иметь семью, и у меня будет семья. У меня будет пятеро детей – вот вам всем!

– Ну что же, бог в помощь, – проворчал Григорий Матвеевич. – А теперь ступай, займись чем-нибудь полезным. Хотя бы тем же созданием семьи. Пять детей – это не шутка, здесь нужно поторопиться. Да и мне еще многое нужно успеть… а то, не ровен час, и впрямь рухнет на голову этот несносный юнец, и все пойдет прахом, и никто уже не будет в состоянии решать свои проблемы, а, напротив, все только и будут решать исключительно проблемы Консула.

Воспользовавшись всеобщей рассеянностью, к столу неспешно приблизился пожилой пес Полкан и овладел давно остывшим куском свинины по-степному.

* * *

– Он возвращается, – сказала янтайрн Авлур Этхоэш Эограпп, первый супердиректор Департамента внешней разведки Светлой Руки Эхайнора. Ее жесткое, обычно надменное лицо, сейчас будто светилось изнутри трудно скрываемой радостью.

– Возвращается? – равнодушно переспросил Нигидмешт Нишортунн, верховный властитель Светлой Руки, не поднимая глаз от какого-то древнего манускрипта, распахнутого на середине, в зеленоватом от времени, едва ли не замшелом переплете из кожи, о происхождении которой не хотелось и задумываться. – Когда? А самое главное – куда? И отчего мне докладывают об этом только теперь?

– Мы не были уверены, – ответила Эограпп. – Но теперь наши источники подтвердили это окончательно. Он впервые за полтора года покинул пределы Маудзариэн…

– Земля! – осадил ее Нишортунн. – Называйте этот мир Землей. Это их мир, и он никогда не будет принадлежать нам – что бы некоторые авантюристы себе ни воображали… Как вы знаете, они называют Эхайнор – Эхайнором, и никак иначе.

– Мой язык не поворачивается… – Эограпп уловила холодное недоумение в обратившихся к ней янтарных глазах властителя и поспешила уточнить: – Я не настолько хорошо владею языком этлауков, как вы, мой господин, и все эти чудовищные фонемы порой неподвластны моему языку.

– И все же постарайтесь освоить трудные фонемы, – строго сказал Нишортунн. – Кто из нас двоих стажировался у цмортенгов, я или вы? – Эограпп недоумевающе приподняла бровь, и он поспешил сделать необходимое уточнение: – Ну, хорошо, допустим, мы оба… но кто из нас двоих ксенолог? И мне не нравится, когда в моем присутствии употребляют термин «этлаук», запомните это. Что вы стоите? Я и без того знаю, что у вас отменный рост, в особенности для женщины…

– Да, мой господин, – сказала Эограпп самым смиренным тоном, на какой только была способна, и неловко умостилась на краешке раритетного кресла, изготовленного, по слухам, из костей одного из последних драконов. «Еще пять лет назад, – подумала она, – гекхайану было безразлично, женщина перед ним или мужчина, главное – чтобы стояли навытяжку и не прекословили. И я не уверена, что такие метаморфозы непременно к лучшему…» – Хотя в последнее время и в свете новых веяний во внешней политике этот термин в значительной степени утратил прежние уничижительные коннотации.

– Однако же придумайте ему замену, наконец, – отрезал Нишортунн и бережно, двумя руками, перевернул страницу. – Исследуйте наиболее распространенные земные языки, благо их там предостаточно, и подберите приемлемый эквивалент, созвучный какому-нибудь термину нашего родного эххэга, несущему позитивную смысловую нагрузку. Проведите кампанию по его пропаганде в средствах массовой информации – не мне вас учить. Чем вы там занимаетесь, в своем Департаменте, с тех пор, как мы отказались от доктрины агрессивной экспансии?.. Кстати, вот что: когда Консул… – Он перехватил изумленное движение бровей собеседницы. «Что ж, мы квиты, моя госпожа!» – Гм… когда четвертый т'гард Лихлэбр ступит на поверхность любого из миров Эхайнора, вы должны быть первой, кто окажется рядом с ним.

– Так велит мой долг, – кротко промолвила Эограпп, опуская глаза. Ее смуглые скулы обострились.

«Поразительно, – подумал Нишортунн. – Вдруг выясняется, что эту злобную стерву, готовую по моему приказу распустить на ленточки самого сильного воина, можно повергнуть в смущение! Чем же подкупил ее этот этлаук? Чем он подкупил всех нас? Чем вообще они нас подкупают?» Он вдруг подумал, что слишком долго, вот уже часов шесть, не меньше, не говорил с возлюбленнейшей из женщин. С женщиной-этлауком по имени Ольга.

– Превосходно, – сказал Нишортунн вслух. – Я даже позволяю вам предпринять все необходимые предварительные шаги. Разберитесь наконец, что он намерен предпринять со своим титулом. Это же не игрушки – титул т'гарда… Надеюсь, он найдет время преподать вам основы человеческой фонетики… и прочих приятных вещей… в своем незабываемом человеческом стиле.

Первый супердиректор Эограпп залилась обильной краской девичьего стыда. Верховный же властитель удовлетворенно ухмыльнулся. Умная, сильная и злая женщина – всегда трудный собеседник. Но сегодня ему удалось благополучно поставить точку в разговоре с этой проклятой ведьмой, не угодив впросак, не сев в лужу и даже сохранив последнее слово за собой. Хотя бы и не без помощи Галактического Консула.

* * *

– «Он возвращается»! – поморщился шеф-редактор информационного агентства «Планетариум» Герман Шлыков. – Кто возвращается? Куда?

– Там же все сказано, – смутился ньюсмейкер-стажер Трент Эмбри, которого по причине крайней молодости и связанной с этим прискорбным обстоятельством неопытности в агентстве иначе как Эмбрионом никто и не величал.

– Кто станет вникать в содержание, если его не зацепил заголовок? – пожал плечами Шлыков. – Вот гляди, хэдлайн что надо: «Озма убила супруга!»

– Но ведь Озма никого не убивала, – неуверенно возразил Эмбрион.

– Конечно, не убивала. Окончание фразы «своим новым имиджем» сознательно опущено, а нужный эффект достигнут. Старый прием, но бьющий без промаха… Вот и наш клиент не поверит своим глазам. Он влезет в контент и увидит, что там повсюду разбросаны формулы типа «по неподтвержденным данным», «такой-то дал понять», «как сообщают наши источники в Эхайноре»…

– Но у нас нет источников в Эхайноре! – с отчаянием произнес Эмбрион.

– Это знаешь ты, – сказал Шлыков, – и знаю я. Рядовой потребитель контента этого не знает. Он даже не всегда знает, что это за хрень такая – Эхайнор. Кроме того, не знают наши конкуренты. К примеру, «Трансгалактик» вряд ли поведется на подобную ботву, там старые акулы, вроде меня. А планктон вроде «Ньюсраптора» или «Экстра-Террестриала» непременно поведется, отмобилизует какого-нибудь безумного шляпника, того же Джейсона Тру, который ломанется со всей дури в эхайнские пределы и сам станет новостью… для нас. А затем, в вечернем уже выпуске, мы дадим ньюс-сиквел с поправками, в том смысле, что «Озма бросила супруга».

– Но она никого не бросала, – простонал Эмбрион. – Кого же ей бросать, когда формально она совершенно свободна?!

– Подотрись своими формальностями, – хмыкнул Шлыков. – Умник! Девяносто девять процентов нашей аудитории уверены, что она давно стала наложницей императора Светлой Руки. И они непременно начнут вникать в предлагаемый нами контент. И даже тот один процент всезнаек, якобы разбирающихся в сути вещей, не удержится в стороне. Потому что такие субъекты могут не верить своим глазам, но всегда пребывают в сомнениях по поводу масштабов собственной эрудиции, а больше всего на свете боятся, что пропустили нечто важное. Кроме того, в утреннем выпуске мы дадим…

– Ньюс-сиквел с поправками, – закончил Эмбрион упавшим голосом.

– Ты быстро схватываешь, сынок, – сказал Шлыков. – А тут… «Он возвращается»… О ком, кстати, речь? Надеюсь, это достаточно значимая персона, чтобы привлечь внимание потребителей контента?

– В определенных кругах это имя пользуется безграничным уважением, – встрепенулся Эмбрион.

– Кратов… Кратов… – Выпускающий редактор завел очи к потолку и медленно крутанулся в кресле. – Что-то знакомое. Определенно знакомое. Хм, да ведь мы с ним даже пересекались. Был там какой-то шум из-за некой никому не нужной планетки.

– Сиринга, – подсказал Эмбрион. – Так называется эта планета. Сейчас там работает большая исследовательская миссия, а года через три, если не случится ничего непредвиденного, человечество приступит к ее тотальной колонизации.

– Ну, возможно, – сказал Шлыков небрежным тоном. – Там-то мы и встретились. И что же? Этот твой Кратов… по прозвищу Галактический Колосс…

– Консул! – простонал Эмбрион.

– Допустим… какое бессмысленное и претенциозное прозвище! Что же, он возвращается на Сирингу?

Эмбрион отрицательно помотал головой и всем несолидным своим телом выразил протест.

– Или же он ушел от новой подруги и возвращается к прежней?

Эмбрион повторил свои эволюции.

Шлыков возвысил голос:

– Куда же, черт дери, он возвращается? И, заодно уж, откуда?

– Несколько лет назад, – нерадостно сообщил Эмбрион, – Кратов добровольно оставил свой пост в представительстве Федерации при Галактическом Братстве и вернулся на Землю. Здесь он сочинял мемуары, проявлял беспорядочную активность и разнообразно устраивал личную жизнь.

– То есть фиговничал, – подытожил Шлыков. – Наше агентство сообщало о том, что он воротился на Землю?

– Кажется, нет, – ответил Эмбрион.

– Сообщало ли агентство о том, с кем, где и когда он спит?

– Не думаю.

– У нас есть копия его мемуаров?

– Они не находятся на открытом доступе.

– Открытый, закрытый… кого это трахает… То есть ты хочешь сказать, что этот человек никогда не был героем нашей светской хроники?

– Угу, – сказал Эмбрион, а для себя решил, что его дела плохи, как никогда.

– Чем он тут вообще занимался? – недовольно спросил Шлыков. – Непохоже, чтобы он вот так внезапно взял и ушел на покой… сочинять мемуары. Быть может, у него на Земле была какая-то тайная миссия?

– Угу, – снова сказал Эмбрион. – Его завербовали юфманги. С тем, чтобы он вывел из строя горнодобывающие системы Северной Европы. Во-первых, это позволило бы юфмангам более эффективно продвигать свою продукцию на рынки Федерации. А во-вторых, они рассчитывают вернуться на историческую родину, в горы Тверрфьеллет.

– Где это? – осведомился Шлыков.

– В Норвегии. Я просто так сказал, от балды…

– Вот видишь, как все славно могло бы получиться, – произнес Шлыков наставительно. – Удалось бы растянуть контент выпусков на пять, не меньше. А теперь… момент безнадежно упущен. Новости, как осетрина, должны быть исключительно первой свежести. Хорошо сказано, черт возьми… хотя, подозреваю, не мной. Вот подумай сам: кому интересно знать, что некий господин, Галактический Конус…

– Консул, – машинально пробормотал Эмбрион.

– …о ком наши клиенты ни разу не слыхали до сей поры, вдруг, ни с того ни с сего, куда-то там возвращается?!

* * *

– Он возвращается, – сказал Иссуршаркант, канцлер Правящего дома Галактической Империи Тахамауков.

– Куда? – спросил советник Правящего дома Кьейтр Кьейрхида.

– Полагаю, это риторический вопрос.

– Хорошо, – ухмыльнулся советник. – Сформулируем иначе: нас должно это беспокоить?

– Полагаю, что нет, – сказал канцлер.

– Для чего же тогда мы следим за его перемещениями с таким пристальным вниманием?

– Для того, милейший советник, что это входит в ваши обязанности. А с некоторых пор и в мои тоже. Едва только нечто или, как в нашем случае, некто оказывается в опасной близости от Скрытых Миров, как он навсегда попадает в сферу нашего с вами внимания.

– Мне кажется, термин «опасная близость» здесь мало уместен. Насколько мне известно, он даже не подозревает о существовании Скрытых Миров.

– Пока не подозревает… Понимаю, к чему вы клоните. Разумеется, Теанерика до сих пор формально не является Скрытым Миром и даже не относится к владениям Империи. И нам с вами еще предстоит огромная работа по превращению этой области мироздания в нечто не существующее…

– И все же не следует пренебрегать таким благовидным предлогом прояснить актуальную ситуацию вокруг Скрытых Миров, – сказал Кьейтр Кьейрхида.

– Мы оба знаем, – заметил Иссуршаркант, – что общественное мнение очень остро и даже болезненно реагирует на всякое посягательство извне на Скрытые Миры.

– Что ж, прекрасный повод провести инспекцию конфиденциально, – пожал плечами советник.

– Я поставлю в известность самый узкий круг лиц, – пообещал Иссуршаркант. – Лишь тех, кто имеет прямое отношение к надзору за Скрытыми Мирами. И, разумеется, заручусь одобрением Императора. – При этих словах канцлер совершил доведенный до автоматизма жест преклонения в сторону небольшой каменной статуи императора, что скромно стояла в углу помещения. – Хотя это далеко не так просто, как выглядит на словах… А если факт инспекции станет достоянием гласности, общественное мнение будет на нашей стороне.

– Это давно следовало сделать. Одни боги знают, что там происходит на протяжении последних семи, а то и восьми десятков лет.

– С другой стороны, вот и хорошо, что знают только боги.

– Что-то подсказывает мне, – сказал Кьейтр Кьейрхида, – что для этой деликатной миссии моя кандидатура выглядит в ваших глазах наиболее предпочтительной.

– Такая проницательность, советник, делает вам честь, – усмехнулся канцлер. – Кому же, как не вам, патрицию со столь выдающимися личными качествами и нравственными достоинствами, доверить столь щекотливое предприятие?

– Верно ли я вас понял, что особое внимание мне надлежит уделить Скрытому Миру, проходящему в доверительных источниках под кодовым наименованием «Чагранна»?

– Особое внимание, – подтвердил канцлер. – И не просто особое, а беспрецедентное. Вы должны воочию убедиться, что Чагранна действительно не существует для всей остальной Галактики. И что даже для подданных Империи за этим словом не кроется никакого реального содержания. Как вскоре, надеюсь, произойдет и с Теанерикой… Поистине, каприз Создателя: как неудачно сложилось, что Теанерика оказалась так близко от Солнца! Как неудачно сложилось, что она оказалась в его поле зрения! Как неудачно все сложилось!

– Восемьдесят парсеков – это изрядное расстояние для земных кораблей, – заметил Кьейтр Кьейрхида.

– Но недостаточно изрядное, как свидетельствуют последние события. Надеюсь, он не имеет намерений сунуться на Теанерику?

– Я не слишком информирован о его намерениях. Впрочем, даже если допустить, что ему придет в голову эта странная идея… как он сможет ее осуществить?

– Не следует недооценивать его прозорливость – у нас были поводы убедиться в его выдающихся способностях делать верные выводы на основе неверной информации. Не стоит недооценивать искусство навигаторов Федерации – что могут имперские корабли, то смогут и корабли людей. Вообще лучше кого-то или что-то переоценить, нежели после кусать локти.

– Позволю себе надеяться, что до нежданного визита на Теанерику дело не дойдет. Мне совсем не нравятся возможные последствия этого события.

Иссуршаркант досадливо стукнул кулаком по подлокотнику кресла:

– Нам вообще следовало бы отказаться от Теанерики, если бы она не была нам так нужна в самом ближайшем будущем! Ведь там уже… все началось?

Кьейтр Кьейрхида молча вздохнул.

– Но оставим Теанерику и вернемся к Чагранне, – продолжил канцлер. – Вы должны лично посетить окрестности Чагранны. Вряд ли вас допустят в ее пределы, здесь даже мои полномочия недостаточны, а Император попросту не пожелает и разговаривать на эту тему. – Очередной жест преклонения. – Но, по крайней мере, вы сумеете оценить состояние и качество защиты.

– Да, я сделаю это, – сказал Кьейтр Кьейрхида. – И незамедлительно. Гм…

– Что вас тревожит, советник? – спросил Иссуршаркант.

– Только одно, – ответил тот. – Что случится, если он задаст кому-либо из компетентных лиц – мне, вам, Императору, – прямой вопрос?

– Не думаю, что до этого дойдет, – сказал канцлер.

– Быть может, нам следовало бы самим поставить его в известность?

– Не следовало, – отрезал Иссуршаркант.

– Но ведь у нас есть не только долг перед Империей, – сказал Кьейтр Кьейрхида. – Но и обязательства перед Галактическим Братством.

– Вы же знаете, советник, – сказал Иссуршаркант, – обязательства – вовсе не то же самое, что обязанности. Разумеется, мы могли бы без ущерба для интересов Империи и собственной чести вступить в диалог с Федерацией планет Солнца касательно «Казуса 125» – если бы не затронуты были Скрытые Миры… Исполняйте свой долг, а о Галактическом Братстве пускай голова болит у меня. А она у меня болит постоянно, уж будьте спокойны.

– Я спокоен, – сказал Кьейтр Кьейрхида, с деланым равнодушием разглядывая собственные пальцы.

* * *

«Он возвращается, – подумал астрарх Лунный Ткач, купаясь в межзвездном эфире, покачиваясь в гравитационном прибое, вдалеке от планет и светил. – Вот и славно! Мой братик возвращается! Как хорошо, что я успел выложить перед ним все ключи ко всем дверям!» Он тут же подумал, что, пожалуй, одного ключа все же не хватает. Это ничего: его маленький брат что-нибудь придумает по дороге.

Загрузка...