О дивный Новый Свет!

1. Здесь вам не равнина, здесь климат иной…

Патли выдала мне мои трусы и футболку, которую я обыкновенно носил под «парадной» одеждой. Кроме того, мне достался длинный хлопчатобумажный плащ, который она назвала «тильматли», присовокупив, что та роскошная одежда, в которой я сюда прибыл – я, конечно, никому не рассказал, что она была сшита из занавески и женских трусиков – уже находится в одной из сумок, которые мы берем с собой. На ноги я одел ацтекские сандалии – «в них будет удобнее», сказала моя спутница, когда я посмотрел на них несколько скептически. Еще мне выдали сумку через плечо – в ней оказались те вещи, которые у меня были с собой во время поездки на Эль Гитаррон – фотоаппарат, бинокль, кошелек (как ни странно, если судить по весу, то ни одной монеты не пропало), швейцарский нож. Кроме того, там оказались кожаная фляга с водой и мешочек с тамале, теми самыми лепешками из кукурузной муки с начинкой, завернутыми в кукурузные листья. А в потайном кармане так и пребывал «ТТ», что меня несказанно обрадовало.

Сама девушка была одета намного теплее, чем обычно. На ней была светлая блуза – я потом узнал, что она именовалась уипилли, треугольная накидка – кечкематль, и длинная юбка – квейтль.

Перед выходом, Патли добавила:

– Алесео, пойдем. Но когда я подниму руку, замри.

Комплекс оказался не такой уж и маленький, но коридоры в этот предрассветный час были пустынны. Вскоре мы услышали, как кто-то два раза постучал об стену. Патли подала знак, и я прислонился к стене.

Послышался глухой удар, потом так же постучали три раза, и Патли кивнула. Мы прошли через низкий дверной проем. Слева и справа на дверях висели огромные замки, а в небольшом предбаннике у двери валялись тела двух незадачливых охранников, работа Тепин. Позже я узнал, что именно Тепин там, на Эль-Гитарроне, «упаковала» меня и Пенью – и если бы не Эмилио, ударивший уже бессознательного негоцианта, то последний до сих пор был бы жив.

Там же нас уже ждали три других девушки, Одеты они были так же, как и Патли, и у каждой были огромные сумки, особенно у Тепин. Патли схватила еще один такой баул, а Местли нашарила у одного из трупов ключ на поясе и открыла замок наружной двери. Я подхватил одну из аркебуз, принадлежавших охранникам, потом, повинуясь инстинкту, забрал стоявшую там же бутылку, и мы выбежали на свежий воздух.

Двери были толстые и, судя по весу, из дуба (потом я узнал, что леса в здешних горах, если подняться чуть повыше, были именно дубовыми). Добавьте к этому добротно сделанные петли – и у меня сложилось впечатление, что погони нам бояться не следовало.

Мы оказались на небольшой площадке, с которой спускались вырубленные в скале каменные ступени. Ветер сразу задул свечи, но уже начинало светать. Тепин повела нас вниз по лестнице, а замыкавшая процессию Местли чуть приотстала и повесила замок.

Я пытался было шепотом протестовать, мол, дайте мне еще что-нибудь, я сильный, я все понесу, вы же дамы, на что Местли поднесла палец к губам, затем беззвучно засмеялась и шепнула в ответ, что я не привык ходить по горам так, как они, и, вероятно, кончится все тем, что они заберут у меня и ту сумку, которую мне дали – а то и, чего уж там, понесут и меня самого.

Ну уж нет, подумал я. Всё-таки я любил ходить по горам – и достаточно недавно взобрался-таки на Цугшпитце, самую высокую гору в Германии, почти три тысячи метров. Но сейчас было не время, да и не место, для протестов.

Когда мы спустились по лестнице на тропинку, я подумал, что неплохо бы сфотографировать крепость Антонио – ведь в скором времени, я надеюсь, состоится штурм сего заведения, и фото для его подготовки будут нелишними. Тепин потянула меня за рукав, но не успел я повернуться, как послышались два громких выстрела. Меня швырнуло на землю – аркебузная пуля меня все-таки достала. Я сорвал сумку и перекатился в какой-то кустарник, который рос у дороги, выхватил из сумки пистолет, и…

Пистолет оказался искореженным – пуля попала именно в него, а я не был даже ранен, хотя синяк у меня намечался знатный.

– Бежим, – закричала Местли. И мы, пригибаясь, ринулись прочь.

Еще два выстрела, мимо – что и требовалось ожидать, ведь до крепости было метров шестьдесят-семьдесят, а даже у метких стрелков прицельная дальность выстрела из аркебузы была пятьдесят-шестьдесят метров, а мы еще и петляли, ведь эта часть дороги была на довольно широком склоне. Еще миг – и дорога нырнула в лесок.

Как мне вчера рассказала Местли, это укрепление именуется Эль Нидо, что означает по испански «гнездо». От него через индейскую деревню идёт дорога к магистрали Мехико-Санта Лусия. Раньше это был просёлок, но при постройке крепости его специально расширили, чтобы могла пройти и телега, и даже карета – меня несколько дней назад привезли сюда именно на карете Пеньи.

Почти вся мексиканская часть тогдашней Новой Испании, кроме береговой полоски и полуострова Юкатан, представляла из себя горы и плато. В районе Санта-Лусии, береговая линия шла практически с запада на восток, и к северу от нее простирались горы Сьерра Мадре дель Сур, которые где чуть отходили от берега, а где, как в Санта-Лусии, подходили к самой воде. Единственная удобная дорога из Мехико в Санта-Лусию шла по немногим удобным перевалам – интересно, что в моей истории, даже в конце двадцатого века, шоссе Мехико-Акапулько проходило по тому же маршруту.

Эта магистраль на большой части своего протяжения находится под контролем местных бандитов. У них имеются договоренности с основными торговыми домами, и они не трогают их караваны, а мелким купцам и просто путешественникам нередко достается. И именно этот участок дороги принадлежит Антонио Суаресу Сильве – моему гостеприимному хозяину. Поэтому нам лучше на нём не появляться.

Индейскую деревню мы так и не увидели – неожиданно Тепин показала на кусты справа от дороги, и мы в них нырнули. За кустами оказалась еле заметная тропа. Мы как можно быстрей пошли по ней, и вдруг Тепин подняла руку.

Мы остановились и прислушались – по дороге бежали какие-то люди.

– Они всё-таки смогли высадить дверь, – прошептала Местли. Шаги вскоре начали стихать – преследователи не знали про эту тропу и побежали дальше, в индейскую деревню. А мы возобновили свой путь. Тепин нас все время торопила, тропинка через какое-то время повернула на юг и резко пошла в гору. Идти было очень тяжело, но только через час, когда мы подошли к небольшому роднику, наша проводница разрешила нам привал.

Тепин, как и другие, аккуратно положила баул на землю, и тут я увидел, что у нее на разноцветной блузке расплылось кровавое пятно.

Я сорвал с нее кечкемитль и уипилли и увидел след пули, задевшей плечо по касательной. Немудрено, что никто не заметил – она все это время тащила на себе почти все сумки.

Индпакета у меня с собой, понятно, не было, зато имелся был швейцарский нож с ножницами в комплекте. Я отрезал кусок рукава от блузки и только хотел заняться перевязкой, как подумал – рану бы хоть как-нибудь обработать. И тут я вспомнил бутылку, которую я взял у убитых охранников. Открыв ее и понюхав, удостоверился, что там было что-то весьма алкогольное, уж всяко больше сорока процентов. Налил рома (или что это было) на ее рану, перевязал намоченной в той же жидкости полоской материала, отрезал ещё одну и перевязал рану снаружи. Хотел уже надеть на Тепин уипилли, как она схватила мою руку здоровой рукой и приложила ладонью к своей груди. Грудь у нее была из серии «мечта "Плейбоя"», необыкновенных размеров – и совсем не в моем вкусе, но что ж поделаешь, боевая подруга и героиня все-таки…

К счастью, ее аппетиты на данный момент этим и ограничились, и через пару минут, наполнивши все фляги, мы пошли дальше. Я попытался забрать баул у Тепин, но она так грозно посмотрела на меня, что пришлось подчиниться. Другие девушки тоже не дали мне свои баулы, так что я так и оставался со своей небольшой сумкой и с аркебузой – впрочем, последняя была достаточно тяжелой. Местли на неё посмотрела и сказала с усталой усмешкой:

– А порох, пыж и пуля у тебя есть? Нет? Можешь оставить палку здесь – не пригодится.

Тропинка поднималась все выше и выше, тропические деревья давно уже кончились и уступили место самым разным видам дуба. Сильно прохладней не становилось, несмотря на то что мы поднимались все выше и выше, разве что потихоньку среди дубов начали появляться сосны. Так прошел весь день – кроме двух привалов, мы не останавливались вовсе.

Вечером, после ужина, я при свете костра заново перевязал Тепин. Рана смотрелась нормально – похоже, спирт в роме уничтожил всех бактерий. Опять мою руку с недюжинной силой водрузили на то же место, но на этот раз Тепин, увы, не ограничилась тактильным контактом – она так умоляюще посмотрела на меня, что мне ничего не оставалось, как повторить то, что мне приходилось делать с ней в предыдущие дни. Другие дамы, к счастью, на подобного рода «забавный комплекс гимнастических упражнений» не претендовали, и мы улеглись в обнимку, накрывшись имевшимися в баулах хлопчатобумажными одеялами – шерсти местные индейцы, увы, не знали.

Ночью резко похолодало, и проснулись мы с утра сплетшимися в комок – иначе, наверное бы, замерзли. После быстрого завтрака и новой перевязки (на сей раз, к моей радости, без эксцессов), мы зашагали дальше. Вскоре тропа пошла вниз, что меня несказанно обрадовало. Пропали сосны, затем начали исчезать дубы, и становилось заметно жарче. После обеда Тепин приказала всем спать – если на горе полуденного зноя почти не было, то здесь, в долине, он очень даже чувствовался. Было так жарко, что, к моей радости, никаких поползновений в мою сторону не было, и легли мы в тени неизвестных деревьев порознь – иначе было бы слишком жарко.

Но потом дорога опять пошла в гору, и заночевали мы под соснами у гребня еще одного хребта, опять все вповалку, тем более, что ночь была еще холоднее, чем вчерашняя. С утра Тепин что-то сказала, и Местли перевела – до Санта-Лусии оставалось не более шести испанских миль – чуть более восьми тысяч метров. Причем все эти мили – спуск, то есть понадобится намного меньше сил, зато, конечно, нужно будет идти поосторожнее.

Не успел я об этом подумать, как вдруг услышал, как шедшая передо мной Патли вскрикнула и села. Я ощупал её правую ногу – так и есть, подвернула щиколотку и идти больше не сможет. Она сразу запричитала, что, мол, оставьте меня здесь. Я грозно посмотрел на нее и сказал Местли:

– Может быть, сходишь в Санта-Лусию и скажешь, что мы здесь?

– Мне не поверят, все-таки я индианка. Лучше, может, ты пойдешь? А мы подождем.

– Я не знаю дорогу.

– Верно. Да и, скорее всего, попадешь в засаду, если люди Антонио уже здесь.

– Тогда сделаем так…

Я отдал свою и ее сумки Шочитль и Местли, а Патли взял на закорки. Конечно, ее смогла бы нести и Тепин, но не с раненым же плечом. И мы – очень медленно – продолжили спуск и подошли к северной оконечности Санта-Лусии лишь пополудни. Ho не успели мы выйти на дорогу, как услышали автоматную очередь.

2. Buenos días, Señor Porosuco!

Я ссадил бедную Патли (и удостоился поцелуя в щёку), шепнул, чтобы все оставались здесь, в лесу, и указал на высокую траву; девушки все поняли и легли плашмя. Впрочем, бедную Тепин можно было при желании разглядеть, все-таки она была впечатляющих размеров. Тем временем, прозвучали еще два выстрела, уже, судя по всему, из аркебузы, и еще одна очередь.

Пригибаясь, как меня когда-то учили во время курса молодого бойца, я придвинулся к кромке леса. Чуть выше домика охраны я увидел улетающую на всех парах черную карету – и Кирюшу с окровавленным лицом, с «калашом», направленным вниз, по склону. Рядом с ним, двое мексиканцев, в одном из которых я узнал своего старого друга Хайме, стоя на одном колене, перезаряжали аркебузы.

Кирюша вдруг, судя по всему, сообразил, что бездонные магазины у автоматов бывают только в голливудских фильмах, которых, впрочем, тоже еще нет, и побежал к лесу, пытаясь на бегу заменить рожок (что у него, увы, абсолютно не получалось). И как раз вовремя – очередь снизу уже скосила как Хайме, так и его неизвестного напарника.

Как только он вбежал в лес, я врезался в него так, как нас учили при игре в американский футбол, причем настолько удачно, что он ударился об огромное «фиолетовое дерево» и выронил автомат. Я дал ему под дых, развернул его, и заехал его головой в ствол дерева. Он обмяк и закатил глаза.

Ко мне бежали уже двое «идальго», один с калашом, один с М-1, и пять испанцев. Один из «идальго», Саша Ахтырцев, наставил на меня калаш и вдруг закричал:

– Лёха! Живой!

И вот ребята уже подбежали ко мне. Сеньора Поросуко связали, после чего брызнули ему в лицо водой из чьей-то фляги. Он открыл глаза, увидел, что проиграл, и закричал:

– Ребята, не надо, я свой!

За что и получил от Саши, причем, в отличие от меня, качественно. Кстати, кровь там, куда попала вода, сошла, и под ней оказалась белая и нетронутая кожа, кроме того места, где я ударил его лицом о ствол дерева.

Пока другие уводили нашего милого Кирюшу, я сказал:

– Саша, айда со мной!

И мы сходили за девочками. Как только он увидел Местли, его взгляд вдруг затуманился, я бросил взгляд на свою боевую подругу и понял, что и он ей понравился. Но времени на шуры-муры не было, поэтому я толкнул его в бок и сказал:

– Саш, потом познакомлю, а пока нам нужно будет отнести вот эту девочку.

И мы с ним бережно подхватили Патли, донесли ее до ждавшей нас кареты, и уложили на сиденье, а напротив посадили Местли, Шочитль и Тепин. Ваня Нечипорук с автоматом сел рядом с возницей, а сами мы сели на приведенных нам лошадей.

Я спросил у Саши, что происходило, пока меня не было.

– Ты имеешь в виду, пока ты прохлаждался с прекрасными местными сеньоритами хрен знает где? Так вот, когда тебя не нашли, мы решили, что украл тебя Пенья. А еще подозрительно исчез этот вот чудак на букву «м» – и он показал на Кирюшу, которого вели двое испанцев с алебардами. – Мэр города очень испугался, обещал сделать все, чтобы тебя найти, сначала мы вместе с ним обыскали дом Пеньи, а потом, узнав про ваш маршрут, он поехал – вместе со мной и с Васей Нечипоруком, и десятком своих людей – смотреть Эль Гитаррон, где и нашли голову Пеньи и один из твоих носков. А потом кто-то оставил в церкви в исповедальне свернутый лист бумаги, с текстом примерно следующего содержания:

«Если вы хотите получить вашего князя живым и здоровым, приготовьте нам до четверга пятьдесят тысяч реалей, пятьдесят винтовок М-1 и пять ящиков патронов, а также четыре пулемета и 4 ящика боеприпасов к ним».

Мы, конечно, подумали, что про оружие на борту рассказал им ты – откуда они могли про все это знать?

– Думаешь, я б за свою жизнь так держался?

– Вот и мы удивились. Но тут пришел Кирюша, избитый и окровавленный, и, плача, сказал, что и его захватили, и что просят, чтобы мы написали письмо с подтверждением намерения тебя выкупить. Мы подготовили контрпредложение, все то же, но половину той суммы и без пулеметов – уж не обессудь, – и отдали его Кирюше – он сказал, что если он не принесет ответа в течение суток, то они тебя порешат. Я-то подумал, что могут сделать и по-другому – отрезать тебе что-нибудь для начала и прислать это в качестве доказательства серьезности намерений…

– Ну да, был разговор подобного рода. Один из тех, кого вы порешили, и был специалистом по отрезанию разных интересных органов.

– Мы послали через Кирюшу это письмо, и он настоял на том, чтобы за ним не следили, присовокупив, что, если заметят слежку, то тебя точно порешат. Рассказал, что письмо забрал амбал, который его до того пленил и бил. Тут мы немного удивились – среди испанцев амбалов мы ни разу не видели.

А вчера пришел ответ – мол, согласны на ваши условия. Встретимся в пятницу в час пополудни в двухстах варах – это, как нам Кирюша разъяснил, сто шестьдесят метров – выше города. Одна карета, в ней привезите все то, что пообещали.

– Интересно. В среду с утра мы уже сбежали.

– Потому, думаю, и не стали торговаться. Приехали на карете с занавешенными окнами, вышли эти двое и говорят, мол, сначала принесите нам часть того, что привезли, а мы вам тогда покажем вашего принца. Мы и принесли – ящик с серебром, ящик с десятком винтовок, ящик с патронами.

– А хрена?

– Ну вот. Они и погрузили все, и вдруг карета рванет вверх по дороге, а Кирюша с этими двоими начал стрелять. Убили трех испанцев, ранили еще двоих. Вот так. Впрочем, я Кирюшу и раньше начал подозревать – что-то у него кровь на лице выглядела по-другому, чем раньше. А сейчас, как видим, и не было никакой крови. То-то он всячески избегал твою Лизу, когда она хотела обработать ему раны…

3. Святая Инквизиция

У пирса нас уже ждал сеньор алькальде. Мой старый друг дон Висенте низко поклонился и затараторил:

– Дон Алесео, я так рад увидеть вас живым и здоровым. Поверьте, испанская корона никак не причастна к этому преступлению. Но вас похитили испанские подданные на испанской земле, и мы сделаем все, чтобы загладить нашу вину.

Я еле-еле сумел отбиться от него, обещав прибыть к нему в гости для обсуждения разных вопросов к пяти часам. На этот раз, как он сказал, будут только он сам, его супруга, и падре Итуррибе – что меня, признаюсь, несколько удивило. Я спросил, можно ли мне взять с собой своих ребят, на что тот ответил:

– Конечно, ваше превосходительство, только лучше самых проверенных.

Тем временем, ребята вели Кирюшу, который орал:

– Я военнопленный! У меня есть права! И я ненавижу вас, кацапов! Слава Украйини! Героям слава! Смерть ворогам! Украйина понад усе! – после чего получил под дых от Васи Нечипорука.

– Заткнись, сука бандеровская!

Кирилл чуть отдышался и вдруг перешел на испанский:

– Что это за инквизиция, которая не сжигает этих нехристей! А имел я такую инквизицию и их бога со всеми их святыми!

Я вдруг увидел, как изменилось лицо сеньора алькальде и других присутствующих испанцев. Тем временем, Вася ткнул его мордой в землю и сказал:

– Еще раз откроешь пасть, сука, яйца оторву!

Кирилл испуганно замолчал. Ребята за шиворот поволокли его на борт «Святой Елены». Я так увлекся этим зрелищем, что даже не заметил, как меня кто-то схватил и чуть не задушил в объятиях. Несмотря на присутствие посторонних, я не смог не поцеловать в губы супругу, чем смутил сеньора алькальде.

Распрощавшись с ним и еще раз пообещав прийти к нему к пяти часам, мы поднялись по трапу, и Лиза сразу повела меня во врачебный кабинет, где устроила мне полный медицинский осмотр. Но, кроме уже зажившей шишки на голове и синяка на спине, в том месте, где пуля ударила в пистолет, все было в порядке.

Увидев это, она строго посмотрела на меня и неожиданно спросила:

– А что это за бабы?

– Мои бывшие тюремщицы.

У Лизы отпала челюсть, после чего она совладала с собой и спросила:

– И зачем ты их притащил?

– Любимая, если бы не они, то получила бы ты своего супруга без пальцев и без органов, необходимых для продолжения рода. И, скорее всего, мёртвым. Ты лучше их осмотри – у одной подвёрнута лодыжка, у другой руку зацепило пулей.

– Приведи их.

Первой Лиза приняла Патли. Мне было сказано оставаться в кабинете, чтобы переводить, но встать лицом к стене и «не подглядывать». Я, конечно, не стал ей говорить, что уже имел возможность лицезреть девушек в более пикантном виде… Лодыжку она вправила на раз, других болезней не обнаружила, и поручила мне привести Тепин, оставив по моей просьбе Патли в качестве переводчика с науатля.

– Интересно, – сказала Лиза. – Сейчас я обработаю рану, но никакого заражения и близко нет.

– Я промывал рану ромом и бинтовал тряпкой, пропитанной им же.

– Молодец! Ну что ж, веди следующую.

Осмотр Местли и Шочитль продолжился недолго, после чего Лиза поручила девушек Вере Киреенко, главе нашего корабельного «сервиса», а мне приказала встать на весы.

Оказалось, что я похудел килограмм на пять – хоть и кормили меня хорошо, но трехдневная пробежка по горам, регулярные бани, а также кое-какая другая активность, о которой Лизе лучше было не знать (тем более, что всё, или почти всё, было по принуждению), сработали лучше любой диеты. Затем осмотр плавно перешел в вышеуказанную активность, после чего, сказав, что мне нужны калории, моя ненаглядная повела меня в корабельный ресторан. Увы, романтического обеда на двоих у нас не получилось – Вася, Вера, и некоторые другие решили, что именно сейчас нужно было провести, как это окрестил Саша Ахтырцев, «Фили местного масштаба».

Самой большой моей ошибкой, по их словам, был слишком уж неформальный подход – заместителя у меня, строго говоря, не было, купцы делали свое дело, и все вроде бы было хорошо, но никто не предусмотрел фактора Кирюши. И, конечно, «Идальго» весьма грамотно обеспечивали безопасность, но я в прошлое воскресенье сам отказался от их услуг.

Согласно моему предложению, моим заместителем стал Вася Нечипорук. Он пытался было возразить, но я ему сказал, что если не он, то кто? И вдобавок попросил его возглавить разведку и контрразведку. Вася сразу же предложил Сашу Ахтырцева в замы по военной части, на что я согласился. Кроме того, в совет экспедиции вошли капитан корабля Жора Лелюшенко, Лиза, как единственный врач, Федя Князев от «купцов», и Вера – от поваров и персонала.

Мы решили, что на ужин, кроме их превосходительств, поедет Саша Ахтырцев и пара других «идальго». Вася будет тем временем колоть Поросюка, а Федя сделает визит вежливости – тоже в сопровождении двух «идальго» – к нашему другу сеньору Торресу.

Когда мы вышли, Саша вдруг спросил:

– А теперь расскажи мне, что за девушки такие?

– Твою зовут Местли.

– Мою?

– Я что, не видел, как вы друг на друга смотрите? Ее имя означает «луна». А три других – Шочитль («цветок»), Патли («лекарство») и Тепин («малыш»).

– Это та, толстая? Бедная девочка, не думаю, что она кому-нибудь понравится.

– Она классная девчонка! – горячо ответил я. – Именно она нас вывела из вражеской крепости. Если бы не это, вы бы меня увидели в лучшем случае беспалым скопцом.

И я обернулся, чтобы взглянуть на нее, и глазам своим не поверил. Именно ей целовал руку Вася Нечипорук, а она, впервые за все время нашего знакомства, покраснела, насколько это может сделать девушка с бронзовой кожей.

Я порадовался и за нее, и за него. Вася с Володей были знакомы относительно недавно, через общих друзей. Вася был полтавчанин, и в свое время женился на девушке из самой что ни на есть Жмеринки. Когда СССР развалился, Вася служил под Питером. Неожиданно супруга ему объявила, что вернется на ридну Нэньку, что жизнь жены военного в новой России ей нафиг не сдалась, на что Вася ей ответил:

– Я патриот России, хоть и хохол, и свою страну не предам.

Детей у них не было, сколь-либо значимого имущества тоже (а то, что было, он отдал своей бывшей), так что развестись им, как он рассказывал, было довольно просто, и Вася остался в армии. Он и был единственным из Володиных друзей из той памятной поездки, кто все еще служил на момент переноса во времени.

Забегая вперед, мне и Местли пришлось переводить для них двоих – ведь переводчика с русского на науатль у нас элементарно не было. А переводить воркование не так уж и просто – но мы справлялись.

А сейчас, когда мы шли по пирсу, он вздохнул:

– Ты ж знаешь, як у нас – треба, щоб було за що вчепитися. А тут девушка видная, сильная, мне сразу понравилась. Думаю, женюсь, если она не будет против.

Я вспомнил, как я сказал тогда Местли – «на вкус и цвет»… И еле сдержал улыбку, представив себе, как в недалёком будущем Тепин забалакает на полтавском суржике, на который Вася скатывался, едва услышав знакомый акцент.

На этот раз карету сопровождал сам сеньор де Аламеда с десятком всадников – бдительность, похоже, стала в Санта-Лусии превыше всего. Часть из них осталась в качестве охраны перед домом мэра. А во внутреннем дворе на сей раз был накрыт только один стол. Сеньора Флорес де Гонсалес и Лусьенте и сеньориты Гонсалес поприветствовали нас, но к нам не присоединились.

Как обычно, разговор о делах наших скорбных начался не сразу.

– Ваши превосходительства, господа, во-первых, хочу от всего сердца и от имени Новой Испании принести сеньору князю извинения в связи с его похищением. Мы осознаем, что это оскорбление было нанесено не только вам лично, но и российской короне. Мы готовы сделать все, чтобы такого рода действия не повторились.

На что я разразился подготовленной речью, в которой сказал, что и Россия ценит добрые отношения с испанской короной и что мы будем благодарны за любые шаги внимания с ее стороны. Например, мы были бы готовы построить факторию или в самой Санта-Лусии, либо в ее окрестностях, например в бухте Маркéс, находящейся на юго-востоке, за Эль-Гитарроном, тем более, она не заселена (точнее, заселена только индейцами).

Сеньор алькальде напрягся при упоминании Санта-Лусии. Вероятно, земли там уже были распределены, и ему не улыбалось пустить туда еще и чужаков. А Маркес, хоть и находился в паре-тройке километров, был ничейный – не считать же тамошних индейцев собственниками земли. Это понравилось и падре Лопе. Он даже разрешил постройку небольшой православной церкви с условием, что пускать туда будут только русских и, ладно уж, индейцев. Еще, конечно, обговорили, что мы будем платить аренду – по две тысячи реалей в год в течение первых пятидесяти лет. И что холм Эль-Гитаррон тоже будет включен в аренду.

Две тысячи реалей, конечно, были не самые большие деньги – около двадцати тысяч долларов в эквиваленте 1992 года – но по тем временам это была серьезная сумма. Я пробовал добиться ее снижения, аргументируя, что наша фактория пойдет на пользу и Санта-Лусии, но мой друг дон Висенте оставался непреклонным. Эх, нужно было взять с собой кого-нибудь из «купцов», того же Федю – он умеет торговаться… Ну да ладно, денег у нас в Форт-Россе более чем достаточно, а с того, что мы привезли в Санта-Лусию, мы получили свыше тридцати тысяч. Эх, если бы часть их не ушла Антонио и его банде…

Далее были проработаны планы по уничтожению этой самой банды и отлова самого милого Антонио. Мы оговорили, что все украденное у нас оружие, деньги, боеприпасы, и прочее будет возвращено владельцу, сиречь нам. Нам же будет принадлежать и вся добыча, найденная в схронах.

Проблема была в том, как именно нам полностью зачистить владения Суареса – дон Висенте ничего не знал про его крепости, знал только, что у него есть лежбище где-то в районе дороги на Мехико. Я ответил ему, что лично был в одном из этих мест, и что один из бывших людей Суареса может показать другое. А вот третье, находящееся где-то на побережье, не известно даже этому человеку.

Я не стал говорить, что наших сил было, увы, недостаточно. Мы не ожидали боев вне досягаемости корабельного орудия, поэтому у нас не было с собой какой-либо полевой артиллерии, были только винтовки, пара «калашей», пулеметы, и еще какие-то девайсы с «Золотых ворот». Но этот вопрос придется проработать с Сашей Ахтырцевым.

Я спросил, что же теперь будет с собственностью нашего друга сеньора Пеньи. Увы, ныне покойного Пенью, как мне сказали, так ни в чем и не получилось обвинить. А вчера откуда ни возьмись объявился племянник его Гонсало Суарес Монтойя, который и потребовал признать его законным наследником. На мой вопрос, уверены ли они в том, что это не подставная фигура, мне было сказано, что сей Гонсало вырос в этом самом городе, пока не покинул его после какого-то скандала лет пять назад. Я попросил описать мне этого Гонсало и понял, что Антонио он никак быть не может – маленький («примерно моего роста», сказал дон Висенте) и толстый, тогда как Антонио повыше и поджарый. Более того, никого, подходящего под данное описание, я в Эль Нидо не видел. (Впрочем, в живых я там видел в основном четырех милых дам, плюс Антонио и покойных Хайме и Эрнесто, двое мёртвых охранников не в счёт).

Мы уже хотели распрощаться с нашим радушным хозяином, когда вдруг подал голос падре Лопе.

– Братья, а что вы намереваетесь делать с сеньором Поросуко?

– Казним, – не задумываясь сказал я.

– Сеньоры, у меня к вам просьба. Этот сеньор уже однажды лжесвидетельствовал против вас – именно на него ссылался сеньор Пенья, когда передал нам, что вы якобы безбожники. Это уже страшный грех. Убийство честных католиков – еще более страшный грех, но он, конечно, подвластен мирской власти, а не нашей. Но вот публичная хула на Господа нашего, которую он изверг из своих уст несколько часов назад, заслуживает сожжения на костре.

– Падре Лопе, мы понимаем, почему Святая Инквизиция считает, что сеньор Поросуко заслуживает подобной участи. Позвольте мне обсудить этот вопрос с Советом экспедиции. Я, впрочем, полагаю, что и другие его члены ответят утвердительно.

Но у меня будут две просьбы. Первая – это должно остаться единственным в своем роде случаем. В будущем, наши люди не должны подлежать суду Святой Инквизиции без согласия на то со стороны русских властей. Более того, то же касается и светского суда – но мы гарантируем со своей стороны, что любое правонарушение со стороны русских подданных будет расследовано и предано русскому суду, который будет приходить в присутствии людей от его светлости и, если эти правонарушения входят в компетенцию Святой Инквизиции, в присутствии людей от нее. И любой допрос со стороны представителей гражданских властей или Святой Инквизиции должен проходить на нашей территории и в присутствии наших людей, а также исключать какие-либо меры физического воздействия. К сеньору Поросуко все это, конечно, не относится.

Падре Лопе и сеньор алькальде посмотрели друг на друга, после чего главный инквизитор сказал:

– Мы готовы согласиться на такие условия и гарантировать это письменно.

– Спасибо, падре Лопе. А теперь второй пункт. Насколько мне известно, любое аутодафе предваряется допросом, и многое из того, что знает сеньор Поросуко, является, если хотите, информацией, не подлежащей огласке. Поэтому прошу подобный допрос производить лишь в присутствии нашего человека – известного вам сеньора де Нечипоруко – с его правом прекратить любые следственные действия или отвести любой вопрос.

– Хорошо, ваше превосходительство, мы согласны и на это ваше условие. Ждём вашего ответа после того, как вы обсудите это с вашими идальго. Интересные, кстати, у вас, у русских, фамилии – Поросуко, де Нечируко… или де Непоруко? Ах да, де Нечипоруко. Идите с Богом, друзья мои.

Падре Лопе перекрестил нас, мы распрощались с нашим другом доном Висенте и вернулись на «Святую Елену».

4. Пиратики, пиратики, хорошие солдатики…

Первое, что я сделал, когда мы вернулись на «Святую Елену», это заперся втроем с Сашей Ахтырцевым и Васей Нечипоруком в пустой каюте, поставил на стол кувшин испанского вина, разлил его по стаканам, и спросил у Васи:

– Ну и что говорит наш друг Поросуко?

Тот рассмеялся и сказал:

– Да, фамилия по-испански получилась на заглядение. Значит, так. Украдено, в дополнение ко всему тому, что мы так бездарно отдали их при якобы передаче заложника в твоем лице, еще два «калаша» – один из них мы, впрочем, заполучили назад. Кроме того, десяток гранат и комплект уоки-токи. Кирюша говорит, что показал им, как стрелять из «калаша», а как пользоваться М-1 и гранатами не успел. К нашему счастью. А с уоки-токи у него обломилось – сначала он пытался их учить, а они просто шарахались от них. Он и забыл их выключить, а потом у них попросту батарейки сели.

Так что их можно в расчет не принимать. М-1 тоже – ведь их они получили от нас тогда же, когда мы взяли Кирюшу. А вот с гранатами интересно, он говорит, что сказал этим ублюдкам, что нужно выдернуть чеку и бросить их. Интересно, поймут ли они. И особенно хреново с «калашом» – это достаточно серьезное оружие, если они будут стрелять из своего дота.

– Дота?

– Ну, крепости. Дот – это «долговременная огневая точка», товарищ пиндос.

– То есть единственный минус – тот факт, что у них «калаш».

– Нет, не единственный. Он еще рассказал им про нашу немногочисленность, так что Антонио подумывал о захвате «Святой Елены». Чем это кончится, неизвестно, но, думаю, лучше к кораблю никого в ближайшее время не подпускать. И завтра разъяснить мэру, почему именно.

– А он сказал, где именно находятся крепости Антонио?

– Он знает только одну – восточнее дороги на Мехико.

– А вот это уже интересно. Меня держали, получается, в другой. И где она?

– Говорит, что не запомнил.

– А не врет?

– Не думаю, какой ему смысл врать? Знает лишь, что проселочная дорога уходит на восток сразу после того, как кончается какая-то деревня на западе. Но вот какая, не запомнил. «Какие-то черножопые», по его словам. И добавил, что вряд ли узнает – «они все на одно лицо».

– Да ладно, Тепин нам покажет. Наверное, имеет смысл сначала ударить по этому комплексу, потом по Эль Нидо. А вот если не найдем нашего друга Антонио, тогда будет хреново…

После нашего «совета», я сходил к Лизе, а затем наведался к девочкам – пока им выделили две двухместных каюты, в одной Тепин и Патли, в другой Местли и Шочитль. Я зашел к двум последним, где как раз сидела Патли. Все три повисли на моей шее и затараторили:

– Как у вас, у русских, хорошо! Алесео, спасибо тебе, что взял нас к себе! Мы тоже хотим быть русскими!

– Конечно, станете, если захотите. Местли, а тебе понравился Саша?

Местли вдруг смутилась, опустила глаза.

– Жаль, что он по-испански не разговаривает. Зачем ему индианка, которая к тому же не знает его языка?

– Кстати, а где Тепин?

– Другой русский пришел за ней и увел к себе.

"Так, – подумал я. – Быстро же Вася работает…"

– Ну, вот видишь, тут любовь с первого взгляда – несмотря на то, что она знает только науатль, который он ну уж совсем не знает. И у тебя все будет в порядке.

– Точно?

– Точно. Но, девушки, у меня к вам дело. Можно ли связаться с кем-нибудь из местных индейцев и задать им пару вопросов? А мы им что-нибудь подарим.

– А что именно?

– Пару зеркал, например, или ножей.

– Нет, что вы хотите узнать?

– Нам интересно, где у нашего друга Антонио третья крепость. Она вроде на море.

Местли переглянулась с Шочитль и сказала уже вполне серьезным тоном.

– Тут рядом есть две индейских деревни, мы туда завтра могли бы съездить.

– Хорошая идея, только не одни, ладно? Пошлем с вами кого-нибудь из наших.

– Нет, если мы приедем с чужаками, они ничего не скажут. Нужно, чтобы мы сами. Причем лошадям они тоже не доверяют. Так что дайте нам весельную лодку.

На что Патли вдруг сказала:

– Алесео, а зачем деревня? Завтра на площади у стен Санта-Лусии будет рынок. Туда прибудут индейцы со всей округи. Там можно все и разузнать.

– Молодец, Патли! – сказала Местли. – Мы местные, а про рынок вспомнила ты. Так и сделаем.

Тут вдруг в дверь постучали, и вошел Саша. Мне пришлось с полчаса переводить с испанского на русский, потом он предложил Местли пойти погулять, а я распрощался со всеми и пошел к любимой жене, пока она не задала себе вопрос, а где это пропадает ее муж?..

С раннего утра меня разбудил вахтенный матрос.

– Со стороны входа в залив в нашем направлении идут два корабля.

– Испанские?

– Не знаю, но не галеоны, мелочь пузатая. Что делать будем?

– Приготовьте пушки и пулеметы, разверните нос корабля к ним. Не нравится мне все это. Штормтрапы убраны?

– Да, все нормально.

Корабли тем временем приближались, и на палубах мы увидели кучу вооруженных людей. Вдруг раздался выстрел, и у одного из кораблей на носу возникло облачко дыма, и недалеко от нас в море упало ядро. Через несколько секунд, выстрелил второй, и это ядро чуть-чуть не долетело до нашего носа.

– Огонь, – закричал я.

Два выстрела из носового орудия – и оба корабля превратились в груды пылающих обломков, а из воды послышались крики, кто-то, похоже, выжил. Мы срочно спустили две шлюпки – но когда они наконец достигли места крушения, там барахтался ровно один человек – но прямо перед глазами нашей команды из воды показался острый плавник, и огромная акулья голова схватила последнего выжившего и утащила под воду. Увы, больше ни единого живого человека мы не увидели, и языка у нас не оказалось. Я подумал, что нужно было воспользоваться пулемётами вместо пушки – может, кто бы и выжил. Зато в одном из трупов я узнал того самого Эмилио, который вместе с Антонио посетил меня несколько дней назад в Эль Нидо. Значит, эти ребята были людьми Антонио. Я, конечно, так и предполагал, но теперь мы знали это точно.

– Ну что ж, – сказал я. – Похоже, мы серьезно проредили их силы. Пора нанести ответный визит.

5. На индейском на базаре…

Рынок в Санта-Лусии проводился раз в две недели у юго-восточной ее оконечности. Там были оборудованы лодочные причалы, и индейцы со всей округи приходили на лодках – ведь ни лошадей, ни тем более телег ни у кого из них не было – колесо в Америке до прихода европейцев вообще не было известно, верховой скот тоже, а из вьючного скота была известна только лама – да и то в Центральных Андах, тысячами километров южнее. Поэтому жители прибрежных деревень пользовались лодками для перевозок. Эти причалы я заметил, когда мы с покойным Пеньей ездили на Эль Гитаррон, но не обратил на них внимания.

А теперь на причалах разгружались и отходили лодки, которыми управляли мужчины в набедренных повязках. А на площади прямо на тростниковых матах, расстеленных на земле, лежали фрукты и овощи, рыба и птица, ткани и обсидиановые ножи, которыми торговали женщины в хлопчатобумажных вышитых блузках и длинных юбках, сидевшие здесь же, на земле. Местли и Шочитль рассредоточились по рынку, а Патли осталась со мной – как она сказала, «все равно я для них пришлая». Кстати, после того, как ей вправила ногу Лиза, она не хромала вообще.

И тут я наконец догадался спросить, откуда же она родом.

– Алесео, место, где я родилась, далеко на севере, там, где море холодное, а рядом с берегом находятся прекрасные острова. Не знаю, где они сейчас, но корабль, который увез меня сюда, шел не менее, а то и более месяца. Я была в трюме и не видела, куда он шел и сколько времени он стоял, а сколько двигался.

Так, подумал я. Холодное море… Не иначе, как девушка откуда-то из наших мест. Вот только откуда? Ничего, когда пойдем на север, надеюсь, узнает родные места.

– А ты знаешь язык того места, откуда ты родом?

– Знаю, Алесео, хотя, конечно, немного подзабыла.

– А как называется твой язык?

– Киж.

– Скажи мне: «Я хочу есть».

Она засмеялась и ответила:

– Ковиинокве´е.

Эту фразу я знал и на языке мивоков, и на языке чумашей – и то, что я услышал, не было похоже ни на то, ни на другое. Ничего, подумал я, рано или поздно найдем ее родные места. А пока у нас другая задача…

Когда я подходил к продавщицам и спрашивал, почем то или другое, никто меня не понимал – а то, что говорили они, было для меня столь же непонятно. Тут как по наитию я достал из кармана заколку для волос – из одного из контейнеров со «Святой Елены» – и вручил ее красивой девушке-йопе. Та посмотрела на меня с испугом, но Патли показала ей, как пользоваться этим подарком. Когда девушка поняла, что я за него ничего не прошу, она слегка поклонилась и улыбнулась. После чего, я подарил такие же девушкам, которые сидели рядом с первой – и был одарен еще несколькими улыбками. Одна девушка, которая торговала кактусовыми фигами, вдруг спросила меня на ломаном испанском:

– Сеньор хотеть фиги? Вкусно!

Я с улыбкой взял несколько штук и дал ей серебряную монету в один реаль. Она с ужасом сказала:

– Не иметь маленькие деньги? Один мараведи[25] хватит.

– То, что останется, подарок для прекрасной дамы.

– Сеньор уже подарить мне это – и она показала заколку.

– Сеньорита откуда?

– Я не сеньорита, я индеец. Меня звать Косамалотль. Я из Акатль-поль-ко, там, – и она показала на юго-восток.

Я вспомнил, что «сеньорита» тогда означало женщина из правящего класса.

– Меня зовут Алесео.

И меня вдруг осенило.

– Там, где Акатль-поль-ко, есть другие белые люди?

– Там рядом есть большой каменный дом, построили белые люди. Там было два большой лодка. Утром лодка ушел и не пришел.

– Может дама показать этот дом?

– Мой папа приехать после рынок, говорить. Мой папа говорить испанский.

– А где твой папа?

– Там, на лодка, – сказала она, показав на залив.

Я с улыбкой спросил: – А сколько за все фиги?

– Все??

– Да, все.

Она оценила количество фиг и сказала:

– Один реаль.

Я дал ей еще три реаля и сказал:

– Остаток подарок для Косамалотль.

«Идальго», стоявшие неподалеку, подошли ко мне, увидев мой жест, и начали грузить фиги в принесенные сумки.

Тем временем, подошли Местли и Шочитль. Местли пожаловалась, что никто ей ничего не хочет рассказывать – хоть она и говорит на науатле, для местных она чужая. Вкратце, я рассказал им о том, что я узнал от девушки. Местли посмотрела на меня, поцеловала меня в щеку и посмотрела на девушку. И они с Шочитль и Патли затараторили с ней на науатле. Потом Патли посмотрела на меня и сказала:

– Косамалотль говорит, что ты очень хороший – не как испанцы. Спрашивает, не женат ли ты. Я сказала, что увы, женат, иначе сама бы тебя забрала.

– А что значит «косамалотль»?

– Радуга.

Вскоре подплыла лодка в которой сидел индеец лет сорока. Он заговорил с Косамалотль на науатле, потом посмотрел на меня и спросил по-испански, хоть и с небольшим акцентом – меньшим, чем у меня.

– Здравствуйте, сеньор Алесео, меня зовут Чималли. Сеньор не испанец?

– Нет, сеньор Чималли, я русский.

– Мы не сеньоры, мы всего лишь индейцы. Испанцы говорят, что мы дикари.

– Для нас вы такие же люди, как мы или испанцы.

– Косамалотль мне сказала, я не поверил. Моя дочь права, сеньор хороший человек. Она сказала, что сеньор хочет, чтобы мы показали, где живут другие белые люди. Это плохие белые люди. Они берут все, что хотят у бедных индейцев, а если кто не отдает им это, они убивают индейцев. Если им нужна женщина, они берут женщину силой.

– Сеньор Чималли…

– Не нужно говорить «сеньор», говорите просто «Чималли».

– Тогда называйте меня «Алесео». Тоже без сеньор.

– Хорошо, сеньор – то есть Алесео.

– Чималли, а не хотите вы проехаться на большой лодке? – и я показал на нашу «Святую Елену».

– С радостью, Алесео. Только что мне делать с моей лодкой?

– А мы ее поднимем на нашу.

Лодка была сделана из тростника, с веслами из какого-то местного дерева. Мы подплыли на ней к «Святой Елене», и нам спустили штормтрап, а лодку подняли на борт. Поднявшись на палубу, Чималли остолбенел.

– Алесео, а где у вас весла или паруса?

– Они нам не нужны.

Когда корабль вдруг стал быстро двигаться к выходу из залива, а Чималли с Косамалотль преодолели свой первоначальный испуг, я вдруг вспомнил, что мимо Эль-Гитаррона шла колея на север. Тогда я не сообразил, что телег у индейцев нет, и что эта дорога была явно оставлена белыми людьми.

Мы с Чималли пошли на мостик, где я начал переводить для капитана, куда именно нужно было идти. И мы очень быстро оказались в бухте Эль-Маркес, той самой, которую мы хотели арендовать у испанцев.

Индейская деревня была у пляжа с одной стороны бухты, а с другой, у скал, располагалась каменная крепость с двумя причалами. Она была построена так, что ее трудно было бы заметить как с земли, так и из горловины залива.

«Святая Елена» спустила две шлюпки, и полтора десятка вооруженных «идальго» и матросов понеслись к причалам, тогда как корабельная артиллерия была готова ударить по зданию, если бы мы заметили хоть малейшее шевеление. По какому-то наитию, я приказал пока не стрелять. Вскоре ребята выскочили на причал и зашли в дом. Через десять минут запищала рация.

– Да?

– Лёх, здесь никого нет, – послышался чуть насмешливый голос Саши Ахтырцева. – Так что не слишком уж там занимайся шуры-мурами с моей невестой и прочими индианками – лучше скатай на берег, посмотри.

Комплекс был примерно такой же, как и Эль-Нидо – комнаты, где, судя по всему, жили пираты, комплекс для «дорогих гостей», вроде того, где держали меня, несколько помещений со складами, и комната, вход в которую ребята сразу не заметили, где было шесть трупов и три еще живые девушки-индианки, которых, как потом оказалось, постоянно насиловали ублюдки из команды Антонио. Впрочем, две девушки еще подавали признаки жизни. Всех пятерых мы бережно доставили к Лизе, а трупы сложили на циновки на палубе.

Четверых ребят мы пока в комплексе – в него был один вход со стороны суши и один со стороны моря, они сказали, что смогут его держать. Мы обещали вернуться к ним как можно скорее, а сами ушли обратно в Санта-Лусию, по дороге спустив лодку с Чималли и Косамалотль у индейской деревни. По моей просьбе, Чималли взял с собой трупы несчастных индианок – пусть индейцы их похоронят так, как положено.

Когда мы вернулись в Санта-Лусию, мы увидели самого сеньора алькальде с человеком средних лет, и со свитой из военных, дворян, купцов, духовенства.

– Дон Алесео, как хорошо, что вы вернулись. Мы испугались, что вы ушли. Граф де Медина, познакомьтесь, это князь Алесео де Николаевка. Дон Алесео, это граф Исидро де Медина и Альтамирано, дядя знакомого вам сеньора де Альтамирано.

Граф учтиво снял шляпу, я сделал то же – по табелю о рангах, мы были примерно равны. Мы весьма вежливо поздоровались, заверили друг друга в вечной дружбе между Россией и Испанией, я осведомился о здоровье моего друга Хуана, после чего граф сказал:

– Я хотел поблагодарить вас за избавление города от пиратов. Нам уже рассказал дон Висенте, какое это было чудо, два выстрела – и кораблей пиратов больше нет! Мы боялись, что вы бросили нас и ушли из Санта-Лусии!

– Да нет, дон Исидро, мы всего лишь ходили проведать базу пиратов.

– И что?

– Они бежали, а база под нашим контролем.

– Дон Алесео, если вы согласитесь держать здесь один из своих кораблей и защищать Санта-Лусию от пиратов и иностранцев, то корона готова не брать с вас арендную плату и отдать бухту Эль-Маркес русским на сто лет. С условием, что вы согласитесь, что она – территория испанской короны. Но на территории бухты вы вольны жить по русским законам.

– Спасибо, дон Исидро, с радостью. Вот только корабль придет не сразу – наверное, не раньше, чем через несколько месяцев.

– Дон Алесео, мы согласны.

– Дон Исидро, а теперь осталось самое сложное – выкурить бандитов из их крепостей в горах, пока они не подготовили новые. Мы хотели бы выйти на рассвете. Не мог бы дон Висенте дать нам с собой два десятка лошадей, а также солдат?

Сеньор алькальде ответил:

– С радостью, дон Алесео. А теперь, ваше превосходительство, не соблаговолите ли вы прибыть вместе с ее превосходительством и вашими идальго в мой скромный дом на ужин в вашу честь и честь его превосходительства графа?

6. Нет таких крепостей, которые не взяли бы русские…

Саша меня убил наповал. Оказывается, когда он собирал «все, что нужно» для «Святой Елены», он не забыл не только про винтовки, пулеметы и гранаты, но и взял с собой парочку 57-мм безоткатных пушек М-18 с набором боеприпасов. Объяснил он это так:

– Гранатометы, увы, есть только на «Астрахани», а мы с ребятами порешили – все что у нас хранится на «Астрахани», будет своего рода НЗ – на самый крайний случай, и в качестве образцов для будущего. А вот этих «труб» у нас вагон и маленькая тележка. Они легкие, и из них можно стрелять с плеча. Но все же лучше с упора – есть у него в комплекте двуногие сошки. И снаряды есть самые разные – противотанковые, они нам не очень нужны, осколочные, дымовые, картечь и болванки. Думаю, для нашего дела хватит.

– А кто умеет из них стрелять?

– Да мы с Васей немного потренировались с ними еще в Форт-Россе. Точность неплохая, с двухсот метров мы их уделаем, причем, вне зоны досягаемости их аркебуз. Да, и еще. Мы с Васей тут заказали вот такую штуку, – и он показал нам телегу с дубовыми бортами с бойницами. – Если надо, лежишь себе и стреляешь через бойницы. А если хочешь, то вот на этой платформе можно и пулемет установить, или такую ручную артиллерию. Чем не тачанка? Разве что рессор нет. А для ближнего боя есть это.

Он вздохнул и показал мне две тачки, тоже с дубовым щитком спереди.

– Подходишь к врагу под защитой такой вот дуры, – дура, похоже, было его любимое слово по отношению к оружию, – ведь их аркебузы местный дуб не пробьют даже с пяти метров…

Подумав, мы решили нанести первый визит во вторую крепость, Эль-Алькасар, что означало "замок". Она, по рассказам Тепин в переводе Местли, была побольше, чем Эль-Нидо. С собой мы решили взять Тепин и Местли, десяток «идальго», и четырех матросов, выразивших желание присоединиться к нашей веселой компании. Саша выдал всем, кроме девушек, по винтовке, девушкам по пистолету (надо будет их по дороге научить стрелять), поставил пулеметы и пушки на телеги. Но тут мы заметили, что шлюпок нет, хотя пять минут назад они были.

Зато мы увидели Федю с сияющей физиономией. На наш вопрос, куда делись шлюпки, он радостно сказал:

– Ребята, у этих индейцев хлопок – самое оно, все наши бабы будут писать кефиром. Я тут одну местную увидел в такой блузке, аж обомлел. Вот ее – и он показал на Шочитль, сидящей в подплывающей шлюпке. – Она и ее подруга и занимались переговорами. Кстати, шеф, я, похоже, влюблен. А что значит «Шочитль»? Так ее вроде зовут.

– Это значит «Цветок».

– Была у меня подруга Света, осталась там, в далеком тысяча девятьсот восемьдесят третьем. Теперь, с Божьей помощью, будет Цветок…

– Кстати, а почем материал-то?

– Да хотели они по реалу за рулон, мы сторговались на двадцать мараведи. То есть чуть более половины. Ну и по пять мараведи за готовую блузку. И еще, скажу по секрету, у них есть серебряные украшения – они обязаны продавать все серебро, кроме монет, испанцам, причем задешево – понятно, что они этого не делают. Договорились, что я куплю у них столько, сколько продадут. Практически по цене серебра…

Да, подумал я, из моих боевых подруг теперь только Патли не пристроена – а она, по-моему, самая красивая из всех четырех.

Когда пришли шлюпки, мы помогли их разгрузить и пошли на берег, где нас – точнее, Федю – ждала целая гора хлопка. Нас же находились два десятка конных кирасир и столько же заводных лошадей. Часть запрягли в телеги, на которых примостились Вася, Саша и еще двое «идальго», а также обе девушки, и мы тронулись в северном направлении. В последний момент, «купцы» передали нам еще две телеги.

– Мало ли что вы там нароете…

Часовые у выезда из города сняли шляпы и закричали:

– Вива эль рей католико! Вива эль рей русо! [26]

Сразу после сторожки, примерно там, где мы всего лишь два дня назад вышли из леса, дорога пошла резко вверх. Через два часа, Саша – которому я передал оперативное командование – скомандовал привал, а Тепин и Местли они с Васей отвели в лес – как оказалось, не для утех, ибо практически сразу оттуда послышались пистолетные выстрелы.

Вскоре сияющие девушки с их кавалерами вернулись к нам. Местли закричала:

– Алесео, представляешь себе, я попала целых три раза! А Тепин пять!

Саша, ворча, сказал:

– Ну что ж, с трех метров есть шанс, что попадут. Для первого раза не так плохо… Васина оказалось получше, чем моя. Лёх, а что такое "mi oso"?

Я расхохотался.

– К Васе это подойдет лучше, чем к тебе. Это значит – «Мой медведь».

– Ну да ладно, медведь так медведь, – философски сказал Саша.

Вскоре мы опять тронулись, и через два часа слева от нас показалась индейская деревня. Тепин вдруг что-то сказала на своем языке, Местли перевела:

– Это Йопико. А вот за тем поворотом и будет Эль-Алькасар.

Я перевел. Саша сказал:

– Ну я и дурак. Забыл спросить заранее, сколько туда ехать от дороги. План Тепин Васе набросала, а про масштаб забыли…

– Пешком полчаса, – сказала Местли, когда я ей перевел вопрос. – Через лес, он кончается он в ста варах примерно.

– Полчаса пешком, то есть километра два, наверное, – сказал я. – И восемьдесят метров от края леса.

– Ладно, – сказал Саша. Пусть предупредит, когда мы уже будем близко. Скажи, семь-восемь минут пешком.

После того, как Местли объявила об этом, Саша затормозил всех. Взял с собой троих «идальго» и растворился в лесу. Местли открыла рот.

– Нет, мой Саша не медведь, – прошептала она. – Он змея. Или дикая индейка.

Я перевел. Народ сдерживал смех, как мог. Она не знала, что к ее бедному жениху надолго прилипнет кличка «индейка». Хотя… дикие индейки, в отличие от домашних, умные и хитрые птицы, известные тем, что их в лесу может быть множество, но, тем не менее, их очень трудно увидеть или услышать. В свое время (в далеком будущем), Бенджамин Франклин даже предложит сделать индейку американским национальным символом.

Потом Саша так же бесшумно материализовался.

– Все нормально. Стражи никакой. Лишь одна дверь, и с каждой стороны по окну. Из каждого торчат по два ствола. Бдят. Ну что, ребята, пошли?

Мы оставили лошадей и телеги под присмотром испанцев, попросив их контролировать дорогу. Саша и Вася взяли по тачке, на которые они установили на сошках по М-18, и положили по несколько зарядов, ребята взяли пару пулеметов и винтовки, и мы как можно тише пошли к крепости. Девушек, понятно, брать не стали – они напрашивались, но Саша взмолился:

– Скажи Маше – если с ней что-нибудь случится, то я не переживу. То же и про Васю и Таню.

– Ну да, только встретились и уже любовь до гроба.

– Ну скажи, тебе трудно, что ли.

Я перевел. Местли в свою очередь перевела Тепин, потом сказала мне:

– А если с ним что-нибудь случится, он подумал?

Я перевел и это. Саша посмотрел на свою любовь, затем на меня:

– Скажешь, что и со мной, и с Васей все будет хорошо.

Крепость взяли, как говорил Лёлик в известном фильме, «без шума и пыли». По осколочному снаряду в окна (действительно, Саша с Васей были асами – с первого раза и сразу в цель), потом болванку в двери, затем они с ребятами пошли на зачистку; что там было и как это произошло, я не видел, но через несколько минут, за которые мы услышали несколько выстрелов, из крепости вышли трое с поднятыми руками, за которыми высились наши ребята – без единой царапины.

– Одиннадцать завалили, восемь погибли в сторожевых помещениях от нашей «артиллерии», одного раздавило рухнувшей дубовой дверью. Внутри остались одни мертвые, плюс склад.

– Этих трех пока свяжите, дай мне парочку ребят, вернемся за остальными.

Втроём – я, Женя Жуков и Марат Хабибулин – побежали обратно, но вдруг послышались несомненные выстрелы из аркебуз, за которыми последовало два пистолетных выстрела.

На поляне Тепин и Местли стояли с "кольтами", перед ними лежал один труп и на земле корчился еще один, пока еще живой, по внешнему виду явный метис. Двое из испанских солдат лежали мертвые, с развороченными черепами. Да, пуля из аркебузы – страшная штука, особенно если её выпустили с близкого расстояния. Другие испанцы еще не успели прийти в себя.

– Там… двое из кустов выскочили, убили этих двоих, а мы их подстрелили, – сказала Местли.

Я взглянул на испанского офицера.

– Ну и что это должно означать? – спросил я.

– Сеньор… простите нас… мы их не увидели, а потом…

Вася в два счёта расколол пленного. Выяснилось, что эти двое возвращались в форт из деревни, куда они ходили за едой. Услышав испанскую речь, они решили подстрелить парочку солдат, порезать других, и уйти. И, надо сказать, если бы не мои боевые подруги, то кончилось бы это для наших союзников весьма плачевно.

7. Здравствуй, Эль-Нидо!

Трое пленных уже копали ямы для похорон убитых, так что труп ещё одного бандита мы бросили им – пусть хоронят еще одного. Одного из копателей я взял за шиворот и спросил:

– Антонио где?

– В Эль-Нидо!

– Кто должен прийти?

– Двое ушли в деревню за продуктами, оставшиеся все или здесь, или в Эль-Нидо. Вечером я собирался в Эль-Нидо.

Мы обыскали склад. Деньги наши, и не только, действительно оказались там. Кроме того, там были рулоны шелка, два сундучка с пряностями, мешки золота и серебра, небольшой сундучок с изумрудами, еще один с ювелирными украшениями… Как я и договорился с графом де Медина, вся добыча была нашей, и одна из двух телег, переданных нам «купцами», оказалась почти полностью загруженной.

В углу стояли два сундука, один на другом. Оба оказались пустыми, но, когда я поднял глаза, я увидел в углу дверцу, которую эти сундуки закрывали. Толкнув ее (потом меня Саша долго ругал, сказав, что если б там был хоть один бандит, то моего превосходительства больше бы не было на свете), я шагнул примерно в такую же комнату, в какой я некогда проснулся в Эль-Нидо.

На охапке соломы валялись три обнаженных женских трупа, а рядом две связанные живые девушки, тоже обнаженные, в синяках, с окровавленными промежностями, и с кляпами во рту. Рядом валялись платья, платки и туфли – прежде чем над ними глумиться, их раздели. Платья были не из дешевых, а одно даже шёлковое. Да и девушки были не индианками – одна метиска, а другая белая и светловолосая.

Я подошёл, вытащил у них изо рта кляпы – после чего белая плюнула мне в лицо.

– Cabrón! Pendejo![27]

Я перерезал ей веревки на руках и ногах, сделал то же и со второй, после чего деликатно отвернулся.

– Сеньориты, мы пришли вас спасти. Одевайтесь.

И тут, совершенно неожиданно, раздался громкий плач. Я обернулся. Метиска одевалась, а белая сидела и ревела. Я подошел, обнял ее за плечи и сказал:

– Сеньорита, не плачьте, ваши мучения кончились. Позвольте представиться, русский князь Алесео де Николаевка.

– Вы и есть дон Алесео? Мой кузен мне про вас написал… Я Лилиана де Альтамирано, а это моя подруга Сильвия Мендес. Ой, я же голая!

Я опять отвернулся, и через пять минут мне сказали:

– Можно!

Девушки выглядели неважно, и я помог им выбраться из их узилища. Потом их передали Тепин и Местли, которые увели бедняжек в баню. Я же велел привести пленных.

– Что это за девушки, и откуда они здесь взялись?

– Поймали их вчера – они ехали по дороге, и с ними четверо охранников. Охранников порешили, а их взяли к себе – позабавиться, ведь наши предыдущие гостьи умерли. Сначала индианку (так они назвали метиску), белую хотели оставить в заложницах, а она, увидев, что мы напали на индианку, бросилась на нас. Мы не удержались и ее тоже отделали. А что поделаешь? Пришлось бы ее, наверное, тоже порешить в конце-то концов – если узнают, что мы так с белой поступили…

Мы с Сашей переглянулись, потом они с Васей начали допрос по полной. Оказалось, что в Эль-Нидо находятся Антонио и Гонсало, а с ними семнадцать бандитов. И, если деньги, полученные после моего "обмена", остались в Эль-Алькасаре, то оружие главарь взял с собой. Более ничего интересного бандиты сообщить не смогли, и, несмотря на их мольбы, их заставили рыть могилу у кромки леса, а затем и повесили. Закапывать их заставили испанцев – хоть на что-то они сгодились.

Первоначальный наш план выглядел так – сразу после взятия Эль-Алькасара, мы собирались оставить испанцев в охранении, а сами пойти в Эль-Нидо, пока бандиты не опомнились. Посовещавшись, решили сделать немного иначе. Девушек в их бывшей тюрьме оставлять мы ни в коем случае не хотели – им и так нанесли страшную психологическую травму. Подумав, отправили их, а заодно и нашу добычу, к нам на «Святую Елену» на их же собственной карете и телеге, найденных в конюшне «замка»; кучерами взяли двух испанцев, а сопровождать их послали четырех взятых с собой матросов, поручив им немедленно передать несчастных Лизе. А тела несчастных девушек и двух погибших испанцев отправили туда же еще на одной телеге, и с ними еще двоих испанцев. Оставшихся подданных католического короля оставили охранять «замок».

Местли и Тепин пришлось взять с собой, как Саша с Ваней ни сокрушались – другого варианта попросту не было. Ведь только Тепин в деревне Куикатлан, что у Эль-Нидо, была своей, а Местли – единственный наш переводчик с науатля. И, взяв с собой две пустых телеги, мы отправились к последней крепости Антонио.

Добрались мы до Куикатлана на удивление быстро – всего часа за два с половиной, когда часы на моём запястье показывали без двадцати четыре – до захода солнца оставалось более трёх часов. На въезде в селение стояли десятка два индейцев, двое с ружьями, остальные кто с копьями, кто с ножами. Тепин что-то крикнула, после чего они заулыбались и опустили оружие.

– Она сказала, что Эль-Нидо пришел конец, – перевела Местли. – А местные говорят, что бандиты недавно в панике проскакали через село, и жители решили, что пора. И, когда один разбойник пришёл за женщинами, его избили и связали.

– Где он?

Меня провели в сырой погреб. Там валялся невысокий метис, над которым "колдовали" три женщины – он был весь в крови, у него уже не было одного глаза, и ему успели отрезать то, что Антонио хотел удалить у меня и послать Лизе в качестве сувенира. Увидев меня, он закричал:

– Всё расскажу, всё, только пусть они перестанут меня мучить!

Оказалось, что бандитов в крепости восемнадцать, включая самого Антонио и его племянника Гонсало – того самого, который претендовал на наследство покойного Пеньи. И что в сторожках по четыре человека – по два стрелка и еще по двое, которые помогают им заряжать аркебузы. Двое – у главной двери, шестеро отдыхают, а Антонио и Гонсало, вероятно, развлекаются с девушками – намедни привели троих из деревни. Сеньор Антонио и велел ему доставить еще четырёх.

Взятие Эль-Нидо было еще проще, чем взятие Эль-Алькасара. Два выстрела из М-18, потом болванкой по воротам, а далее зачистка. Вскоре мой уоки-токи пискнул:

– Шеф, заходи, у нас всё нормалёк.

Выжили шестеро – включая Антонио и Гонсало, а также того самого метиса из деревни. Их заставили копать огромную яму, куда свалили одиннадцать трупов. В Эль-Нидо мы наконец нашли недостающий «калаш» и винтовки, равно как и боеприпасы к ним. Как нам потом рассказал Антонио, без Кирюши они просто не смогли их снять с предохранителя. Кроме того, там было множество награбленного, так что и вторая телега была полностью загружена.

Девушки, к счастью, были еще более или менее в порядке. Местли пошла с ними в баню – ту самую, где я провел не самые неприятные моменты своего заключения. После этого ямы с Местли отвели их в Куикатлан, но деревенский голова нам сказал:

– Теперь их замуж никто не возьмёт, даже если они не понесли. Возьмите их лучше с собой рабынями – так у них хоть какая-нибудь жизнь будет. Ведь одна из них – моя племянница, – и голос его стал глуше.

Да, подумал я, как плохо быть здесь индианкой – безвинно стала жертвой насилия, и никому ты больше не нужна. Я ответил:

– Рабов у нас нет. А с собой их мы возьмём. И позаботимся о них. Кстати, сеньор алькальде – конечно, мэром он не был, но ему стало приятно, наверное, – не хотели бы вы охранять крепость бандитов, пока нас нет? Мы её запрём, и надо будет просто проследить, чтобы никто этого замка не снял и никто новый не попытался завладеть крепостью.

И я вручил ему пятьдесят реалов. Тот начал отказываться, ведь для местных это была огромная сумма, но потом согласился и начал меня горячо благодарить, что меня успокоило. Ведь если я был готов отдать Эль-Алькасар испанцам, то Эль-Нидо должен был стать нашей базой для охраны дороги – что позволит нам и торговать напрямую с Мехико, и вполне можно будет получить под это дело дополнительные преференции от вице-короля Новой Испании.

Но это лишь в будущем. А пока мы заставили выживших выкопать могилу для убитых бандитов, потом порешили всех, кроме Антонио и Гонсало; последним пришлось могилу закапывать под надзором вахтенных, пока другие загоняли телеги в конюшни, запирали её, и готовили ночлег. После действа, связанных главарей бросили на солому туда, где я когда-то впервые очнулся, сходили в баню, и завалились спать.

8. Ложка дёгтя

Я не выдержал и достал фотоаппарат. Панорама, открывшаяся с дороги на Санта-Лусию, была необыкновенна – зеленые и коричневые горы, синее море, живописные островки, и белый городок у моря.

Миссия выполнена, и выполнена на отлично. Банда Антонио обезврежена, сам Антонио и Гонсало в наших руках, амбары нашей молодой колонии пополнятся новой добычей, наша колония приросла новыми гражданами, точнее, гражданками по цене одного Поросюка. Ну и, самое-то главное, отношения с испанцами и так выше всяких похвал, а тут мы ещё смогли спасти двух аристократок, родственниц самого графа.

Первым делом мы отправились на «Санта-Лусию». Вася начал командовать выгрузкой, а я отвёл трёх новых индианок к моему заместителю по медицинской части. Увидев их, она лишь вздохнула:

– Лёш, и эти никому не нужны…

– Никому, кроме нас. Они же не аристократки.

– Они тоже хотели поговорить с тобой, как только ты вернёшься.

– О чём? – спросил я с удивлением.

– Мне не сказали. Точнее, Феде – он был у них переводчиком. Ладно, они в седьмой каюте, сходи уж к ним. Только не забывай, что женат, – и Лиза улыбнулась, давая мне понять, что это шутка. Хотя, конечно, в каждой шутке, как известно, есть доля правды…

Я постучал в дверь каюты.

– Кто там? – спросили меня по-испански.

– Дон Алесео.

Дверь распахнулась, и девушки поочерёдно протянули мне руки для поцелуя.

– Сеньориты, как вы себя чувствуете?

На что Сильвия вдруг выпалила:

– Дон Алесео, возьмите нас с собой!

– То есть как это – с собой?

– Дон Алесео, мы обесчещены. Наши семьи отвернутся от нас, наши женихи откажутся от своих предложений, и нам останется только одна дорога – в монастырь. А мы ни в чем не виноваты!

Да, подумал я, не было печали… Не возьмешь – испортишь девочкам жизнь, возьмешь – рассоришься с испанцами. Понятно, что придется взять, ведь как же иначе. Но все, что мы смогли создать этим своим визитом, рухнет.

– А что если я поговорю с родственником сеньориты де Альтамирано, графом де Медина?

– Сеньор граф очень хорошо к нам относится, но что он сможет сделать? Даже если мы уедем в Испанию или, скажем, в Манилу, и даже если каким-то чудом сведения о том, что нас насиловали бандиты, не дойдут до нашего нового обиталища, то после свадьбы сразу станет ясно, что мы больше не девственницы. А это чревато огромными проблемами для наших семей. Или у вас, у русских, мы тоже станем париями?

– У русских вы – безвинные жертвы. Никому и в голову не придет винить вас в ваших злоключениях. Но жизнь у нас весьма неустроенная, и у нас все равны. Вы там будете не дворянка, а ваша подруга не грандесса, а такие, как все.

– Но вы же князь? – выпалила Лилиана.

– Князь, – ответил я, слегка покривив душой. – Но я ничем не лучше любого крестьянина. И не хуже.

Девушки задумались. А я вспомнил историю про прабабушкину сестру, Александру, которая ушла в монастырь и стала там сестрой Алевтиной. Во время Красного террора, ее в числе других заложников расстреляли, и Русская Православная Церковь Заграницей причислила ее к лику святых как новомученицу российскую. У меня в каюте на «Форт-Россе» хранится ее образок. Но Александра ушла в монастырь по своей воле – а девочек хотят заставить это сделать.

И вдруг Лилиана сказала:

– Ваше превосходительство, лучше быть такой, как все, чем вечной парией, или постричься в монахини, не имея к этому ни наклонности, ни желания.

Сильвия, вздохнув, добавила:

– Лилиана права. Ваше превосходительство, пожалуйста, возьмите нас с собой!

– Ладно, посмотрим, что я смогу сделать… – сказал я, поцеловал руки обеих на прощание, и, поклонившись, ушёл, подумав про себя, что индейцы и испанцы мало отличаются друг от друга – и те, и другие сжигают своих врагов, и те, и другие отвергают безвинно пострадавших женщин…

На центральной площади нас ждали граф де Медина, сеньор алькальде, падре Лопе, и другие – один из испанцев поскакал вперед, чтобы их предупредить. Сеньор граф, увидев нас, поклонился и сказал:

– Дон Алесео, от имени короны Его Католического Величества, благодарю вас за очищение наших дорог от бандитов и за спасение моей родственницы и ее подруги!

– Рад, что у нас получилось оказать эту небольшую услугу, дон Исидро.

После дальнейшего обмена любезностями, граф спросил:

– А где сейчас пребывают девушки, а также захваченные главари бандитов?

– Дон Исидро, девушкам была необходима срочная медицинская помощь, они сейчас на «Святой Елене».

– Да, я слышал, что кое-какие тяжелые медицинские проблемы были решены с помощью ваших врачей. А когда мы сможем их увидеть?

– Дон Исидро, для меня было бы большой честью пригласить вас посетить наш корабль. Кстати, туда же отправили захваченных нами Антонио и Гонсало Суаресов. Наши люди побеседуют с ними, а потом мы их вам передадим. Надеюсь, дон Исидро, сеньор алькальде, вы не гневаетесь на нас.

– Да какой же там гнев… Только хотелось бы с ними потолковать как можно скорее – падре Лопе просил, чтобы они присоединились к сеньору Поросуко во время «дела веры».

– Падре Лопе, я согласен, что они заслуживают казни, но почему именно «аутодафе»?

– Сын мой, они не раз убивали священников, а месяц назад пропали три монахини, которых отправили в Санта-Лусию для учреждения здесь монастыря кармелиток. Их обнаженные тела со следами насилия и издевательств и были вами найдены в Эль-Алькасаре. А это уже действие, направленное против Святой Церкви.

– Хорошо, падре Лопе. Я думаю, их можно будет передать Святой Инквизиции сегодня вечером. А сеньора Поросуко, скажем, за два часа до аутодафе. Только его будет сопровождать сеньор де Нечипоруко и один из наших купцов – в качестве переводчика.

– Ладно, дон Алесео. Аутодафе мы устроим завтра днем. Вы хотите на нем присутствовать?

– Падре Лопе, а это обязательно?

– Нет, – улыбнулся тот. – Я чувствую, что подобное действо вам вряд ли понравится – у вас другие взгляды на жизнь. Так что, если в это время вы будете на Святой Елене, мы вас не осудим.

Я про себя подумал, как же нам повезло, что главным инквизитором в Санта-Лусии являлся именно падре Лопе. Позже я догадался, что Инквизиция здесь недавно, и что послали сюда людей, которым не светила карьера в Мехико, поэтому это место являлось своеобразной ссылкой, но наш знакомый был чужд политического честолюбия и очень неплохо справлялся со своей работой.

– Дон Алесео, а когда бы я смог посетить ваш корабль? – спросил вдруг граф де Медина.

– Ваше превосходительство, да хоть сейчас.

– Вот и ладненько. Прогуляемся пешком? А то мне так надоели кареты и верховая езда…

Сеньор алькальде недовольно скривился, но ничего не сказал – графу де Медина он был не указ. А мы пошли к кораблю – в присутствии десятка конных спутников.

9. В ту степь…

До пирса мы шли молча. Но как только мы на него ступили, и испанские солдаты остались на берегу, граф сказал:

– Согласно нашей договоренности, все, найденное вами в бандитских фортах, принадлежит вам. А что насчет самих фортов? Один – у залива Маркес – будет вашим в течении ста лет. А другие два?

– Дон Исидро, их можно, конечно, уничтожить. Но власти Новой Испании могли бы использовать Эль-Алькасар в качестве базы для обеспечения безопасности дороги непосредственно к северу от Санта-Лусии. А вот Эль-Нидо мы могли бы взять под наш контроль – с тем, чтобы мы могли делать то же на участке дороги к северу от города.

– Наверное, это имело бы смысл, – подумав, сказал граф, – но, увы, мои полномочия распространялись только на побережье в районе Акапулько. Но я надеюсь дать вам положительный ответ после консультаций с доном Гаспаром, графом Монтерреем, нашим вице-королём. И еще. В бумаге, отправленной вами дону Гаспару, и, как я полагаю, в послании, отправленной Его Католическому Величеству – сеньор де Альтамирано сейчас по дороге в Испанию с вашим посланием – вы предложили в перспективе передать Русской Америке достаточно обширные земли с оплатой серебром и золотом. И эти земли включают не только Нижнюю Калифорнию и земли к северу от Моря Кортеса, но и отдельные острова к западу, югу и востоку Южной Америки, а также острова Тринидад, Барбадос и Багамский архипелаг, и Флоридский полуостров.

– Именно так, дон Исидро.

– Я лично думаю, что Его Величество согласится на отдельные острова, но вряд ли на все указанные вами земли, даже за золото – во избежание дальнейшей экпансии России в местах, которые позволят ей контролировать торговлю между метрополией и колониями.

Я мысленно усмехнулся – мы и не рассчитывали на все эти территории, но счёл нужным сказать:

– Дон Исидро, взамен мы сможем гарантировать безопасность карибских и южноамериканских владений Его Величества. И прописать это в договоре.

– Да, конечно, после того, как вы расправились с бандитами, подобные гарантии – не пустой звук. Но все же именно подобной военной мощи там и испугаются – ведь что мешает русским обрушиться всей своей титанической мощью на колонии, или захватить целый «Серебряный флот»? Я попробую договориться с вице-королем об Эль Нидо – результаты мы узнаем не раньше, чем через два месяца. А вот ответа на другие вопросы придется ждать долго…

– Дон Исидро, есть вероятность, что мне удастся посетить Испанию в ближайшем будущем. Скорее всего, это будет Кадис или Виго. Не могли бы вы написать мне рекомендательное письмо? Может быть, имело бы смысл провести переговоры напрямую с двором Его Католического Величества.

– В ближайшем будущем, говорите? Одной дороги туда как минимум три месяца – это же почти месяц до Веракруса, и оттуда не менее двух месяцев на галеоне. И это не считая обязательных задержек в Мехико, а также ожидания подходящего галеона в Веракрусе – а следующая эскадра уйдёт теперь не ранее июля следующего года. Так что вы туда попадете в лучшем случае через год. Или у вас есть возможность добраться туда раньше?

– Не исключено, что именно так, дон Исидро.

– Да, на таком корабле, как этот, могу себе это представить. Письмо я вам, дон Алесео, напишу сегодня же вечером. Да и сеньор де Альтамирано скажет свое веское слово – его отозвали в метрополию, и он ушел на одном из последних галеонов этой навигации.

На «Святой Елене», куда я между делом успел послать сообщение о высоком госте, нас встретили капитан Жора Лелюшенко, Саша, Вася, и Федя. Высокому гостю показали корабль, точнее, те части, которые было можно (ему очень понравился бассейн на палубе), а потом мы уединились в отдельном кабинете. После вкусного обеда в сопровождении калифорнийского вина из двадцатого века, мы прошли к двери с красным крестом.

– А почему там крест, напоминающий английский? – с недоверием сказал дон Исидро.

– Для нас, русских, это означает, что там госпиталь, – сказал я.

Дверь распахнулась, и на пороге появилась Лиза в белом халате.

Дон Исидро снял шляпу, низко поклонился, поцеловал руку даме, и произнёс:

– Я не знал, дон Алесео, что необыкновенно прекрасная донья Елисавета ещё и врач.

Я перевел сказанное им Лизе, которая покраснела, но ответила не менее учтиво.

– Дон Исидро сделал мне незаслуженный комплимент. Заходите в мой кабинет, садитесь, позвольте предложить вам кофе!

– А что это такое? – спросил наш гость.

Лиза подставила чашку к кофейному автомату, нажала на кнопку, и через минуту дон Исидро уже восклицал:

– Необыкновенно вкусный напиток.

Я подумал, что как раз кофейных зерен у нас не так уж и много – нужно будет организовать импорт из Аравии или Эфиопии, равно как и чая из Китая. А Лиза предложила:

– Дон Исидро, я схожу за вашей родственницей и ее подругой.

Пока она отсутствовала, дон Исидро сказал мне с удивлением:

– У нас врачи все мужчины. А грандессы никогда не работают.

– Дон Исидро, у нас наоборот – каждая женщина работает, когда она не занята детьми. Тем более дворянка. А врачи у нас есть и женщины, и мужчины.

– Бедные мои девочки – Лилиана и ее подруга. Дон Алесео, а у вас в России на них кто-нибудь женился бы, или и там это считается несмываемым позором?

– Конечно, женился бы. Они же жертвы, а не преступницы.

Тут пришли бледные Лилиана и Сильвия. Лилиана обняла дона Исидро, после чего наш гость сказал:

– Рад вас видеть, хотя, конечно, мне очень грустно, что с вами могло такое случиться.

После разговоров о здоровье родственников и знакомых, Лилиана вдруг спросила напрямую:

– Дядя, а насколько все для нас плохо?

– Увы, ваши женихи от вас откажутся, и вам осталась лишь одна дорога – в монастырь. Но я знаю, что вы хотите стать женами и матерями, а не монахинями. И если дон Алесео возьмет вас с собой, и вы выйдете там замуж, то, полагаю, это будет самым лучшим решением. Хотя мне и не хочется отпускать вас в чужую страну, но другого выхода я не вижу.

– Неужто мы никогда не увидим родину? – спросила тихо Лилиана.

– Вот если вы будете замужем, то никто не скажет ничего плохого, если вы приедете погостить в сопровождении ваших мужей. Только лучше вам уйти с русскими тайно – а я распущу слух, что вы направились домой. Иначе ваши родители, да и весь высший свет в Мехико, могут не понять.

– Спасибо вам, дядя!!

И сначала Лилиана, а потом и Сильвия поцеловали ему руку.

Мы с Лизой оставили графа с девушками минут на двадцать, после чего дон Исидро распрощался с ними, и мы вышли на палубу. Там мы увидели, как Вася Нечипорук поднимается по трапу.

– Шеф, доставил наших дорогих гостей в Инквизицию. Мы их уже выпотрошили. Ты знаешь, как я и думал, именно Гонсало был мозгом всей операции, но держался в тени Антонио.

Я перевёл это графу, который лишь грустно улыбнулся:

– Сеньор алькальде был знаком с племянником покойного Пеньи и подозревал, что тот – не случайная фигура. Ведь разбой на дороге в Мехико принял угрожающие масштабы именно с тех пор, как Гонсало пропал из Санта-Лусии.

Вася на это лишь покачал головой:

– Всё сходится. Ладно, я, с позволения твоего превосходительства, пошёл. Мне надо ещё с Поросюком поработать, возникли новые вопросы.

А я проводил графа – опять в компании десятка солдат – до дома сеньора алькальде, который пригласил нас с «её превосходительством» отужинать у него на следующий день.

10. Гори, огонь, гори!

С утра я отправился в город вместе с испанками, Васей Нечипоруком и Лёней Пеннером – «купцом», по происхождению русским немцем из Караганды. Последние двое конвоировали Поросюка, и должны были присутствовать на его допросе и на аутодафе. Вася отнесся к этому некритично – «я в Афгане еще и не такое видал». А вот Лёне не повезло – никто из знающих испанский не хотел видеть ни пытки, ни сожжение на костре. Я предложил поехать сам, но мне напомнили, что корабль должен будет уйти в залив Эль-Маркес, и моё присутствие там обязательно, так что решили имя «счастливого зрителя» вытащить из шляпы.

Зато Лилиана и Сильвия сами напросились с нами, хоть они всё ещё не могли передвигаться без боли. Как сказала Лилиана, «хотим своими глазами увидеть, как горят на костре виновники наших мучений и позора». Когда я попробовал их отговорить, Лиза, потребовавшая перевода, горячо их поддержала. Пришлось взять их с собой.

Мы торжественно передали упирающегося Кирюшу падре Лопе и его братии, спросив, когда именно пройдет аутодафе.

– В три часа, уважаемые сеньоры.

– Падре, мы вернемся часов в шесть. Надеюсь, что к этому времени всё кончится.

– Сын мой, полагаю, что к этому времени то, что от них останется, будет уже убрано и зарыто.

Вася и Лёня остались в здании Инквизиции, а я зашел к мэру, у которого и остановился граф де Медина. Графу я перепоручил девушек, сказав, что мы вернемся за ними около шести. Сеньор алькальде в ответ ещё раз подчеркнул, что очень ждёт меня на ужин «совместно с ее превосходительством». Я поблагодарил за повторное приглашение и добавил, что завтра мы загрузим скот, зерно и деревья, и ещё засветло уйдем обратно.

В бухте Эль-Маркес мы сначала посетили нашу новую базу. Промеры глубин, сделанные там ребятами, показали, что «Святая Елена» может встать прямо у пирса и там. А вот в Акатль-поль-ко нам пришлось идти на шлюпке.

В индейской деревне нас приняли, как лучших друзей – похоже, не без влияния Чималли и Косамолотль. По моей просьбе, меня отвели к главе деревни – пожилому Манауиа. Ему и его супруге мы отдали дары для него и деревни – практически все, что у нас оставалось из того, что мы взяли для индейцев: зеркала, ножи, пластиковые бусы… После чего, я сказал:

– Отец мой, мы договорились с испанцами, что эта бухта будет русской. Мы рассчитываем только на крепость, но если вы хотите, мы можем взять вас под свое покровительство.

– Сын мой, а что мы должны будем делать для вас?

– Пока лишь одна просьба – следить за домом, где раньше жили бандиты, там будет наш дом. Мы вернемся через несколько месяцев. Кроме этого, чтобы ваши дети учились у нас нашему языку и разным наукам. Кроме того, мы построим в деревне клинику, где будем лечить больных.

– Насчет дома мы сделаем все, как ты просишь, сын мой. А вот про обучение надо бы поговорить со старейшинами. Когда вы вернетесь, мы вам скажем, что мы решили.

– Спасибо, отец мой! И еще. У нас на корабле до сих пор лечатся девушки из вашей деревни, которых мы спасли от бандитов.

– Сын мой, возьми их лучше с собой. Здесь никто не возьмет их замуж.

Да, подумал я, и эти индейцы туда же. Ну ничего, заберем бедняжек к себе, они теперь станут русскими. И иной из наших потомков будет гордиться, что в его жилах, кроме русской крови, течёт кровь мивоков, йопе или чумашей.

Потом мы сходили в гости к Чималли, и Косамалотль принесла нам такие же тамале, но с рыбой и креветками внутри. После еды, наш друг сказал:

– Алесео, моя дочь хочет научиться и стать такой, как вы, русские, или как те девушки, с которыми она познакомилась на рынке. Ее жених был убит злыми белыми людьми, которые раньше жили в том доме. Не могли бы вы взять ее с собой? Только привезите обратно, когда вы сюда вернетесь.

– Чималли, а кто будет торговать на рынке?

– У меня есть еще дочка помладше, Сиуатон, вот она и будет.

– Чималли, а что будет, если Косамалотль выйдет замуж за русского?

– Если так получится, значит, такова ее судьба. Но только если она будет приезжать и навещать своего старого отца – матери у нее нет, погибла она, так что, когда мои дочери уйдут от меня, я буду совсем один.

– Чималли, а не хотите тоже уплыть с нами? Вместе с Сиуатон.

– Спасибо, сын мой, но моё место здесь.

Было еще рано возвращаться, и я решил дать команде время искупаться и позагорать на замечательно красивом пляже белого песка. Все индианки для купания просто разделись догола, что привело к всеобщему смущению умов. Лиза охнула:

– Да так же нельзя! Неприлично! Одно дело с девочками, или с мужем, другое – так при всех!

Подошла голая Косамалотль и, ничуть не стесняясь, попросила меня перевести:

– Лиза, тебе же так неудобно, снимай свои тряпки!

Это Лиза, в свою очередь, отказалась делать. То же было и с тремя другими русскими девушками – все так и остались в купальниках.

В результате, все девочки остались при своем – русские в купальниках, индианки в чем мать родила – и у тех из них, у которых еще не было пары, появилась куча новых поклонников из числа мужчин. Патли, Косамалотль, и девушки, спасенные из крепости, с тех пор пользовались повышенным вниманием. С другой стороны, Вера Киреенко, не отличавшаяся особой красотой, очень невзлюбила местных.

После купания, мы забрали наших ребят из здания базы и вернулись в Санта-Лусию. Мы с Лизой пошли на берег – как обычно, в сопровождении «идальго», а купцы в последний раз перед загрузкой по своим контактам. Федя доложил, что с заказанным у Пеньи проблем не будет – его управляющий уже все приготовил к погрузке, а серебро он получит только в момент передачи товара.

Если в бухте Эль-Маркес воздух был необыкновенно хорош – соленый, морской, свежий – то в Санта-Лусии на сокало все еще стоял сладковатый запах горелой человеческой плоти. Девушки-испанки и Вася с Лёней присоединились к нам. Вася все вздыхал:

– Хоть бы помыться после такого…

Они, оказывается, когда зажгли кучу хвороста и дров, слиняли с площади, причем вырвало обоих, и не один раз – что бы там Вася ни говорил про то, что он видел в Афгане…

Но на брусчатке площади, как и было обещано, оставались только пятна сажи, которые смоет при первом же дожде. Тем не менее, всем мужикам было тошно даже сейчас.

И только Лиза, задумавшись на секунду, сказала:

– Я понимаю девочек, которые так хотели на это посмотреть, после того, как скоты под командованием этих гадов насиловали их всем скопом. Я бы и сама с огромным удовольствием сделала бы то же самое с теми немцами, кто бомбил и обстреливал Одессу и другие советские города. А эти? Антонио, люди которого убивали людей и насиловали безвинных девушек? Гонсало, его правая рука? Поросюк, который нас предал и с помощью которого преступники могли бы стать намного сильнее? Нет, с этими сволочами только так – хотя… Ты знаешь, им даже этого мало было. На кол бы их!

Я содрогнулся. И это была моя милая, нежная и ласковая Лиза… Да, не зря в древние времена пленные больше всего боялись, что их отдадут на расправу женщинам.

За ужином были лишь Висенте, дон Исидро, жена и дочери дона Висенте, и обе девушки, спасенные в Эль-Алькасаре. Я принес подарки для наших хозяев – украшения «из коллекции Антонио» для сеньоры и сеньорит Гонсалес; бинокль, две бутылки калифорнийского вина, и штопор для Висенте; найденный нами в Эль-Нидо дорогой меч и золотую цепь для дона Исидро. Нас же одарили древними золотыми фигурками и глиняными раскрашенными статуэтками работы толтеков, ацтеков, майя, и даже тайрона из района Санта-Марты в Новой Гранаде, будущей Колумбии. Последние, как оказалось, были из коллекции самого графа де Медина – он, в отличие от других испанцев, любил искусство индейцев и собирал его.

– Ваши подарки станут украшением Музея искусства индейцев в нашей столице, – сказал я растроганно. – Спасибо вам огромное, мои друзья.

– У нас в Испании есть пословица: mi casa es su casa – «мой дом – ваш дом», дон Алесео. Мы будем ждать вашего возвращения, – сказал дон Висенте. – И позаботьтесь о девушках – да, я знаю, что они уходят с вами. Кстати, лучше им уйти сейчас, когда на улицах темно, и никто не обратит внимания на двух дам под вуалями.

– Совсем забыл, дон Алесео, – сказал виновато граф де Медина. – Вот.

И он вручил мне запечатанное письмо, адресованное «Его Католическому Величеству Королю Филиппу» с перечислением всех титулов монарха.

Я его горячо поблагодарил, и нам пришло время покинуть гостеприимный дом сеньора Гонсалеса и Лусьенте. Мы поклонились друг другу на дорогу, я поцеловал руки сеньоры и сеньорит Гонсалес, сеньоры сделали то же с Лизой, Лилианой и Сильвией, и мы вернулись на «Святую Елену».

Следующее утро было непростым. Попробуйте прогнать скот и лошадей по узкому пирсу… А еще нужно было загнать их в нужный загон, подготовить фураж, а потом и убрать за ними – далеко не везде была постелена пленка. Да, похоже, обратный путь будет не столь приятным, как дорога сюда…

Мы с Лизой сошли на берег, чтобы распрощаться с нашими новыми друзьями, причём глаза и у сеньора алькальде, и у дона Исидро, как мне показалось, чуть заблестели; у меня, боюсь, тоже. А после этого – поднятие трапа, гудок «Святой Елены», и корабль вышел из гостеприимной Санта-Лусии в Тихий океан.

Признаться, я ожидал намного худшего – и от испанцев вообще, и от местного дворянства, и от католической церкви… Да, не все прошло гладко, и эпопея с Антонио и его людьми, а также Поросюком, кончилась хорошо лишь по счастливой случайности. Да и структуры были созданы лишь ближе к концу миссии. Но, как говорится, «гром не грянет – мужик не перекрестится», и в следующий раз организация будет лучше. А все эти перипетии кончились пополнением в наших рядах, бесплатной арендой бухты Маркеса, и, вероятно, Эль-Нидо.

«Святая Елена» вышла из залива Санта-Лусии, повернула на северо-запад, и мы пошли домой вдоль прекрасных – и совсем не чужих нам теперь – берегов Новой Испании.

11. Возвращение

На четвертый день мы вновь прошли горловиной моря Кортеса. Зимой здесь должно быть видимо-невидимо китов – именно сюда серые киты приходят, чтобы родить китёнышей. В моей истории в этом море были убиты десятки и сотни тысяч этих огромных млекопитающих – поэтому в этой истории мы не позволим китобоям в него заходить. Конечно, для этого нужно будет сначала построить базу на островах Ревильяхихедо либо островах Марии, а для это надо присоединить Нижнюю Калифорнию вкупе с вышеуказанными островами – но в Мадрид уже ушло наше предложение разграничения границ. Думаю, согласятся – для испанцев в 16 веке это «где-то там, далеко», не так, как для мексиканцев два с небольшим века спустя.

По дороге Лиза вела с девушками не только лечебную, но и психологическую работу – ведь после такого обращения, они вполне могли возненавидеть мужчин. И как раз при этом приходилось присутствовать мне – ведь я, как истинный гений, не догадался пригласить ни единой девушки со знанием испанского, и переводить приходилось мне. Конечно, для девушек-йопе приходилось привлекать еще и Местли, ведь только одна немного говорила по-испански, другие знали только науатль и, увы, те слова, которые употребляли бандиты во время насилия. Мы пытались учить их сразу русскому, и, как ни странно, это приносило свои плоды – равно как и для наших других «новых русских»; а те из них, у кого уже были русские женихи, могли уже сказать намного больше – хотя у Тепин, как я и боялся, все больше укоренялся полтавский суржик. Я поговорил с Васей, тот мне ответил:

– Ты знаешь, когда я с моей малышкой наедине, я пытаюсь говорить по-русски, но почему-то редко получается…

А Лизины сессии терапии, несмотря на языковой барьер, приносили плоды. Девушки-йопе оказались намного более стойкими, чем испанки, для которых сама мысль о сексе превратилась в ужас. Но Лиза вгрызлась в подаренную ей матушкой Ольгой книгу о психологии и психологической реабилитации, и вскоре у обеих наметился устойчивый прогресс. Одним из нежелательных побочных эффектов оказалось то, что девушки начали неровно дышать в сторону того, кто их спас – сиречь, его превосходительства князя и прочая и прочая. Лиза подумывала найти другого переводчика, потом плюнула и сказала:

– Любой другой мужчина-переводчик, скорее всего, всё испортит. И даже если мы подождём до Росса и возьмём переводчиком девушку, вполне вероятно, что прогресса не будет или будет намного меньше.

Каждый вечер, Лиза превращалась в ураган в постели – говорила, чтобы не забыть, насколько это может быть приятно. Подозреваю, что второй причиной было подсознательное желание сделать так, чтобы я не был в состоянии ответить на поползновения других девушек, если таковые вдруг будут иметь место. Я не жаловался – впрочем, с моей любимой мне вообще было не на что жаловаться.

Справа по борту давно уже маячили прекрасные в своей пустынной строгости горы Нижней Калифорнии, потом залив Сан-Диего, а потом слева остров Санта-Каталина, а справа – место, где в моей истории был Лос-Анжелес. Здесь же в скором времени «будет город заложён», который послужит центром добычи нефти, газа, угля, серебра…

И вдруг я услышал крик Патли:

– Алесео, это мой дом!!

– Здесь?

– Да, здесь живут мои люди! Видишь, я же тебе говорила – вон тот самый остров, который был напротив нашей деревни.

– А тебе хочется посетить деревню?

– Да, конечно, но ты знаешь, я не хочу больше быть индианкой киж. Я хочу быть русской!

– А ты можешь быть и тем, и другим.

– Но в первую очередь русской.

Я скомандовал, и «Святая Елена» сменила курс и пошла на восток, поближе к берегу. Вскоре мы увидели небольшую индейскую деревню с хижинами, похожими на хижины чумашей, но шире – скорее похожими на огромную женскую грудь, где вместо соска дырка в потолке.

– Да, это моя родная деревня, это 'Ахуупкинга!

Мы спустили шлюпку, и к берегу пошли мы с Патли и четверо «идальго». Все на этот раз надели по бронежилету и по каске – нелишняя предосторожность, вспоминая наш первый контакт с мивоками. Индейцы стояли на берегу, кое у кого были копья, но на нас смотрели скорее как на нечто абсолютно новое и непонятное. И тут Патли (которую, как она сказала, звали на их языке «Пабавит»), закричала:

– Мийи´иха!

Тут индейцы стали что-то кричать.

– Они говорят, идите сюда.

Мы пристали к берегу, я снял каску, другие последовали моему примеру, и мы с Патли вышли из лодки.

Человек с перьями на головном уборе что-то сказал. Патли ответила. Он произнес еще одну фразу, подошел к Патли и обнял ее.

– Это Тор´овим, мой брат, он вождь племени.

И они продолжили разговор. Через какое-то время, Тор´овим посмотрел на меня и что-то сказал. Патли перевела.

– Добро пожаловать! Моя сестра говорит, что русские очень хорошие люди, что вы ее спасли, что она теперь свободна и хочет жить с вами. Другие белые плохие, они убили много людей, забрали других, сожгли несколько деревень, искали везде золото и серебро.

– Скажи ему, что мы благодарим его за гостеприимство и хотели бы передать ему и его людям эти дары. Скажи, что это именно подарки.

Я передал ему, как обычно, ножи, зеркала, бусы – то немногое, что мы не нашли, когда одаривали йопе…

Нас пригласили на обед. Как обычно, был желудевый суп, рыба, ракушки, крабы…

После обеда, я сказал:

– Объясни ему, что если жители деревни хотят, то они могут принять покровительство русских. Русские будут их защищать, а от них ничего не понадобится, только они, если хотят, смогут посылать своих детей учиться у русских.

Между братом и сестрой завязался диалог. Потом Патли сказала:

– Тор´овим говорит, если бы не я, и не то, что они слышали от соседей-чумашей, они бы не поверили, ведь белые люди всегда были злом. Но мне поверят. И ещё у них есть в селении больные, а чумаши рассказали, что мы умеем лечить больных.

– Скажи, что сейчас привезут мою жену, и она посмотрит больных. Скажи, что она сделает все, что сможет.

Со следующей шлюпкой приехали Лиза в сопровождении Шочитль, которую она учила не только языку, но и начаткам врачевания. Лиза посмотрела и послушала больных (мальчика лет пяти и девочку лет десяти), достала какие-то таблетки из своего врачебного портфеля, и сказала:

– Пусть пьют по одной таблетке утром, днем и вечером. Эти для него, эти для нее. Останемся здесь до завтра, я еще раз их посмотрю.

Вечером для нас устроили праздничный ужин, а на утро, после того, как Лиза еще раз осмотрела детей и сказала, что все будет нормально, Тор´овим объявил нам:

– Старейшины собрались вчера и решили, что мы хотим быть русскими, и расскажем о вас в других деревнях тоже. Вы хорошие люди.

– Скоро приедут другие наши соплеменники и, с вашего позволения, построят деревню на месте, которое вы нам укажете. Там будут и клиника, и школа, и, если на вас нападут, они будут вас защищать.

– Тогда это вон там, у реки. Пусть сестра приедет с ними, ведь вы не знаете нашего языка, а мы вашего.

– А мы будем друг у друга учиться.

Он взял обе моих руки в свою, после чего мы вернулись на «Святую Елену» и продолжили путь на север. К чумашам и к другим деревням решили пока не подходить – времени уже было маловато, животным надоедало пребывание на палубе…

И вот перед нами Золотые Ворота. Мы связались по рации с Форт-Россом, и нам было сказано:

– Ну что ж, швартуйтесь у первого пирса.

– Пирса?

– Заходите, увидите.

Мы вошли в залив и действительно увидели, что за время нашего отсутствия – полтора месяца – Форт-Росс разросся и уже превращался в настоящий городок. А самое главное, чего раньше не было, были те самые два длинных пирса, и куча народу махали нам приветственно рукой.

Позже, пока другие разгружали «Святую Елену», в нашу честь в новом банкетном зале был дан торжественный пир, и Володя, в приветственной речи, не преминул уколоть меня:

– А еще экспедиция доставила пятнадцать новых дам. Да, липнут они к Лёхе.

И тут я почувствовал, как Лиза приобняла меня за плечи и шепнула мне в ушко:

– Знаешь, любимый, пусть липнут, но ты мой. Не забывай об этом.

Голос у нее был ангельским, но, вспомнив ее слова про аутодафе, я внутренне похолодел.

А Володя тем временем добавил:

– Ну и хорошо – на пятнадцать русских стало больше. Добро пожаловать, девушки!

И все зааплодировали. А Инна Семашко перевела это на испанский, после чего Местли сказала то же самое на науатле.

Девушки заулыбались – даже на лицах Лилианы и Сильвии впервые за все время нашего знакомства появились счастливые улыбки.