О дивный Новый Свет!

1. Пещера Аладдина

Мне было приказано немедленно спускаться – предстояли переговоры, причём не обязательно дружественные (хотя, конечно, во время Второй Мировой Штаты и СССР были союзниками). Через пятнадцать минут, я уже был внизу, где меня ждала шлюпка, доставившая меня прямиком на «Астрахань». На борту я сумел выцыганить пустую банку, в которую поставил цветы, и вышел на палубу.

Вскоре мы обошли мыс моего имени (никак не могу привыкнуть!) и вошли в заливчик. Три корабля все так же покачивались в том же самом месте, и уже отчётливо можно было разглядеть звёздно-полосатые флаги. Вот только звёзд было не пятьдесят, как в моё время, а всего лишь сорок восемь, и расположены они были прямоугольником, восемь на шесть. Когда мы подошли поближе, мы с удивлением увидели, что на палубах никого нет.

– Не нравится мне всё это, – сказал Володя. – Слушай, как твой голос?

– Да вроде нормально уже.

– Крикни им в мегафон, что мы хотим с ними поговорить.

Я это и сделал. Ответом были лишь ветер, волны, и крики чаек.

– Так. Спускаем шлюпки. И, если что, идём внутрь. Лёх, пойдёшь со мной?

– Пойду, куда ж я денусь.

Мы подошли к первому кораблю, на борту которого у кормы вместо названия виднелось буквенно-цифровое обозначение USS LSM-149, а спереди и на круглой башне посреди корабля виднелся белый номер «149». На носу, на круглом помосте, находилось две спаренные 40-миллиметровые зенитные пушки, а по бортам – ещё две, поменьше, калибра 20 миллиметров.

– Интересно, – сказал я. – Мой дед служил на LSM-148. Никогда не видел эти корабли вживую, но это средние десантные корабли.

Нас, как и ранее, никто не окликнул – на корабле царила полнейшая тишина. Шлюпка пошла к корме корабля, с которой спускалась металлическая лесенка.

Первыми наверх забрались два матроса, третьим пошёл Володя, четвёртым я. Не знаю, что мы думали там увидеть – трупы, разрушения… Вместо этого, к палубе корабля были принайтованы ящики – и не было ни одной живой души. На капитанском мостике наблюдалась схожая картина, равно как и у орудий. Мы спустились вниз.

Всего описывать не буду, но там было и оружие (американское, понятно, в основном карабины М-1, пулемёты, лёгкие орудия, миномёты, и боеприпасы к ним), и ящики с едой и питьем (парочку мы открыли, увидели тушёнку разных типов, овсяные хлопья, и – вот это да! – пиво «Schlitz», которое в моё время было дешёвой гадостью). Была и мастерская, в которой было несколько станков и немалое количество заготовок, гвоздей, гаек, болтов, и запчастей.

Но самым интересным было не это. У одной из стен сиротливо стоял одинокий танк М-4 «Шерман» – узнать его было несложно, два точно таких же стояли в качестве памятников на одной из казарм в Штутгарте. Рядом с ним – что-то гусеничное, которое, к моему вящему стыду, смог идентифицировать не я, а один из матросов, Лёня Исаев, который был фанатом техники времён войны. Это оказался LVT, грузовик-амфибия на гусеницах.

А перед ним стояли шестиколёсные грузовички, которые были мне очень даже знакомы. В Бостоне и Вашингтоне предлагаются – или предлагались в моё время – Duck Tours, поездки на грузовиках-амфибиях по городу с заходом в реку и пересечением таковой. Так вот, эти «утки» получили своё название по коду изделия, DUKW. И пять таких «уток», только с установленными на них пулемётами, дополняли наш новонайденный автопарк. Последним же был одинокий джип марки Виллис MB.

Володя вдруг выпалил:

– Ну ни хрена себе. Прямо-таки пещера Аладдина!

Второй корабль, USS «Sheepscott», оказался танкером, причем, судя по стрелочке в рубке, заполненым под завязку горючим. Там же лежал судовой журнал, в котором было указано, что было залито 1150 тонн дизельного топлива, 30 тонн бензина, и в отдельный отсек 50 тонн пресной воды.

И наконец, последний корабль, самый большой, поразил нас в первую очередь своим названием – «U. S. S. R. Victory». На его носу гордо красовался номер «V3». Это был трамп, забитый всякой всячиной – в том числе и стройматериалами, и кое-каким инвентарем. Были даже маленький экскаватор, бульдозер, пара тракторов, и разнообразное военное имущество – форма, личное оружие, боеприпасы, палатки, спальные мешки…

А еще на этой «Победе» были холодильники с мясом, зерно, крупы и даже свежие фрукты, плюс ящики самых разных напитков – кока-колы (от чего я бы с удовольствием отказался), пива, и даже вина, шампанского, виски… И, до кучи, разные лекарства, понятно, что не современные. Но все лучше, чем вообще никаких.

Там же мы нашли и коробки с пакетиками семян разных растений. А на палубе был оборудован небольшой загончик с овцами, свиньями, и курами.

– Для офицерской столовой, – уверенно сказал Володя. – Они-то не хотят тушёнку жрать.

Вдоль стен трампа шли длинные металлические коридоры с каютами и другими помещениями по обе стороны. Мы время от времени открывали двери, но нигде не было ни души. Обстановка была, как правило, спартанской – двух- и трехъярусные кровати в кубриках, металлические столы и табуреты в столовых, гальюны и душевые без перегородок. Только на верхнем ярусе дверей стало больше, но и здесь ни в одном помещении из тех, чьи двери мы открывали, людей не было.

Никого не оказалось и в капитанской каюте, которая, в отличие от других, была немного более роскошной, ни в кают-компании, обставленной деревянными столами и удобными стульями. Пора было возвращаться, и мы отправились к трапу на верхнюю палубу. Я уже поставил ногу на первую ступеньку, как мне почудился стон из-за закрытой двери в одну из кают.

Мы ещё раз прошли коридором, где располагались каюты офицеров, и вдруг услышали стон из-за закрытой двери.

2. Иван

Дверь оказалась незаперта. Каюта была раза в два меньше моей на «Форт-Россе». Обстановка была спартанская – железная койка, привинченная к стене и застеленная синим одеялом, узкий металлический шкаф, железная тумбочка, откидной столик, полочка с книгами. Под потолком горела тусклая лампочка. Стонал же лежавший на железном полу человек с шевроном лейтенанта американских военно-морских сил[18] и с огромной ссадиной на лбу. Похоже, что в момент перехода корабль накренился, и обитатель каюты упал и ударился обо что-то твердое – вероятно о столик – головой.

На полу валялась металлическая миска, судя по всему, упавшая со стола. Я вспомнил, что в коридоре мы прошли мимо двери с табличкой «OFFICERS' HEAD» (гальюн для офицеров). Я побежал туда, набрал в миску холодной воды из умывальника. Мы перевернули бесчувственное тело на спину. Пока Володя вызывал по рации врача, я, обратив внимание на то, что лейтенант мне смутно кого-то напоминает, вылил воду ему на голову.

Тот застонал еще громче. Схватив лежащее рядом полотенце, я побежал обратно в туалет, намочил его, вернулся, и положил его на лоб офицеру.

Через несколько секунд, он открыл глаза. Сначала, похоже, он не мог их сфокусировать, потом его взгляд стал осмысленным, и он вдруг сказал:

– Что случилось? И… почему в моей каюте посторонние?

– Успокойтесь, – сказал Володя на неплохом английском. Мы…

– Немедленно покиньте мою каюту, или я буду вынужден передать вас корабельной полиции!

Я посмотрел на него:

– Увы, корабельной полиции на борту нет. Равно как и кого-либо еще. Кроме овец, свиней и кур на верхней палубе.

– Как это? – офицер попытался встать и чуть не грохнулся вновь – я еле-еле успел придержать его за плечо.

– Хотите, я помогу вам выйти в коридор и вы сами во всем убедитесь.

Опираясь на мою руку, тот выглянул за дверь. Закрыл глаза, открыл их вновь, заморгал, ущипнул себя за руку, осмотрелся еще раз.

– Вы правы, в коридоре всегда дежурят корабельные полицейские, а сейчас никого нет. И тишина, как в могиле… Хорошо. Кто же вы такие?

– Подполковник Владимир Романенко и капитан Алексис Алексеев, – ответил я на английском. Но того этот ответ не удовлетворил:

– Русские?

– Русские. Но я служил в американской армии, а подполковник – в российской.

Тот перешел на русский.

– Хорошо, господа, но как вы попали на борт?

– Видите ли, лейтенант…

– Айвен Алексеев, флот Соединенных Штатов Америки. По-русски Иван.

– Взгляните.

Я подвел его к окну. Он посмотрел наружу и обернулся к нам, побледнев еще больше, хотя, как нам казалось, он и так был бел как мел:

– Ничего не понимаю, господа. Это очень похоже на Калифорнию, а не на Гавайи – мы же только что вышли из Перл-Харбора… Определенно Калифорния – точнее даже, Сан-Франциско; мы в него заходили перед переходом на Гавайи. Но где сам город? И… что это за странный корабль под Андреевским флагом?

– Лейтенант, – сказал Володя на вполне сносном английском, – мы все провалились в прошлое. Мы – из тысяча девятьсот девяносто второго года. А корабль, который вы видите – из две тысячи пятнадцатого. Поэтому у него андреевский флаг. И мы действительно в заливе, известном в том времени, из которого мы – и вы – сюда попали, как Сан-Францискский.

– И в каком же мы сейчас году? – недоверчиво спросил лейтенант.

– В тысяча пятьсот девяносто девятом. Нам это известно, потому что мы наткнулись на англичанина, живущего в этих местах.

– А кто еще попал сюда на борту моего корабля?

– Кроме вас, мы больше никого не нашли. Хотя осмотрели около трети помещений на этом и двух других судах.

В коридоре послышались шаги, и в каюту вошел Саша Дерюгин. Осмотрев лейтенанта, он сказал:

– Судя по всему, сотрясение мозга. Вас необходимо будет понаблюдать пару дней. Вы сможете идти сами?

– Смогу, наверное, – голос Айвена был неуверенным.

– Давайте я вам помогу, – сказал я. Я вспомнил наконец, откуда я знаю Айвена Алексеева, но решил эту тему пока не поднимать.

Лейтенант, опираясь на моё плечо, с трудом взобрался вверх по лестнице и посмотрел по сторонам.

– Точно, вон там должен быть Сан-Франциско; именно оттуда я уходил на войну. А эти корабли – он показал на два других американца – вышли вместе с нами из Перл-Харборa. На них я не служил, но с их устройством знаком.

Когда мы сели в шлюпку, он спросил:

– Кстати, капитан Алексеев, мы с вами, случайно, не родственники?

– Полагаю, что да. Вы очень похожи на фотографию Ивана, брата моего дедушки Михаила Александровича, снявшегося на фоне корабля, похожего на этот, и моста через Золотые Ворота. Она висела в его квартире на 76-й улице у пересечения с Седьмой авеню.

– Да, я сфотографировался как раз перед началом похода. Два снимка я послал невесте и родителям – они именно там и жили, ведь Миша – мой старший брат. А третий экземпляр у меня в каюте; если вы откроете шкаф, то вы его увидите.

Он чуть помедлил, а потом выпалил:

– В голове не укладывается… Мишин внук. А мне все еще двадцать шесть лет… А тебе… вам?

– Двадцать восемь. И давайте на ты, все-таки мы родня.

– Давайте… то есть, давай.

На что вмешался Володя:

– Ну и со мной давайте тогда тоже на ты.

Что мы и скрепили рукопожатием, после чего Иван спросил:

– А как вы все сюда попали? Мы – я даже не знаю. Стало очень темно, потом корабль качнуло, а потом вдруг у меня холодная тряпка на лбу, и в моей каюте люди в гражданской одежде, которых на военном корабле и быть-то не может… – и он неуверенно улыбнулся.

– Наш теплоход – так мы называем корабль с двигателем внутреннего сгорания – его захлестнула тьма, и мы очутились здесь, в этом заливе. Только мы решили назвать его Русским, а страну нашу – Русская Америка. С тех пор, к нам присоединился еще один корабль – тот самый, который вы видели из иллюминатора. – И я показал на «Астрахань».

Ваня задумался, потом сказал:

– А Русская Америка – она большевицкая?

– Она – для всех. У нас есть и советские офицеры, и американские, – Володя показал на меня – но СССР прекратил свое существование в тысяча девятьсот девяносто первом году, и коммунистическая партия канула в лету вместе с ним. То, что сейчас именуется коммунистической партией – точнее, именовалось так в том времени, из которого мы пришли – имеет довольно мало отношения к большевикам, да и власти никакой у этих коммунистов нет.

– И поэтому у вашего корабля Андреевский флаг…

– Да, именно поэтому.

Мы причалили к борту «Астрахани», и шлюпку подняли лебедкой на ее борт. Мы пожелали Ивану скорейшего выздоровления, а он неожиданно сказал:

– Раз той страны, которой я приносил присягу, больше – или еще – нет, то… скажите, могу ли я служить Русской Америке?

– Конечно, и мы на это надеемся.

– Ведь мы всю жизнь росли в надежде когда-нибудь принести пользу России, которая для нас всегда была Родиной, даже для тех из нас, кто никогда там не был. Вот как я, например; служба на «U. S. S. R. Victory», хоть меня туда и случайно направили, понравилась мне уже из-за названия корабля. А я, смею надеяться, смогу быть полезным.

По специальности я инженер-машиностроитель. Даже магистра успел получить, и работал над докторской, когда началась война, и я пошел в школу флотских офицеров. Могу управлять любым из тех кораблей, которые вы здесь видите. Могу чинить их машины. Могу еще много чего – ведь нас, инженеров, учили и статике, и строительству, и электрике… Могу и учить других – ведь в аспирантуре я подрабатывал ассистентом.

Володя в ответ обнял его, посмотрел ему в глаза, и сказал:

– Вот только сначала оклемайся. А то лейтенант Дерюгин на меня волком смотрит.

– Господин лейтенант, – Иван посмотрел на Сашу, – позвольте только Алексею остаться со мной минут на пятнадцать. Поверьте мне, если я не смогу его кое о чем расспросить, то я не засну…

– Ладно, – пробурчал Саша – но не более пятнадцати минут.

Ваню разместили в стационаре, в котором, кроме него, никого не было. Он посмотрел на меня:

– Расскажи про семью и про себя.

Я ему вкратце обрисовал жизненный путь дедушки с бабушкой, родителей, и мой собственный, после чего сказал:

– Подробности я тебе расскажу, когда будет больше времени.

– Хорошо, только еще один вопрос. Чем закончилась война?

– В Европе – разгромом нацистов и поднятием советского флага на Рейхстаг первого мая сорок пятого. В Азии – победой над Японией в августе того же года. Капитуляция японцев была подписана второго сентября.

– Расскажешь потом поподробнее, ладно?

– С удовольствием. А, еще лучше, пусть Володя расскажет. Он о войне знает практически все.

Когда я вышел на палубу, «Астрахань» уже подходила к «Форт-Россу». Володя наказал мне отдохнуть – «не забывай, что ты только что болел», а сам отправился к Але планировать, как лучше всего распорядиться нашим неожиданным рогом изобилия. А я хотел было отправиться к себе, но меня вдруг посетила одна мысль. Уж очень меня уже заинтересовал такой факт: ни мы, ни «астраханцы», ни даже выжившие при потоплении «Армении», при перемещении никого не потеряли. А вот из моих бывших соотечественников сюда переместился только Ваня, который тоже русский и православный.

В коридоре я столкнулся с отцом Николаем, выходившим из «Филей», где он только что вел занятия с нашими детьми. Я не нашел ничего умнее, чем задать ему этот вопрос. Но тот не обиделся, и, подумав, сказал:

– Похоже, на то воля Господня – решать, кто должен был здесь оказаться, а кто нет. Только не понятно, кому от это легче – тем, кто остался в своем времени, или тем, которым предстоит построить здесь новый мир. И нам нужно быть достойными того подвига, который Господь на нас возложил.

– Вот только нам бы еще людей, чтобы можно было распорядиться всем этим добром, – вздохнул я про себя.

3. Зона низкого давления

Климат в Сан-Францискском, тьфу ты, Русском заливе очень изменчив. Город, точнее, место, где будет город, часто окутывают туманы, и никого не удивляет, если едешь по улице, солнечно, двадцать пять градусов Цельсия, и вдруг за пятиметровым пригорком въезжаешь в облако с температурой в двенадцать градусов. Особенно часто туман опускается на Золотые ворота и на всю зону вдоль Тихого океана. А вот в восточной части Залива такое бывает реже.

Но иногда туман сдувает дальше на восток, и иногда случается, что Золотые ворота – в лучах яркого солнца, а остров Ангелов, а ныне Русский остров – в тумане и под дождем. А могут погрузиться в туман и Лиличик, и Залив Елизаветы, как теперь назвали бухту между мысом Алексеева и индейской деревней.

Так случилось и в это утро. Еще вчера ярко светило солнце, и наше ополчение под командой Васи (к которому меня, увы, не подпускали врачи) пристреливало новое оружие, добытое на десантном корабле, с другой стороны горы Колибри. До того, наши спецы с Ваниной помощью смогли заправить и "Астрахань", и "Форт-Росс", а на самих кораблях были размещены патрули на случай, если кто-нибудь из посторонних заинтересуется нашими новыми приобретениями. Команды для них у нас, увы, не было.

А сегодня с утра нас окружала молочная пелена, видимость была от силы пятьдесят метров, и мы сидели спокойно за завтраком – все равно, пока туман не рассеется, ничем полезным не займешься. И вдруг где-то далеко, со стороны Россовского полустрова, послышалась канонада. В конце шестнадцатого века порох и ядра были не так уж и дешевы, чтобы бездумно палить по площадям, так что это могло означать лишь, что те, кто открыл огонь, видят, куда они стреляют.

«Астрахани» было приказано готовиться к срочному выходу – радар мог видеть наземные и наводные цели, а многие подводные камни и мели были известны. Но все равно нам не улыбалось потерять единственный наш патрульный корабль, и в тумане он двигался весьма осторожно. На его палубе собрались полтора десятка ополченцев, все с американским оружием – для своего было маловато боеприпасов.

Лишь недалеко от той самой безымянной деревни, где ранили Сару, мы вышли из серого марева. Теперь красные хижины пылали, а метрах в ста от берега стоял корабль под белыми флагами с красным крестом. Я посмотрел в бинокль и увидел, как за фигурками индейцев гоняются другие, в европейской одежде. Судя по флагу, это были англичане.

«Астрахань» мчалась к кораблю, с которого в нашу сторону был сделан пушечный залп. Мы были вне досягаемости их орудий, и ядра упали в воду где-то в двухстах метрах от нас, подняв высокие фонтаны воды.

То, что произошло после этого, иначе как избиением младенцев назвать было нельзя. Лёня решил не тратить почем зря боеприпасы шестиствольных АК-306. Вместо этого, на баке разместился Миша Неделин с тяжелым пулеметом Браунинга М2. Две очереди разворотили заднюю настройку и пушечные порты справа, и больше с пирата не стреляли. Кто-то копошился у носовой пушки, но еще одна короткая очередь, на этот раз из Васиного легкого Браунинга 1919М6, и, желающих сражаться на том корабле больше не осталось.

«Астрахань» летела дальше к берегу, где пираты уже бежали к своим шлюпкам. От сторожевика отделился катер, помчавшийся им наперерез, и другой, в направлении корабля, чье название нам не было известно.

Несколько очередей из Васиного пулемета по скоплению пиратов на берегу, и немногие выжившие повернули обратно, помчавшись вверх по склону. Вокруг валялись мертвые мивоки – мужчины, женщины, дети… Живых индейцев в пределах видимости не было. Катер выскочил на узкий пляж, с него посыпались ополченцы, и через десять минут все было кончено – без единого убитого или раненого с нашей стороны.

Из пиратов на берегу выжили лишь трое – причем все они были ранены. На всякий случай проверили все тела, но ни одно из них не подавало признаков жизни. Немногих выживших индейцев мы обнаружили в бане, до которой сыны туманного Альбиона просто не успели добраться, но по которой они сделали несколько выстрелов. Из ста шестидесяти жителей в живых остались восемь женщин, почти все раненые, и трое детей – две девочки и один мальчик лет шести.

Мы не взяли с собой Сару, так что мне пришлось объясняться с ними самому. Вряд ли они что-либо поняли. Но нас они уже не боялись, хотя, когда Саша Дерюгин начал их перевязывать, смазывая раны и ссадины йодом, они снова начали кричать. Но, увидев, что мы не желаем им зла, индейцы быстро успокоились, и одна из девочек даже доверчиво взяла меня за руку, когда мы пошли вниз к нашей шлюпке.

На корабле же из двенадцати человек, десять из которых были в кормовой надстройке, двое в носовой, в живых остался лишь капитан корабля, запершийся в своей каюте. Потом мне рассказали, что, когда ребята вышибли дверь, тот попытался было качать права, утверждая, что имеет корсарский патент и волен воевать со всеми, кто не является подданным британской короны. Но, осознав, что именно произошло, чему поспособствовала пара пинков, он резко поменял свой тон и рассказал, как они здесь оказались.

Вскоре после похода Дрейка, два корсара попытались повторить его «подвиг» и отправились в обход Южной Америки, но ни один из них не вернулся. С тех пор корсары действовали, как правило, в Карибском море, где французов было намного больше – и они не гнушались время от времени поохотиться на своих английских коллег.

В прошлом году, в Англию вернулся некий капитан Гор, который живописал, как, обогнув Южную Америку, он сумел захватить манильский галеон, набитый золотом и серебром. И несколько капитанов отправились туда же в составе эскадры из пяти кораблей; командовал ей все тот же Гор. Но когда они проходили пролив между Южной Америкой и какой-то землей южнее, начался шторм, и два корабля – включая флагман, которым командовал Гор – налетели на камни и погибли. Три других благополучно избежали участи своих собратьев, но их разметало сильнейшим ветром у гряды островов к западу от Южной Америки.

Вскоре "Золотому Руну" – именно так именовался корабль нашего пленника, капитана Симмондса – улыбнулась удача – они смогли захватить галеон «Энкарнасьон», направлявшийся в Манилу. Сам корсар получил при этом несколько пробоин, и капитан принял решение, как когда-то Джон, уйти к берегам Нового Альбиона для ремонта.

У индейцев, живших на побережье, они увидели золотые украшения, и англичане перебили их всех, позабавившись сначала с индианками; один из индейцев знал немного испанского и перед смертью успел рассказать, что «солнечный камень», как они именовали золото, они выменивают у индейцев «большой воды между холмами», по направлению к «полуночной звезде». А еще они услышали, что другая «большая лодка» недавно проходила тем же маршрутом, под английским флагом – вероятно, именно они заразили жителей Лиличика.

Вчера они уничтожили еще одно селение двадцатью милями южнее, но золота там не нашли. Видимость резко ухудшилась, но они шли далее на север, пока не увидели вход в залив. Там они обстреляли известную нам деревню мивоков, после чего высадились и стали отлавливать всех индейцев. Действительно, у многих из них, даже детей, были браслеты либо нагрудные украшения из золота. Индейцев убивали – кого из пистолетов, кого саблями – и поджигали их хижины, и лишь наше появление заставило их попытаться уйти.

Англичан мы пока заперли в одном из помещений «Астрахани» – хотя, вероятно, жизнь их будет непродолжительной. Выживших индейцев доставили в лазарет, где после Ваниной выписки пациентов не было. А вот «Золотое Руно» – так назывался пиратский корабль – решили по возможности восстановить. Его взяли на буксир и потащили к бухте Провидения.

Пока мы туда шли, я, Володя и Леня Голубкин осмотрели наше приобретение. В трюме мы обнаружили большое количество испанских золотых и серебряных монет и слитков, мешки с кукурузой, какао-бобы, а также два ящика с ювелиркой. Всего это было так много, что мы не могли понять, зачем им понадобилось еще и индейское золото. Впрочем, есть древняя история про репортера, который спросил у Джона Рокфеллера: «Мистер Рокфеллер, а сколько денег, по вашему, достаточно?» Тот подумал, и сказал: «Немного побольше, чем у тебя есть, сынок.»

В кубрике мы не нашли ничего интересного – вонючие гамаки команды, какие-то тряпки, пара ненужных нам мушкетов и сабель. В пороховом погребе тоже ничего интересного, ведь зачем нам их порох столь скверного качества? То же и с их пушками – они нам если и понадобятся, то либо на продажу, либо на переплавку, либо как музейный экспонат.

Но вот каюты капитана и других офицеров оказались поинтереснее – там мы нашли золото и драгоценности весьма искусной работы, с крупными камнями, а также карты и другой инвентарь. Карты, конечно, нам были не особенно-то и нужны, тем более что особой точностью они не отличались. Но нам было интересно сравнить их с нашими. Да и кое-какие обозначения на них – испанские населённые пункты, индейские деревни, а также карты Карибского бассейна, побережья Южной Америки, Филиппин, Африки, и Европы тоже заслуживали внимания. Судовой журнал мы взяли для тщательного изучения.

И тут мы неожиданно услышали чей-то голос. Один из ключей на связке, отобранной у капитана, открыл ничем не приметную дверь. Там мы увидели молодого человека, связанного по рукам и ногам. Одежда его, когда-то богатая, превратилась в лохмотья.

– Кто вы? – спросил я его по-английски.

– Senor, perdóneme, no hablo inglés. Soy espanol.[19]

Его акцент несколько отличался от привычного мне, но все же я сумел его понять.

– Кто вы? – спросил я его уже по испански.

– Диего Хуан Альтамирано де Веласко, испанский дворянин. А вы?

– А мы русские. Добро пожаловать в Русскую Америку. – Сказав это, я развязал ему руки и ноги.

– Никогда не видел русских. Слышал, что вы живёте там, где всегда снег, и носите шкуры медведей.

– Как видите, сеньор Альтамирано, мы и сейчас так одеты, а вокруг снег и лед. – пошутил я.

Он засмеялся, а я продолжил:

– Идите с нами, вас необходимо показать нашим врачам, а также накормить. Пейте, – и я дал ему свою флягу с водой.

Испанец жадно припал к ней, и выпил почти все, что там было.

– Спасибо, сеньор…

– Алексеев.

– Спасибо, сеньор Алесео, – сказал он. – Надеюсь, вы сохраните мне жизнь? За нее, я полагаю, можно получить неплохой выкуп.

– Сеньор Альтамирано, мы не пираты и не воюем с Испанией. Мы вас передадим испанским властям при первой возможности. И никакого выкупа мы за вас не потребуем.

– Сеньоры, я у вас в неоплатном долгу, – сказал кабальеро. – Эти пираты захватили корабль, на котором я шел в Манилу с распоряжением Его Величества Католического Короля. И я уже два месяца их пленник – всех остальных моих спутников они заставили пройти по доске. А вот за меня они захотели получить большой выкуп. Поэтому я до сих пор жив.

– Сеньор Альтамирано, а не могли бы вы передать испанским властям послание от нас?

– Сеньор Алесео, сочту за честь.

– Мы хотели бы договориться о мире и торговле между нашими великими державами, а также о границах Русской Америки.

– Сеньор Алесео, я полагаю, что это будет не только в ваших, но еще более в наших интересах. Во-первых, вы уничтожили наших врагов и спасли жизнь посланцу Его Величества. Во-вторых, я не знаю, как именно вы это сделали, но вам это не составило, как я понял, никакого труда. Не думаю, что в интересах Его Католического Величества воевать с таким противником. Я только надеюсь, что мы сможем найти разумный компромисс по поводу границ Русской Америки и владений Его Католического Величества.

– Сеньор Альтамирано, а теперь давайте отправимся на наш корабль.

Сам вид «Астрахани», а также катер, на котором мы перебрались на нее, ввергли его в ступор. После врачебного осмотра, который выявил сильную степень истощения, но не более того, мы решили переправить его на «Форт-Росс». Впрочем, вряд ли испанский гранд шестнадцатого века обрадуется врачам женского пола. Поэтому было решено, что Саша Дерюгин будет навещать его ежедневно и заберет обратно на «Астрахань», если ему вдруг понадобится стационарное лечение.

4. Огненное прощание

В Бухте Провидения «Золотое Руно» отцепили и подогнали поближе к берегу, где и поставили на якорь. Сеньор Альтамирано вместе со мной и Володей перешли на «Форт-Росс», где ему была выделена каюта. Меня хотели оставить в качестве переводчика, но тут оказалось, что Инна Семашко, главный корабельный повар, была урожденной Эрнандес – ее родители когда-то бежали из Испании, и она отлично говорила по-испански. Конечно, язык за четыреста лет успел измениться, но Инна по сравнению со мной была как небо и земля. Конечно, потом оказалось, что сеньор Альтамирано предпочитал мои услуги, ведь в Испании того времени женщины не занимали каких-либо постов, но об этом он мне сказал несколько позже. Поэтому я с чистым сердцем вернулся на «Астрахань» – надо было вернуться к россовским берегам и похоронить погибших.

Вдруг Леня Голубкин спохватился:

– Слушай, ты не знаешь, как мивоков хоронили по их обычаям?

– Не знаю. Спросим у Мэри.

Но оказалось, что Мэри вернулась на Олений остров, зато я наткнулся на Сару. На наш вопрос, она ответила неопределенно:

– Мертвых мивоки сжигают, но там довольно сложная церемония, причем женщины в ней не участвуют. Поэтому вам лучше будет спросить у Элсу и его людей. Знаю лишь одно: то, что остается, складывают в корзины и закапывают.

– То есть то, что мы сделали в Хичилике, было неправильно…

– Да, но в Лиличике это все равно произвело хорошее впечатление – они увидели, что мы отдавали убитым почести по своему обычаю.

– Ладно, – подумав, сказал Леня. – Пойдем сразу на Росс, а то солнце сядет через час-полтора…

Еще издалека мы увидели столбы дыма, поднимавшиеся из того места, где еще недавно находилась злосчастная деревня. В бинокль были видны огромные костры и десятки мивоков вокруг них. Увидев нас, никто не взял в руки оружие – наоборот, они стали нам махать, а, когда мы подошли поближе на катере, седовласый индеец с перьями на голове что-то закричал.

– Они говорят нам, «Добро пожаловать», – сказала Сара.

Мы сошли на берег и увидели, как несколько погребальных костров вовсю горят, а на очередную горку из бревнышек, коры секвой, и хвороста уже сложили последние несколько тел, после чего зажгли ветку от одного из уже горящих костров и подожгли ветки.

Тот самый человек, который приветствовал нас, сказал что-то, из чего я разобрал лишь слово «друг».

Сара перевела:

– Он говорит, что его зовут Хесуту. Его люди из другой деревни, Ливанелова, которая находится дальше на запад, на «большой воде». Они знают, что белые люди убили злых белых людей, которые напали на эту деревню, и спасли несколько мивоков. Он просит прощения за неразумные действия, когда жители деревни Мокел напали на белых людей. Но на них уже нападали другие злые белые люди, некоторые пытались увезти женщин, а другие искали золото. Поэтому местные мивоки не доверяли белым людям.

Я ответил:

– Сара, скажи, что мы всегда готовы защищать мивоков от злых людей, а также лечить тех из них, кто болен или ранен. Что те, кто выжил, сейчас на «Астрахани», и Хесуту может их увидеть, если хочет.

Хесуту прижал руку к сердцу:

– Нет, о белый человек, мы тебе верим. И мы благодарим тебя за твою защиту и помощь. Если вы захотите построить здесь свою деревню, то ни один мивок не нападет на вас и не будет вам мешать. И ваше присутствие здесь сейчас – честь для погибших.

Потом он спросил, как меня зовут, и сказал:

– Я не могу выговорить твое имя, белый человек, поэтому, если ты не обидишься, я буду называть тебя Лисе.

Я видел, что Сара с трудом подавляла усмешку, и прямо спросил ее, что это означает.

– Это рыба, которая живет в реках на материке, и иногда выходит в море, папа называет ее лосось.

Ну что ж, лосось так лосось, подумал я и в свою очередь прижал руку к сердцу:

– Хесуту, мы хотели бы похоронить белых людей. Не ради почестей, а потому, что если этого не сделать, то люди, которые будут рядом с их трупами, могут заболеть.

– Хорошо, Лисе, делай, как знаешь.

Мы вырыли яму и начали сваливать в нее трупы пиратов, предварительно обыскивая их. Мы нашли ножи, пистолеты, золотые и серебряные монеты, а также искусно сделанные ювелирные золотые изделия – по словам Сары, индейской работы. Все мивокское золото мы хотели отдать Хесуту, но тот сказал:

– Если бы мы знали, кому принадлежало это золото, то мы бы надели его на хозяев перед тем, как сжечь их тела. Но мы этого не знаем, поэтому бери, Лисе, это теперь твое. Подари что-нибудь девушке, если она у тебя есть.

Ножи же мы презентовали Хесуту и его людям, чему они были очень обрадованы. Но вдруг лицо вождя опечалилось, и он что-то сказал, а Сара перевела:

– Лисе, у нас здесь ничего нет, что мы могли бы вам подарить. Золото не в счет, оно было не нашим. Приезжайте к нам в деревню, вы теперь навсегда наши братья, и мы вас отдарим так, как сможем. Но у меня к вам еще одна очень большая просьба. Не могли бы вы передать нам тех злых белых людей, которых вы взяли живыми, и которые теперь у вас?

Я сказал Саре передать ему, что не я это решаю, но я надеюсь, что наш Совет старейшин согласится на это. Ведь эти люди убивали женщин, детей и стариков.

Мы засыпали яму положили вокруг камни, после чего мы, посмотрев на Хесуту, вновь приложили правую руку к сердцу, мивоки сделали то же самое. И «Астрахань» пошла обратно в Бухту Провидения.

Когда мы наконец перестали обонять тошнотворный запах горелого человеческого мяса, я спросил у Сары, что же мивоки могут сделать с пиратами. Сара задумалась, и наконец сказала:

– Алекс, у мивоков распространена кровная месть. Пираты проживут недолго и, боюсь, закончат жизнь в страшных мучениях.

5. А дальше?

Пока нас не было, капитан Симмондс, увидев мощь Русской Америки, и решив, что это – только вершина айсберга (ну кто в здравом уме мог бы предположить, что эти пять кораблей и есть всё, чем мы располагаем?), вдруг запел так, что иная канарейка удавилась бы от зависти. Тем более, что его собеседниками были два Володиных приятеля – Ринат Аксараев, бывший спецназовец с опытом Афганистана, а также, судя по некоторым его репликам, и Анголы, человек с приятными манерами и весьма располагающим к себе лицом, и Миша Неделин, бывший морпех, тоже побывавший в разных «горячих точках», внешне несколько напоминавший медведя гризли. Причём гризли наверняка испугался бы Миши.

Миша, Ринат и Володя дружили ещё со школы и понимали друг друга с полуслова. Поэтому они и решили попробовать классическую схему «добрый и злой следователь»: если Симмондс начинал запираться, врать, или хамить, то Ринат выходил «на минутку», и у Симмондса при виде привстающего с места Миши мгновенно исчезали спесь и желание лгать. Метод сработал так хорошо, что Симмондс вскоре начал отвечать на вопросы, которые ему еще не задавали – более того, делиться самой неожиданной информацией.

Были также проведены короткие допросы английских матросов. Они подтвердили всё сказанное Симмондсом, кроме тех моментов, о которых они знать не могли.

А выяснилось много интересного. На карту был проложен полный маршрут, по которому «Золотое Руно» прибыло в Русский залив, а также его прошлые вояжи по Атлантике и Карибам. Подробности были, как правило, занесены в судовой журнал в форме, которую мог понять только человек посвящённый, каковыми Миша с Ринатом ныне являлись. В результате на карте появились испанские поселения и крепости, английские и частично французские пиратские опорные пункты, индейские деревни, а также мели, камни, и, что тоже было немаловажно, основные маршруты манильских и кадисских галеонов. Оказывается, наши герои, во время прошлого своего тура по Карибам, преследуемые французами, ушли к Бермудам. На одном из островков они нашли пещеру, в одном из ответвлений которой они оставили практически всю добычу, награбленную ими на тот момент, после чего вернулись на Карибы. Местонахождения входа в пещеру Симмондс показал нам на карте Бермуд, составленной его людьми, равно как и план самой пещеры. Знали об этом лишь трое, и они все, такая незадача, не вернулись из того плаванья, а добыча от второй части вояжа нагрузила «Руно» так, что клад на Бермудах капитан решил забрать в другой раз.

Конечно, в те места мы нескоро попадем, но Симмондс рассказал и о двух тайниках на борту «Золотого Руна», в которых было обнаружено немалое количество золота и драгоценностей, а также детальные карты некоторых портов Мексики, Филиппин, и Карибского моря, взятые на испанских галеонах. Там же была и та самая рукописная схема Бермуд.

Но больше всего из содержимого этих тайников нас поразило описание морского пути вокруг Норвегии к Архангельску. Оказалось, что Симмондс в молодости ходил туда юнгой на купеческом корабле.

После того, как его распотрошили, Совет задумался, что теперь делать с пленными пиратами. Оставить в живых мы бы их не смогли при всем желании – тюрем у нас не было, а отпустить их под честное слово было бы весьма чревато для индейцев, да и нам могло создать немалые трудности. Казнить их никто не хотел – все-таки мы не палачи, а воины. Тем более, Симмондс умолял нас не вешать его, расстрел был бы напрасной тратой боеприпасов, а прогулка по досочке казалась варварством. Так что просьба передать их мивокам была как нельзя кстати – решение было принято единогласно. Было решено проведать индейцев в ближайшее время и передать им этот живой «подарок».

Следующим пунктом повестки дня был вопрос, что нам делать дальше.

В краткосрочном плане была выдвинута идея как можно скорее построить Росс, благо место для него теперь есть, и даже мивоки из Ливанеловы нас в этом поддержат. Начать можно с форта; для земляных работ есть и трактора, и экскаватор. Начнем мы с земляных валов; позднее на них можно будет возвести деревянные стены с башнями, которые, если понадобится, можно будет в будущем заменить на каменные. Форт придётся сделать достаточно большим, чтобы дать городу возможность расти в существующих границах.

Я напомнил ребятам, что в этом районе весьма велика вероятность землетрясений, и что у нас нет сведений, когда именно они происходили – первое, о котором нам достоверно известно, произойдет примерно двести лет спустя. К счастью, в загашнике у Лёхи Иванова оказалась и книга про строительство, где была и глава о сейсмически активных регионах, а я вспомнил рассказы дяди (кстати, строительного инженера) о том, как это делалось в Сан-Франциско. Было решено строить дома с деревянным каркасом из балок крест-накрест.

Животные, найденные на «Победе», уже находились в загоне на Русском острове. В перспективе для них придётся соорудить еще один такой же, только побольше, в Россе. Кстати, занялись ими – причём с большим удовольствием – дети. Они же проращивали некоторые из найденных там семян – по трети пакетика помидор, огурцов, редиски, кабачков, тыквы, сельдерея; а из початков, найденных на «Победе», мы добыли семена кукурузы. Первые всходы уже проклюнулись, и, вполне вероятно, наша диета скоро станет намного более разнообразной и свежей.

А Джон решил восстановить «Золотое Руно» и сделать из него корабль для патрулирования Залива. Лёня Голубкин и пара его ребят ходили в свое время на «Крузенштерне», а у родителей Ваниной невесты была своя яхточка, на которой так и не состоявшийся тесть в свое время неплохо его натаскал. Я же немного баловался виндсерфингом – не то же самое, но кое-какое представление о хождении под парусами даёт.

Пока же, впрочем, «Золотое Руно» нужно отремонтировать – его сильно повредили мощные пули крупнокалиберного пулемета. На ее восстановление Джон собирался пустить некоторые детали своей «Выдры». Проблема упиралась в то же самое, что и всё остальное – у нас банально не хватало людей для команды. А про заселение чего-либо, кроме одного форта, вообще не шло речи.

Но откуда их взять? Испанцев и англичан мы по понятным причинам сразу исключили – Русская Америка должна оставаться русской. Мивоки и прочие индейцы – та же проблема. Хотя, конечно, определенное их число следует потихоньку ассимилировать. Моя идея предложить жителям Ливанеловы и Лиличика взять часть их молодежи на обучение после короткой дискуссии была признана хорошим началом.

Следующим пунктом были ресурсы. «Пещеры Аладдина» рано или поздно опустеют, но полезные ископаемые в Калифорнии имеются. Уголь, нефть, железная руда, серебро – в районе Лос-Анджелеса, для которого нужно будет придумать новое название. Золото, к востоку и частично к северу от Росса. Медь – к северо-востоку. Но нельзя забывать, что везде живут индейцы, и они далеко не везде такие миролюбивые, как мивоки. Особенно если учесть, что и мивоки оказались не такими уж и мирными… Кроме того, если не принять меры, лет через десять начнется освоение Нижней Калифорнии испанцами. А на востоке материка вот-вот появятся англичане и французы.

Значит, нужно привезти русских… На одном из кораблей класса «Победа» во время Корейской войны эвакуировали более одиннадцати тысяч человек. Есть все основания думать, что, пусть не десять тысяч, но хотя бы три-четыре, можно было бы вывезти в относительном комфорте даже с другого конца света. Вот только неблизко это… Можно идти или вокруг мыса Горн, или – намного дальше – вокруг Азии и Мыса Доброй Надежды. Северо-Восточный Проход – к северу от Сибири – можно смело забыть – у нас нет ледокола. В любом случае, по дороге надо будет высадить нашего испанского гостя.

И еще. Раз мы попали сюда до извержения Уайнапутины, то нужно сделать все, чтобы помочь предотвратить массовую смертность от голода в России. Будь у нас достаточно людей, то можно было бы послать три «американских» корабля вокруг мыса Горн в Европу, затем покупать зерно в Данциге – чего-чего, а серебра у нас много – и доставлять его через Ладогу на Русь. Кроме того, помочь в подготовке запасов зерна, рыбы, грибов; привезти картофель, который, скорее всего, сможет дать хоть какой-нибудь урожай в условиях «года без лета»; и пособить Его Величеству в пресечении сокрытия зерна «хомяками»-помещиками, купцами, монастырями. Заодно и помочь русскому войску в их войне с поляками и шведами, которые стопроцентно попытаются нажиться на русском горе.

А потом набрать как можно больше безземельных крестьян и доставить их в нашу Русскую Америку; по дороге их можно будет научить читать, писать и считать. Одновременно можно было бы помочь русскому войску разбить войска поляков и их ставленников.

Идея классная. Но, увы, невыполнимая. Ведь у нас даже нет команды для перехода в Европу. Но мечтать не вредно – предположим, что она бы нашлась…

Конечно, не может быть уверенности в том, что нас примут с распростертыми объятиями – и что царь Борис прислушается к нам, а не передаст нас в Тайный приказ или что у них там сейчас имеется. Но лучше так, чем всю жизнь прожить с мыслью о том, что у тебя был шанс спасти тысячи человеческих жизней – и ты не стал этого делать.

6. Братья и сестры

Ливанелова напоминала Лиличик, только раза в два побольше. Круглый дом находился на центральной площади, в центре которой высилась огромная куча хвороста, примерно метр в высоту и три-три с половиной в длину. В ее середине лежало тело того самого вождя, который не так давно приказал своим людям стрелять по нам. Он был обнажен, как и все индейцы, но на нем было надето золотое колье, а на руках – по несколько золотых же браслетов. Слева и справа она несколько сужалась, и из нее торчали высокие и прочные жерди.

– Хуслу, вождь погибшей деревни Мелок, – сказал Хесуту, – он был ранен, смог убежать от злых людей, но умер в лесочке к северу от деревни. Несколько молодых воинов пошли туда сегодня утром на охоту – там всегда много дичи – и нашли его тело.

А теперь, дорогой Лисе, примите от нас скромные дары, – и индейцы вынесли нам кожаный мешок.

Сара перевела все без запинки; я уже знакомым жестом приложил руку к сердцу. Затем я взял в руки мешок, показавшийся мне неожиданно тяжелым, и развязал тесемки. Он был набит золотыми слитками; я посмотрел на Хесуту и сказал ему:

– Друг мой, это слишком ценный подарок.

– Лисе, мы меняем этот «солнечный камень» у соседей на рыбу. Он хорош для того, чтобы делать украшения, но мы его не считаем таким уж ценным. Возьмите его. И посмотрите, понадобится ли вам содержимое этого кувшина, – и по его сигналу вынесли большой пузатый кувшин, похожий на амфору, но с плоским дном. – Мы нашли его в большой лодке, которая разбилась о камни прошлой зимой. Люди оттуда ушли и забрали почти все содержимое, но это они оставили.

Сосуд был закрыт плотно подогнанной пробковой крышкой. Я высыпал немного содержимого себе на руку и ахнул. Это была пшеница – причем выглядела она еще вполне товарного вида.

– Благодарю тебя, о Хесуту, – я прижал руку к сердцу. – А теперь позволь нам передать тебе злых людей, убийц ваших родственников.

Капитан Симмондс и его люди, увидев, к кому они попали в руки, заверещали и попробовали убежать, но мивоки привязали каждого из них сыромятными ремнями к одному из шестов. Я понял, что нужно как можно быстрее ретироваться – мне совсем не улыбалось наблюдать за тем, как живьем сжигают людей.

Но сначала я с поклоном подарил Хесуту еще с дюжину ножей для бифштексов из трюмов «Победы». Он попробовал один из них пальцем и порезался, но не обиделся, а пришел в восторг.

– Друг мой Лисе, этими ножами можно резать все, что угодно! Спасибо тебе!

Только теперь я решился озвучить предложение нашего Совета.

– Хесуту, брат мой. Если вы пошлете к нам детей, мальчиков и девочек, мы обучим их нашему языку и многому из того, что мы сами умеем.

– А зачем это вам, Лисе? – на лице Хесуту отобразилось удивление.

– Мы и вы – братья и сестры. Ваши дети научатся самым разным умениям, но и мы можем много чему научиться от них.

– Лисе, благодарю тебя, но мне это нужно будет обсудить со старейшинами племени. И скажу сразу – мальчиков мы отпустим, но зачем учить девочек? Они обещаны в браке с раннего детства, и им нужно уметь готовить еду, выделывать шкуры, собирать ягоды и тростник, а, когда вырастут, рожать и воспитывать детей. Вот разве что те, у кого жених умер или погиб – они тоже считаются вдовами, и могут оставаться без мужа. Но таких мало.

– Хесуту, девочки могут намного больше, чем только готовить и рожать детей. Вот, например, моя жена – доктор, она лечила больных в Лиличике.

– Слышали мы про нее от наших соседей. И что, вы можете научить и наших девочек? Хоть у них кожа не белая, а коричневая?

– Сара этому учится, и ее кожа такая же коричневая, как и у вас. И моя жена говорит, что Сара будет очень хорошим целителем.

Сара не хотела этого переводить, но я грозно посмотрел на нее, и она, запинаясь, выдала пару фраз. Хесуту ответил:

– Я подумаю, мой друг Лисе.

Из чего я понял, что совет старейшин советом старейшин, но решает в первую очередь Хесуту. И дети мивоков будут учиться у нас.

Я поспешил распрощаться, хоть Хесуту и предлагал нам остаться и лицезреть смерть злых людей и вознесение Хуслу к богу Солнца. Но мы сказали, что нам нужно еще посетить Лиличик, что было абсолютной правдой, пусть и не всей правдой.

7. Привет из Крыма

Мы опять вошли в Золотые ворота. Погода была замечательная, и я решил остаться на палубе. Как это бывает в Сан-Франциско, вдруг из ниоткуда возник и спустился туман. Радары на «Астрахани» были включены, и мы пошли дальше, резко сбавив ход. Я вдруг почувствовал, что ко мне кто-то прислонился грудью. Я не сомневался, кто это был – этой грудью до меня дотрагивались уже не раз, и не могу сказать, чтобы это было неприятное ощущение, но я был женат и не собирался изменять своей супруге. Так что, как только мы вышли из тумана, я попробовал, скажем так, несколько дистанцироваться от прижавшейся от меня девушки… Но Сара (понятно, что это была она) прижалась ко мне еще сильнее. Я уже хотел гаркнуть на нее, но тут увидел глаза Сары – в них вновь был неподдельный ужас, как тогда, на горе Колибри.

Насколько это было возможно в данной ситуации, я повернул голову. Прямо по курсу перед нами колыхался огромный сгусток мглы.

Я внутренне похолодел, вспомнив, что произошло, когда подобное случилось с «Форт-Россом». Но шли мы довольно медленно, и потому оставалось некое пространство для маневра, да и команда оказалась на высоте. «Астрахань» резко положила руль вправо и успела повернуть так, что наш борт прошел в двух-трех метрах от тьмы, даже не зацепив ее.

Сторожевик начал закладывать вираж – подальше от мглы, на случай, если она начнет двигаться в нашу сторону. Но она ни с того ни с сего рассосалась, и водная гладь Русского залива отразила синеву почти безоблачного неба. Только за нашей спиной, над Золотыми воротами, все еще висела пелена тумана.

А на том месте, где только что была тьма, покачивался, как мы и ожидали, корабль – небольшой, всего лишь метров тридцать-тридцать пять в длину. На корме его развевался красный флаг, а на борту блестели начищенные медные буквы: «Константин Паустовский».

Я побежал к мостику, где, как оказалось, Леня уже отдал приказ спускать шлюпку.

– Пойдем вместе – ты, я и пара матросов, – сказал он.

В шлюпке Леня сообщил мне:

– Ходил я как-то раз на нем, еще ребенком, вдоль южного берега Крыма. Такое впечатление, что он из того времени – конец семидесятых или начало восьмидесятых.

Через несколько минут мы уже были на борту «Паустовского». На нас испуганно таращились глаза его пассажиры – в основном молодые люди.

– Граждане, бояться нечего, – улыбнулся им Леня. – Все нормально.

Похоже, это возымело обратный эффект – послышался женский визг, потом кто-то сказал:

– Товарищ, мы не хотели!

– Что не хотели? – не понял Леня.

– Нарушать границу!

Мы с Леней расхохотались – похоже, те подумали, что мы пограничники, а они каким-то образом приблизились к морской границе СССР.

– Да ни в чем вы не виноваты – громко сказал он. – Нам просто нужно переговорить с капитаном.

И мы прошли на мостик.

– Командир пограничного сторожевого корабля «Астрахань» капитан 3-го ранга Голубкин, – представился Леня. – А это… эээ… товарищ Алексеев.

Мне стало еще смешнее, ведь обращение «товарищ» было одним из худших ругательств для эмигрантов. Потом, увидев, как побледнел капитан, я понял, что он меня принял за гебиста.

– Капитан Ле… Лелюшенко, командир теплохода «Константин Паустовский» – с запинкой сказал тот. – А в чем, собственно, мы виноваты?

– Да ни в чем. – сказал я. – По крайней мере, нам такие факты неизвестны.

Шутка оказалась неудачной – Лелюшенко побледнел еще сильнее.

– Да не бойтесь вы, – сказал Леня. – Мы не из органов, таких здесь просто пока еще нет.

– Здесь?!

– А вот это и есть самый основной вопрос. Вы не заметили, как изменился пейзаж?

– Товарищ капитан третьего ранга, – сказал тот. – На нас налетела какая-то тьма, а потом мы оказались в совершенно незнакомых местах. А тут еще военный корабль. – тут вдруг его глаза стали и вовсе квадратными. – А это Андреевский флаг у вас на корме?

– Он самый, родимый, – бодро ответил Лёня. – Только ничего вы не нарушили, не бойтесь. А вот попали вы изрядно. Мы сейчас в Русском заливе.

– В Русском заливе??

– Тот, который в наше время именовался Сан-Францискским. А теперь тут Русская Америка.

– Теперь?

– Да, теперь. Год у нас здесь тысяча пятьсот девяносто девятый. Добро пожаловать в прошлое!

Лелюшенко рассмеялся, но, увидев, что мы серьезны, огляделся по сторонам и вдруг сказал:

– Вы знаете, точно, у меня есть альбом, «Самые красивые порты мира», и там есть фотографии Сан Франциско. По-моему, это было вон там, – и он показал на Россовский берег.

– Верно, – сказал я. – Ну что ж, добро пожаловать к нашему очагу. Меня, кстати, Алексей зовут.

– Меня Петр Иванович. Можно Петя.

Леня вмешался:

– А меня Леня. Петя, слушай сюда. Я тебе оставлю тут Леху, и мичмана сейчас пришлю – вы следуйте за нами, если что, мичман эти места уже знает, подскажет, что не так. И не бойся, все будет хорошо. Лех, лады?

– Ага, – сказал я. Леня вышел.

– А что у вас здесь за пассажиры? – спросил я у Петра.

– Мы прогулочный пароход, ходим вдоль Южного берега Крыма. Когда просто туристов возим. Сейчас у нас здесь группа ребят с БАМа, студенты-отличники из Москвы, Питера и Ростова, и передовики сельского хозяйства. Сто восемьдесят семь человек всего. Плюс я и дюжина матросов.

Да, подумал я, население наше более чем удвоилось.

– Петь, я пойду, попробую поговорить с народом.

– Дай я им сам все скажу по громкой связи.

И поднес микрофон ко рту:

– Граждане, сейчас к вам выйдет товарищ Алексеев и обрисует ситуацию. Она полностью контролируется нами, и бояться вам нечего.

Я вышел с мостика. Никто не визжал, но почти все смотрели на меня с испугом.

– Товарищи, что происходит? – завизжала какая-то девица.

– В чем мы виноваты? – спросил другой.

– Мой папа – дипломат. Он этого так не оставит, – начал угрожать третий, не уточнив, впрочем, что за "это" такое.

Тут, к счастью, подошла шлюпка, и из нее вышли мичман Саша Орлов и матрос Валя Андрейченко. Валя обладал весьма миролюбивым характером, но размером больше напоминал шкаф. Из всех русских американцев, только Миша Неделин был больше его по габаритам. Я оценил Ленину идею – намного проще было говорить с пассажирами, когда рядом с тобой стоит такой Валя.

Выдержав паузу, я сказал:

– Дамы и господа, добро пожаловать в Русскую Америку!

Кто-то громко крикнул:

– Что за глупые шутки?

– Я не шучу. Мы в Русском заливе, известном в наше время – точнее, в том времени, откуда мы пришли, как Сан-Францискский залив. А год сейчас тысяча пятьсот девяносто девятый.

Снова завизжала первая девица:

– Какая Русская Америка? Мы в Крым приехали, слышите, в Крым!

– Увы, – ответил я, – мы тоже сюда не стремились. Так получилось. Если кто не верит, посмотрите на эти пейзажи.

Одна девочка, до того молчавшая, вдруг сообщила:

– Точно, это он – Сан-Франциско. Мы же учили про Калифорнию на уроках американоведения в Инязе. А где сам город?

– Как где? Нет еще. Предстоит построить.

Мне пришлось отвечать на все новые вопросы. Кто-то реагировал агрессивно, но в основном народ просто испугался. В конце концов, мы прибыли в бухту Провидения. Возник вопрос с размещением народа – «Константин Паустовский» не был предназначен для ночлега, там были только скамейки у иллюминаторов. А на «Форт-Россе» хватало места еще максимум на сто пятьдесят человек.

Ситуацию спасли ребята с БАМа – двадцать парней и девятнадцать девушек. Они посовещались между собой, потом один из них подошёл к нам с Володей и сказал:

– Ребята, у вас есть палатки? А то нам не привыкать – поселимся пока в них.

То же говорили и передовики сельского хозяйства, но там было тридцать девушек и женщин, а мужиков было всего десять.

Подумав, мы сошлись на таком варианте. Был практически закончен клуб, и туда мы поместили шестнадцать раскладушек с «Победы», и БАМовцы-мужчины, кроме четырех семейных, переехали туда. Удобства мы уже построили, а Мэри предложила свою баню к их услугам. Питаться они будут на «Форт-Россе», там же для них есть и душевые.

Ну и, конечно, им мы обещали построить жилье в первую очередь.

– Слышали мы такое уже, – проворчал один из них.

Немногих семейных (четыре пары с БАМа, три из колхозов, пять студенческих) мы поместили в каюты на двоих, а часть других кают – те, что побольше – уплотнили с помощью дополнительных раскладушек. Так что влезли все.

Оказалось, что у нас, в дополнение к БАМовцам и колхозникам, имеется двадцать шесть студентов-инженеров (все парни), несколько математиков, физиков, химиков (тоже почти все молодые люди), а вот по языкам, истории, психологии были практически одни девочки. Среди студентов-медиков представительниц прекрасного пола также было большинство.

Вечер прошел за экипировкой (почти все были одеты по-летнему, и пришлось подбирать им форму из американских запасов, благо ее было много), и после ужина Володя объявил:

– Завтра обсудим, кто как может быть полезен. А сегодня всем спать!

8. Мы наш, мы новый мир построим…

Итак, теперь у нас количество женщин и количество мужчин практически сравнялось, и это даже если не считать индианок, спасённых нами от англичан.

Все они были либо замужем, либо обещаны в браке. От сынов туманного Альбиона бежал один лишь вождь, тот самый Хуслу, чье огненное погребение мы так и не увидели. Все же остальные погибли в бою. Мэри разъяснила нам, что каждая считалась теперь вдовой, и, по правилам мивоков, три луны не сможет даже говорить с другими мужчинами. Но взгляды, которые практически все они бросали на некоторых из проходящих мужчин, показывали, что они ждут не дождутся конца этих трех лун. Впрочем, и без них у нас теперь был небольшой перевес женщин.

Все взрослые пациентки, и двое из троих детей (третий, мальчик, был слишком мал), учили русский язык на экспресс-курсах, организованных девочками-языковедами. Заодно две из них, пользуясь случаем, составляли грамматику и словарь мивокского языка.

Впрочем, и у врачей было пополнение – одиннадцать девочек и трое мальчиков. Две из девочек и один из мальчиков учились на стоматологов, что не могло не радовать; матушка Ольга с облегчением призналась мне, что она с ужасом думала, что делать, если у кого-нибудь придется сверлить зубы. Ведь бормашина на «Форт-Россе» была, равно как и необходимые материалы, а вот обращаться с ней никто толком не умел. Еще одна бормашина, только более примитивная, нашлась на «Победе», которой решили оставить это название. Другие два американских корабля переименовали в «Мивок» (десантный) и «Колибри» (танкер).

БАМовцы же заявили, что мы все строим неправильно, потребовали ознакомиться с планами, и откомандировали для этого дела двоих – Саню Телегина и Валеру Ивлева. Подумав, мы пригласили еще и Витю Ефремова, единственного четверокурсника из студентов-архитекторов, и двух студентов-строительных инженеров. Как ни странно, вся пятерка спелась с первой же минуты, и они не не только сумели серьезно скорректировать наши планы, но и решили, не откладывая дел в долгий ящик, начать строительство форта. Ведь трактор, экскаватор и бульдозер имелись, равно как и бетономешалка, и куча прочих строительных механизмов. Радовало, что у них еще и имелся опыт строительства в сейсмически нестабильных регионах.

Тем временем, студенты-геологи уже начали изучать найденные у Лёхи Иванова книги про Калифорнию и про полезные ископаемые в Америке. А передовики сельского хозяйства, и единственный студент-агроном, начали работать над нашими посевами. Тут, конечно, имели место некие трения с Мэри, которая до сего момента была нашим сельскохозяйственным экспертом. Но вскоре все друг друга зауважали.

Катастрофически не хватало семян, а крупного рогатого скота и вовсе не было, что весьма огорчило наших знатных доярок. Но, тем не менее, рядом со стройкой на Россовском полуострове появились поля. Плуг, борону, серпы наши инженеры сделали на станках на «Мивоке» и «Победе». А колючая проволока, которой было много на «американских» кораблях, позволила защитить поля от оленей и других незваных гостей.

Те же из мужиков, которым было относительно нечего делать, поняв, что бухла у нас почти нет, а если и есть, то только по торжественным случаям и в малом количестве, сначала начали скандалить. Но после разговора с парочкой-троечкой из Володиных ребят они перестали качать права. Кто пошел на стройку – лопатой мог орудовать практически каждый – а кто принял предложение войти в команду к Джону, который, с помощью Лени и его ребят, ремонтировал и переоборудовал «Золотое Руно».

Конечно, большинство пассажиров «Паустовского» до сих пор считали себя атеистами, Но, как ни странно, почти все, кто был некрещен, неожиданно прониклись после переноса в прошлое, и пошли на курсы катехизации к отцу Николаю. Как мне сказал один студент, «кто знает, может, и правда Бог есть, а тогда лучше уж быть крещеным…»

На «Победе» мы нашли и портативные генераторы. Большая их часть работала на бензине, но были и гидрогенераторы (газогенераторы?), после чего и в Россе, и в Николаевке появилось электричество. Вскоре БАМовцы переехали из клуба в Николаевке в общежитие в Россе, где теперь было и электричество, и пара туалетов, пусть относительно примитивных, и даже вода из одного из родников.

Одну из боковых комнат в опустевшем теперь клубе Николаевки решили отдать под музей, куда и поместили индейскую работу с «Выдры» и «Руна». Сеньор Альтамирано даже подарил новоявленному музею необыкновенной красоты золотую фигурку явно индейской работы – где он ее прятал, я так до сих пор и не понял. Когда я ему шепнул, что этот подарок слишком дорог, он ответил:

– Дон Алесео, это пустяки. Это работа индейцев Новой Гранады – а четверть всего, что они приносят, принадлежит администрации, к коей относится и мой отец, герцог Альтамирано. Обычно золото отправляют на переплавку, но мой отец знает, как я ценю искусство индейцев, и отдает мне наиболее интересные вещи. У меня дома в Картахене огромная коллекция, надеюсь вам ее когда-нибудь показать.

Тут я понял, что это еще и намек на то, что, дескать, в гостях ему хорошо, а дома лучше.

– Дон Хуан, мы надеемся уйти в плаванье в скором времени, и тогда мы вас доставим в один из портов на тихоокеанском побережье колоний Его Католического Величества.

– Тогда, если вас не затруднит, то лучше в Санта-Лусию – там основная база торговли с Манилой, а мне нужно либо самому туда отправиться, либо послать туда человека. Кроме того, это лучшее место и для вас – другие порты, Колагуа и Сан-Блас, представляют из себя маленькие деревушки.

– Хорошо, дон Хуан, мы пойдем именно в Санта-Лусию. Тем более, я в ней… – и прикусил язык. Конечно, я уже успел побывать в Акапулько в восемь лет, вместе с бабушкой и дедушкой, но не рассказывать же об этом нашему гостю!

В тот же вечер – на календаре было тридцатое июня по старому стилю – Совет собрался на совещание. Главным вопросом повестки дня были наши планы на дальнейшее будущее.

– Неплохо бы сходить в Санта-Лусию и попытаться наладить контакты с тамошним начальством, – сказал я. – Во-первых, мы высадим там Альтамирано – а это наш пропуск в испанский мир. Во-вторых, можно заняться кое-какой торговлей, в частности купить там хотя бы коров и лошадей. И заложить основы наших отношений.

– Слова какие у тебя умные, – усмехнулся Миша Неделин. – Но смысл действительно есть. И когда ты хочешь туда пойти?

– Где-нибудь через месяц. Наверное, на «Мивоке». Все-таки он вооружен, и не испугается ни пиратов, ни испанцев, а горючего туда и обратно должно хватить. Только вот еще какое дело.

– Рассказывай, не томи.

– Дон Хуан дал мне понять, что глава экспедиции должен быть как минимум грандом. Я наврал, что я таковым являюсь. Но, хоть я и дворянин – кто из моих предков служил еще Иоанну Грозному, кто получил дворянство за боевые заслуги – но ни князей, ни даже графьев с баронами у меня нет. Но авось проканает.

Лена, улыбнувшись, подняла руку.

– А что если… давайте придумаем княжеские титулы для тех, кто будет непосредственно общаться с испанцами. Таких людей я вижу в первую очередь двоих – президент и министр иностранных дел. Так что сделаем Володю князем Россовским, а тебя, например, Николаевским. Вот только передавать мы их будем не по наследству, а по должности. А все остальные пусть будут дворянами – для испанцев идальго.

– Не все, – сказал я. – Испанцы не поймут, если идальго станут вдруг заниматься торговлей. Не царское это дело. И не дворянское.

– Ну тогда те из нас, кто займется этим непосредственно, будут именоваться купцами.

На том и порешили.

9. Росс не сразу строился…

Конечно, с ростом населения появились проблемы, которых раньше не было. Когда нас было мало, у нас царил своего рода коммунизм – «каждому по потребностям, от каждого по способностям». Понятно было, что подобная ситуация – дело временное, и что рано или поздно придется придумывать экономическую модель.

А вот теперь началось некоторое брожение в нашем обществе. Конечно, БАМовцы и почти все студенты оказались хорошими ребятами; только четверо из студиозусов – историков и экономистов, похоже, из «мажоров» – требовали все больше, и не хотели ничего делать. Почти все колхозницы – за исключением двух – тоже без проблем влились в коллектив; впрочем, многие из них требовали коров – мол, мы ведь передовицы-доярки. Но эту проблему мы собирались решать. А вот среди мужиков-колхозников из десяти «отказниками» оказалось четверо.

Налицо был первый кризис. Провели тайное голосование, пока по группам, и Совет расширили за счет победителей – двух БАМовцев, четырех студентов и шести студенток, трех колхозниц и одного колхозника. И на первом же заседании порешили, что те, кто не работают, дебоширят, либо совершат кражи и другие преступления, могут быть вышвырнуты из колонии; а за изнасилования и убийства наказание – вплоть до смертной казни. Как ни странно, когда решение было объявлено, многие успокоились и занялись делом. Упорствовать продолжал лишь один «мажор» – Кирилл Поросюк, тот самый «сын дипломата». Но, после того, как было объявлено, что ему придется покинуть Росс, он заверещал, встал на колени, и клятвенно пообещал исправиться. Посовещавшись, мы решили дать ему испытательный срок в три месяца – с перспективой изгнания при любом нарушении.

В дополнение к уже созданным «министерствам», были созданы новые – по строительству, по сельскому хозяйству, по промышленности. Кроме того, все, кому уже исполнилось четырнадцать лет, и кто еще не в ополчении, пройдут курс молодого бойца. В качестве стандартного вооружения была принята самая массовая винтовка с «Мивока» – американская М-3. Всем, кроме военных моряков, придется сдавать нормативы по стрельбе, по разборке и чистке оружия, и по азам рукопашного боя и пехотной тактики, по метанию гранат, а также по физподготовке. Отдельно будут обучать пулеметчиков и минометчиков, а также стрелков из М-18 – «карманной артиллерии», что-то вроде помеси гранатомета и небольшой пушки. А Ринат Аксараев взял на себя обучение разведчиков.

Работа кипела, но под лозунгом «делу время, потехе час». Каждые выходные были праздники – венчались то одни, то другие из новоприбывших, а креститься успели уже все из тех, кто не был ранее крещен, те, кто был еврейского, мусульманского или даже буддистского происхождения. Согласно тому, что рассказывала Лиза, к ним постоянно ходили девушки для проверки на беременность, и в следующем году у нас появится несколько десятков младенцев. Совет уже решил, что о детях будет заботиться вся колония. Увы, у нас с Лизой пока не получалось, что ее, да и меня, расстраивало. Но мы, скажем так, не щадили сил для того, чтобы помочь пополнить население родной колонии.

Вместе с Лехой Ивановым и некоторыми из студентов, мы занимались систематизацией информации. Сначала мы сделали каталог практически всего, что Леха нахомячил (поверьте мне, процедура нудная и архисложная), потом начали печатать самое важное. Чернил у нас было мало, так что решение печатать ту или иную книгу принималось в консультации с Советом. Кроме того, я и далее учил язык мивоков вместе с девочками-филологинями, и именно мне приходилось постоянно навещать обе деревни наших соседей.

Недавно и те, и другие попросили нашего покровительства. Договор наш был составлен так – они признают себя частью Русской Америки, мы же будем их лечить, а также учить их детей. И первого августа нам пришлют учеников из обеих деревень, причем обоих полов. Мы же получили право строить наши поселения, пользоваться лесами, водой и всем остальным, кроме тех охотничьих угодий, которые, по договоренности, принадлежали только им; (леса рядом с обеими деревьями); за это мы обязались их защищать от любых поползновений. Для этого на вершине холма у Золотых ворот был устроен наблюдательный пост, такой же, как и на Горе Колибри, только на этот раз укрепленный. Конечно, проблемы могли быть в случае тумана – но тогда и корабли супостатов вряд ли решатся на заход в залив.

Еще один опорный пункт организовали в Бухте Елизаветы, где с помощью понтонов три стоявших там корабля были соединены с берегом. Впрочем, и для них планировалось как можно скорее построить причалы у Росса, равно как и верфь для ремонта и в перспективе строительства кораблей.

Тем временем, вооруженные катера обследовали весь залив. Я и не знал, насколько он был огромен – самая северная его часть была местом впадения рек, известных в моё время как Сакраменто и Сан-Хоакин, а ныне, с легкой руки Васи Измайлова, командира катера, они получили названия Ахерон и Стикс. После некоторых дебатов мы решили, что, Стикс уж пусть будет, а Ахерон по-русски звучит несколько двусмысленно, и незадачливый любитель греческой мифологии все-таки согласился, что ее переименуют в Русскую реку.

То здесь, то там ребята наносили на карту все новые индейские деревни, после чего мы с Сарой туда наведывались. Кроме мивоков, вокруг Русского залива обитало племя охлоне; язык их отличался от мивокского ничуть не меньше, чем польский от русского, но всегда находился кто-либо, кто говорил на языке мивоков. А новость о том, что мы лечим и защищаем мивоков, уже успела разнестись по всей округе, и каждая деревня начала просить российское подданство, что бы это ни означало для них, на тех же условиях, что и Лиличик с Ливанеловой. Побочным эффектом стало строительство большой школы с общежитием – иначе ожидаемых учеников никак не разместить.

В общем, жизнь кипела, и Росс успешно вырастал из ничего; одновременно формировалась команда для «Мивока», чтобы посетить наших южных соседей. Все шло по плану, и никаких сюрпризов не было, пока двадцатого июля не пришло сообщение с наблюдательного поста у Ворот:

– Мгла у Ливанеловы.

10. Мелочь, а приятно

Мы с тезкой сидели у него в кубрике; я учил Леху программированию на Яве, языке, которого в девяносто втором году и близко не было, так что я и сам его только что выучил. Это мне напомнило статью в «Новом Русском Слове» 70-х о том, как выучить английский: набирает такой один группу по изучению английского языка. Год их учит, два учит, глядишь – и сам чему-нибудь научится.

Лёхина первая программа гордо написала "Hello, world!", и только я собрался дать ему второе задание, как по громкой связи объявили про тьму у Ливанеловы и приказали всем занять места согласно штатному расписанию. Для меня такого места предусмотрено не было, и я побежал на верхнюю палубу, наблюдая, как «Астрахань» снимается с якоря и выходит в Золотые Ворота.

Минут через двадцать, мы увидели тот самый сгусток мглы, который практически сразу начал рассеиваться. На ее месте качались на воде два корабля – один под известным уже нам американским флагом с сорока восемью звездами, а на флагштоке второго развевался Union Jack, современный нам английский флаг, комбинация флагов Англии, Шотландии и Ирландии (не современного нам ирландского флага, а красного Андреевского креста на белом фоне – флага «английской» Ирландии.

Корабль под британским флагом назывался «St. Helena» – «Святая Елена». Первое, что мы увидели, когда взошли на него – это стопку рекламных брошюр. Я заглянул для проформы, и зачитался – именно с его помощью с базы в Кейптауне в нашем будущем совершался завоз на остров Святой Елены и острова Вознесения и Тристан-да-Кунья. Ни на одном из этих островов не было аэропортов, поэтому «Св. Елена» была практически единственной связью этих островов с миром. Она везла почту, грузы, а также пассажиров – жителей этих островов и туристов. Для удобства последних он был одновременно и круизным кораблем, с каютами на сто шестьдесят пять пассажиров.

В тех же книжицах были планы и других круизов – на Канары, на Мадейру, а также с заходом в Уолфиш-Бэй в Намибии. А трюмы были забиты грузами. Там оказались пшеница, кукуруза и ячмень, а также немалое количество контейнеров, и отдельное почтовое отделение, где у стены громоздились ящики с почтой, для нас не столь интересные. Конечно, придется просмотреть и их – вдруг там найдется что-либо ценное.

Примерно половина палубы была предназначена для комфорта пассажиров – бассейн с шезлонгами, бар, заставленный бутылками (и множество ящиков с бутылками в кладовке), пивные краны (бочки с пивом мы потом нашли в трюме). Этажом ниже – сауна, тренажерный зал, театр, и неплохо оборудованный врачебный кабинет. Там же была и библиотека. Большинство книг являлись беллетристикой на английском языке, но там же были и путеводители, в основном по тем местам, куда «Св. Елена» заходила, и кое-какая специальная литература.

В капитанской каюте мы нашли не только пару коробок с кубинскими сигарами – впрочем, намного больше их оказалось в бывшем магазине беспошлинной торговли – но и неплохой набор карт, особенно этих самых островов. Там же мы нашли манифест корабля – с описанием грузов. И здесь значились наименования, от которых я пришел в восторг.

Была, например, оргтехника для переоборудования как администрации островов, так и местных школ, и даже местного центра занятости. Тут было, судя по описанию, около трехсот компьютеров (в большинстве своем ноутбуки, некоторые – башни с мониторами), несколько десятков принтеров (чернильных и лазерных), огромное количество бумаги и запасных картриджей, и множество других вещей. В наличии были и кое-какие запчасти.

Имелись одежда, обувь, кухонная утварь, ножи, ножницы и другие металлические изделия, генераторы, бытовая электроника… И, наконец, несколько грузовиков и тракторов, запчасти к ним, и куча другой всячины. Да, жесткой экономии пришел конец.

А вот американский корабль – USS «Fomalhaut» – оказался плавучим складом боеприпасов и вооружения – как стрелкового, так и артиллерийского, а также корабельного. Там же имелись и несколько «виллисов», и грузовики «студебеккер». И это только то, что мы увидели при беглом осмотре…

Вечером собрался Совет.

– Ну, какие будут предложения? – спросил Володя после того, как он и Лёня Голубкин рассказали о том, что мы нашли на кораблях.

Я поднял руку.

– Разгрузить корабль – стрела у него есть – и пойти в Санта-Лусию на «Святой Елене» вместо «Мивока». Сначала ее можно, конечно, вооружить.

Отвезем испанцам их гранда и закупим у них, к примеру, скот, лошадей, да и семена какие-нибудь. Ну и предложим им дружбу и торговлю. Тем более, что в бумагах, снятых нами с «Выдры», есть кое-какие интересные моменты.

– Мысль дельная, – сказал Володя. – Мне она, во всяком случае, нравится. То, что в контейнерах, разгружать можно будет под открытым небом – дождя они не боятся. В будущем часть из них можно будет даже использовать как временные помещения. А вот для того, что вне таковых, потребуются сараи. Равно как и амбары для зерна.

– В процессе постройки, будут в течение недели, – бодро отрапортовала Алина Тудегеева, делегат от БАМовцев. Я залюбовался ей – ладная, красивая, хотя и мускулистая, с лицом той истинно восточной красоты, которая встречается у буряток. Но, поймав недовольный взгляд супруги, отвел глаза.

– Если не хватит времени, можно, наверное, будет «уплотнить» часть контейнеров, – предложила Аля.

– Ладно. Далее. Леха, нужна будет команда для «Леночки». Большая там и не нужна, тем более, что аниматоры и уборщики кают нам, надеюсь, не понадобятся. Ну и – это уже по Васиной линии – человек восемь «идальго», сиречь ополченцев потолковее.

– Сделаем, – улыбнулся Вася. – Сам отберу. И сам, кстати, пойду. Меня Миша заменит.

– И, наконец, нужны «купцы». Человека, наверное, четыре. Все мужчины – с прекрасным полом испанцы торговать не будут. А если они еще и испанский знают, было бы вообще здорово.

– Федя Князев, Женя Быков, Вова Ивашевич, и, наверное, Кирилл Поросюк, он лучше всех знает испанский, жил три года в Коста-Рике, когда его отец там был послом. Другие трое учили его в универе, но за их уровень я не ручаюсь, – предложила Аля.

Потом были дебаты по переименованию кораблей. «St. Helena» так и осталась, согласно моему предложению, «Святой Еленой», что, кстати, очень понравилось нашей Лене Романенко, Володиной жене. А «Fomalhaut» торжественно переименовали в «Золотые ворота», хотя я и предлагал оставить его «Фомальгаутом» – хорошая звезда, так мне кажется… «Золотые ворота» попросили «окрестить» Мэри (она была этим очень польщена), а «Святую Елену», понятно, Лену.

Началась подготовка к вояжу. Командовать парадом, после некоторого размышления, Володя поручил мне – чего мне совсем не хотелось.

Мои обязанности по департаменту информации я передал Лехе Иванову и паре студентов-математиков. Их же я попросил продолжить начатую мною недавно работу над компьютерным курсом – теперь отмазка о том, что компьютеров мало и их надо беречь как зеницу ока, не прокатывала. Свой ноут я взял с собой, равно как и один экземпляр диска с самой ценной частью Лехиного собрания; по моему распоряжению, важные книги не только печатали, но и перегоняли на DVD, в надежде хоть как-то сохранить их для будущих поколений.

Команду-минимум из двенадцати человек сформировали из «форт-россовцев» и «астраханцев», а капитаном поставили Ваню Алексеева. С купцами, ополченцами, четырьмя девушками из Алиной команды, Лизой – нашим судовым врачом, и мною нас получалось ровно тридцать человек. Подумав, мы добавили еще четверых – для погрузки-разгрузки, ведь «идальго» физическим трудом заниматся не положено. А еще я настоял на студентах-филологине и географу.

Зерно было перегружено в уже построенные специальные хранилища – и сельскохозяйственное управление сразу же взяло его в оборот. Почту передали для сортировки нескольким студентам – им было поручено отбирать все ценное (в основном из посылок), но и книги, журналы – словом, все, что может нам хоть в чем-то пригодится. А прочую почту решили пока не уничтожать – место для нее было, а потом мы уже решим, что пойдет в музей, а что – на вторсырье…

Для контейнеров мы огородили специальное место и обнесли его колючей проволокой. Мы, конечно, всем доверяем, но, как говорил (или будет говорить) некто Рональд Рейган, «doveryay, no proveryay». Для самых ценных вещей ребята построили каменный погреб в форту – пока там только золото, серебро и драгоценности, все остальное может испортиться. Конечно, и серебро может потемнеть, очень уж там влажно – так что прорабатывается вопрос установки кондиционера, множество которых нашли в одном из контейнеров. Проблема, как обычно, заключалась в том, чтобы его установить, и при этом не сделать лазейку для потенциальных воров.

Пару контейнеров оставили на палубе, загрузив их кое-каким товаром на продажу, а рядом установили столбы для загонов для скота и лошадей. И, наконец, пятого августа мы были готовы к отплытию.

11. А вот теперь, похоже, точно все

Шестого августа мы с Ваней и Васей совершили крайний осмотр «Святой Елены». Все было готово, и было решено уйти восьмого числа рано утром. А я решил сходить с группой в Гаркин, мивокское селение, находившееся на берегу северо-восточного рукава Русского залива.

Договор о присоединении был заключен сразу, после чего Рената и две студентки-врачихи приступили к осмотру больных. Одну девушку пришлось взять обратно для стационарного лечения – у нее была сломана рука. Гипс ей наложили сразу, но решили, что вряд ли там о ней будут заботиться – она уже год была вдовою, и, так как у нее не было детей, ее никто не брал замуж. Звали ее Хови («горлица»).

Рената настояла на том, чтобы на нашу пациентку надели специально привезенную безрукавку, как она ни сопротивлялась. Для того, чтобы ее рука с гипсом туда прошла, отверстие для левой руки сделали пошире. Когда лодка полетела обратно, она сначала заверещала, но потом, судя по выражению ее лица, ей это начало страшно нравиться, а еще ей, увы, понравился я. И самое смешное, что меня от ее поползновений (томные взгляды, «нечаянное» оголение действительно красивой груди через прорезь для руки, «случайные» прикосновения) защищала Сара, после первых же инцидентов усевшаяся между нами и бросавшая на вдовушку злые взгляды.

До Оленьего острова оставалось не более трех километров, когда перед нами возник новый сгусток мглы, подобный тому, что мы видели уже не раз. Хови завизжала, и Сара начала ей втолковывать, что бояться нечего. Интересно, что язык в Гаркине довольно сильно отличался от языка мивоков района Золотых ворот, так что понимала ее Хови не сразу.

На этот раз мгла не рассеялась, а стала на секунду серебряной и затем ушла ярким лучом в небо.

– Она с нами прощается, – сказал Витя Степанов, старший команды на лодке.

А там, где она только что была, мы увидели два корабля – один огромный, другой немного поменьше. Первый был под советским военно-морским флагом, и на борту его виднелась надпись: «Владимир Колечицкий». В полукилометре от него мы увидели ржавый пароход под Андреевским флагом и с надписью славянской вязью – «Москва».

– Ну ни фига себе, – сказал Витя. – Что делать-то будем, Лёх?

– Свяжись по радио с нашими, и пойдем к танкеру.

По радио нам ответили, что «Астрахань» скоро будет. Сами же мы пристали к танкеру, и я поднялся на борт.

В меня уперлись несколько стволов, а подошедший лейтенант подозрительно посмотрел и сказал:

– Кто такой?

– Алексей Алексеев, Русская Америка.

– Какая такая Америка??

Тут я не выдержал, и решил сразу взять быка за рога:

– А ты что, сам ни хрена не видишь?

– А что я, собственно, должен видеть? – немного растерянно ответил он мне.

– Ты где был только что?

– Не твоё дело! – похоже, лейтенант уже начинал заводиться.

– Даже если не моё дело, то прикинь – место, где ты был, выглядело так, как сейчас, или все было немного по-другому?

Видно до лейтенанта, наконец, дошло, и он вдруг резко поменял тон.

– И правда, мы только что стояли на рейде Петропавловска, солнце светит, и вдруг невесть откуда взявшаяся тьма, а теперь мы здесь. Где, кстати?

– Если тебе это так интересно, то знай – это Сан-Францисский залив. Точнее, теперь уже Русский залив.

– Ну ни фига себе… – удивленно сказал он. – А где же Сан-Франциско?

– А нет его. Вместо него Росс.

– Слушай, – озадаченно сказал лейтенант, – давай сходим к командиру. Ты расскажи ему все то, что ты только что рассказал мне.

Командир, сидя по его погонам, капитан 3-го ранга, услышав мой рассказ, недоверчиво посмотрел на меня, а потом сказал:

– Парень, а ты не врешь?

– Да нет, сами посмотрите. Вы когда-нибудь все это видели?

– Ну и где ваш Росс?

– Следуйте за нами. Только сначала мне надо будет подойти к «Москве», похоже, они тоже сюда угодили так же, как и вы.

– Я просто обалдел, увидев их, – с усмешкой сказал командир, – какой-то раритет, с трубами и мачтами. Прямо «дедушка русского флота». Ладно, парень, сходи к этой «Москве», а потом доставишь меня к своему начальству.

– Договорились.

Пока мы с ним беседовали, на горизонте показалась «Астрахань».

– А это еще кто? – удивился командир танкера.

– Это «Астрахань», наш патрульный корабль, – ответил я.

– А что он такой странный?

– Потому что помоложе вашего будет. – И я достал из кармана рацию.

– Лосось на связи. (Это я, как дурак, рассказал всем, как меня обозвал Хесуту, и получил в награду позывной «Лосось»).

– «Лосось», это что за корабль? – спросили меня с «Астрахани».

– «Владимир Колечицкий»…

– Танкер? Вот здорово! Скажи командиру, пусть следует за нами.

Я спустился вниз по трапу, мы отвязали лодку и поплыли к «Москве». Там наш прием был намного радушнее. Нас встретил лично капитан.

– Лейтенант Алексеев, – представился я.

– Капитан Неверов. Скажите, это не залив Сан-Франциско?

– Он самый.

– Интересно, а где все города? – капитан «Москвы» озадаченно почесал подбородок, заросший недельной щетиной.

– Залив-то тот самый, только мы сейчас в 1599 году. А города строятся – только русские.

– То есть мы в российских водах.

– Именно так.

– Вот как? – удивленно произнес капитан. – А мы вышли из Владивостока, куда вот-вот должны были войти красные.

– А куда вы направлялись?

– В Гензан[20].

– Что за пассажиры у вас на борту?

– В основном женщины, дети, и раненые.

– А много раненых?

– Шестьдесят морских офицеров, тридцать три сухопутных, сто девяносто два моряка, шестьдесят девять солдат и нижних чинов. Тяжелораненых нет, их перевозили другие суда. Кроме того, девяносто три человека команды при штате в сто двадцать восемь, около четырехсот женщин – жен и вдов, точного учета не велось. Может, семьдесят-восемьдесят детей. Еще есть несколько крестьянских семей, бежавшие от красных; примерная численность – шестьдесят человек.

– Капитан, поднимите нашу шлюпку и следуйте за этим кораблем.

– Так там же красные! У них на флаге серп и молот.

– У нас в Русской Америке нет ни красных, ни белых, ни серо-буро-малиновых. Мы тут все русские. И все из будущего. Моя родственники со стороны матери тоже бежали из Владивостока в 1922 году. Не все потом, правда, нашлись.

– А кто потерялся?

– Мичман Николай Корф, муж бабушкиной тети, и супруга его, сиречь сама бабушкина тетя, Александра.

– Они на нашем корабле, – улыбнувшись сказал капитан Неверов. – Николай и Александра Корф. Можете потом их проведать. Только у нас на борту почти нет воды и кончилась еда. Нас унес шторм, и потом мы попали в тьму, и вынырнули здесь…

– Капитан, не бойтесь, еды и воды у нас достаточно, есть и врачи, и лекарства.

Тем временем, шлюпка была поднята, и я ввел ребят в курс дел. «Москва» набрала ход – в котлах уже подняли пар – и корабль пошел вслед за «Колечицким». Я передал по рации о бедственном положении «Москвы» и попросил к ее приходу подготовить все необходимое. Когда же она пристала прямо к понтонам с другой стороны «Колибри», то на борт «Москвы» сразу же направились врачи.

Первое здание больницы было только что построено, но оно никак не было рассчитано на такое большое количество людей. Поэтому туда забрали только самых тяжёлых. Других же пришлось лечить на «Москве». Выход «Св. Елены» в поход пришлось отложить на неделю. Лизу я почти не видел – она практически все время проводила на «Москве». Через неделю, я пошёл вместе с ней, и капитан Неверов сказал мне, где мне найти своего родственника.

Я постучался в дверь каюты, на которой желтели три медные цифры – «112».

– Войдите! – ответил женский голос.

На одной из коек лежал человек с перевязанной ногой. На другой сидела миловидная дама, очень похожая на мою бабушку.

– Здравствуйте, Николай Германович, здравствуйте Александра Ильинична! Позвольте представиться, – сказал я. – Алексей Алексеев.

– Здравствуйте, – сказала дама, – а откуда вы знаете наши имена?

– Александра Ильинична, – спросил я, – вам уже известно, где мы находимся?

– Говорили, что в некой Русской Америке в шестнадцатом веке.

– Именно так оно и есть. Я тоже прибыл в это же место и в это же время, разве что на несколько месяцев пораньше. Только я прибыл из тысяча девятьсот девяносто второго года, а мою бабушку звали Екатерина Ильинична, урожденная Сапожникова. Ваша сестра, Александра Ильинична.

Та вдруг всхлипнула.

– Значит, Катенька спаслась… Лёшенька – это ничего, что я вас так называю? Как-никак, а мы с вами родственники.

– Конечно, Александра…

– Саша. А это мой муж, Коля. Его ранило во время боев у Спасска. Рана загноилась, мы уже думали, что все, – тут Александра Ильинична не выдержала, и всхлипнула. – Но тут пришла девушка, заботливая такая, ее Лизой зовут. Она обработала рану, и теперь, видите, все заживает.

– Лиза – это моя жена. А почему Коля воевал на суше, он же моряк?

Коля хмуро посмотрел на меня и сказал:

– Да у нас кораблей почти и не осталось – а лучшие из тех, что были, союзнички реквизировали, будь они неладны. Так что многие моряки попросились на фронт воевать против большевиков. И я тоже. Теперь вот буду воевать за Русскую Америку – моя семья хоть и остзейского происхождения, но я русский, православный, всегда таким был, и таким останусь.

Я обнял своих вновь приобретенных родственников, мы расцеловались, и я вернулся на берег – работы было много. С «Москвой» всё было в порядке – желание служить, как только они смогут, выразили все без исключения моряки и солдаты, находившиеся на ее борту. У меня были некоторые опасения насчет «Колечицкого», но и там нам повезло: капитан 3-го ранга Ермолаев с «Колечицкого», как оказалось, служил в свое время под началом Володиного отца. Так что все сомнения и недоверие рассосались сами собой, и вместе с танкером и с огромным количеством мазута мы получили ещё и верного союзника. Теперь потенциальный поход в Европу становился реальностью.

Было решено на Совете, что экспедицию будут готовить, пока мы будем «прохлаждаться», по Володиным словам, в Новой Испании. Пойдут «Победа», у которой запас хода – пятнадцать тысяч морских миль, и «Колечицкий», который, согласно предложению капитана Ермолаева, останется у острова Святой Елены; оттуда до устья Невы шесть тысяч морских миль, и «Победа» сможет дойти туда и вернуться обратно даже при непредвиденных дополнительных вояжах.

И вот настало пятнадцатое августа, день отплытия. Все члены команды, включая Лизу, были уже на борту «Святой Елены». Ну, а мне, как «министру иностранных дел» досталась почетная обязанность проводить сеньора Альтамирано в его каюту и передать ему два послания – Его Величеству Католическому Королю, вице-королю Новой Испании дону Гаспару де Суньига Асеведо и Фонсека, пятому Графа Монтеррейскому и, как оказалось, двоюродному дяде Хуана. Кроме того, было письмо и для Висенте Гонсалеса и Лусьенте, мэра города, но его я собирался вручить лично.

На палубе нас ждал Володя. Хуан поклонился ему и сказал:

– Дон Ладимиро, я очень благодарен вам и всем русским за моё спасение, и за ваш радушный прием. Обещаю вам, что я сделаю все, чтобы отношения между Испанией и Россией, а также между Новой Испанией и Русской Америкой, стали дружескими, и чтобы обе наши державы жили в мире, согласии и процветании.

Володя поблагодарил Хуана за теплые пожелания и ответил в схожем ключе (что было для меня как переводчика совсем непросто – ну не учил я придворного испанского). Потом провожающие покинули палубу, трап был поднят, концы отданы, и «Святая Елена» резво направилась к Золотым Воротам.