Бродить в ожидании окончания магического ритуала наделения Настёны способностью девы непотопляемой мне пришлось не так долго. Всего-то парочка переломанных молодых берёзок да сбитые в кровь костяшки на кулаках. Хоть Баламутень и поклялся не трогать Настюху... в том самом смысле не трогать, да! Только жизнь-то меня научила не верить обещаниям лиц (ха-ха, сильно сказано — лиц, тут больше подходит морд или даже рож), для которых обещания и клятвы чаще всего не играют никакой роли. Нелепо и даже смешно: верить нечисти, весь смысл существования которой зиждется на обмане.
Картины, одна другой ужаснее, менялись в воображении, как в калейдоскопе. Ну да, я и успокаивал себя тем, что против её собственной воли девушку этот хлыщ совратить не сможет (сущность у него такая, я по бабушкиным рассказам об этом знал), да и в душе она не столь юна и неопытна, как внешне — должна же раскусить подвох, если что. Однако небольшой процент, что подлюга в своём нынешнем этаком «благообразном» облике сумеет-таки охмурить Анастасию, допускал. И это меня бесило ужасно!
Хммм... Странно всё это. Сейчас списывать моё состояние на банальный выброс тестостерона — глупость несусветная. При чём тут мои эротические фантазии и мечты (есть такое, чего скрывать-то), если сейчас я переживал в большей степени не за себя, а за чужого мне, по сути, человека? Неужели ты, дедушка Паша, вздумал влюбиться? Хотя, если хорошенько поковыряться в памяти, то так, примерно, и было: именно в тринадцать лет я впервые (если не брать в счёт мои влюблённости в детском саду и ранее) влюбился в той реальности, ещё в двадцатом веке.
Моей избранницей стала соседка по парте, Оксанка. Она была приезжей из Украины, смешно «гхекала», использовала в речи нелепые для слуха русичей словечки типа «гутарить», «добре», «дякую». За это над ней часто ржали пацаны, обзывая хохлушкой. Ну, а я, как и положено в таких случаях, молоденьким задиристым петушком бросался на обидчиков Оксанки, разбивая им носы и получая свою порцию тумаков. В кабинете директора постепенно я становился уже привычным посетителем, завсегдатаем, а не редким гостем, как все остальные.
Оксанке же все наши разборки, как и нападки насмешников, были по барабану. Она словно не замечала ничего плохого вокруг себя, ходила с улыбающимся личиком, всем отвечала спокойно и благожелательно. И меня в упор не замечала!!!
Кстати, чем-то та Оксанка из моего детства неуловимо напоминала Анастасию Павловну, покупательницу моей дачи и нынешнюю Настёну... Хотя тут я, возможно, подтасовываю факты ради собственного облегчения восприятия мира. Оксанка была невысокой пышечкой с толстой каштановой косищей. Настюха же являлась полной её противоположностью: довольно высокая светловолосая дама, вовсе не склонная к полноте. Но вот глазищи у обеих — это что-то... необъяснимое! Невероятно синие, словно вода в море... Тьфу, завёлся-то на пустом месте, тоже мне, поэт голожо... Нет, не так: поэт в срачице!
Ладно, отброшу любые мысли о Настёне, а то я так всю рощу изведу и себе перелом кисти заработаю. Лучше уж мне воспоминаниями вернуться к Оксане, в те далёкие школьные времена...
Короче, надоело мне её безразличие до чёртиков. Решил я начать действовать. Заставить девчонку обратить-таки на меня внимание, чего бы то мне ни стоило. А что может предпринять в такой ситуации нормальный подросток? Правильно, подложить ей в школьную сумку кого-нибудь, чтобы она испугалась, завизжала... например, ужа.
Я не стал изобретать велосипедов, сконструировал ловушку за пару вечеров, чтобы не нанести пленнику физических травм. Небольшого пойманного ужонка засунул в железную банку из-под чая, большую такую, объёмом литра три — она у нас с давних пор использовалась для хранения пуговиц, ниток и иголок. Дырки ножом сделал в крышке, чтобы кислород поступал, водички на донышко налил для большего комфорта.
В общем, ужишку, разумеется, без банки) я в сумку Оксане подложил на большой перемене, когда она выходила из класса. Сам же пришипился на своём месте, жду, когда девчонка в портфель полезет, рукой хладного тельца ужикова коснётся, вопить начнёт и рыдать. Ну, тут-то я её и спасу. Рыцарь же! Метнусь бесстрашно к красавице, ужика достану из её сумки с криком «Змея! Ядовитая!» и в окно выброшу. Ну, чтобы кто-то особо умный не успел заметить жёлтые пятнышки на голове пресмыкающегося.
Начался урок. Училка велела достать из портфелей листочки — письменный быстрый опрос будет, сказала. Я напружинился, как бегун на короткие дистанции на старте... Оксанка открыла свою сумку, сунула туда руку... и улыбнулась! Да так радостно, так счастливо! Достала из портфеля ужишку, поднесла к своему лицу и звонко чмокнула его в мордочку! Класс замер в прострации... Такого храброго и неожиданного поступка от «хохлушки» никто не ожидал.
Потом девчонка обернулась к классу (она сидела на первой парте), обвела всех взором своих синих глазищ и спросила: «Чей это красавчик?» Когда она остановился взглядом на мне, я против своей воли поднялся и признался: «Мой...» Оксанка, продолжая нежно улыбаться и не выпуская ужа из рук, подошла ко мне вплотную... приблизила своё лицо к моему так близко-близко, что у меня кишки в пузе в узел завязались от томительного ожидания чего-то... чего-то...
... На этом мои воспоминания прервались: дверь «хором» Баламутеня распахнулась, а в проёме появился сам хлыщ в сюртуке. Сзади, в глубине комнаты, маячила фигура Настёны. Я оттолкнул «вельможу» и метнулся со всех ног к девушке расспросить, не обидел ли её нечистый, но... Зацепился срачицей за торчащий из косяка гвоздь, как раз бочиной, на уровне тазобедренного сустава! Раздался жалобный треск рвущейся ткани, и довольно крупный клок безжизненным треугольником повис, оголив... в общем, не самое скромное место моего тела. Ну, вот что это за наказание-то, а?
Да успел я подхватить клок тот, успел! Ладонью прижал к телу. Но таки заметил, как снова задорно и насмешливо блеснули глазёнки пижона-пройдохи. А не его ли это всё проделки? Очень похоже на то! Ладно, позднее сам разберусь со всем этим, сейчас недосуг.
Настёна же выглядела спокойной, уравновешенной. Может, только слегка отрешённой. Я подскочил к ней, попытался заглянуть в глаза — она отвернулась, смутившись. Хотел было ладонями взять её лицо и развернуть к себе, но тут же клок рубахи отвалился вниз, я поспешил его придержать и бросил гневный взгляд на Баламутеня. Тот, сидя на стуле, нагло улыбался, покачивая кончиком блестящего лаком (или чем там ещё?) ботинка.
— Пора мне, скоро уж совсем рассветёт, — сказала Анастасия и направилась к выходу.
— Проводить надобно девку-то, — Баламутень встал. — Ты, Настенька, подожди кавалера за дверью, он сейчас будет готов.
В общем, провожал я Настюху, снова обернувшись в образ кота. Пользы от меня в таком обличии было немного, согласен. Но, говоря по правде, и тщедушный пацан вряд ли смог бы чем-то помочь девушке, напади на неё ночью кто-либо со злобными намерениями. Потому на меня-кота была возложена обязанность просто проследить и убедиться, что всё прошло так, как надо. Ну и ещё: в случае непредвиденных обстоятельств подать Баламутеню знак — заорать во всю мочь и бегом бежать к нему на тот случай, если он мой мяв не услышит.
Как и предвидел Баламутень, у ворот барского терема уже толпился народ — пропажа девицы обнаружилась, но поиски пока ещё не организовали, процесс застопорился на стадии обсуждения. Завидев идущую к поместью Анастасию, все приумолкли.
От толпы отделился молодой человек, по сравнению с остальными одетый изысканнее и с претензией: штаны на нём были из тёмного сукна (для сравнения: мужики носили серые холщовые, иногда льняные портки), ворот и верхнюю часть рубахи-косоворотки украшала замысловатая яркая вышивка, в которой мелькали позолоченные нити. Подпоясан он был широким красным кушаком.
Барыч как барыч. Однако... Тут я зацепился взглядом за его лицо. Это же его портрет я видел в светёлке Настёны! Ну да, точно — его... Что же меня так смущает? Есть между этим человеком и образом, запечатлённым на портрете, некое отличие, и вполне существенное, да! Одежда? Да фиг с ней, с одеждой! За время работы в следственных органах я научился не уделять особого внимания нарядам, цвету волос, наличию бороды и усов... Опа-на! Вот она, ниточка! В глаза смотри, Пашка Барков, в глаза! Они о многом могут поведать внимательному следаку.