Мне показалось, что я уснул лишь на минуту. Но сон был, и какой-то... очень натуральный, как будто бы даже и не сон вовсе. Привиделась снова Оксана в тот момент, когда перевела меня через болото и секунду стояла перед тем, как исчезнуть, смотрела в глаза, в потом прошептала: «Помоги, если сможешь...»
— Эй, там уже народ собирается. Спектакль с жертвоприношением Болотнику начинается. Нам тоже надо подготовиться, — Баламутень достал свой пузырёк с зельем для превращения меня в кота.
Не очень хотелось оборачиваться, но идти было нужно, а в своём нынешнем обличии я мог привлечь внимание к своей персоне. Другого варианта, как снова становиться хвостатым и усатым, не имелось. На котейку, бегущего следом за толпой разряженных в лучшие одежды крестьян, никто внимания обращать не станет.
Возглавлял процессию барыч Никита. На расстоянии вытянутой руки от него шла Анастасия. Какая же она была красивая! Даже сквозь сарафан, спадающий от кокетки вниз широкими складками, угадывалось, что она стройна и сексуальна... Если честно, я чуточку стал ревновать её ко всем этим мужланам, шедшим следом и пускающим слюни, лапая её своими похотливыми глазёнками. Такого со мной уже давно не было... Лет пятьдесят — это точно. Ну, ладно, вру, не пятьдесят, а двадцать примерно.
Шли долго, где-то около часа. Я даже слегонца приустал. Бежать на четырёх лапах сподручнее, нежели же чапать на двоих своих, но с непривычки ступать по земле босыми ногами... то есть лапами мучительно: кожа на ступнях огнём горела.
Около болота народ разошёлся кольцом в цепочку по одному человеку. Никита взял длинный дрын и потыкал им в зелёный плотный островок среди серой жижи. Тот спружинил, пустив по поверхности круги волн. Болото в ответ ухнуло где-то вдали, потом метрах в трёх выпустило из глубины несколько крупных пузырей с газом.
— Пора, — произнёс барыч и легонько подтолкнул девушку вперёд.
Народ замер в ожидании. Несколько бабёнок захлюпало носом. Настя шагнула ногой на тот самый зелёный островок... Тот промялся чуточку вниз, но выдержал. Девушка сделала ещё один шаг, ещё... А потом наступила прямо в жидкое месиво. Сердце сжалось и забилось птахой, пойманной в силки! Только бы сработало колдовство Баламутеня! Только бы сработало!!!
Я зря нервничал. Пока всё шло по плану: Настя шла по болоту, как по обычной земле. Она чуточку приподняла руками платье, оголив щиколотки. Но даже они оставались чистыми: под тяжестью тела в болотную жижу девушка не погружалась ни на сантиметр.
Болотника же, видимо, такой расклад взбесил. Он злобно ухнул совой, и из грязной мокроты стали высовываться какие-то корявые то ли руки, от ли лапы, больше похожие на сухие ветки с пальцами и когтями. Они хватали девушку за лодыжки и тянули вниз, но соскальзывали и прятались под водой, оставляя на коже кровавые царапины.
По толпе пронёсся шёпот: «Ведьма! Это ведьма! Она не тонет!!!»
Никита опомнился и заорал:
— Её надо сжечь! Лови колдовку!
И бросился следом. Однако ему не удалось повторить фокус Настеньки: он тут же провалился по пояс, стал барахтаться, пытаясь выбраться, отчего увязал всё больше и больше. Кое-кто подал барычу сломанные ветки. Он зацепился сразу за две. Мужики с натугой стали вытягивать парня...
Девушка остановилась. Видимо, хотела вернуться назад к людям, но наткнулась на разъярённые лица сельчан. Даже те бабы, которые хлюпали носами, только что жалея жертву, приняли вид воинствующей добродетели. Каждый вооружился всем, что попалось под руку: палками, камнями. Минута — и всё это полетело прямо в девушку!
Испугавшись, Настя бросилась бежать вперёд по болоту. Преследовать её никто из толпы не решился. Но как я мог её оставить? И я прыгнул следом в омерзительную жижу. Если честно, мозги мои в этот момент вовсе отключились. Я не обдумывал свои решения, действовал спонтанно.
И тот факт, что и я так же, как Настя, не стал проваливаться в болото, меня, честно сказать, порадовал изрядно. Молодец, Баламутень! Позаботился и обо мне, предвидел и такой поворот.
Остановились мы только тогда, когда голоса сельчан перестали угадываться. Края болота всё ещё видно не было. Вокруг, насколько хватало взгляда, простиралась серая грязная поверхность с редкими зелёными островками-чарусами. Да, если мы не сумеем выйти на землю хотя бы за пару дней, то подохнем тут от голода и жажды. А усталость брала своё — двигались мы уже ни много-ни мало, а часа три точно.
— Оторвались, вроде бы, от погони, — пробормотала Настя, присев около хилой ольхи, неясно каким образом выросшей здесь, и погладила меня по спине. — Только ты, Пушок, меня не оставил... Спасибо тебе, миленький мой!
Девушка так устала, что подняться уже была не в силах — так и уселась прямо на жижу, привалившись спиной к стволу деревца. Я забрался к ней на колени, мурча и тыкаясь башкой в её ладонь. Как это ни странно, но поглаживания девушки придавали мне некоторое облегчение. Минута — и я, свернувшись калачиком, уже счастливо посапывал у неё на коленях.
Вообще, кошачий сон — это нечто иное, чем глубокий сон человека. Мелкий хищник не вырубается на сто процентов, как это делают люди, особенно, когда у них пустой желудок. И даже видя абсолютно спокойное животное, которое сладко посапывает, развалившись в неге, знайте: котик спит в пол уха и в полглаза, внимая тому, что происходит вокруг. Поверьте мне — я сам побывал в этой шкуре. даже если кот не откликается на зов, изображая крепко спящего, не верьте — возможно, он так поступает по какой-то ему одному известной причине.
Солнышко, поднявшись высоко в небе, обогрело нас. Настю тоже сморил сон, несмотря на пережитое волнение. Но где-то через час мы уже снова были на ногах. Теперь каждый шаг давался с огромным трудом. Ноги нещадно ныли. Лучи солнца, так радостно нами встреченные совсем недавно, жгли и приносили дополнительные страдания. А ещё жажда... Пить хотелось неимоверно!
Маленькая трясогузка примостилась на ближайшей чарусе. Поймать? В котейке проснулся хищник. Я стал красться к пичуге, прижавшись пузом к поверхности и ощетинившись.
— Не надо, Пушок! — попросила меня Настя. — Оставь птичку в покое. Пусть живёт.
Я недовольно сверкнул на девушку глазами. Она что, не понимает, что я собирался поймать трясогузку не просто из желания развлечься — мне надо поживиться... Да я элементарно хочу жрать! Но Настин взгляд выражал столько мольбы... Пришлось смириться. И я таки принял обычную позу, бросив охотиться за призывно скачущей по чарусам пичугой.
Кстати, а почему она не улетает? Как будто бы зовёт нас следовать за ней! Отлетит на пару метров и присядет на поверхность болота, повернётся к нам своей жёлтой грудкой, покивает тёмной головкой и снова разворачивается спинкой, ритмично покачивая хвостиком вверх-вниз. Взлетит чуточку над болотом, взмахнёт раз пять крылышками, приземлится и снова как будто бы подзывает нас.
Видимо, и Насте в голову пришла та же мысль. Она погладила меня, заглянула в глаза и спросила:
— Вроде, как она зовёт нас за собой?
Я кивнул.
— Пойдём?
Я снова кивнул.
И мы стали двигаться следом за трясогузкой. Не прошло и часа как впереди замаячила рощица. Болото заканчивается?! Ура! Я громко мякнул, подпрыгнул, зацепившись когтями за ближайший хлипкий кустик ивы, перевернулся в воздухе и плюхнулся на пузо. Чаруса мягко спружинила, подбросив меня ещё разок, но уже совсем невысоко. Настя весело расхохоталась, наблюдая за моим акробатическим этюдом, и даже зааплодировала. Значит, и её волнение немного отпустило.
... Уже к вечеру мы добрались до ближайшей деревеньки. Это было селение из тридцати дворов. Домики выглядели справно, ухожено. Слышалось мычание коров в сараях, блеяние коз. Еле переставляя ноги от усталости, мы подошли к крайней избе, выходящей окнами на улицу. Настя пару раз стукнула кулачком в окошко. Шторка приподнялась, выглянула милая детская мордашка.
— А дома никого нет! — девчушка улыбнулась. — Мама доит Жданку.
И тут вдруг силы оставили Настеньку. Она покачнулась и стала оседать, цепляясь за ставни. Но опора быстро закончилась, и в полуметре от земли девушка натурально упала в траву. Девчушка, наблюдая за происходящим из окна, подхватилась и убежала. Видимо, бросилась в сарай за матерью, потому что где-то минут через пятнадцать из калитки выскочила дородная женщина-сельчанка с сером балахоне и повязанном на голове таким же серым платком.
Женщина подбежала к Насте, пошлёпала её легонько ладонью по щекам, приводя в чувство. Когда же Настя открыла глаза, она выдохнула: «Ну и слава духам!», сунула ей в руки кусок хлеба и кружку с парным молоком. Девушка с благодарностью кивнула, приняла подношение и жадно припала к кружке. Отпив несколько глотков залпом, она вспомнила о хлебе. Теперь уже, усевшись поудобнее, она стала откусывать от краюхи, запивая молоком.
А я... Ну, а что я? Я — кот, животное, которое должно само добывать себе пропитание. И неважно, умеет оно это делать или нет... Инстинкт должен помочь и научить. Короче, я изо всех сил пытался отвести жадный взгляд от куска хлеба в руках у Насти. Чтобы чем-то занять себя, стал с безразличным видом наблюдать за шевелящимися от ветра травинами, за ползающими по ним муравьями...
— А этот пушистик с тобой, что ли? — ласково спросила женщина.
Настя кивнула и смутилась: поняла, видимо, что я-то ведь тоже голоден. Хорошо, что тётка оказалась сообразительной: кликнула дочку и велела ей принести миску «отхожую, со щербиной».
— Как знала, что пригодится. А то ведь вчера ещё собиралась её в овраг снести, куда мы шваль ненужную сволакиваем. Но решила пока повременить. Вот и пригодилась, — пояснила она Насте. — Будем в ней твоему зверю еду давать. Молока-то на такого мелкого, думаю, у нас хватит. А куда вы путь держите, путешественники?