Нужна ли пенсия коту?

Мой позор

Верёвочную лестницу Баламутень сначала сотворил из осоки, затем уже, вторично, превратил в ошейник, который на кнопочку застёгивался. Я должен буду в нужный момент когтём поддеть его и скинуть на пол — он тут же станет лестницей. Ну а вот способ, как общаться с Анастасией, мне надо ещё придумать: говорить мой кот не умел от слова «совсем».

— А ты знашь, где твоя Настёна в тереме хоронится? Куды тебе к ей шастать надобно? — поинтересовался Баламутень.

Я задумался, перебирая подслушанный разговор мальчишек на берегу. Каждое словечко постарался припомнить... Ага, вот оно, вспомнил! Не совсем, стало быть, маразм надо мною верх взял.

— Сеструха сказывала, что в тереме есть мезонин, вроде бы там девку и держат. Но как внутрь особняка пробраться? Вот в чём вопрос... Стены там гладкие, а я не альпинист ни разу, на минуточку, — забывшись я стал рассуждать вслух.

— Альпинист — енто хто ж такой? Из наших будет, со способностями, аль как? — встрепенулась водяная нечисть.

— Ну, почитай, что так, — не стал я вдаваться в подробности. Но впредь решил за языком своим следить строже.

— По стене ты точно не взберёшься, ках ба ни пыжалси. Стены там каменны, гладко чищенны камнетёсами. Когтями кошачьими не зацепиться. Зато коло угла хором ветла растёт. По её стволу наверх вкарабкаешься — енто ты сумешь, кот ить как-никак. Опосля по ветке пройдёшь и аккурат на выступ попадёшь. Уж зачем он там — неясно, но имеццо. Человек по няму не пройдёт, а вот кот — запросто. Ежели прозор у девки будет открыт — тебе и беды мало, сиганёшь в него и бушь таков. Волокитно, ежели он на запоре окажется... Тады даже не знаю, чем тебе и помочь.

Я догадался, что прозором тут называют окно. Да и что бы тут не догадаться? То, во что озирают окрестности. Однако мне взгрустнулось от предложенной перспективы. Не попасть внутрь, когда уже всё так здорово продумано — обидно будет. Но я не стал сейчас забивать себе голову этим: проблемы надо решать по мере поступления. Сейчас по плану — это превратиться в кота и добраться до барского поместья.

— Ладно, хватит тут стращать меня. На месте разберусь, как поступить. Начинай уже колдовать, что ли.

— Ух ты, нетерпеливый какой! Ну, давай начнём, коли так.

Баламутень вытащил откуда-то с полки банку с мутной водой, видимо, отвар каких-то трав, брызнул на пучок осоки болотной, что-то шепнул — та закрутилась, стебли стали переплетаться, и вот уже лесенка валяется на полу, новёхонькая, будто только что из лавки. Затем нечистый сущь брызнул отваром уже на лестницу и просто дунул — та скукожилась, будто бы от огня, и приняла вид ошейника для кота.

После этих манипуляций он уже брызнул на меня... Сразу всё вокруг закружилось, тошнота подкатила в горлу, и я вырубился. Правда, ненадолго — довольно скоро пришёл в себя.

— Ты как себя чувствуешь, малец? — булькнул Баламутень.

Я хотел ему ответить, что сейчас уже более или менее неплохо, но... только жалобно мяукнул. Что, уже всё? Оборотился Пашка Барков в котяру? Так быстро? Меня в бытность опером в старуху и то дольше обращали. А уж в девушку, так вообще часа четыре потратили. А тут бац — и вот ты уже ушастый шерстяной комок с хвостом и когтями.

Баламутень нацепил мне на шею ошейник. Пробовать его перевоплощать мы не стали, время уже поджимало. Нечистый выпустил меня за дверь, и я понёсся со всех ног... простите, со всех лап в сторону барского терема.

К моей радости всё прошло без сучка, без задоринки: в светёлку Анастасии я попал, как и планировали, сперва по стволу ветлы, потом по ветке, по выступу и в окно. Девушка не спала, а сидела и смотрела через прозор на звёздное небо, размышляла о чём-то. Интересно, она знает, что завтра её готовят отдать в жертву Болотнику? На первый взгляд — совсем даже нет, уж больно сильно довольной своим положением выглядела девица.

Наряд на ней был вовсе не «от куфарки», хотя и не мадам Шанель над ним трудилась. Сарафан, на первый взгляд и деревенский, для простолюдинок, не с барского плеча, но с вышивкой красивой, а блуза — так та и вовсе с кружевной оборкой по вороту. Кокошник тоже ничего, жемчужными бусинами украшен, квадратиками да кружочками медными, которые блестят, словно золотые. В общем, красивая девушка эта Настёна, не наврали пацаны. Но моя ли это Анастасия Павловна? Вот в чём вопрос.

В той реальности она была младше меня лет на двадцать пять, а здесь передо мной предстала девушка уже вполне взрослая, по крайней мере, шестнадцать-то ей уж точно стукнуло. А может быть и больше. В любом случае, мне, тринадцатилетнему, она уже далеко не ровня. Половозрелая девица на выданьи, ага. А я кто? Сопляк... Но краси-и-ивая... Я даже облизнулся, поскольку рот наполнился слюной и когти сами собой стали то выпускаться наружу, то убираться, делая инстинктивно топтательные движения. Идиот... Размазня... Приди в себя, старый маразматик, следак со стажем!

Увидев запрыгнувшего в окно кота, Настя сначала вздрогнула, а потом обрадовалась. Скучно, наверное, сидеть вот так — ни тебе журнальчика какого, ни телевизора. А тут всё какое-никакое, да развлечение — живое существо, которое можно потрогать, потискать, приласкать. Этим девица и стала развлекаться. Я же и вовсе прибалдел от такого панибратства...

Мозгами понимаю: спешить надо, а тело вдруг перестало подчиняться. Спина выгнулась сама собой, хвост задрался вверх, как говорят, пистолетом, непроизвольно в горле включилось мурчало. И перед глазами картинки замелькали: то я, маленький котёнок, с удовольствием сосу пушистую маму-кошку, а то цепко держу зубами за шкирку молоденькую юркую кисулю, неуловимо похожую на Настюху, и... О-о-ох уж этот тестостерон!

Огромным усилием воли удалось-таки собраться и изгнать из мозгов эти кошачьи инстинкты. Я-человек победил себя-кота и заставил тело действовать во намеченному ранее плану: колупнул когтём ошейник, сбросив его на пол. Тот зашипел, стал извиваться и превратился в лестницу. Глазищи у Настеньки стали словно блюдца! Хорошо, что хоть не завопила. Молоток, короче, девка! А то была бы мне выволочка от мамок-нянек.

Пока девушка пялилась на чудо-чудное, диво-дивное, я по своей следовательской привычке, цепким глазом оглядел комнатушку. Ночь уже вошла в свои права, погрузив в темноту углы помещения, но на столе таки стояло нечто, проливающее слабый свет. Фигулина эта напоминала по форме небольшой глиняный кувшин, лежащий на боку, с загнутой вверх узкой горловиной и отверстием в боковой части, тоже сверху. У «кувшина» были ножки. Именно из горловины выбивалось слабое пламя, освещающее худо-бедно комнатушку.

Благодаря столь слабому освещению мне удалось всё же кое-что рассмотреть. Например, я обратил внимание на парочку картин, висящих на стене рядышком. Картины были выписаны талантливо, явно имели отношение к родословной хозяев, поэтому было странно, почему они не красуются в парадной зале, а спрятаны от посторонних глаз здесь, в светёлке мезонина, которая используется как темница для будущей жертвы. Странно это... Неправильно и нелогично.

Мельком отметив для себя ещё тот факт, что на столе перед Настей лежали бусики из янтаря, я схватил зубами лестницу и стал её подтаскивать к окну. Девка — хохотать! Рот, правда, ладошкой прикрывает и звук сдерживает. Просмеялась чуток и, видимо, дотумкала, что кот-то я непростой, действую не спонтанно, а по заранее намеченному плану. Следовательно, нужно меня слушаться, как нелепо бы это ни выглядело. Подхватилась, сама привязала лестницу к спинке кровати — та недалеко стояла, да перебросила через подоконник.

Тут, не теряя времени даром, я сиганул назад в окно, по выступу пошёл к ветке ветлы. Иду так осторожненько — не сверзиться бы, кот-не кот, а никто меня по карнизам шастать не обучал. Сам иду, а угловым зрением таки за Настёной наблюдаю. Ну, умница же! Всё поняла, как надо. Перелезла через подоконник, по лестнице верёвочной вниз стала спускаться.

Оказавшись на земле, я припустил бежать по направлению к пещере Баламутеня. Девушка тормознулась сначала, видимо, решила сбежать куда-нибудь подальше от этого места. Но я остановился, сел на задницу и одной лапой стал делать призывные движения: мол, иди за мной. Настёна сначала ошарашенно посмотрела на меня, соображая, может ли обычный кот в здравом уме и твёрдой памяти махать лапой, приглашая девушку следовать за ним. Потом мотнула головой и рванула за мной.

А дальше... дальше и приключился со мной позор. Самый жутчайший позорище, который только можно было бы придумать! Уже около дверей пещеры вдруг... чародейство закончилось! То есть я неожиданно для себя и девушки обернулся, приняв образ мальчишки-подростка. И всё бы ничего, но я предстал перед девушкой, красивой, статной, привлекательной, совершенно голым. Этаким худосочным парнишей, покрытым гусиными мурашками от ночной прохлады, клацающим зубами от холода.

На автомате я попытался прикрыть обеими руками свой скукоженный малюсенький мехирь*, сгорая от стыда. А Настёна же, чуток оправившись от первого испуга — не привыкла же пока она к превращениям, вдруг ехидно так улыбнулась и заметила: «Да ладно, чего уж там. Для прикрытия такого добра и одной ладошки многовато будет...»

А потом ещё так насмешливо хмыкнула... Лучше бы я свалился с выступа стены терема да и разбился бы насмерть! Такое вытерпеть... Поганая девка! Хоть и красивая.

+++

Мехирь* — старославянское название мужского полового органа.