Нужна ли пенсия коту?

Несанкционированная подслушка

Настюха весь день крутилась, как заведённая. Перебрала в сундуке вещи, оставленные Ялкой. Некоторые наряды взяла себе, некоторые выложила, чтобы перешить Милице. Поискала иголку с нитками — сложно было, но откопала коробушку за печкой на полке: Ялка, видно, редко шитьём занималась. Зато обрадованная Настя тут же и занялась изготовлением нарядов для дочке — она теперь только так называла Милицу.

Пообедали той же утром сваренной чорбой («Не барья какие-нибудь, чтоб вам по три раза в день разносолы всякие варганить!» — слова Настюхи). Приготовили корове пойло тёплое, куда тоже похлёбки плеснули, постаравшись косточки выбрать по максимуму — опять же по воспоминаниям о бабушке. Вроде бы, таким макаром у коровы повышали удойность, поскольку «солощая», то есть жрущая всё подряд, скотина, пьёт больше и молока даёт больше. Решили проверить утверждение опытным путём. Однако пришлось за водой на родник чапать. Пока Настюха одну бадейку волокла, я Малушу упросил помочь... Та посмеялась только и сказала:

— Будет таперя так: за одну бадейку Настину сразу три в бочке прибавится!

Уже хорошо. Милицу помыть решили. После болезни — а она от отвара таки выздоровела, ага! — ей пот смыть нужно было. Ещё бадейку в бочку в баню Настя принесла — ну, там, сами понимаете, сразу бочка под завязку и наполнилась. Настя удивляется, но не понимает ничего, только плечами пожимает. И я молчу... Ну, а как расскажешь, что ей домовиха помогает? За дурака сочтёт. А я и так — кот говорящий...

А тут уж и коров с пастбища пригнали. Настюха с бадейкой пойла в сарай пошла — а корова уже подоена, молоко рядышком в ведёрке стоит. Овинник постарался. Очень ему чорба понравилась. Не, ежели эти духи так нам и дальше помогать будут, жить будет совсем даже неплохо — почти как на курорте.

Поужинали. Чем? Да всё тем же, чорбой — оставалось на донышке. И тут я в осадок выпал! Стала наша Настя на свиданку собираться!!! Уж она крутилась перед самоваром и так, и эдак. Он, самовар, конечно, не зеркало, а тоже своё отражение на всякие там предметы имеет. И они, эти отражения, могут не совпадать с желаниями и фантазиями в самовар смотрящего. Могут даже вовсе идти в разрез с его представлениями о реальности. В общем, смешно Настёна выглядела в самоваре, конечно... Я б вот на себя даже смотреть в него не стал, а этой всё нипочём: крутится, любуется.

Хорошо, что коты ржать не умеют. Но у меня такой приступ случился, что уже готов был стать в этом смысле первопроходцем. А что, есть же «улыбка Чеширского кота», а тут будет «ржущий во всю глотку Новодевкинский котяра».

От этой мысли ржач не только не отступил, а подкатил комом к горлу новой волной. Пришлось снова заднюю ногу за голову забрасывать, типа, зачесалось у меня где-то в неположенном месте. Это действие меня более-менее приводит в уравновешенное состояние в самых разных стрессовых ситуациях. Привычка, ёптель-моптель... А привычка — она же, по словам великого нашего Пушкина, «свыше нам дана — замена разума она».

Фантазии подбросили в башку несколько короткометражных фильмишек, как я, следователь со стажем (разумеется, в обличии человека) вдруг во время беседы с какой-либо дамочкой, позволившей себе или, напротив, не позволившей — неважно, вдруг усядусь на попу и задеру заднюю ла... тьфу, ногу, просто ногу! Или в кабинете начальника, когда он будет неправ... А то и вовсе могу ведь и на коврик выразить своё несогласие с его мнением... Да, жизнь человека полна ограничений, а вот кошачья — это безграничная свобода!

Я растянулся на лавке, потягиваясь и сладко позёвывая. Хорошо быть кошкою, вернее, котом... Жаль только, что я за всё время не встретился с кошечкой. Было бы интересно узнать реакцию Насти на такой поворот... А то она вон на свиданку может собираться, возбуждая во мне ревность — прародительницу чувства пониженной самооценки, а я — нет. Обидно, господа!

Короче, лишь солнышко одним бочком горизонта коснулось, улепетнула наша хозяюшка на крыльях любви, как птичка. Точнее, поскакала на лосиный призывный зов... Тьфу! Хотя, если честно, я уже почти смирился. Да и не до ревности мне сейчас абсолютно. Дел — выше крыши. Надо бы по деревне полазить, сведений поднабрать.

Первыми на повестке вопросы, касаемые Николая: куда он пропал да почему? И кто над Никитой такое злодейство учинил? Про Оксану я старался не думать: найду преступника, она сама явится. Сто процентов.

Вечерние сумерки дымкой окутывали селение. Бабы и девки, управившись по хозяйству, выползали на обычные ежедневные посиделки: посудачить, отвести душу за перемыванием косточек отсутствующих. Любимое занятие женщин во всех временах. Хотя, чего уж греха таить, и мужчинам такое времяпрепровождение не чуждо.

Хоронясь за кустами, подобрался к одной компашке. Сидят бабёнки, семки лузгают. Такие на вид прям вот дико добропорядочные матроны...

— Бают, Ялкина постоялка воротилась, Милицу смотрит таперича заместо матери-беглицы. В ейном дому живёт кабуть.

— Ну да... И животина у ей кака-то странна... Словно заяц, но ухи коротки, зато хвостишше — что у моего кобеля! Странный зверёк, и навродя не дикий.

— Дуры вы! Енто жа кот зовётся. Их на Руси мало пока. Завезли, сказывают, ажнель из самого Ё-Гипту, чёль. Короче, издаля. Мышей жрёть и крыс. Полезная зверюга. Но дорогая — ажнель жуть жуткая! За одного такова кота можно трёх лошадок прикупить, вона как!

— Брешешь а ты, Веселина! Как всегда, выдумашь не знамо шо, а нам тут талдычишь. Язык бы тебе оборвать...

— Я брешу??? Да могу на землю клятву дать! Мне... — бабёнка перешла на шёпот, сделав большие глаза и склонившись вперёд. Остальные последовали её примеру, приблизив свои уши максимально близко к Веселининому рту. — Мне мужичок вчерась, ну, который... хи-хи... сами понимате... сказывал, шо у барыча однова городского такая тварь имецца. Мужеска полу. Он яво откуль-то с заграницы приволок. И таперя ентой зверюге... жену надоть. Шоба она детёнышей принесла. Тагды однова дятёныша барычу за покрытие оставят. Он ба яво продал да и разбогател ышшо больша, во как.

— Девоньки... — та, что только что выступала на Веселину, вдруг загорелась. — А шо, ежеля мы енту кошку Настюхину словим да в город к тому барычу и отвязём, Да не на вязку, а на продажу. Купим сябе коней... да хучь бы пока жеребяток. Как раз штук шесть осилим, кажной по жеребчику...

Размечталась, ага! Жеребчика ей захотелось! Вчера, что ли, не натешилась... Ой, чего-то меня понесло не в ту степь. Ну, так после такой обиды чего вгорячах не скажешь: меня, кота, принять за кошку! Да ещё запланировать такое надругательство над личностью, пусть даже и звериной. Это ж сравнимо только с... домами терпимости! Хотя... Они пока ещё морально до столь высоких понятий не доросли, раз готовы детей заводить от первого встречного, кто случайно заглянет к ним в «мужеский день». Тёмные люди... А дурынды — они и в Новодевкино дурынды.

Но обиды обидами, а тот факт, что мне угрожает опасность расставания со ставшими уже близкими людьми и нелюдями (в смысле — духами) с целью продажи в сексуальное рабство, сбрасывать со счетов не следует. Впредь будь осторожнее, Павлуша Барков. А то эти котоловки не посмотрят, что у тебя яй..., то есть не обратят внимания на твои половые признаки, сцапают на раз.

С трудом поборов желание проверить наличие тех самых признаков традиционным кошачьим способом (да уж, если честно, скоро до зеркального блеска отполирую), я задом выполз из-под куста и сиганул в крапивные заросли. По ним уже перебрался к другой компании.

Тут худышка с густыми черными бровями приглушённым голосом вещала:

— В лесу, бабы баяли, какой-то лось бродит странный... Они яво встренули, спужалися — страсть как! А он так спокойно на них глянул, повернулся задом и потопал обратно в лес. Кады такое было-тоть? Он жа должён был взвыть да за ими побечь! Так испокон веков было. По осени лоси дюже страшенны. Странный тот лось, последне слово — странный...

— Енто так, — поддержала её толстушка с пухлыми губами. — Не к добру... Мне бабка моя сказывала, шо такие лоси-одиночки — самые опасные... Появляются оне в лесах нечасто, то раз в десять лет, то через пяток. И могут оне — тожа бабка говорила — в людей оборачиваться. Она и сама такого разок встренула... Будто-тоть он, тот лось-оборотень, ея открылся: сам Болотник к колдовству, якобы, лапу приложил... Зачаровал, щоба жану яво отобрать, мол, за неё облик верну. Он всё девок да баб свому сыну подбират. Кажно лето себе новую жинку в полон берёть. Усё мечтат, що тот внука-дитёнка Болотнику выродит. А не получатся ничаво, во как. Потому и с нас девок требует. И из Истопницы тожа. А просто надоть-то яму не совсем обычну бабёшку — тады и дело сладится. Тока того Болотник не знат. Бабка моя — та знавала...

— Бабка твоя всё везде знавала. Нос свой совала всюду, куды не просят, — грубо оборвала пухлогубую худышка.

— Ты бабку мою не трожь! — взвилась толстушка и вцепилась в волосы чернобровой.

Девки, в предвкушении интересного зрелища, расступились и заняли окружную позицию. Драка не заставила себя долго ждать: обе бабёнки истово стали драть друг дружке волосы, стараться ногтями пройтись по физиономии. Зрительницы подбадривали обеих хлопками в ладоши и криками: «Ату её! В рыло меть, в рыло! За ухо цапани стерву, шоб её...»

Ждать окончания раунда я не стал. Важное сведение я уже получил: всё завязывается на самом Владыке болот и его сыне. Почему-то большеротой толстушке я поверил безоговорочно. Осталось только придумать, как выйти на этих самых отца и сына. И тогда уж... А что будет тогда уж, я придумать не успел...