9

Когда на следующее утро Фродо пришел в библиотеку, он прежде всего отчитался, что сдал в переплетную мастерскую все, что ему поручили, и они позвонят, когда будет готово. Переплетчик считает, что они управятся дней за десять. Потом Фродо произнес: «А на обратном пути я видел Генерала».

Зандер посмотрел на него и чуть приподнял брови. Генерал исчез пять лет назад, сбежав с этой территории, возможно, даже из этого дома, в котором он тогда жил и где теперь располагается наша библиотека. Никто не знал точно, жив он или мертв; тело его обнаружено не было. Партия тех, кто полагал, что Генерала нет в живых и что он был убит во время бегства, не исключено, что даже собственной охраной, и его где-то закопали, была существенно больше, чем партия сторонников теории заговора, которые считали, что Генерал скрывается где-то внутри страны или за границей и собирается вернуться. Интернациональная комиссия и временное правительство называли все это разнузданными слухами и решительно опровергали сообщения людей, которые якобы даже знают, где он находится. Но в газетах снова и снова появлялись новости о людях, которые своими глазами видели Генерала: в автобусе, в метро, на стадионе среди болельщиков футбольного матча, на скамейке в парке на юге города и даже на коньках — на каком-то озере. Генерал на коньках, да, куда уж дальше! Именно на эти слухи намекал Зандер, когда спросил Фродо: «Ну, а ты где его увидел?»

Фродо, прекрасно почувствовавший иронию в голосе Зандера, ничуть не смутился. Он видел Генерала с верхнего яруса двухэтажного автобуса. Генерал стоял возле ларька рядом с остановкой и ел жареную колбаску, а поскольку автобус остановился, чтобы выпустить и впустить пассажиров, он, Фродо, ринулся вниз по лестнице и успел выскочить. Он сделал вид, что рассматривает витрину со спортивными товарами возле входа в торговый центр, где находился ларек, и дождался, пока Генерал доел колбаску. На Генерале было тяжелое, не очень элегантное зимнее пальто, в любом случае чисто гражданское, а не перешитое из шинели, это можно сказать точно. Наконец Генерал вытер губы бумажной салфеткой и отправился в путь, а он, Фродо, двинулся следом на безопасном расстоянии.

Он не может сказать, заметил ли его Генерал. Он пару раз останавливался и делал вид, будто ищет что-то в карманах, может, и вправду что-то искал, но во второй раз он еще и оглянулся. Он, Фродо, был просто пешеходом в толпе, но у Генерала за долгие годы наверняка выработалось чутье, подсказывавшее ему, есть за ним слежка или нет. Он нырнул в метро на станции «Аугсбургерштрассе»; сама станция до сих пор не работала, и Фродо не решился преследовать Генерала дальше, потому что это было бы очень явно, и вдобавок было неизвестно, что ждет его там, внизу. Станции этой линии использовались, по слухам, в качестве убежищ для сторонников свергнутой хунты.

— Когда точно это было? — спросил Зандер.

— Вчера вечером, часов в шесть.

— Значит, было уже темно.

— Да.

— Но ты уверен, что узнал Генерала.

— Улицы хорошо освещены, особенно в этом районе.

— Сколько тебе было лет, когда свергли старый режим?

— Пятнадцать.

— Но Генерала ты мог бы опознать без труда.

Я восхищался выдержкой Фродо во время всех этих попыток Зандера представить вчерашнюю встречу как фантасмагорию. Он только утвердительно кивнул и сказал: «Ну конечно. В детстве и юности я видел портрет Генерала на каждом шагу, повсюду, сначала в штабе „Гейм бойз“, позже в сетевой организации „Серая гвардия“[47]. Ведь его портрет висел повсюду».

— Я знаю, — продолжил он, протестующе взмахнув рукой, когда Зандер собрался его прервать, — что человека иногда сложно узнать по ретушированной фотографии. Но, — и тут он улыбнулся победно, — я ведь раньше встречался с Генералом лично. Возможно, вы-то сами не можете этим похвастаться. Это было примерно за год до падения хунты. Он посещал нашу ячейку «Серой гвардии» во время своих знаменитых пропагандистских поездок, а ведь до того он неделями не показывался на людях. Мы построились, и он проходил по рядам, принимая парад. Я стоял в третьем ряду слева, с его стороны, он остановился передо мной и долго смотрел на меня, но ничего не сказал. Может быть, он что-то знал о моих родителях, хотя все эти годы они вели себя совершенно нормально, то есть абсолютно тихо и осторожно. Генерал стоял совсем близко, нас отделяло меньше метра. Я чувствовал его кисловатое дыхание. Глаза его сверкали, когда он уставился на меня; он выглядел как человек, страдающий нервным тиком. Он провел у нас часа два. Говорил мало. Голос его совсем не был похож на тот, который звучал во время его великих речей; здесь, в нашем узком кругу, он воспринимался как очень высокий, и каждое слово сопровождалось тихим присвистом. Он велел показать ему все, что мы делаем, кивал, похлопывал некоторых из нас по плечу. Так что у меня было достаточно времени, чтобы запомнить его характерные движения. Человек, которого я видел вчера, передвигался точно так же. Могу поклясться, это был Генерал.

— Значит, наш Генерал, — сказал Зандер, предпринимая последнюю, уже не так убедительно звучавшую попытку говорить с иронией, — живет в шахте метро на станции «Аугсбургерштрассе» и время от времени выходит днем съесть жареную колбаску.

Фродо только улыбнулся и промолчал, но я не мог больше выносить невежества Зандера.

— Хватит, Кай, — сказал я. — Извини, ты ведь понятия не имеешь, что творится сейчас в городе, ты не был там уже несколько лет. Ты ведь знаешь только свою библиотеку. Ты не хочешь это принять, но ведь на данный момент никто не знает, жив Генерал или мертв, причем эти два варианта имеют равную вероятность. И если Фродо лично виделся с Генералом в свои пятнадцать лет, ему можно верить, что он его узнал.

Я готов был продолжить, все больше распаляясь, но Фродо с улыбкой примиряюще поднял руки, словно говоря: «Оставим это. Нельзя заставить человека думать иначе».

— Возможно, конечно, все, что угодно, — пробормотал наконец Зандер и на несколько часов удалился в свой закуток. А мы продолжили разбирать книги Кольберга. Я спросил Фродо, как жили при хунте его родители.

— Тише воды, ниже травы, — ответил он. — Отец был штатным часовщиком в «Хроносе», там и сейчас работа есть. А мать, как и раньше, работала в столовой для бедных.

Социальные центры для растущей армии бедноты, так называемые столы, после путча были национализированы и подчинены единому руководству. Режим с самого начала считал для себя делом чести, чтобы никто не жил на улице и уж подавно никто не голодал, и вкладывал в эти задачи значительные средства. Согласно некоторым теориям это было даже одним из противоречий, которое привело его к гибели, потому что инвестиции, хотя и создавали некоторое весьма ограниченное количество рабочих мест и, кроме того, сокращали опасность социальных волнений, по сути, однако, были малопродуктивными и затратными.

— А как случилось, что твоя мать погибла во время демонстрации?

— Это была не рядовая демонстрация, а тот знаменитый марш после поражения в Райхенфельсе, — сказал Фродо, — когда группы сопротивления решили, что их час настал. Все так и было, но многие верили тогда, что режим сразу рухнет.

Я помнил сообщения об этой демонстрации, разумеется, в тех пределах, в каких они тогда доходили до Аахена. Там было по меньшей мере двести человек убитых, и тактика сопротивления уже только по причине неравного распределения оружия оказалась очень наивной. Было совершенно ясно, что свержение хунты невозможно без международной помощи, а помощь эта пришла только год спустя.

Документ 8


Портрет главаря хунты (из рабочих материалов историка Утты Велькамп, запись от 14 апреля 2027 года)

Позже в ходу была теория, согласно которой путч явился неожиданностью и для самого Генерала. Точно известно, что он не принадлежал к его движущим силам, а был выдвинут в качестве парадной фигуры руководящей тройкой — генералом фон Марховом, генералом Плессингером и майором Грошем, они-то и сделали его главарем хунты. Генералы осуществляют государственные перевороты, разумеется, с помощью интриг в Генеральном штабе. Соответственно, путч прошел почти бескровно. Ликвидировать пришлось только канцлера Вольфа и его личного референта Бруно Брайтенбаха, потому что оба, по мнению тройки, представляли опасность. Убийство было позже представлено как несчастный случай, как ошибка при передаче приказов. Исполнители были наказаны (понижены по службе), их вывели как из политической, так и из военной игры. Прочим членам прежнего правительства и подчинявшегося им аппарата, если в них не было нужды, разрешено было покинуть страну и забрать с собой личные сбережения.

Хунте было ясно, что для представительских целей во главе нужна фигура приятная, располагающая. Время агрессивно-кровавых захватов власти миновало. Хотя немедленно были схвачены и брошены в тюрьму сто пятьдесят самых опасных врагов государства, но произошло это согласно приказу Генерального штаба (с длительной подготовкой народа через газету «Уличный взгляд»), причем тихо, незаметно и по старой доброй традиции ночной туманною порой, а точнее — между четырьмя и пятью часами ночи. Списки преступников составлялись с учетом того, чтобы их количество было распределено по стране равномерно, а сами они помещались в учреждения особого режима, причем использовалась уже готовая инфраструктура. Центральная служба дознания на правительственной территории была введена только через три года.

Тройка единогласно сошлась на кандидатуре генерала Роткирха по следующим причинам:

— «Человеческое лицо». Генерал еще до путча был самым любимым официальным представителем армии в ситуациях работы с общественностью (дни открытых дверей на федеральном уровне и т. п.). Взгляд: приветливый, слегка заискивающий, не слишком решительный. Небольшая предрасположенность к полноте, но без тучности, лицо мягкое, но не заплывшее, отсюда — ощущение уютности. (Один военный историк старшего поколения назвал Роткирха, обыгрывая имя одного баварского политика прошлого столетия, Штраус софт.);

— Никакой своей сети, никаких связей. Роткирх не из генеральской семьи, в его семье никто не занимался политикой. Деньги водились, но это не вошло в «традицию» — всего два поколения владели фабрикой сельхозпродукции и занимались массовым содержанием скота на западе Нижней Саксонии; теперь, после серии скандалов, они ставят знак «экологически чистая продукция». Гюнтер Роткирх постарался как можно раньше от всей этой вони сбежать. Его пристрастие к гастрономическим изыскам в дальнейшем можно расценивать как акт дистанцирования от прошлого. Между тем постоянные приступы неистового голода по всему простому и задушевному. Как солдат, с самого начала карьеры отличается усердием, быстрый карьерный рост, завистников нет, но нет и близкого круга, который в чрезвычайной ситуации встал бы на его защиту;

— Пластичность. У Роткирха нет собственных идей. Не политик, идеологических предпочтений не имеет, тяготеет только к упорядоченности и покою в стране. Личными мнениями и убеждениями граждан не интересуется. Идеи тройки (и обслуживающих ее идеологов) может высказывать и представлять убедительно, но без экзальтации. Он — не горлопан. Это с одобрением воспринимают не только собственные граждане, но и заграница;

— Предупредителен в общении, особо ценен с дипломатической точки зрения при ведении переговоров с иностранцами;

— Умеренное личное честолюбие. Гюнтер Роткирх с самого начала хотел быть хорошим солдатом и стал им. Быстрое продвижение по службе (в 2013 году, в возрасте сорока четырех лет, стал самым молодым бригадным генералом) воспринимал с удовлетворением, но лично свою карьеру не планировал: считал карьерный рост автоматическим, не зависящим от собственных решений. Предложение тройки стать после путча главой государства сразу принял. Возможно, он не счел эту роль по-настоящему серьезной, способной глубоко отразиться на его жизни.


Женат, двое дочерей. Семью всегда старался держать как можно дальше от своих представительских государственных обязанностей. Репрессивные акты государственной власти считал необходимыми, но всякий раз, давая распоряжения, слегка содрогался. Он бы и не прочь был стать добрее. Но миссия суверена — защищать свой народ (так ему объяснили: разумеется, у Кольберга был к нему свободный доступ).

Поняв, что режим в опасности, — отсутствие политического мышления не означало, что у него не работали инстинкты, — он первым делом прячет за границей свою семью, причем уже в начале 2024 года (инстинкты, стало быть, сработали на славу). Сам же он, разумеется, остается на посту, потому что он — солдат. О том, что с ним случилось во время боев в последние дни хунты, как известно, есть различные версии. Согласно первой, он был застрелен своими же людьми и где-то закопан. Вторая: он пал в бою с врагом, но Интернациональная комиссия против предъявления его тела, ибо не хочет давать повод для создания героической мифологии. Третья версия: он давно уже за границей и проживает вместе со своей семьей (речь идет либо о Каринтии, либо о Фландрии). Четвертая версия сводится к тому, что он жив и находится внутри страны, возможно, даже в столице.

Загрузка...