Глава 17

Кое в чем девушки ошиблись – Голова у меня начала болеть только через три дня после корпоратива.

Сперва, из-за покупки ресторана, который, в принципе, оказался убыточным, оттого директриса так и схватилась за предложение его продать.

Потом началась головная боль из-за трех десятков кухрабочих, официанток и официантов, которых мои орлы и орлицы, получив мой прямой приказ «затрахать все» - таки, затрахали, но, совести не потеряв – «обратили».

Так что у меня теперь есть ресторан, есть работники для него и есть покусанная директриса для него.

Поймаю Лешеньку – пропишу двоечку в печень!

Остальные – ладно, существа подневольные, но Лешенька эту… даму… Куснул потому что она ему понравилась!

Реально – понравилась.

В прочем, любовь зла, а мне это надо расхлебывать!

А еще пришлось дать на лапу местному участковому, чтобы он поменьше смотрел в сторону ресторана, из которого целую ночь доносились такие леденящие душу вопли, что народ уснуть не мог!

А еще меня ждали «финики с налоговиками» и обгадившиеся Старейшины, до которых только сейчас дошло, какой же они мне офигительный подарок сделали!

- Макс… - Ника впустила двух братьев-драконов и вошла следом, неся поднос с двумя чашками кофе и кружкой, с чаем.

- Ну, ты повеселился! – Тук после приветственного кивка головой, сразу схватился за чай и плюхнулся в кресло, а Рэл…

Рэл протянул мне руку, что было для меня несколько внове.

- Старейшины передали нам суть дела… - Рэл уселся в соседнее с братом, кресло, прихватил чашечку с кофе и блаженно вытянул ноги. – Папа предупредил, что старые – дурни, и чтобы я гнал их нахрен.

У меня реально чуть челюсть об стол не ударилась: Рэл, в кои-то веки совершенно сбросил весь свой прикид чопорности, высшего дворянства и недосягаемого аристократизма, превратившись в того парня, который перетаскивал меня через границу на бреющем полете, с отключенным мотором и отчаянно матерясь при этом!

Чудеса!

А с другой стороны…

Имея папу – Дракона, можно вообще любого послать нахрен, включая и любого божка, которых сейчас развелось, как грязи.

- Но! – Тук сделал добрый глоток чая, выпучил глаза и выдохнул, пытаясь остудить обожжённое горло. – Мама хочет уточнить, не знаешь ли ты, кто передал «ЕАМ» восхитительную коллекцию эллинско-греческих украшений 1-2 века нашей эры, в отличном состоянии, а? Представляешь, братец, кто-то вернул на историческую родину почти два десятка драгоценнейших произведений искусства, анонимно! Мама, конечно, в восторге, но выставят их не раньше, чем через год, сейчас их ждет описание, оценка, страховка…

Я развел руками.

Знать ничего не знаю!

- Но, мама сказала, что очень хотела бы заполучить не только ткань, в которую драгоценности были завернуты, но и… То, что было еще…

Я почесал затылок.

- Давай, Макс! – Рэл допил кофе и пролеветировал чашечку на стол. – Сказал «А», говори и «Б»!

- Вам это не понравится… - Честно предупредил я. – А уж маме Марло – тем более…

- Ну-у-у-у-у, тут уж маме решать… - Тук широко улыбнулся. – Давай, не тушуйся, а греческое правительство выдаст тебе ма-а-а-а-а-а-аленькую премию, цветную грамотку и огро-о-о-о-омный орден!

- Рэл… Тук… - Я вздохнул. – Не надо вашей маме этого, чесслово!

- Ма-а-а-акс! – Тук сурово насупился. – Что там? Кожа младенца?

Я покачал головой.

- Волосы девственницы? – Хихикнул Рэл.

Я снова помотал головой.

- Показывай. – Решил Рэл, видя, что я реально не хочу отдавать тару, в которой и нашел все амулеты. – Обещаю, если там что-то… отвратительное… маме слова не скажем!

- Обещаю! – Подтвердил Тук, важно поднимая левую руку.

- Я - предупреждал… - Я выбрался со своего места, дошел до сейфа и, открыв его, достал оттуда деревянный ларчик.

- Утка в зайце, в зайце яйцо… А дальше что? – Хихикнул Тук. – Анекдот про кошелку помнишь?!

Вместо слов, открыл ларец и достал оттуда сшитый шестью наружу, мешочек и, развязав горловину, вывернул на изнанку.

Оба дракона рефлекторно полу прикрыли глазки, а в комнате, по потолку и стенам заиграли яркие, золотые всполохи.

- Золотое руно?! – Рэл потянулся, взял мешочек, покрутил его в руках и снова вывернул черным мехом наружу. – И шкура яка. Н-да-а-а-а-а, маме лучше не знать.

- И в Грецию, лучше не ввозить… - Понятливо протянул Тук, принимая мешочек из рук брата и всовывая в него руку по самое плечо. – Безразмерный…

- Да нет, вполне себе размерный… - Пожал я плечами. – Четыре вагона – с легкостью…

- Уже привязал? – Разочаровано протянул Рэл, глядя на «безразмерный мешок» хоть и с сожалением, но без фанатизма.

- Братишка… Ну, хоть ты чуши не неси… - Тук вытащил руку из мешочка и, завязав горловину, перекинул артефакт мне. – Нельзя привязать золотое руно. Артефакты подобного уровня изготовления и примененных материалов можно либо получить в подарок, либо…

- Снять с трупа? – Бесхитростно полюбопытствовал я, вызвав на лице Тука самую настоящую гримасу мученической боли от общения с дебилами.

- Еще один идиот. – Тук сделал «рука-лицо». – Подобные артефакты сами выбирают своего владельца.

- Ага… И, артефакт из золотого руна, с вставками из кости клыков дракона выбрал – Тадам-м-м-м! – вампира?! – Расхохотался Рэл.

- Рэл… - Тук тяжко вздохнул. – А вот ты, лично, кому бы отдал все артефакты, что в нем лежали? А?

- Ну-у-у-у-у-у… Самействам-владельцам… - Рэл прищурился, наверное, уже прикидывая, как бы его чествовали в этих самых «семействах».

- «Рубашка монаха», «прядь Анги», «Шактималагана», «Миерхава», «Онимбарска», «Кольцо Диониса», «Диадема принцессы» - все они принадлежали греческим родам и в разное время были украдены и вывезены за границу. «Шактималагана», «Миерхава» сняли с тел их прежних владельцев, фашисты. «Прядь Анги» и «рубашку монаха» вывезли мужественные конкистадоры, что были еще теми грабителями. – Тук грустно усмехнулся. – Ни один из родов ИНЫХ не предъявит ничего Национальному Археологическому Музею, когда эти артефакты выставят на обозрение. Придут, полюбуются, повздыхают, но потребовать назад или, упаси все небеса, ограбить музей, чтобы вернуть – не осмелятся.

- Ну… Археология – это не мое. – Печально вздохнув, развел руками Рэл. – Но Старейшины будут очень недовольны.

- Да в жопу их. – Легкомысленно отмахнулся Тук. – Давно было пора потребовать ценности обратно, но нет, церемонились с ними! В общем, Макс, если будут проблемы – звони сразу маме. Папа еще думать будет, а мама сразу разрубит!

- Ну, вот и накрылась пи… вся моя анонимность. – Вырвалось у меня, а драконы, переглянувшись, выдали на-гора одну фразу: «Ты просто не умеешь врать!»

… - Ты просто не умеешь врать! – Мой главный редактор, тяпнув соточку беленькой, занюхал ее черной горбушкой и сладко зевнул. – У тебя же по морде лица все видно!

…- Ты же врать-то не умеешь, у тебя все на морде написано! – От порога двери обрадовала меня моя самая первая и безответная любовь.

- Да из тебя врунишка так себе… - Пьяная женщина за барной стойкой обвила мою шею руками и жарко задышала в ухо…

Ну, да…

Врать я не умею.

Зато у меня офигенная фантазия и очень гибкий ум, способный сперва в эту фантазию поверить, а затем и превратить ее в реальность.

Мелочь, пустячок, но…

Приятно.

Приятно, что уйдя из газеты, я прихватил с собой все контракты и фотографировал пару лет, вынуждая того же самого редактора скрипеть зубами от безысходности, ведь на страницах печатались исключительно мои фото.

Приятно, что моя первая-великая любовь научила меня прощаться и уходить без жалости и сожалений.

Приятно, что бухая дама так и не поняла, что играла с огнем, пока не сгорела дотла.

Я ведь не вру не потому что не умею, а потому что мне – лень.

Мне лень вспоминать, кому и что я врал.

А сказанная правда, которую так всегда легко проверить, настраивает людей на благожелательное отношение.

От дурака не ждут подвоха.

От потом уже поздно.

Можно сгибать и разгибать пальцы, считая, сколько же раз это правило: «не врать», вытаскивало меня из всяческих глобальных жоп, задниц и глубоких анусов.

Правду говорить не легко, не приятно, но нужно.

И мстить.

Тоже нужно, обязательно нужно.

Только – не спеша.

Только – искренне простив обидчика.

И вот тогда…

Я усмехнулся и пошагал мимо печальной похоронной процессии из девяти лиц невнятного вида и испитости.

Вот и еще один алкаш отправился в путь.

И пусть его родня и собутыльники твердят хором, какой-же усопший был прекрасный человек, вот, только что пил…

Говном он был этот жиртрест.

Говном, стукачом и мудаком.

И детишек воспитал точно таких же, недалеко упавших от яблоньки.

Я дошел до поворота, до припаркованной в тенечке «Мазды», взятой вчера напрокат в местном аэропорту.

Что же, прощай «стукачок», ты подыхал последние семь лет, по частям сваливая в гроб и мучая свою родню.

Я сел за руль и пару минут помолчал, чувствуя, что дышать стало легче.

Пока я молчал, группа товарищей дотащила гроб до входа на кладбище, сделала шаг за ворота и…

На них сверху рухнула массивная арка, украшенная трехметровым металлическим крестом.

«Ну, даже земля могильная не принимает ни тебя, ни отпрысков твоих…» - Хмыкнул я про себя и повернул ключ в замке зажигания.

… Как ни странно, но я люблю машинки-«япошки». Они достаточно маневренны, неприхотливы, удобны и есть в них какая-то душа, которая европейскому, да и нашему – больше не присуща.

А еще, если в них придавить педальку газа, то можно представить себя вновь за штурвалом «Крокодила», несущегося по-над дорогой, забитой трясущимися от страха, рвущимися вон из города, людишками.

Поворот, поворот и еще поворот…

«Ох, ты, зараза»! – Вырвалось у меня, когда привычная дорога уперлась в шлагбаум, за которым раскинулось новое море, из которого торчали наружу пока еще не затопленные деревья.

Почесав затылок, съехал на обочину, ближе к воде, разделся и, радуясь жаркому, летнему деньку, с воплем влетел в воду.

Покрутив головой и отфыркавшись, нырнул с открытыми глазами, вспоминая места.

Отплыл еще метров на триста, снова нырнул и вынырнул, тут же, обратно – нужное дерево оказалось прямо подо мной.

Провентилировав легкие, нырнул к дереву еще раз.

Оплыл уже склизкий от воды ствол, и, заметив черную дыру, сунул туда руку…

Обсыхая на солнышке, улыбался еще одной своей «маленькой» лжи – все отчего-то были уверены, что я не умею лазать по деревьям!

Я скосил глаза на толстенький полиэтиленовый пакетик, уже отмытый от зеленоватого налета и хмыкнул.

«Даже маленький пакет пролежит две тыщи лет», храня тайны, от которых у некоторых волосы дыбов встают, а у некоторых отнимаются ноги и отказывают почки.

Достав из бардачка нож, аккуратно разрезал туго скрученную колбаску, являя миру двести грамм белого порошка, зоновский нож-выкидуху и изящное, витое кольцо с синевато-красным камнем.

Три предмета, из-за которых в школу пришли тогда еще менты и завертелось-закрутилось дело о химической лаборатории, в которой трое старшеклассников химичили «радостный порошочек», а директриса прикрывала собственного сыночка.

Выплыви тогда эти три предмета, вместо сынка директора села бы наша молчунья Фаридэ, пырнувшая Арвидика этой самой выкидухой, а всплыви порошочек – села бы, вместо директрисы, нежно мной любимая химичка.

Ну, а за кольцо, мог «встать на учет» и я сам.

Высыпал «вещество» в воду, выкидуху повертел и сунул к вещам – сейчас это обычный нож, за него и глаз-то зацепится только из-за наборной, разноцветной ручки, которую, кстати, надо бы почистить.

А вот кольцо…

Я повертел уже изрядно почерневший пестенек с камушком и с легкостью надел его на средний палей левой руки.

Эх, где же сейчас та, которая его мне подарила на память!

Сколько же о ней слухов мелькало, сколько бабок на лавочках подралось, обсасывая ее.

Эх, исчезла Ленка-Леночка, что жила через два подъезда от меня.

А потом появилась, сунула перстенек и совсем растворилась, словно приснилась.

Спрашивали-спрашивали меня об этом перстеньке разные личности, да и спрятал я его подальше, говоря всем, что отказался его брать.

Повернув кольцо камнем внутрь, сильно-сильно сжал кулак, так сильно, чтобы камень до крови впился в кожу.

И больно.

И память о человеке.

Я разжал ладонь и вздрогнул – Перстенек сиял, словно свеженачищенный!

Играли на гранях камня солнечные лучики, утопая в его глубинах.

Эх, перстенек-перстенек…

Перстенек!

Я рванул к открытому сейфу и судорожно залез в него, в попытке найти еще одну коробку, с той, еще совсем простой и человеческой, жизни.

- Кукухой поехал от счастья. – Хихикнул Тук.

Вместо ответа, я достал пластиковый органайзер, каждое отделение которого было выложено синим и красным бархатом, в котором утопали вещицы, без которых меня бы могло и не быть, как меня…

Я открыл крышку и занес руку.

Сразу больно кольнуло с двух сторон – слева и снизу, а вот справа, под мизинцем, потянуло знакомым теплом.

Достав тканевый мешочек, вытащил перстенек и, со вздохом, просунул его на средний палец.

Камешек тут же залучился-заискрился под электрическим светом, притягивая к себе взоры обеих драконов.

- Александрит?! – Тук аж приподнялся со своего места. – Александрит, серебро, виноградные лозы?!

- Ты чего?! – Удивился его брат. – Сам кукухой потек?

- Он у тебя с узелком? С Узелком же?!

Я попытался снять кольцо и сунуть его психу, пусть разбирается сам, что он там имеет ввиду под «узелком», но Тук только руками замахал.

- Ну, если вот это утолщение… - Я внимательно рассматривал кольцо в лупу. – Если это – оно самое, тогда, да, с узелком.

- Узелок должен быть у самого камня! – Тук тяжело вздохнул.

- Ну, да… Есть такие возле камня. – Я разозлился на собственную глупость, достал телефон и, сделав несколько снимков, протянул его дракону. – Ты же это имел ввиду, Тук?

- О, нет… - Тук рассматривал фотографии, то увеличивая их на экране, то листая. – Нет-нет-нет, ну, нет же!

- Да что такое-то?! – Рэл ткнул брата кулаком под ребра. – Опять какое-то древнее говно надыбал?!

- А ты знаешь, брат мой дорогой, - Тук тяжело вздохнул. – Что Елена Прекрасная, она же Троянская, на самом деле самой красивой женщиной того времени не являлась? По канонам красоты того мира, она была очень невзрачной худышкой с пепельного цвета, волосами, зелеными глазами и очень чувственным, но для того времени, очень большим, ртом?

Рэл помотал головой.

Я – тоже.

- И следы ее затерялись где-то на Дунае? – Тук усмехнулся, видя наше удивление. – Н-да-а-а-а, помотало Елену, изрядно. Вот, только, есть информация, что не на Дунае надо искать, а куда-то ближе к Иртышу…

Я фыркнул.

Нет, Иртыш к нам близко, конечно… Но, вот ожидать, что Елена Троянская жила в такой глуши… Это уже слишком даже для меня!

- Ну, а кольцо-то тут причем?! – Не выдержал я. – Оно у меня уже лет шестьдесят как, если не больше! Мало ли кто его мог найти, мог вообще кто-то сделать по собственной идее!

- Рэс… - Тук мило улыбнулся. – Возьми колечко, подай мне, милый братик!

Всегда знал, что Тук – это еще та подстава!

А Рэса – погубит его самоуверенность…

Едва старший из драконидов коснулся колечка, как его так дроботяпнуло, что он из человеческой формы, быстрее свинячьего визга вылетел!

Хорошо что они с Туком, почитай, что подростки по драконьему счету лет и в «полную кость» не вошли, так что места для ослепительно-белого дракона с красными ушами и такими же чулочками на передних лапах, хватило.

Конечно, полы придется перестилать, а Нику – отпаивать водкой и выводить в постельный режим, денька этак на два, но…

Зато она сможет смело сказать, что драконы существуют, что они среди нас и что они действительно – красивые твари!

- За тварей – ответишь отдельно! – Рэс напомнил мне, что в своей «истинной» форме, эти заразы легко читают мысли не только людей но и большинства Иных, от людей произошедших. – И… предупреди, чтобы не болтала много!

Через мгновение, Рэс снова перекинулся в человека, тяжело вздохнул и, подойтя к своему брату, отвесил ему звонкого подзатыльника.

- Ну-у-у-у-у… За дело. – Вздохнул, соглашаясь с наказанием, Тук.

- Значит, это – кольцо Елены Троянской? – Я поднял с пола упавший перстенек и снова полюбовался отражениями, играющими в гранях камня.

- Ага… - Тук улыбнулся. – Ее самое колечко. А еще, друг мой вечно находящий себе баб сильнее себя и потом за это огребающий, это колечко первой Оборотницы, по его образу делали кольца для всей первой Гвардии.

- Только сапфировые… - Вырвалось у меня.

- Нет. – Ехидно поморщил нос наш любитель истории. – Сапфировые – это уже пятая гвардия. У первых, как и в твоем, использовались александриты. Во втором и третьем наборе – рубины. У четвертого в оправе красовались изумруды… Но тебя это волновать не должно, Макс…

- А что меня должно волновать? – Не выдержал я. – Чего ты постоянно надо мной издеваешься, а?

- А волновать тебя теперь должна владелица этого колечка. – Рэл с сожалением посмотрел на пустую чашку. – Она ведь все равно к тебе вернется и ты от нее никуда не денешься…

Загрузка...