Николай I Освободитель // Книга 6

Глава 4

— Вы позволите пригласить вас? — Я подал руку молодой девушке на вид лет 18-ти, которая привлекла мое внимание искренним задорным смехом. Невысокая, мне едва по грудь, тонкая, но при этом не выглядящая болезненно в своей худобе, она сразу бросилась мне в глаза и вызвала желание познакомиться поближе

— Ох, ваше императорское величество, это честь для меня, — короткий книксен и вот мы с ней уже кружимся по залу под звуки вальса.

Нельзя сказать, что я сильно полюбил балы, скорее — просто привык к ним. В конце концов, с развлечениями в эти времена было не слишком густо, поэтому воленс-ноленс приходилось подстраиваться.

— Вы прекрасно танцуете, — выдал я девушке «дежурный» комплимент. Вообще-то мы представлены не были, и я, хоть убей, не вспомнил бы, как ее зовут, если бы не специальный человек, приставленный к императору, который всегда мог дать характеристику каждому приглашенному на то или иное мероприятие. Сейчас я танцевал с Варварой Нелидовой, молодой девушкой, которая только пару месяцев назад попала в число фрейлин Александры.

— С таким прекрасным партнером любая девушка будет танцевать хорошо, — вернула мне любезность Варвара.

Пасхальный бал в Зимнем был своеобразным завершением зимнего сезона. Собственно, основная часть зимних мероприятий попадала на декабрь, январь и частично февраль, после чего следовал длинный перерыв на Великий Пост. Ну и в ознаменование его окончания и проходило несколько приуроченных к празднику мероприятий. После этого на лето двор по традиции переезжал в Царское Село. Впрочем, с постройкой железной дороги, когда появилась возможность махнуть туда-обратно буквально за час, такое жесткое разделение стало уже не столь актуальным. Тем не менее летом все основные мероприятия происходили традиционно именно в загородной резиденции русских императоров.

В Зимнем только-только закончили масштабный ремонт, из-за которого дворец полтора года практически не функционировал. Пришлось даже традиционные зимние гуляния проводить в Михайловском, чего я обычно не допускал, стараясь сохранить это место в качестве относительно уютного — на сколько это вообще применимо к такому строению как дворец — семейного гнезда.

Зимний подвергся масштабной перестройке и модернизации: была перестроена система отопления. Вместо архаичных и пожароопасных печей и каминов — хотя последние были местами оставлены скорее по интерьерным соображениям — было устроено нормальное водяное отопление. В подвале были установлены печи, насосы, проложены трубы и, наконец, удалось добиться того, чтобы зимой тут стояла стабильная и комфортная температура. До этого все годы существования здания обслуге приходилось постоянно бороться с холодом, сыростью и их производной — плесенью.

При этом по моему настоянию во дворце были применены инновационные пожаропредупредительные технологии. По-простому — Зимний был разделён стальными перегородками на отдельные отсеки с той задумкой, чтобы даже при возникновении пожара, огню было бы тяжело охватить все здание целиком. Во всяком случае, не мгновенно.

Тут я страховался не просто так. О пожаре в Зимнем я помнил — без точной даты, в голове осталось только примерный период времени, а именно конец 1830-х начало 1840-х — и я банальным образом хотел постелить соломки. Почему нет, раз уж знаешь заранее место предполагаемого падения. Был еще, кажется, какой-то взрыв то ли в 1860-х то ли в 1870-х, но тут я уже полагался СИБ.

Кроме отопления было устроено нормальное водоснабжение и туалеты более-менее привычного мне типа. С унитазами, состоящими из фаянсовой чаши с гидрозатвором и сливным бачком. Они кстати произвели на местных воистину неизгладимое впечатление: хоть сам принцип ватерклозета уже вполне был широко известен, именно к такому законченному виду он, вроде бы как, пришел только к концу века, так что мы тут изрядно опередили время.

При этом небольшой цех по производству туалетного санфаянса очень быстро завалили заказами на несколько лет вперед. Все же в столице было более чем достаточно богатых людей, способных позволить себе теплый ватерклозет. Сидя с газетой на «белом друге» — в теплоте и без всяких неприятных запахов — как никогда понимаешь всю прелесть развития и новых технологий. Не оружие, железные дороги, электричество и вот это вот все, а теплый туалет, где можно посидеть в удовольствие — первейший признак цивилизации.

В Твери уже строилась полноценная фабрика, способная производить несколько тысяч комплектов в год — несмотря на первоначальный спрос, я оценивал существующий рынок подобной продукции достаточно скромно, — а мои юристы спешно патентовали все что связанно с «туалетным делом» в основных европейских странах. Я, как обычно, не упускал возможности заработать лишнюю копеечку на привнесенных в этот мир новинках.

Во дворце даже заранее заложили каналы для будущей прокладки электрических кабелей. Работы над бытовыми лампами накаливания уже выходили на финишную прямую, и я надеялся на скорый переход в эру электричества. А то от постоянного чтения в полумраке к сорока годам — до пятого десятка оставался всего лишь год с небольшим — уже начало активно садиться зрения. Ну а фасоны местных очков решительно мне не нравились по эстетическим соображениям.

— Понравилась девочка? — Когда танец закончился и я вернулся к тоже не старавшейся не пропускать танцев жене, спросила Александра.

— Приятная, — максимально обтекаемо ответил я.

После рождения младшего сына — Николая Николаевича — наши с супругой отношения несколько испортились. Виной тому был медицинский запрет на секс, который очевидным образом повлиял на наши взаимоотношения. Нет, понятное дело, что и без риска беременности человеку с фантазией всегда найдется чем заняться в постели, и мы с Александрой регулярно устраивали сеансы взаимных ласок, однако все это было, как ни крути, эрзацем. Отсутствие полноценной половой жизни действовало на императрицу не лучшим образом, она становилась раздражительной, хуже спала и, что раздражало уже меня до последней крайности, стала ревновать меня к обретающимся во множестве при дворе молодым девушкам. И это при том, что я хоть и не был ангелом в деле супружеской верности, но всегда был максимально аккуратен, чтобы не давать повод слухам и не обидеть жену. Пятнадцать лет совместной жизни — это как ни крути не чих собачий, Александра всегда была для меня опорой и поддержкой, так что как минимум уважения заслуживала на сто процентов.

— Присмотрись к ней, — неожиданно сказала императрица, напрочь поломав все заготовленные заранее фразы у меня в голове.

— В каком смысле присмотрись? — Я удивленно скосил глаза в сторону Александры. При этом как и положено хозяину бала я не переставал улыбаться и кивать в знак расположения мелькающим в толпе знакомым лицам. Это я уже делал совершенно автоматически, не задействуя мозг.

Оркестр тем временем начал играть мазурку, и танцующие, сменив пары, принялись двигаться по кругу, забавно подскакивая и вскидывая ноги.

— В том самом, — пожала плечами императрица. — Я подумала, что не можешь же ты всю оставшуюся жизнь прожить без близости, раз мне это запрещают врачи. Так уж лучше я сама подберу тебе скромную девушку, которая не будет доставлять проблем.

— Кхм-кхм, — я аж поперхнулся воздухом от такого заявления. К сожалению, с контрацепцией в эти времена было сложно. Никак не было, по большому счету. Нет, некое подобие презервативов из кожи, льна и даже первые резиновые образцы уже давно существовали и даже кое как применялись на практике. Вот только они были дорогие, часто рвались и, поскольку имели жуткую толщину, напрочь убивали все удовольствие от процесса, отчего, понятное дело, особой популярностью не пользовались. Да и надежность у них была отнюдь не стопроцентная. Мои химики во всю экспериментировали над составом резины, дабы добиться нужной прочности при минимальной толщине конечного изделия, но пока результаты не обнадеживали. — Неожиданно. Никогда бы не подумал, что ты можешь такое предложить.

— Ну я не предлагаю тебе отказаться от наших забав, — криво усмехнулась жена, было видно, что данный разговор дается ей не легко. — Более того я настаиваю на том, чтобы мы проводили время как можно чаще, иначе у меня совсем испортится характер, и ты об этом пожалеешь первым. Пусть это будет приятым дополнением.

Тем же вечером ко мне в кабинет зашел уже совсем не маленький Саша.

— Вы поссорились с мамой? — Наследник, почти уже догнавший меня статями, плюхнулся на стул и утянул со стола лежавший на тарелке последний кусок пряника. В свои шестнадцать сын переживал период бурного роста и казалось, был голоден постоянно.

— С чего ты взял? — Оторвавшись от альбома с эскизами, я поднял взгляд на сына.

— Очень уж она задумчивая сегодня, — прожевав кусок сладости ответил Саша. Проинспектировав заварничек, стоящий чуть в стороне и обнаружив, что тот пустой, он поморщился, встал, подошел к маленькому кабинетному бару и налил себе воды. — Обычно это бывает, когда вы ссоритесь.

— Нет, ты знаешь, — я задумчиво откинулся на спинку кресла. — Скорее наоборот.

— Помирились?

— Можно и так сказать, — обтекаемо ответил я, не желая вдаваться в подробности наших с Александрой взаимоотношений.

— Что это у тебя такое интересное? — Удовлетворившись моим ответом насчет императрицы, сын тут же переключился на другую тему. Он обошел массивный рабочий стол по кругу и встал рядом. — Эскизы банкнот?

— Да, — я кивнул, — в данном случае — юбилейные коллекционные десятки.

Форма, размер и вид ассигнаций в империи менялась не один раз. Сами бумажки постепенно уменьшались в размерах, на них появлялись всякие защитные знаки, изменялась сама стилистика, но цвет банкнот был традиционно неизменен. Десятку в конце концов не просто так называли «червонцем», она традиционно печаталась красного цвета, отсюда и прозвище.

— И зачем это? — Саша с интересом принялся рассматривать эскизы.

Еще во время финансовой реформы 1828 года вид ассигнационных билетов претерпел значительные изменения. До этого банкнота имела только одну сторону — аверс — на которой был помещен герб, номер, номинал прописью и подпись выдавшего ассигнацию кассира. Обратная сторона оставалась пустой, там указывался лишь номинал прописью в центре ассигнации.

После реформы вид бумажных денег разительно поменялся. На аверс мы поместили портрет императора, добавили различных декоративных элементов и вообще резко улучшили качество полиграфии, что должно было послужить дополнительной защитой от подделки. По углам добавился прописанный цифрами номинал банкноты, плюс уже по моему предложению — выпуклые фигуры для слабовидящих.

Герб переехал на реверс и в дополнение к нему на обратной стороне появились декоративные элементы в виде портретов бывших князей и императоров. Например, на пятерке был Дмитрий Донской, а на сотне — Екатерина Великая. Сотню в народе кстати так «Катенькой» и величали.

Так вот в последствии при сохранении одинакового дизайна аверса, монетные дворы стали по моему предложению печатать ограниченные тиражи юбилейных и коллекционных банкнот. В данном случае я рассматривал варианты эскизов серии о городах империи. Перед глазами у меня купюры с Великим Новгородом на реверсе.

— Это выгодно, — я пожал плечами и улыбнулся. Канкрин тоже был удивлен, когда я первый раз предложил ему такой нехитрый способ наполнения казны.

— Каким образом? — Сын перелистнул страницу, здесь был Ярославль.

— Смотри, — принялся я объяснять нехитрую в общем-то схему. — коллекционная банкнота почти никогда не участвует в обращении. Чаще всего их выкупают буквально «у станка» и сразу отправляют в коллекционную папку без обмена на товар. Мы выпускаем тысячу десятирублевых ассигнаций в месяц, по очереди перебирая города империи. Начали с Санкт-Петербурга, потом Москва, Киев, Тула… Сто двадцать тысяч рублей прибыли за вычетом накладных издержек. Получается эмиссия без увеличения денежной массы — прямая прибыль государству. Ну кроме того часть тиража мы все же придерживаем и потом будем продавать подарочные альбомы с уже полностью собранной серией, причем гораздо дороже номинала.

— Чудно́, — хмыкнул наследник, ему такие схемы наполнения бюджета даже в голову прийти не могли. Для этого нужно иметь немного другой взгляд на мир. — Не слишком ли много мороки ради лишней сотни тысяч целковых?

Бюджет империи на 1834 год составил без малого 400 миллионов рублей, и, конечно, сто тысяч на этом фоне не казались заоблачной суммой. С другой стороны, почему бы не заработать, если для этого не нужно слишком сильно напрягаться.

— Годовое содержание пехотной дивизии, — я быстро прикинул в уме цифры, — примерно. Второй линии. На первую, пожалуй, что не хватит.

— Тоже правда, — согласился сын. — Он взял у меня альбом и сел обратно на стул. — Вот эта с единорогом хорошо выглядит.

— Тула?

— Ага.

— Да, ее и отпечатали, — я напряг память. — Месяца три назад была.

Вообще я старался делать такие вещи как коллекционирование максимально популярным. Кроме того, что это было просто выгодно с точки зрения того, кто коллекционный продукт производит, так это еще и, как мне казалось, поднимает некий средний культурно-образовательный уровень населения. Глобально — любое хобби лучше его отсутствия и лучше банального алкоголизма.

Коллекционирование, как интересное и выгодное занятие, часто освещалось в моих газетах, причем тут речь даже не только и не столько про бонистику и филателию. Едва появились первые почтовые марки, появились и люди, которые стали их собирать. Или, например, обертки от спичечных коробков, казалось бы — кому они нужны? Ан нет, и на них нашлись любители.

Мне же самому нравилось собирать экспонаты для будущего технического музея. Ну как будущего, он уже формально существовал, хоть публичные экскурсии пока и не проводились. Просто потому что не было окончательно принято решение насчет его будущего местоположения. Будет это столица, Москва или какой-нибудь еще город, предстояло еще решить.

За прошедшие пятнадцать лет я выкупил и привез в Санкт-Петербург два десятка старых списанных английских, французских и американских паровозов, которые вместе с образцами русского производства должны были составить основу будущей коллекции.

В ту же копилку отправлялись необычные образцы паровых машин, различных станков и другого промышленного оборудования, совершенно скучного для местных, но будущем обещающих превратиться в уникальные экспонаты.

Или, например, «Генералиссимус Суворов», который уже несколько лет был переведен из боевых кораблей в учебные по причине износа машин и общей ветхости. В будущем первый в мире боевой пароход должен был занять место в специально сооруженном для него сухом доке и превратиться в корабль-музей. Привлекать одним своим видом мальчишек империи и зажигать в их сердцах любовь к флоту. А там глядишь подобные корабли-музей можно будет чуть ли не в каждом портовом городе страны учредить, благо размер флота позволяет.

— А монеты? — Быстро перелистав весь альбом, поинтересовался наследник. — Коллекционные монеты штампуем?

— А смысл? — Я пожал плечами, — там серебро точно так же тратится, поэтому дохода практически нет. И даже наоборот — происходит вымывание его из оборота. Никакой пользы.

— Ну да, логично.

Коллекционировать оригинальные технические находки оказалось проще, нежели, например, картины. Была у меня мысль начать скупать работы молодых и пока никому не нужных художников, которые в будущем превратятся во всемирно известных мастеров. Чем не способ заработать лишнюю копеечку?

Вот только оказалось, что все художники, имена которых остались у меня в голове относятся к существенно более позднему периоду истории, а из тех, кто творил в 20-е и 30-е годы 19 века я смог вспомнить только Карла Брюллова — совсем слаб я оказался в истории живописи — но тот уже был вполне состоявшимся творцом, которому помощь в продаже картин была совершенно не нужна.

Было даже немного обидно за свою дырявую память: всегда любил ходить по музеям и всяким художественным галереям, а в итоге, когда понадобилось выудить из подкорки ничего и не смог.

Напоминаю про бонусную главу по достижении 1,5к лайков. До нее осталось не так много)