Глава 27

Яйцо Петровича изучали несколько знатоков магических ценностей. Рассматривали его так и этак, в увеличительные стекла и просто на глаз.

Уж не знаю, как они определили, но его признали магическим.

И даже выписали мне сертификат с указанием его веса и достоинств.

И начальную цену назначили — пятьдесят золотых.

У меня земля из-под ног чуть не ушла.

Пятьдесят золотых!

Это же целое состояние!

Могла ли я, нанимаясь на работу к Аннике, даже подумать о таких деньгах?

Могла ли я мечтать, что курица, которую я потащила якобы хоронить, выручит меня так глобально?!

— Охо-хо, — протянул герцог, когда мы отошли от аукционистов и я перевела дух, обмахиваясь сертификатом. — Пятьдесят золотых! Это, конечно, много. Но не лучше ли яйцо себе оставить и попытаться вывести курицу?

— Ничего из него не выведется, — ответила я. — Петрович блюдет свою честь. Ни один петух его не касался. Какие цыплята?

Герцог так и покатился со смеху.

— Тогда, конечно, только на продажу, — сказал он. — Алхимикам на опыты. Можете заработать много денег и, например, откупиться от матери.

Я яростно уставилась на Орландо.

Боюсь, даже моя бесстрастная белая маска, защищающая мое лицо, скукожилась — вот так я разозлилась.

— Что?! — прошипела я. — Откупаться?! А я что, рабыня? Или собственность? С какой это радости?

— Чтобы вам спокойнее жилось, — ответил герцог.

— Если мать узнает, что у меня есть деньги, мне ни дня покоя не будет! — шипела я яростно. — Она же все, абсолютно все способна спустить в карты! Игроманка! Потакать ее вредным привычкам? Вот уж нет!

— Но как-то от нее надо отделаться, — рассудительно заметил Орландо.

— Надо, — согласилась я. — Но об этом я подумаю чуть позже.

Участники аукциона были все на одно лицо, и было их совсем немного. Видимо, самые богатые люди города. Все в белых масках, в балахонах, чтобы остаться неузнанными.

Ну, и госпожа Ферро в своем репертуаре.

В желтом платье и в шляпе. Но в маске.

С таким же успехом она могла наклеить себе усы и думать, что ее никто не узнает.

— А ей не попадет за это? — шепотом спросила я герцога.

— Анонимность — это не обязательное условие, — так же шепотом ответил мне герцог. — Это всего лишь мера безопасности для самого участника, ну и дань традициям. Хочешь — скрываешь лицо, не хочешь — не скрываешь.

Ферро выглядела прямо-таки победительницей. Хозяйкой аукционов.

Даже в маске умудрялась смотреть на всех свысока.

Было видно, что она пришла сюда не столько за артефактами, сколько похвастаться своими деньгами.

И такой шанс ей тотчас представился.

Потому что первым вынесли мое золотое яичко!

— Золотое яйцо, снесенное курицей! — прокричал аукционист, указывая на бархатную подушку, на котором возлежало яйцо Петровича. — Самой первой свежести! Абсолютно целый золотой слиток! Приправленный магией! Начальная цена неслыханная — пятьдесят золотых! Кто даст больше?

По залу побежали шепотки.

Но люди еще и сориентироваться не успели, не успели решить, нужен им такой артефакт или нет, как Ферро уже задрала свою жадную ручонку!

— Пятьдесят два, — проквакала она из-под маски противным высокомерным голосом.

Мое яйцо! Яйцо страдальца Петровича! За пятьдесят два золотых какой-то жадной лавочнице?!

— Пятьдесят пять! — проорала я в порыве праведного гнева.

Люди ахнули.

— Что это вы делаете? — изумился герцог.

— Не даю ей купить мое яйцо! — прошипела я. — Кому угодно, только не ей!

— А! А я уж грешным делом подумал, вы набиваете цену.

— И это тоже! Смотрите, она снова руку тянет… может, поможете?! Чего вы столбом стоите?!

— Шестьдесят, — послушно выкрикнул герцог.

— Маловато будет! Что вы скупитесь? — кипятилась я. — Хотите, чтоб яйцо ушло этой проходимке?!

— Но вам же нужны деньги, — ответил герцог. — Так не все ли равно, у кого их взять?

— Нет, не все равно, — кипятилась я. — Я чувствую, что ей нельзя продавать!

— Ну, если вы чувствуете, — к моим последним словам герцог отнесся почему-то с серьезным вниманием. — Шестьдесят пять!

Ферро недобро сверкнула на нас глазами из-под своей маски.

Меня она вряд ли узнала, а вот Орландо… думаю, любимого мужчину можно узнать в любом обличье. По голосу, по манере держаться.

И перещеголять его, показать свое богатство, теперь для Ферро было делом чести.

— Восемьдесят! — брякнула она.

— О-о-о, — протянул Орландо, — кажется, мы ее разозлили. А это очень дурно.

— Почему это?

— Потому что она задерет такую цену, которую никому не перебить, — ответил он серьезно. — И яйцо уйдет именно к ней. А если вы говорите, что что-то недоброе чувствуете…

Но тут из темного угла на инвалидной коляске, под уютным клетчатым пледом, выкатился какой-то бодрый старичок.

Он вращал огромные колеса весьма шустро, и над его маской торчал задорный белый хохолок из белых кудрей.

— Девяносто! — прокричал он чистым, звонким голосом. Как пионер на зорьке.

Да ты ж мой герой!

— Это еще кто? — спросила я у Орландо.

— Вероятно, ваш спаситель, — ответил он. — Маркиз Сонми. Богатейший человек.

— Богаче Ферро?

— Куда ей с ним тягаться! Мы все щенки в сравнении с ним. Он вступает в торги если тоже чувствует что-нибудь этакое. Видимо, ваше предчувствие вас не обмануло. И яйцо не просто золотой слиток, но еще и магически сильный артефакт. Сто монет плачу, сто!

Последние слова герцог выкрикнул на весь зал совершенно серьезно.

Зал зашумел. Почуял настоящую битву.

— Зачем? — удивилась я. — Маркиз бы сам поднял цену.

— А что мне маркиз? Может, я тоже хочу купить, — ответил Орландо. — Сто пятнадцать!

— Сто сорок! — как медная труба, проорала Ферро.

Сто сорок золотых!

У меня голова закружилась.

На эти деньги можно было выкупить у Ферро еще половину ее огородов.

Но нет!

Яйцо ей достаться не должно!

— Сто пятьдесят! — в отчаянии проорала я.

Вот зачем я это ляпнула?

Ясно понятно, что за это меня вообще могут с аукциона погнать, а яйцо отобрать, за жульничество.

Но народ так возбудился, что, кажется, упади на зал метеорит — никто б и внимания не обратил.

— Двести, двести! — орал, как резанный, маркиз, подпрыгивая на своей коляске.

По-моему, у него от возбуждения щеки дымились. И просвечивали алым сквозь маску.

— Двести пятьдесят, — железным голосом произнес Орландо. Я уже не вмешивалась в его торг. Видимо, ему зачем-то тоже нужно было это яйцо. Пусть себе торгуется!

— Триста! — взвизгнула Ферро, не желая уступать герцогу ни в чем.

— Пятьсот! — не унимался маркиз, выплясывая от нетерпения на своей коляске так, что шины дымились. — Пятьсот, и покончим с этим балаганом!

У меня голова закружилась.

Ноги подогнулись, я чуть не брякнулась в обморок.

Пятьсот золотых — это огромные деньги.

Огромные!

Это можно с потрохами купить и мать, и отца, и их дом!

Орландо держал меня под локоток, чтобы я не упала.

В ушах у меня стоял звон.

— Восемьсот, — брякнула Ферро. Но голос ее был уже не такой уверенный.

— Тысяча! — орал неугомонный дед. По-моему, он даже начал вставать со своего кресла. Прям, вот-вот сорвется с места и накостыляет Ферро, чтоб не лезла и не мешала его счастью! С яйцами Петровича!

Зал в очередной раз загомонил.

Тысяча — это даже осмыслению не поддается.

Я даже считать до столько не умею!

— Ну вот, я же говорил, что дадут больше, — невозмутимо произнес Орландо.

Ферро скисла и смолчала, и аукционист торжественно выкрикнул «продано!».

— Орландо, — убито проговорила я. У меня от волнения язык был сухой и шершавый, как наждак. — Но я не дотащу такую прорву денег до дома…

— Ничего, — утешил он меня. — Я вас довезу. Ну, поздравляю с удачным аукционом?

И он рассмеялся.

Загрузка...