Невеста Лесовика (СИ)

Глава 6

Когда к площади подходили, музыка уже была разборчивой. Кто на свирели играл, кто на гармони. А как подошли, то увидели местных молодцев, устроивших танцевальное соревнование. То они кружились и подпрыгивали в танце, то в присядь шли, то вставали. И быстро так.

Мы остановились среди толпы, а когда народ разглядел, кто на праздник пожаловал, расступились перед нами, открывая обзор. Ох, славно танцевали парни, весело так. Я и засмотрелась. Повернулась, чтобы глянуть, нравится ли царю, а он не на ребят, а на меня смотрит. Разглядывает.

— Чего? — спросила, испугавшись, что на лице у меня, может, грязь какая-то. Почему же ещё ему так пристально на меня смотреть? Щёку наугад потёрла, а он как улыбнётся. А у меня оттого сердце как вскачь помчит, будто приступ случился. И чего ему серьёзно не стоялось? Хорошо же всё было, спокойно.

— Красивая ты, Агнешка. Рад я, что твои односельчане так удачно промахнулись.

Ну и как вот на такое реагировать? Рад он, значит, что меня в жертву принесли. А ведь ещё недавно говорил, что лучше бы плотника послали. Он-то позабыл, а я помню.

— Что, даже если я вышивать не люблю? — спросила, поглядывая на него из-под ресниц.

Лесовик кивнул.

— И ем много?

— Да хоть бы и мою долю съешь, я не осерчаю, — улыбнулся он.

— Даже если я иногда дерусь?

— Ну, вот этого хотелось бы поменьше. Но даже так, всё равно рад. А ты? — спросил он и замер.

И что это за вопрос? Кабы у меня выбор был, я бы, может, и рада была. А так, неловко как-то радоваться. Семью-то я больше не увижу. Точнее, я их увижу, а они меня нет. И вообще. Было для радости одно очень тяжёлое препятствие.

— Я бы, может, и радовалась. Если бы передо мной не маячила тьма других невест, — ответила честно. — Окружил себя, а мне как? Чему тут радоваться?

— Тьфу ты, — ругнулся он. — Да при чём тут они? Чем уж они тебе так мешают? Живут, никого не трогают. Замуж вон выходят.

— Ну а как не мешать им? Сегодня меня на жертвенник положили, а завтра новую кого-то приведёшь. И будешь вот так за руку с ней ходить. А мне что? Если к кузнецам приглядываться, так уж лучше сразу.

— К каким ещё кузнецам? — вспылил Лесовик. — Будешь к кому приглядываться, я их всех из города выселю. Оставлю только невест, — пригрозил он, а я насупилась. — Да не обижайся ты, — приобнял меня, пытаясь вину загладить. Но не подумал, что сделал это при всех. Э-эх, не было на него рядом Есении. Она бы уж высказала. Наверное… — Не нужны мне другие невесты. А ты нужна. Веришь?

— С чего мне тебе верить?

— С того, что никаких невест с жертвенников я забирать больше не буду.

— Правда? — усомнилась я.

— Правда.

— Обещаешь?

Лесовик улыбнулся.

— Слово царское даю.

Ну, царского слова мне ещё никогда не давали. От такого отказываться не хотелось.

— Ну раз слово даёшь, тогда время покажет, насколько оно, это слово, у тебя крепкое.

Лесовик кивнул одобрительно.

— Убедишься скоро, что крепче моего слова не найти.

На том мы с ним и порешили и дальше по ярмарке отправились гулять. На ней рядами выстроились телеги с товарами да яствами, а вдалеке бои кулачные шли. Богатыри — хоть и поменьше самого Лесовика — то махались, то махались. Я, чтобы на такую ярость не смотреть, даже зажмурилась. Потому мы в другую сторону повернули.

Там скоморохи ряженые на балалайке играли да песни запевали. Мы и возле них постояли немного. А я всё дивилась, что у нас в соседнем от села городке такого празднества ни разу не видывала, хотя на ярмарки всё же ездила с отцом. Там тоже и бои были, и пляски, но не с таким размахом. И не было мне настолько весело. Может, дело здесь не в ярмарке, а в человеке, с которым пришла?

Глянула украдкой на Лесовика. И решила, что да. Его присутствие дело и решало. Но ему, конечно, говорить об этом не стала. А то возгордится ещё, как его потом переубеждать?

— Не голодная? Можем здесь отобедать, — показал он на постоялый двор.

— А годиться это, чтобы царь вот так на ярмарке трапезничал?

— Я хоть и царь, но лесной. Не такой важный, как ваши. У нас тут всё по-простому, — ответил он.

— Оно и к лучшему, что по-простому, — согласилась я. — Иначе бы как в таких ограничениях жить? Я вон наряд надела и то уже страдаю. Не дыхнуть, не повернуться. Там спадает, тут жмёт, здесь висит до колена. А если бы ещё не по-простому всё было… испытание, а не жизнь.

Лесовик улыбнулся.

— Да, испытаний нам лишних не надо.

Поесть решили всё же там, чем вызвали немало любопытных взглядов. Наверное, держателю двора за один час трапезы мы всю дневную выручку сделали. Потому что народу набежало столько, что мама не горюй. А просто так же сидеть не будешь? Приходится что-то съестное брать.

— Чего они все смотрят так? — спросила я раздосадовано. — Может, у меня на лице что? — потёрла ладонями щёки второй раз за день.

— Угу, — кивнул Лесовик. — Краса у тебя на лице, — рассмеялся. — А ежели серьёзно, то они оттого, Агнешка, смотрят, что думают-гадают, когда на свадьбе уже гульнут.

— Какой ещё свадьбе? — не поняла я. — А-а, ты о той, — сообразила, наконец. — Так понятно когда. Чуть больше седмицы осталось. Чего тут гадать? Людям лишь бы погулять да поесть задарма, — возмутилась их алчности, чем вызвала у царя ещё один приступ смеха.

— Ох, дурёха ты. Неудивительно, что тебя на жертвенник по ошибке угораздило. Захочешь за нос тебя водить, даже и делать ничего не надо. Ты и сама легко обманешься.

Ну вот, начали с красы, а закончили дуростью. И как тут не обидеться? Хорошо, что к этому времени я уже поела. Иначе бы и аппетит пропал.

— Вот что скажу я тебе, царь лесной. Не умеешь ты с девицами общаться. Совсем не умеешь, — предъявила ему и стала на дверь трапезной поглядывать, мол, посидели, пора и честь знать. А то неизвестно, какие ещё недостатки у меня в разговоре выяснятся.

— Ну вот, снова разобиделась, — заметил Лесовик. — Доверчивая ты, говорю, и наивная. Разве же на это обижаются?

— Ну, справедливости ради, ты меня по-другому назвал. И да, обижаются. Девушки на что хотят, на то и обижаются. Им это по природе положено.

— Ну раз положено, — улыбнулся царь. — Пойдём-ка в сторону дворца, что ли. А то тут уже столько люду набежало, что дышать нечем.

На постоялом дворе и правда яблоку негде было упасть. Все столы да лавки заняты, народ по проходам бегает да место ищет.

— Может, здесь ещё какое заведение в помощи нуждается? — спросила я, семеня следом за Лесовиком. — А то бы мы и там могли ненадолго присесть. Помочь хозяину.

— У нас здесь у всех с делами в порядке. Никто не жалуется, — ответил он. — Но коли случится такое, мы непременно навестим бедолагу. Подсобим, — подал мне руку, помогая переступить порог. И не зря, кстати. Во всех этих одеждах я и правда легко могла споткнуться и опрокинуться.

А как вышли на улицу, Лесовик снова мою ладонь себе на локоть положил, да и придерживал, чтобы я с испугу вырываться не начала. Должна отметить, вёл он себя не только как царь, но и почти как муж. Оно вроде, учитывая, что в косы мне две ленты теперь вплетали, и ничего удивительного, но всё-таки странно это было. Хотелось чуть больше определённости. У нас вот на селе, коли понравились друг другу молодые, так тотчас сваху жених отправляет. Обговорят всё, родителей согласие получат и побыстрее под венец. А там уж, конечно, можно и под руку ходить, и жить рядышком. Тут же всё как-то не по-человечески.

— Опять посерьёзнела, — подметил Лесовик. — Надумала себе что-то.

Вот вроде и знаем друг друга всего ничего, а читал он меня, словно грамоту незамысловатую. Да, надумала. Но не буду ж я царю требования выдвигать. Хотя, может, и стоило бы.

— Посидим немного? — Лесовик показал на скамью у одного из домов. За скамьёй этой росли уже отцветшие кусты сирени и как бы закрывали сидящих от хозяйских глаз. Но с дороги-то скамья как на ладони была.

— Опять зеваки, небось, набегут.

— Не успеют, — пообещал Лесовик.

Усадил меня на скамью и сам присел рядышком. И руку-то, руку мне на талию возьми и положи. Приобнял, наглец такой! Я недовольно завозилась, но царь не только не отступился от этой затеи, а ещё крепче меня придерживать стал. А потом и вовсе к себе под бочок придвинул.

Я замерла, дожидаясь, что он там ещё удумает, но Лесовик сидел смирнëхонько да вдаль глядел. Я потихонечку-то и расслабилась. А потом и вовсе осмелела и голову ему на плечо положила. А что, они у него широкие, удобные. Будто для того и созданы, чтобы вот так сидючи опереться.

— О чём размышляешь? — спросила у него, когда мы уже долго просидели молча.

— О том, Агнеша, сколько лет я один прокуковал.

— И сколько же? — подняла на него заинтересованный взгляд. Не каждый день лесные цари мне о своём возрасте рассказывают. Второго раза может и не случиться. Надо бы, коль возможность представилась, успеть что-нибудь вызнать.

— Хм… — призадумался царь. — Как бы сосчитать и не ошибиться? Много лет, Агнеша. Уж две сотни так точно разменял.

— Две со-отни, — протянула я под впечатлением. Так же и Степан говорил, что не меньше двухсот ему. — И что же, все ч… — осеклась, чуть его чудищем не назвав, — все лесные цари так долго живут? Какой у вас век?

— Век наш долгий. Намного дольше моего нынешнего. Покуда нуждаются в нас люди и лес, будем жить-поживать.

— В одиночестве? — этот вопрос мне был особенно интересен. Если ему одна только наша община каждый год по невесте отправляет, так чего же было двести лет в одиночку куковать? Определился бы уже и остановился на одной. А он их вон, как редкости, собирает.

— Почему в одиночестве? Нам положено себе суженую выбрать. Как окрепнем, так надобно семью завести.

— А ты что же, выходит, не окреп?

— Почему не окреп? — обиделся он. — Окреп.

— И где же тогда твоя семья?

— Да вот, — приобнял меня крепче, — сидит рядом да вопросами сыплет.

— Да ну тебя, — отмахнулась от него. — Если уж я семья, то и весь город. Определился бы ты уже да остепенился, — начала его поучать. — А ты вон всё дев из лесу таскаешь. Каждый год по новой.

— Да кто сказал-то, что я не определился? Определился я.

— Как определился? — сердце куда-то в желудок ухнуло. — Это что же, с хмарью той обещался?

— Ох, Агнеша, — покачал он головой улыбаясь. — Ну при чём тут хмарь? До неё-то мне какое дело?

— А чего она к тебе тогда пристала?

— Из вредности, — ответил он и руку-то у меня с талии убрал. — Пойдём-ка к дому. А то посидим ещё немного, и ты меня с какой-нибудь кикиморой поженишь.

— Не буду я тебя ни с кем женить, — возмутилась я и поднялась со скамьи за ним следом.

«Ты мне, может, и самой сгодишься», — добавила про себя. Хотя в чём именно пока даже думать опасалась.

Следующая пара дней прошла почти тоскливо. Степан прибегал, убегал, всё организовывал, а мне почти ничего и не осталось делать. Только с Лесовиком распределили, на какие лавки посадим самых дорогих гостей.

К слову, о лавках. Их он зачем-то велел заранее поставить. И теперь двор и улица были похожи на полосу препятствий. Только и делаешь, что скамьи перепрыгиваешь и столы обходишь. Но все почему-то ходили вокруг них рады-радёшеньки и ни разу даже не возроптали, что неудобно.

— Степан, а чего это столы так рано мы выставили? — спросила как-то у своего помощника. — Ходим теперь и уворачиваемся.

— Да это так, на всякий случай, — отмахнулся он.

— На какой такой случай?

— Ну мало ли… Может, раньше всё готово будет.

— Да как раньше-то? Ещё почти седмица до празднества.

— Не знаю, как, — пожал он плечами. Но я по взгляду видела, что всё-то он знал, только мне говорить не хотел. Да и вообще, в царских хоромах атмосфера воцарилась заговорщическая какая-то. Все ходят, на меня поглядывают да перешёптываются. А чего, собственно, шептаться?

«Больше двух говорят вслух!» — хотелось потребовать, как в детстве. Но как-то неловко было в истерики бросаться. Потому ходила я и на их взгляды такими же взглядами отвечала. Они на меня зырк, и я на них. Они перешёптываются. И мне бы с кем, но не с кем, к сожалению. В общем, отвечала, когда могла. Чем вводила их в жуткое замешательство, к собственной радости. Пусть знают, что в эту игру можно играть и вместе.

Когда моя фрустрация уже дошла до неимоверных пределов, заявился Степан и сообщил, что пора идти на примерку.

— Какую ещё примерку? — спросила я недовольно.

— Как какую? Нарядов. Жениха и невесты.

— А я здесь каким боком? Вот пусть жених и невеста примеряют.

— Не положено им пока, — напомнил мне Степан. — Они только на торжество придут.

— Чуднее свадьбы ещё не видывала. Всё могу понять, но чтобы молодожёны даже одёжу свою до свадьбы не смотрели… Как такое можно?

Степан только плечами пожал, но, понятное дело, опять что-то утаивал.

— Вы уж примерьте, не отказывайтесь, — взмолился он. — А за жениха царь-батюшка померит.

— Да уж померит, куда он денется. Сам придумал, сам пусть и примеряет, — бубнила я, направляясь к царским комнатам.

Последние пару дней я старалась его лишний раз от дел не отвлекать. Не столько из-за своей природной тактичности — в наличии коей я сильно сомневалась — сколько из-за неловкости. Мы как с Лесовиком на лавочке-то в обнимку посидели, я окончательно захворала. Сердце стучит, щёки рдеют, а язык мелет что ни попадя. А как только царь с глаз долой, так вроде и выздоравливаю. Но сегодня придётся всё-таки его побеспокоить. Не всё же мне одной отдуваться.

Постучалась к нему, заглянула, а он при виде меня улыбкой так и расплылся. А я в ответ как зардеюсь вся. Специально он, что ли, улыбается? Будто не видит, что я не в себе.

— Заходи, Агнешечка, — и с лаской такой. Усугубляет, наглец! — Случилось чего?

— Случилось, — пожаловалась я. — Пошили одежды для молодожёнов, а мерить кому? Степан говорит, что нам с тобой придётся.

— Так и померим, — согласился Лесовик. — Долго, что ли? Только скажи, чтобы во дворец их принесли. Так быстрее получится.

Ну надо ж. Даже уговаривать его не пришлось. Согласился, будто и сам ждал не мог дождаться, когда эта примерка будет.

— А тебе жених, случайно, не родственник какой? — спросила я с подозрением. — Почему ты за их свадьбу так радеешь?

— Хм… — Лесовик призадумался. Хотя, казалось бы, чего тут думать? Скажи, как есть, что родственник. Или, наоборот. — Положим, не родственник, — ответил он уклончиво.

— Почему положим-то? Ты что и сам не знаешь?

Он улыбнулся.

— Знаю. Не родственник. Но… скажем, он мне не чужой.

— Друг, значит?

Он вздохнул.

— Ну, если тебе так спокойнее будет, то да, друг.

— А если неспокойнее, то не друг? — не унималась я. — Свадьба эта какая-то подозрительная. Я, конечно, не так много народу переженила, но даже мне понятно, что нечистое тут что-то.

— Да всё тут чистое, — рассмеялся Лесовик. — Чище не придумаешь. Ты, Агнеша, не сомневайся ни в чём и вели Степану наряды нести. Будем с тобою примерять.

Хоть и вся в сомнениях, сделала я ровно так, как он мне повелел. Вернулась к Степану и затребовала наряды. А этот негодник возьми и расплывись в улыбке.

— Смотрю на вас и сомневаюсь, то ли я одна не в себе, то ли вы все вместе из себя вышли. Чему вы радуетесь все?

— Так ясно чему, свадьбе, — ответил Степан.

— Что, этот жених и тебе друг?

Степан призадумался, ровно как царь несколько минут назад. Ну надо ж, и этот не знает, кем ему жених приходится.

— А-а, — махнула на Степана рукой. — Можешь не отвечать. По лицу вижу, что ничего дельного не скажешь.

Он сразу насупился.

— Ну зачем вы так?

— Да затем, Стёпа, что я к тебе по-хорошему, а ты вон, не хуже царя, хлеб мне на уши крошишь. Что за чудовище этот жених, если вы все даже сказать не можете, кем он вам приходится? Другом, родственником или так, Ванькой с улицы. Всё, не зли меня! Неси быстрей эти свои наряды. Надену на минуту, а дальше сами разбирайтесь. Если скрытничаете со мной.

Степан вздохнул, но спорить и переубеждать меня не стал. Знает, негодник, что виноват. Осталось только выяснить, в чём.

Сарафан невестин и рубаху со штанами для жениха принесли так быстро, будто под дверями ждали. Я даже присесть в сенях не успела. Ну точно во дворе где-то караулили.

Степан вошёл, за ним портниха, важная такая, будто службу несёт, и две девчушки-подмастерьи.

— Наряды готовы, — поклонилась мне для чего-то. Хотя повода, на мой взгляд, не было. Наверное, это мои дорогие одежды на неё такое воздействие оказывали. Ну, и то, что жила я под одной крышей с царём. Иначе чего б ей кланяться?

Рубаху да штаны я думала отправить к царю в комнаты, а сарафан сходить к себе в опочивальню примерить да, может, взять с собой портниху, чтобы она там и оценила, сидит или не сидит. Но Степан меня зачем-то остановил.

«Нет», — говорит, — «так не положено». Как будто есть какой-то порядок примерки одежды молодожёнов другими людьми. «Вы», — говорит, — «переоденьтесь и выходите в царские палаты. Вас проводят». Куда проводят, зачем — всё это, по мнению Степана, было совершенно неважно. Потому что ни на один вопрос он толком не смог ответить. Блеял что-то невнятное и сарафан мне в руки пихал.

Озадаченная, я отправилась его надевать, а за мной увязалась одна девчушка-подмастерье. Скромная, беловолосая, с жидкой косичкой и конопушками. Почти молчаливо помогла мне переодеться в рубаху женскую и сарафан, а потом зачем-то принялась мне косу переплетать. Я даже и не успела возмутиться, а она старую уже расплела.

Навертела мне, вместо одной, две, ленты в них красивые опять же добавила, косники откуда-то из-за пазухи новые вынула. Да дорогие такие косники, камнями и бисером расшитые. Привязала их на кончиках кос.

А потом по-хозяйски полезла в сундук, стоявший в изножье моей кровати. И достала оттуда сначала кожаные сапожки — коих там ещё утром не было, — расшитый передник — не знаю, сколько его такой вышивали, но уж точно не седмицу — и кокошник. При виде кокошника я даже ахнула. Откуда такую роскошь в мой сундук занесло, ума не приложу.

У нас-то на селе своего кокошника не имелось, потому что дорого это. А из зажиточных у нас только одна семья. Мы на свадьбы обычно в соседнем селе кокошник одалживали. Не за просто так, за плату. И надеялись со временем хотя бы на один свой накопить, чтобы не ездить никуда перед свадьбами. Но уж больно дорого. И мастериц, кто умеет кокошники расшивать, уж больно мало.

У кого возможности одолжить кокошник не было, те надевали кичку расшитую. Она тоже красивая, но уже не то, конечно.

Тот-то кокошник, что мы одалживали, был уж не нов. Если приглядеться, видно, что слегка затёртый. А этот — будто никогда его не надевали. И красивый такой, белый весь. И бисер белый, и каменья. Глаз не отвесть.

— Мать моя, — прошептала я, когда эта девчушка с кокошником ко мне направилась. И даже разрешения спрашивать не стала, а принялась мне на голову его рядить. Закрепила, косы поправила. Передник на меня повязала. И сапожки передо мной поставила, чтобы я надела.

Я, как заворожённая, в сапожки нарядилась и поплелась из опочивальни в коридор, а оттуда в палаты, где царь обычно гостей да просителей принимал. Иду, а в коридоре служки все по стеночке выстроились и кланяются. И эти туда же. Чего им ровно не стоится?

Проплыла я мимо них и у входа в палаты замерла. Никак не могла решиться. Сердце в груди колотилось как бешеное.