Невеста Лесовика (СИ)

Глава 5

Если мне от недоброго взгляда Лесовика достались крохи, то Степану влетело так, что не балуй. Он, наверное, мысленно уже с жизнью прощался. Хотя чего уж мы такого сделали? Погуляли только.

Как самому к хмарям да кикиморам ходить, так это он первый. А как меня подождать с прогулки немного, так нет. Злится.

— Ох и голодная я, — заявила с порога и обошла разгневанного царя, делая вид, что не замечаю.

— У-ум, голодная, — послышалось у меня за спиной. Значит, доставаться будет мне, а не Степану. — Ещё б полночи где-нибудь походила. Чего же так рано пришла? — негодовал Лесовик.

— Ты уже потрапезничал? — спросила я, продолжая изображать невинность.

— Потрапезничал, — ответил он раздосадовано.

— Жаль, — вздохнула я, представляя, как буду мучиться от голода до самого утра.

— Да кому кусок в горло полезет, когда у него невеста пропала? — взъярился Лесовик. — Я уж собирался весь город по тревоге поднимать.

— Почему сразу пропала? Я же не одна, а со Степаном ушла. Реку посмотреть.

— К реке-е ходили⁈ — спросил он ещё гневнее. — Ну, Степан, — выдохнул он, будто огнём плюнул, — устрою я тебе.

— Стёпа тут ни при чём, — попыталась спасти своего помощника. Если его накажут, то кто мне будет со свадьбой помогать, будь она неладна? — Ты его почём зря не ругай. Он со мной пошёл, потому что я попросила.

— Я не за то ругаю, что он с тобой пошёл. А за то, что к реке тебя повёл.

— Э-эх, как же кушать хочется-а, — протянула я, надеясь утихомирить Лесовика. — Наверное, уж всё остывает, — и глянула в сторону трапезной.

— Идём, — сказал Лесовик, беря меня под руку.

— И вообще, чего тебе обо мне беспокоиться? — спросила я беззаботно. — Подумаешь, пропала одна невеста. Тут их вон пруд пруди. Не знаю уж, как от них скрыться.

— Ты сейчас в чьих хоромах живёшь? — спросил он строго.

— В твоих.

— А они в чьих?

— Да откуда ж мне знать? В других каких-то.

— Ну вот и не сравнивай, — и посмотрел на меня с укором. Мне вдруг даже за свою беззаботность стыдно стало.

— А если бы не он меня к реке повёл, а ты? Так можно было бы?

Лесовик кивнул.

— Со мной куда угодно можно. Хоть к реке, хоть в поле, хоть даже в лес.

— Эдак ты только и будешь, что меня сопровождать, — усмехнулась я. — И не надоест?

— Не надоест.

В трапезной, когда мы туда вошли, пахло умопомрачительно. Ну или это я умом помрачилась уже от голода. На природе ой как хорошо аппетит нагуливается. Поэтому дальше мучать своего жениха я не стала, а всё внимание направила на еду. Ей от меня досталось как следует.

— А аппетит у тебя хороший, — подметил Лесовик.

— Вот именно. Подумай хорошенько, не слишком ли накладно держать меня в своём доме. А то, может, и хата для меня отдельная найдётся? — и глянула на него выжидательно. Знала ведь, что была где-то эта свободная хата. Но Лесовик отчего-то не хотел мне её давать.

— Не найдётся, — ответил он обиженно.

— Ну, когда-то же должна? — не унималась я.

Вопрос он мой проигнорировал. Вместо ответа спросил:

— Ты наелась?

— Наелась. Но только ты пока в опочивальню не уходи. Я тебе список должна показать с угощениями на свадьбу. Мы со Степаном составили. Но чудится мне, что дали мы там немного лишку.

Ну, или не немного. Очень уж роскошный получится пир. Кто знает, что там за жених с невестой. И есть ли у них на такие роскошества деньги. Не хотелось бы пустить их по миру в первый же день совместной жизни.

— Давай посмотрим, раз составили, — согласился Лесовик. — А то, может, не хватает в нём чего. Надо бы ознакомиться.

— Да всего там хватает, — отмахнулась я. — Вот увидишь. Подожди здесь, — и подхватилась, чтобы список принести. Но Лесовик поднялся за мной следом. — Да подожди же, говорю.

— У тебя где список твой? В опочивальне?

Я кивнула.

— Так она же рядом с моей. Чего бегать зря? — и, не дожидаясь моей реакции, взял меня под руку. Крепко так взял, основательно. Растерявшись, я и вырываться не стала. Хотя вёл он себя, надо сказать, по-хозяйски.

— Мы, вообще-то, не женаты с тобой, — сделала ему замечание, когда уже почти дошли до опочивален.

— Ну это поправимо, — улыбнулся Лесовик, а меня от смущения аж в жар бросило. Поправимо-то поправимо. Но я пока своей очереди на поправление дождусь, поседею, наверное. Да и не до женихов мне к тому времени будет. Там другие уже заботы.

— А вот за нос меня водить не надо, — всё-таки вытащила руку из его крепкой и хозяйской хватки. — Знаю я, сколько обещанного ждут.

— И сколько же?

Хотела сказать три года, но здесь таким сроком не обойдёшься.

— Долго, — буркнула в ответ и умчалась в опочивальню за списком.

Выглянула в коридор — Лесовик послушно ждал меня там же, где я его и оставила. Забрав у меня список, пробежался по нему взглядом.

— Говорил ведь, что-нибудь забудете. Квасу сладкого нет, — подметил он, — у нас народ его любит. И мёду тоже мало. И где щучья икра? — Лесовик неодобрительно покачал головой. — Оставь его мне, я завтра допишу недостающее.

— Пожалел бы молодых, — взмолилась я. — Им ещё на что-то жить надо. И быт обустраивать.

— Разве я не говорил, что жених знатен и богат? Хватит им и на жизнь, и на быт. И на икру щучью тоже хватит.

— Ну-у, как знаешь, — ответила я, гадая, что же это был за жених такой, который жил не беднее царя. Вон, даже у Лесовика на стол никакой щучьей икры не поставили. Перепелов и тех не принесли ни разу. — Главное, чтобы виновники торжества не пришли потом ко мне с разборками. Сам с ними будешь объясняться.

— Уж объяснюсь как-нибудь, — усмехнулся Лесовик. — Иди в опочивальню и ни о чём не думай. Я Степану список завтра сам отдам. Чтобы ты лишний раз не переживала о чужих кошельках.

— Да я же из добрых побуждений!

— И я из них же, — улыбнулся он и подтолкнул меня к двери опочивальни.

Стараясь не испытывать чувство вины за то, что пошла к Лесовику за советом и превратила пир из барского в царский, я переоделась в сорочку и улеглась на пуховую постель. Широкая, удобная. И опочивальня хороша. И зачем мне на самом деле отдельная изба? Ну, живёт Лесовик по соседству, так что с того? И ведь неплохо живёт. А теперь и я с ним. Может, ну её, эту избу? Надо только за перепелов сказать. Пусть хоть раз в месяц подают, чтобы не так обидно было свободу на угощения разменивать. Если уж менять, то с выгодой.

Проснулась утром я не от солнечных лучей — они в затемнённое окошко почти и не проникали, — а от зловонья ужасного. Пахло так, что на кашель пробивало и глаза слезились. Испуганная, я выбежала в коридор и там же столкнулась с чертыхающимся Лесовиком.

— Вот же хмарь неуёмная, зараза такая! — ругался он, натягивая кафтан. Но, увидев меня, в руки себя немного взял. — Из дома, Агнешка, не выходи, — приказал мне. — На улице можешь появляться, только когда я вернусь.

— А как же мне тут сидеть, когда такой смрад? — удивилась я.

— На улице ещё хуже, — ответил он, скрипя зубами от злобы. — Чтобы ей… пусто было, — ругнулся напоследок и умчался в сторону сеней.

А я тихонечко по коридору прошла, нашла окошечко, из которого получше улицу видать, и припала к слюде, приглядываясь. Но ни зги было не видно! За окном стоял не только смрад, но и туман. Густой, хоть ложку ставь, как в сметану.

— Чертовщи-ина, — протянула я испуганно. А как представила, что Лесовик куда-то по такому туману помчался, захотелось выбежать за ним да и остановить. Ну куда его понесло? Не может же эта хмарь вонять бесконечно. Нужно подождать немного, она сама и выдохнется. — Мужчины… — подытожила я. — Никакой выдержки. И вообще, что он там с ней делать собрался, с этой хмарью? Уж не драться же? Посмотреть бы хоть на эту вонючку.

Ждать возвращения Лесовика пришлось как-то слишком долго. То ли его правда в туман засосало, то ли это для нервной меня время резиной тянулось.

— И чего я, собственно, нервничаю? — рассуждала, пытаясь успокоиться. — Он мне и не жених вовсе. Ну, или жених, но так, по ошибке. Да и толку от этого никакого. Невестами обложился так, что не подойдёшь. Вон, даже с хмарями за его внимание приходится сражаться. Кому такой жених сдался? — вопрошала я, расхаживая по сеням и заламывая руки.

— И кому же он сдался? — услышала голос Лесовика из приоткрывшейся двери.

— Да никому не сдался, если будет вот так в туман уходить! — вспылила я и бросилась к дверям. Распахнула их и ахнула. Опять весь в тине какой-то, в грязи. Кафтана нет, рубаха порвана.

— А кафтан где дел? — спросила требовательно. — Он мешал тебе, что ли, с хмарями да кикиморами разговаривать?

— Да с кем там разговаривать? — возмутился Лесовик и шагнул в сени. Вонь стала такая, что я отшатнулась. — Найди кого-нибудь, скажи, чтоб воды мне в мыльне нагрели. Или сама помоги, коли не брезгуешь.

Брезговать-то я брезговала. Но отказываться не стала. А то, может, опять он там раненный где-то и не говорит. Уж лучше самой убедиться, чем потом неизвестностью страдать.

«И чего мне страдать-то?» — дивилась собственному волнению. Но отвечать на этот вопрос не стала, а побежала в сторону мыльни. Воды нагреть дело несложное, я и сама с этим управлюсь. Всё лучше, чем без дела сидеть. Одёжу с рукавами длинными я сегодня всё равно не надевала. Есении поблизости было не видать. Некому и нечему меня останавливать. А Лесовик и вовсе рад оказался радёшенек моей помощи.

— Чего улыбаешься? — спросила я, стаскивая с него грязнючую рубаху.

— Да то и улыбаюсь, что не шарахаешься от меня больше.

А и правда. Я уже и думать забыла про то, что он царь какой-то лесной, ходит быстрее ветра, появляется из ниоткуда. Как-то он уже и не таким страшным казался. Вот хмари той я бы поостереглась. Не может доброе существо так сильно вонять.

— На голову мне польёшь? — спросил Лесовик, протягивая мне ковш.

Тёплой воды зачерпнувши, я и полила. И на голову, и мылом ему спину да грудь натёрла, а сама искраснелась вся. Надо было отказаться. Увидела бы меня Есения, застыдила бы.

«И правильно бы сделала», — укоряла себя, поливая намыленного Лесовика водой.

— Спасибо, Агнеша, — произнёс он, ласково так, почти нараспев, — дальше я сам.

Оно и понятно, что сам. Рубаху-то я стащила, а портки, конечно, на нём оставила. А от них воняло ещё как. Жалко всё-таки одёжу. Отстирается ли? Или на выброс всё? А хорошая такая была, добротная, из дорогой парчи.

— И чего этой хмари не сиделось в своих болотах? Чего она вообще развонялась-то так? — собиралась подумать, но случайно спросила вслух.

— Не нравится ей, что у меня ещё одна невеста появилась, — ответил Лесовик, разглядывая меня с интересом. Будто в первый раз увидел. Мои щёки оттого ещё больше раскраснелись.

— Конечно, не нравится. Кому бы понравилось? Собрал у себя целую ораву, — ответила я недовольно, не хуже той хмари, будь она неладна.

— По своей, что ли, воле я эту ораву собирал? — возмутился Лесовик.

— А по чьей же? Не припомню, чтобы тебя кто-то заставлял меня с жертвенника стаскивать. Очень даже по своей воле ты и собирал. Если не нужно было столько невест, брал бы дань плотниками да кузнецами. Но ты ж невестами берёшь.

— Только из вашей общины. Остальные если и отправляют девиц, то умелых и полезных, чтобы в хозяйстве хороши или в вышивке.

— А я что же бесполезная, получается? — разобиделась на его слова. — Я, между прочим, грамоте обученная. Меня в селе, знаешь, как ценили? Да если бы не те остолопы, в темноте меня заграбаставшие, ни за что б меня на жертвенник не положили.

— Ну какая же ты бесполезная? Ты из всей вашей общины единственная полезная вышла, — рассмеялся он. — Одна-одинёшенька, — заверил меня.

— Врёшь небось, — буркнула и сунула ему в руки ковш. Пусть дальше сам поливается, если обзываться решил.

— Не вру, — ответил он. — Вот увидишь, не вру.

Ох, верилось в его слова едва ли. Хотя речи, конечно, сладкие были. И сам он с каждым часом всё краше и краше мне казался. И волосы его вороные до плеч, и сами плечи эти — косая сажень. Высокий, стройный и к тому же царь. Не могли меня пораньше, что ли, на жертвенник тот положить? Поближе бы в очереди хоть стояла. А так… и смысла нет заглядываться.

— Ты, если хочешь остаться, оставайся, — ухмыльнулся Лесовик. Тут-то я и оттаяла. И совсем от стыда загорелась.

— Вот ещё! — осадила его и выбежала из мыльни. И чего это со мной такое творится? При нём сама не своя. Раньше подобного и не приключалось. Может, заболела чем? Потрогала себе лоб, но разве сам поймёшь? Надо найти Есению и спросить, нет ли у меня жара. — Ну, точно какая-то хворь.

Есению я так и не нашла, а вот повинный в моих поздних прогулках Степан явился к нам спозаранку. Наверное, как туман отступил, так он и бросился на службу. Увидел меня и поклонился почти что в пол. И отвернулся отчего-то.

Я, оглядевши себя, смущение его поняла. Рукава рубахи запачканы и мокрые, поручи я утром вообще не надела, летника поверх сарафана — тоже нет. Вот вроде и одетая, но как зря. Для селянки сойдёт, а для царской невесты не очень.

— Погоди тут, — велела Степану, — приведу себя в порядок да вернусь.

Порывшись в сундуке, в который вчера для меня одёжу наложили, нашла там новую рубаху, да сарафан чистый тоже взяла. А после поймала служку и хотела узнать, где у них утюг и как угля нагреть. Но она, с ужасом об этом услышав, выхватила у меня одежду и заверила, что они и без меня прекрасно управятся. Оно, может, и хорошо, что без меня. Но как-то непривычно.

В общем, с горем пополам собралась. И ведь, подумать, каждый день придётся так морочиться. Нет бы, сорочка, подъюбник, рубаха, да сарафан с душегреей. Но в этом же ничего не поделать. Всё дорогущее, неудобное. Пока нарядишься, уже и спать пора.

Выплыла я к Степану в полном облачении, когда не то что от тумана следа не осталось, но и росы уже в помине не было.

— Не выходил ещё царь-батюшка? — спросила на их манер, постеснявшись назвать его Лесовиком.

— Выходил, — вздохнул Степан.

— Ругал, значит, — догадалась я. — Не сильно хоть?

— Сильно ругал, — ответил Степан. — Но я думал, будет хуже. Терпимо, в общем. Только к реке мы с вами больше не пойдём, — предупредил меня. — Видели, что Болотница сегодня устроила?

— Так это из-за прогулки нашей, что ли? — удивилась я. — Теперь уже и прогуляться нельзя.

— С болота реку как на ладони видно. Вот она и…

— Развонялась, — закончила за него. — Ты вот что скажи, Степан. Чего это я ей так поперёк горла встала? Обещался ей царь-батюшка, что ли? Слово какое дал?

— Да не давал, вроде, — пожал Степан плечами. — У нас об их вражде не принято говорить. Враждуют, это мы знаем. А откуда такая ненависть, это как-то не говорят. Сколько помню себя, вечно с болота проблемы к нам всякие тянутся.

— Да если б только проблемы, — вздохнула я. — А список блюд тебе отдали?

— Отдали, — доложил Степан. — Всё приготовим в лучшем виде. Сейчас побегу с купцами да поварами договариваться заранее. Чтобы еды на всех хватило.

— Да, ты уж договорись. И вот ещё. Подскажи, где у вас рушники можно приобрести? Нужно же покрасивее им выбрать. Дабы не стыдно было. И каравай скажи, чтобы побольше испекли да покраше. А то жених-то ведь знатный. Если уж перепелов да щучью икру может себе позволить, то рушник с караваем нужны хорошие.

— Рушники принесут вам на выбор, — кивнул Степан. — А по караваю передам. Невеста, говорят, тоже с аппетитом, — улыбнулся он.

— А тебе лишь бы за девицами аппетит подмечать, — осадила его. А самой вспомнилось замечание Лесовика, что я слишком много ем. У самого от продуктов стол ломится, а всё равно за мной считает. Нет бы радовался, что еда не пропадёт.

— Да я разве в укор? — устыдился Степан. — Оно хорошо, что с аппетитом. Добрый знак.

— Угу, добрый, как же… — пробубнила я, провожая Степана до ворот.

Вот ушёл он делами заниматься, а я осталась. Совсем не у дел. От Есении в этом плане ждать было нечего. Пойти, что ли, царю надоесть. Пусть ещё что-нибудь мне придумает. А то со Степаном оно вроде и удобно, но скучновато получается. Сам всё придумает, сам всё сделает. А мне ничего и не остаётся.

Лесовика нашла я в комнатах, где он занимался делами. Бумаги какие-то перекладывал, да писарю что-то диктовал. Я дверь-то приоткрыла, но зайти постеснялась. Так и осталась на пороге, боясь помешать. И что, я правда не могу себе сама занятия придумать? Уже было развернулась обратно на цыпочках красться, как услышала за спиной:

— Агнеша, почему не зашла? — спросил Лесовик. Требовательно так, будто я тем провинилась, что мешать ему не стала.

— Да как тут зайдёшь? — заглянула всё-таки в комнату. — Когда ты так занят.

— Это я для других занят, — улыбнулся Лесовик. — А для тебя всегда время найдётся. Случилось что?

— Да в том и дело, что не случилось, — пожаловалась ему. — Степан по делам убежал, Есении не до меня. Слоняюсь вот, никому не нужная. Не привыкла я к такому. Нарядилась в летник, поручи натянула и уже даже насильно никому свою работу не навяжу. Потому что как в таком работать-то? — спросила, тряся длиннющими рукавами летника, свисавшими ниже колена.

— А зачем тебе работать? — удивился Лесовик. — Отдыхай. Повышивай чего-нибудь, пока светло.

— Да не люблю я вышивать, — ляпнула сгоряча, а уж потом вспомнила, что, помимо царя, в комнатах ещё и писарь стоял. Теперь расскажет всем, что невеста царёва — неумёха и лентяйка. А я не таковская, просто вот именно вышивать да шить не нравится мне, и всё тут. Я лучше уж дров нарублю, чем иглы эти да бисерины перебирать.

— Ну раз не любишь, по саду прогуляйся, — предложил царь.

— Одна?

— Ох, и капризная досталась мне невеста, — улыбнулся Лесовик и отложил в сторону бумаги. — Кто же тебя одну на прогулку отправит? Со мной пойдёшь, — и кивнул писарю, мол, позову позже.

Мне хоть и стало немного стыдно, что я царя отвлекла, но радость перевешивала. Вдвоём-то прогуляться всяко лучше. Не то что одной куковать. Но на будущее надо бы разыскать хату кузнеца Василия, за которого Софушка вышла. Может, она ещё кого из наших тут встретила. Куда ж им всем деться было, если Лесовик никого в итоге не ест и даже в жёны не берёт. У него вон только о плотниках все мысли да о хмарях болотных.

Погода на улице была замечательная, и даже зловонье уже ветром унесло. Поэтому для прогулки самое то. Кто бы подумал, что после жертвенника и всех ужасов меня такая вольготная жизнь будет ждать? Ни тебе огородных работ, ни за скотиной убирать не надо, только и делай, что указания раздавай да на прогулки ходи. Было бы ещё с кем.

— Куда пойдём? — спросила, поглядывая на царя.

— Если под руку меня возьмёшь, то куда угодно, — пообещал он.

— Что, даже к реке?

— Далась тебе эта река. Ты у нас и не видела здесь ничего. Давай по саду пройдёмся и город посмотрим, — предложил Лесовик.

Посомневавшись самую малость, я кивнула и взяла его под руку, как он и просил. Мне оно больше и не страшно было, и не мерзко совсем, а наоборот. Сердце от волнения в груди так и заколотилось. Интересно, расхаживал он с какой другой невестой вот так же? Не хотелось бы, чтобы да. В хоромы-то он только меня пригласил. Так и под руку пусть только со мной ходит.

— О чём призадумалась? — спросил Лесовик.

— Да о невестах твоих, — ляпнула сгоряча.

— А чего о них размышлять? Ну, есть и есть.

— Так и я есть, но ты вон со мной под руку ходишь. А с ними что же? — спросила всё-таки. Вот никогда не умела язык за зубами держать.

— А ничего с ними. Живут себе отдельно. И с кем хотят, с тем под руку и ходят. Или тебе хотелось бы, чтоб я и к ним так же, как тебе, относился? — взгляд его стал лукавым да выжидательным. Видно, посмеивался надо мной. А мне вот что-то в последнее время было совсем не до смеха. То сердце затрепыхается, то щёки зардеются, то вон язык вопросы задаёт неудобные, сам, без моего на то разрешения.

— Конечно, не хотелось бы! — вспылила я. — Потому и спрашиваю, — и снова покраснела. Наверное, ярче рака варёного смотрелась.

— Кстати, раков-то мы в списке не перечислили, — спохватилась я.

— Уж не знаю, кстати это или нет, — рассмеялся Лесовик. — Если хочется раков, наловим, — пообещал он. — А ещё чего вспомнишь, не стесняйся, говори.

Вот что-что, а стесняться я уже и позабыла как. То одно попрошу, то другое потребую, то повозмущаюсь на пустом месте. Никак точно заболела. Наверное, это Василина со своим зельем снотворным постаралась. Опоила меня и в ус не дует.

«А всё-таки, может, не так это и плохо, что опоила», — подумала я, глядя на Лесовика. Статно он шёл рядом со мной, уверенно. Руку мою у себя на локте придерживал, будто красовался. Оно, может, и правда красовался?

Я огляделась. В саду, кроме нас, почти никого и не было. Так, цветники кто-то продёргивал от сора, да над деревьями возился. Что ж будет, когда мы на улицу выйдем? Может, отказаться лучше?

«Не буду я отказываться», — возразила себе же. — «Ну и пусть что под руку идём. И красуется тоже пусть. Я вон сегодня полдня наряжалась. Грех на людях не показаться». — На том и успокоилась.

После сада вышли мы в город и поплыли по улицам. Я в своей одёже дорогой только и могла, что плыть. Не дай бог, споткнусь и носом в землю полечу. Хорошо хоть Лесовик меня придерживал.

Народ, что встречался нам, заглядывался да шептался иногда, но взгляды были добрые. Заинтересованные, да. Но без недовольства. Будто так оно и надо, что я по городу с царём под ручку прогуливаюсь.

Мы прошли мимо мастерских, куда меня Степан водил, и отправились дальше, туда, откуда музыка да шум доносились. Я поначалу и не поняла, кто там шумит, а потом как поняла, как ахнула.

— Это что же, мы на ярмарку идём? Она и здесь бывает? — спросила взволнованно.

— А чем мы хуже остальных? — обиделся Лесовик. — Бывает, конечно. Почему бы не устраивать ярмарку, если город у нас большой, товаров нужно много. Да и повеселиться иногда хочется.

— И то правда, — согласилась я. — А кто же к вам заезжает да захаживает на эту ярмарку? Простому народу за завесу не пробраться.

— Да кто только не захаживает. Мало ли загадочного люда в округе? — ответил он уклончиво.

— И с болот бывают? Или, может, кикиморы всякие? Им тоже можно? — спросила я.

— Нет, кикиморам не можно, — усмехнулся Лесовик. — И Болотницу тоже не пускаем. Не переживай, — и ладонью ласково мою руку погладил, успокаивал.

— Ну, раз кикимор и хмарей нет, то можем и сходить. Хотя, конечно, всё равно волнительно.