Невеста Лесовика (СИ)

Глава 11

Призадумался Лесовик над вопросом моим на мгновение, а потом выдал как на духу:

— Добиваться. С первого раза против будут, тогда во второй раз пойдём. Со второго против — пойдём и в третий. Но ты, Агнеша, не переживай. Они и с первого согласятся. Уж я сваху нашу правильным словам научил, — и улыбнулся мне. Тепло так, ласково.

— Со всеми ты разговариваешь. С Болотницей, с русалками, со Степаном, а со мной хоть бы раз объяснился, — укорила его.

— А чего здесь объяснять-то? — не понял Лесовик. — Когда и так всё ясно, как день. Приглянулась ты мне, Агнешка. Поначалу просто. А потом и вовсе все мысли заняла. Потому я тебя уж никуда не отпущу и никому не отдам.

Слова его мёдом лились, и верилось. Он-то мне тоже сразу приглянулся. И коли не боялась бы я, что он чудище лесное, может, и поспокойнее у нас всё сложилось бы. Без знакомства с Болотницей-то.

— И всё-таки. Когда с жертвенника ты меня снимал, незаметно что-то было, что приглянулась я. Заявил, что на плотника надеялся.

— Да мало ли что я заявил, — усмехнулся Лесовик. — Помимо этого, я ещё заявлял, что ты вкуснее всех для меня пахнешь. Но о том, ты, конечно, не помнишь. Главное, ведь про плотников было.

— А сейчас? — наклонилась к нему поближе и шею подставила, мол, понюхай.

Он рассмеялся.

— И сейчас. Ты, Агнешка, подарок мне. Большая милость.

— Подарок? — удивилась я. — Но ведь меня по ошибке на жертвенник принесли. Никаким подарком я не задумывалась.

— Потому и подарок. А жертвенник этот — проклятие моё. Ходил я туда, как на каторгу, потому что знал, ничего доброго не выйдет. Но всё равно каждый год шёл. Надеялся. Долго надеялся. А потом надежды и той не осталось. Приходил так, на всякий случай.

— Вот говоришь ты, говоришь, а мне ну ничегошеньки же неясно.

— Оно и мне долго неясно было. Истории этой уже много-много лет. Столько же, сколько нашей с Болотницей вражде, и ни годом меньше. Давным-давно, когда только окреп я и вознамерился семьёй обзавестись, встал передо мной вопрос избранницы. По долгу перед родителями надобно мне было на Болотнице жениться. Так уж мне повелели. Но никакой любви уже тогда между нами с ней не было. К тому же земли ей должны были отойти тогда жилые, с деревнями да пахотой. Жалко мне было тех земель. И жизни своей долгой без любви проведённой жалко. В общем, воспротивился я.

— Ну, это мне Болотница уже рассказала. Что возразил ты воле родительской.

— И прав был, — ответил Лесовик. — До сих пор думаю, что прав. Особенно теперь, — и приобнял меня покрепче. — Сообщил я ей о своём решении и о том, что выберу себе невесту среди людей. Ко мне и так девиц отправляли часто, мастериц всяких. Но невесту для меня среди людей по-особенному благословлять надобно. И жертвенник для неё особенный нужен. А в вашей общине по тем временам имелся один ведун. Такой, что умеет лесной народ видеть и притом человеком оставаться. К нему я и обратился. Пообещал защищать их земли от Болотницы, а взамен заключил с ним уговор. Что помогут мне невесту выбрать и на жертвенник её отведут. Слово ему царское дал, что как приведут приглянувшуюся девицу, так я её сразу женой своей сделаю. Всё по чести.

Лесовик тяжело вздохнул.

— Уверен я был, что получится, и уже на смотрины собирался. Но когда пришёл, не нашёл ведуна того в общине. А другой, кому служение передали, и не ведун был вовсе, а так, самозванец. К тому же подкупленный. Он общине об уговоре нашем с прежним ведуном хоть и передал, но про невесту переврал всё. По указке русалок. И смотрин для меня устраивать не стал, а девицу, что на жертвенник положил, оберегом особым заклеймил. Рисунок, что на плечо ставят, — напомнил мне Лесовик. — Так с тех пор и кладут мне клеймёных невест. Каждый год по одной.

— Как? А разве то не знак невесты был? — удивилась я.

— Наоборот, — покачал головой Лесовик. — Кого с таким знаком на жертвенник положат, на той я жениться никогда не смогу.

— А в другой общине нельзя вот так же договориться было? Чтобы особый жертвенник и смотрины.

— Нельзя. Перевелись ведуны настоящие, — ответил Лесовик. — Да и если бы остались, всё без толку. Я слово царское дал. Уговор заключил с общиной вашей. И отступиться никак не мог.

— Вот это каверза так каверза, — впечатлилась я. — Такое не знаю уж как переплюнуть. И что же ты за это с Болотницей сделал?

— Поначалу ничего я не сделал. Мир наладить пытался, урезонить. Потому что только она помочь мне и могла. Но каждый раз, когда я пытался на мировую выйти, она ядом вся исходила. И требовала, чтобы я сначала перед ней слово сдержал, а уже потом о других думал. Но я-то обещаний ей никаких не давал. И уж после такого точно в жёны брать её не подумал бы.

— Сильно она, видать, твоим отказом оскорбилась… Так-то оно никому не понравилось бы. Но по поводу оберега неправа она была. Ой неправа, — покачала я головой. — Погоди, — сообразила я вдруг. — Так это что же получается, что, когда меня на жертвенник положили, я как настоящая невеста туда легла? В отличие от прежних.

— Как самая настоящая. Хотя я в это поначалу и не поверил. И лежала ты на нём интереснее остальных, — рассмеялся Лесовик. — Я тебя вообще издалека учуял. А потом ещё и услышал. А уж как ты мне в лоб зарядила, так я окончательно повержен был. Даже до того, как про оберег понял.

— Да в лоб я случайно дала, — начала оправдываться.

— Вот видишь, как, Агнешка, иногда выходит. Бьёшь вроде в лоб, а попадаешь почему-то в сердце. Ну а ежели серьёзно говорить, то ты для меня дар настоящий. Радость моя ненаглядная, — и сгрёб меня в охапку. А сам ластится, глядишь, вот-вот поцелует. У меня от волнения сердце затрепыхалось, щёки зарделись. И вроде бы рано ещё для таких нежностей, а вроде и хочется.

— А ежели б и на мне оберег оказался? — спросила я вдруг.

Лесовик посуровел.

— Не знаю, что б тогда я делал. Наверное, в тоску впал. И устроил бы и нам тут болото. Дождями бы всё залил. И ветрами переломал.

— Ну, ломать нам ничего здесь не надо, — осадила его. — Город у тебя ладненький, красивый. Такой надобно беречь. Ты вот что скажи русалке той. Пусть после сватовства передаст через родителей моих, чтобы в следующем году плотника нам отправили. Вместо очередной невесты.

Лесовик рассмеялся.

— Со следующего года твоя община не должна мне больше ничего. Самое большое своё сокровище они уже отдали, — и по талии меня погладил, мол, вот сокровище это посиживает рядом со мной на лавке. — Теперь могут жить без бед и никого не отправлять. А плотников у нас хоть и мало, но хватает. Уж без хаты никто не останется.

— А мне тогда почему хату не выделили?

— Потому что ты под боком мне нужнее. Зачем мне тебя на окраину куда-то отправлять? — возмутился он. — Я тебя два столетия ждал уж не ради того, чтобы вот так отселить.

— Так-то звучит разумно. Мне уж и самой никуда отселяться не хочется. Только тогда зачем ты после свадьбы всё-таки переселить меня обещался?

— Затем, что уж очень настойчиво ты этого требовала, к тому же для царицы во дворце у меня отдельные хоромы имеются. Разве не переселение? — усмехнулся он. — Но мне бы, конечно, хотелось, чтоб ты и после свадьбы в моих оставалась.

— А положено это разве? В одних хоромах царю с царицей жить.

— Положено или нет, — насупился Лесовик. — Ты ещё скажи, что Есения осудит.

— Ну, и Есения тоже. И горожане все.

— Все горожане с жёнами своими в одной избе живут. А мне почему страдать? — и лицо ну такое жалостливое сделал. — Я же царь, а привилегий никаких. Одни обязанности. На жену и ту наглядеться не смогу.

Вот вроде бы и серьёзный момент, а мне смешно. Не хуже ребёнка жаловаться начал.

— Ладно, после свадьбы видно будет. Переселюсь иль нет, — ответила уклончиво. Надобно сначала с кем-нибудь посоветоваться. А то ежели осуждать нас с ним за такое будут, то стоит ли оно того? Хотя совсем рядышком жить оно приятнее было бы. Тут он прав.

Ближе к вечеру подрядились мы, значит, к родителям моим идти на село. Потому что до захода солнца не положено это, плохой знак. Надобно по темноте.

Уж я хоть и сватовство это хотела очень, но ночной лес энтузиазма у меня что-то не вызывал. Хорошо хоть с Лесовиком мы шли, с ним-то не страшно. Он сам кого хочешь перепугает, когда зол. Вон Болотница и та на мировую пошла и от пакостей отказалась. А это дорогого стоит.

Идём мы, значит, процессией. Впереди Лесовик меня под руку ведёт, позади нас сваха русалочья, Степан с хлебом и девчушка какая-то с мешком.

— А в мешке-то что? — спросила я, когда любопытство верх взяло.

— Да ничего особенного, — ответил Лесовик. — Мука там из людского края.

— А мука-то зачем? Мы люди хоть и простые, ну уж муки у нас хватает. Урожай с полей хороший. А в этом году так и вообще бушевало всё. Много пожнут.

— Да не для того мука, — ответил царь уклончиво. — Поймёшь потом.

Как обычно, из него слова не вытянешь. Как задумает что, так всё молча делает. А ты потом смотри только и удивляйся.

Дошли мы когда до села, поздно уже было. И переживала я очень, что папенька с маменькой улеглись к этому времени и заснули крепко. Так, что не добудишься.

— Растормошим, — успокаивал меня Лесовик. Но оно как-то всё равно звучало неубедительно.

Света в оконцах и правда к нашему приходу уже не было.

— Спят они, — вздохнула я.

А Лесовик меня приобнял и в лоб легонечко поцеловал.

— Не переживай.

Отправил он, значит, русалку на миссию сватовскую. Она в дверь легонько постучала и ждёт. В доме, слышно, завозился кто-то. Видать, проснулись и обсуждают, что делать им. Открывать ли посреди ночи.

Тогда русалка ещё раз поздукала и голосом распевным завела разговор за сватовство. Мол, пришли к дочери вашей свататься. А я у родителей моих дочь-то одна, все остальные сыновья. Вот они удивились, наверное, услышав, что сваты к их пропавшей дочери наведались.

Но слова такие сработали. Потому что дверь всё-таки приоткрылась. Выглянул батюшка мой, заспанный и взволнованный.

— Али знаете что про Агнешку нашу? — спросил он через порог. — Видели её?

— Видели, — улыбнулась русалка. — А коли впустите меня, так и сами тоже увидите, — пообещала ему. Хотя уж оснований для такого обещания у неё совсем не было. Как же они увидят меня, ежели нельзя этого? Для того мы русалку свахой и отправляли.

Батюшка мой то ли от волнения, то ли на радостях дверь-то русалке открыл и пропустил её в избу. А когда закрыть за ней хотел, она не дала. Придержала для нас. Мы всей гурьбой поэтому тоже вошли. Стоим в сенях и слушаем, как русалка соловушкой заливается. Говорит родителям моим — маменька к этому времени, наспех сарафан накинув, тоже в сени вышла — как знатен да хорош жених, расхваливает его. Но видно, что родителям про жениха-то совсем неинтересно. Им бы про меня узнать.

— Да про меня ты им скажи уже что-нибудь, — не выдержала я и ткнула русалку в бок. — Не видишь, волнуются они?

Но русалка свою песню заладила и менять не собиралась. Когда уж закончила она жениха нахваливать, спрашивает:

— Знаете ли, кто таков наш жених?

Отец головой покачал.

— Царём его величают, — сказала русалка горделиво. — Хозяином лесным. И дочь ваша у него сейчас. К свадьбе готовится.

— Да как же? — всплеснул батюшка руками. А матушка так на пол и осела. Понимают ведь, что к царю лесному навсегда отправляют. Не свидеться нам уже, как прежде.

Ну, тут русалка им снисходительно рассказала про жертвенник-то и про встречу мою с царём. И говорит, мол, счастлива ваша Агнешка, хорошо у неё всё. Но для замужества истребовала, чтобы по чести всё было, со сватовством.

— Отдадите ли её за жениха нашего? — и поклонилась, испрашивая. Расстаралась прямо, хотя поначалу-то заданию не обрадовалась.

Отец, матушку успокоив, принял судьбу мою и поклонился в ответ.

— Наша дочь и красавица, и умница, и мастерица, — ну, здесь слукавил немного. Мастерица из меня никудышная. — Тоже невеста хоть куда. Но за такого жениха не жалко её отдать. Передайте, что благословляем мы их.

— А передавать им ничего не надобно, — улыбнулась русалка и кивнула девице с мешком.

Та руку в мешок запустила и как давай муку над нами рассыпать. Что рисом в людей сыплют, то я видала. Но чтобы муку… Да только родители мои, как мука-то посыпалась, ахнули и прямо на нас с царём посмотрели. Увидели силуэты-то наши.

Матушка разрыдалась, а отец держался.

— Благословляем мы вас, — говорит, — на счастливую жизнь. Только наведывайтесь к нам хоть иногда.

Через русалку пообещали мы им приходить. Поговорить толком не сможем, так хоть посмотрим друг на друга. По велению царя также передали родителям моим, что не надобно больше невест на жертвенник отводить. Потому что царь наконец-то изволил остепениться.

Постояли мы ещё немного в сенях, поглядели друг на друга, да и отправились обратно. В лесной край.

Иду я, под ноги смотрю, о своём думаю.

— Не горюй, — говорит мне царь. — Я тебя так любить буду, что ты о замужестве нашем ни дня не пожалеешь.

Оно, может, и так, но всё же таки волнительно это. Когда судьба так радикально меняется. Ему-то не понять. Он как жил у себя в хоромах, так и продолжит жить. А мне о прошлом только вспоминать теперь можно. И то со временем замылится всё.

— Ты мне вот что скажи. У Лесовиков, мы уж поняли, век долгий. А у жён у ихних?

Только сейчас вопрос-то этот в голову мне пришёл. Не получится ли так, что я у него на глазах стареть и крючиться буду, а он всё таким же молодцем продолжит оставаться?

— И у жён такой же, — ответил Лесовик, усмехнувшись. — У нас с женой одна на двоих судьба. Как свяжут, не развязать уже.

— Так это судьбу нашу, что ли, тот дедок завязывал? И что, успел он?

— Успел, да не успел, — улыбнулся царь. — Если бы не сбежала ты, всё бы у него получилось. Хотя я и не рассчитывал. Всё ждал, когда ты в лоб мне опять заедешь. Ну, ты и не подвела, в общем-то.

— Потому что по порядку всё надо было делать, — укорила его, а сама от стыда покраснела. Я же не нарочно ему заехала. Оно само у меня вышло, как обычно.

— По порядку я не верил, что получится, — рассмеялся Лесовик. — У тебя же что ни день, то происшествие. Поэтому такое ответственное дело, как свадьба, надо было отрепетировать.

— То есть это для пробы было, что ли? — сообразила я. — Ну, даже о пробах стоило бы предупреждать. Видишь, оно как всё вышло.

— Вижу, — кивнул царь. — Прекрасно оно вышло. Мир с Болотницей у нас есть, согласие невесты тоже, благословение её родителей и то получили. Всё, по-моему, на месте. Осталось только свадьбу сыграть и жить не тужить.

— Так-то оно так, — согласилась я. — Но всё-таки кое-что пока не на месте. Хотя о том я тебе говорить не буду.

— О чём о том? — напрягся царь. — Нет уж, ты лучше мне скажи. А то после таких намёков я сна окончательно лишусь.

Я помялась-помялась, вроде как нехорошо самой-то рассказывать. А с другой стороны, если меня Лесовик не послушает, то и никого другого не станет. Так лучше уж я ему эту весть и сообщу. Для верности.

— Дело тут такое случилось… странное, — оглянулась я на шедшего позади Степана да голос-то свой понизила. Тихо в лесу, и он, конечно, мог и так расслышать. Но всё же таки попробовать стоило без него это дело решить. Чтобы он лишний раз не изводился. — В общем, озазнобился наш Стёпа.

— Оза… что?

— Зазнобу свою встретил. Души в ней не чает, жить без неё не может. Даже когда она крючковатеет и злится.

Царь, до этого спокойный, вдруг оступился.

— И что же это за зазноба такая? — спросил он подозрительно.

— Ну… — вздохнула я, — девушка она непростая. С характером. Тебе бы по вкусу не пришлась, а Степану, видишь ли, нравится. О такой, говорит, и мечтал. И её зелёная кожа не смущает его, и волосы тинистые. И даже вредность её Стёпе по душе пришлась. Говорит, что хорошая она. Просто во всех разочарованная.

— Слушаю я и не нравится мне уже зазноба эта. О-ой не нравится, — протянул Лесовик и на Стёпу-то оглянулся. — То-то ходит он весь в думах тяжёлых, как с болот вернулся. Ещё бы не тяжело ему было.

— Да вот и дело-то, что тяжело. Говорит, нужно ему благословение твоё. Без него никак. Так что ты уж, не обессудь, благослови Степана нашего на счастье.

— Да какое ж там счастье? — изумился Лесовик.

— Ну… какое получилось, такое счастье. Нам ли с тобой судить? Ты вон меня с жертвенника вниз головой пёр, и ничего тебя не смущало. Так что каждому своё отведено. Благословляй его, говорю, пока он совсем не закручинился.

— А после благословения что? — спросил Лесовик с грустью. И ведь сам догадывался что, а всё равно спрашивал, надеялся, опровергну.

— Ну, что-что, свадебку они вслед за нами сыграют. И заживут.

— На болотах, что ли?

Вздохнула я, но сказала, как было:

— На них. Где ж им ещё жить-то? Там у Болотницы всё хозяйство. Кто ж без неё русалок да водяных в узде держать будет? Да и не надо нам её, Болотницы этой, в городе. Она ж всю речку позапрудит и все поля позаболотит. Нет уж, пусть в своих землях лучше остаётся. Там у неё уже и так всё запружено.

В том Лесовик спорить со мной не стал. До дома шёл он задумчиво, я бы сказала, тоскливо. А после, когда мы до хором дошли, позвал он Степана к себе на разговор. А меня вроде как в опочивальню отправил, но я ж не из усидчивых. Стану, что ли, утра дожидаться, чтобы исход узнать?

Сделала вид, что в опочивальню ушла, а сама, дождавшись, когда за царём и Степаном дверь закроется, юрк обратно в коридор. И к двери этой ухо приложила. А то про Болотницу-то Лесовик всё понял, а решение своё мне так и не сказал. Может, удумает он Степана в городе силой оставить.

Стою, значит, прислушиваюсь. И вроде бы слышно, но не каждое слово.

— Передали мне, что зазнобу ты свою встретил, — начал царь, а у меня на этих словах сердце от волнения затрепыхалось. Ведь понятно же сразу, кто ему это передал. Не мог он, что ли, как-то похитрее сказать? Всему его учить надобно.

Степан там за дверью что-то замялся. Промямлил непонятное. Но ясное дело, про Болотницу пытался объяснить. На таком каждый стушуется. Лесовику-то она вон сколько проблем доставила.

— Знаю я, — отмахнулся царь. — Что за зазноба у тебя. Удивлён я был, Степан. Но что уж, сердцу не прикажешь.

Здесь и добавить было нечего.

— Благословишь ли, царь-батюшка? — завопил Степан никак от облегчения, что про Болотницу-то не надо ему рассказывать и объяснять.

И хоть не видела я самой картины, знала наверняка, что в пол он поклонился и так в поклоне и остался стоять. Ответа ждал.

— Тяжко мне без тебя будет, — начал царь, а мне его сразу огреть чем-нибудь захотелось. Ну, кто же так людей-то мучает? Просят у тебя благословения, так и дай его. Что вредничать-то? На Болотницу говорит, а сам не лучше. — Но против воли держать я тебя не буду. Условие только поставлю одно.

— Какое? — встрепенулся Степан.

— Найдёшь достойную себе замену. Найдёшь и обучишь. А уж как ты это устроишь, до свадьбы своей иль после, мне всё равно. Главное, чтобы дела по уму все передал.

— Так это я передам, конечно! — обрадовался Стёпа. — А на смену себе я уже Прокопа присмотрел. Он малый шустрый и смышлёный, быстро обучится.

— Тогда пусть торжество наше поможет тебе организовать. А мы и посмотрим, шустрый он или нет. Ежели понравится он, пусть тогда обучается, — согласился царь.

Здесь уж Степан в благодарностях рассыпался, и дальше я слушать не стала. Может, им с Лесовиком захочется ещё и прошлое повспоминать или признаться в чём. Не для чужих такое ушей. Да и забот у меня хватало помимо этого. Как за свадьбу они заговорили, так у меня от волнения даже живот что-то свело. Это что же получалось, до свадьбы моей всего-то день оставался?

Страшно мне стало, что жуть. И теперь уже не такой глупой идея с той пробной свадьбой выглядела. Ежели б я заранее через это не прошла, так, наверное, от испугу спряталась бы где-нибудь и пережидала, пока все, так и не поевши, разойдутся. А тут вроде уже и знаю, чего ожидать. Можно как-то и смелости даже набраться.

В общем, в растрёпанных чувствах пошла я спать и ну уж очень с трудом засыпала. А наутро встала разбитая совсем. Вокруг кутерьма. Все носятся, то одно мимо пронесут, то другое, то по еде что-то спросят. Но особенным энтузиазмом отличался даже не Степан на этот раз, а его приемник. Прокоп, как нам представили паренька, был рыж, словно солнце, и до рябости конопат. Но в целом парень хоть куда. Я бы сказала, почти жених. Главное, и этого помощника на болота не отправлять. А то ведь умыкнуть русалки, за ними не заржавеет.

Пока я за этой беготнёй наблюдала, мне даже поплохело немного. И снова где-нибудь спрятаться захотелось. Заглянула я, значит, в комнаты к Лесовику, где он делами обычно занимался. А тот сидит, в одну точку смотрит. Как заворожённый.

— Ты чего это? — спросила у него испуганно.

Царь вздрогнул от неожиданности.

— Замечтался, — улыбнулся мне. — Как жить мы с тобой будем.

— И как же?

— Ладно будем жить, — ответил он, а сам довольный сидит. — Так, что всем на зависть.

— Вот далась нам их зависть? — махнула я рукой. — Главное, чтобы мы прошлые себе нынешним завидовали. Вот тогда добрая жизнь. А когда наоборот получается, такого нам с тобой не надо.

— И то правда, — улыбнулся Лесовик и ручищи свои богатырские распахнул. — Посидишь со мной немного?

Ох и бросило меня в жар тогда. Хоть обмахивайся. Было б ещё чем. Сама смущаюсь, а иду. Куда позвали, туда и села, на колени к нему то есть. И всяко удобнее на них оказалось, чем на лавке где-нибудь. Да ещё когда так обнимают и ластятся, благое дело.

— Вообще, нам бы до свадьбы с тобой подождать. А то как-то неправильно это, — залепетала я, а сама не ухожу. Так и посиживаю.

— А мы разве не ждём? — удивился Лесовик. — Мы тем сейчас и занимаемся. Уж быстрее бы она случилась, свадьба эта, — и лбом-то к моему прижался. Оттого мне ещё жарче стало. Почувствовав неладное, завозилась я да слезла побыстрее. Пока ожидание наше раньше времени не прервалось.

Лесовик сразу же погрустнел. Ну и как вот его оставить такого расстроенного?

— Да день же всего остался, — попыталась его утешить.

— И что? Это мало разве? Вечность целая.

Вздохнула я, помешкала немного и аккуратненько присела к нему на колени снова.

— Только ты в руках себя держи. Чтобы не стыдно было, ежели кто увидит, — предупредила его. — Сможешь?