НеТемный 4

Глава 12

— … и мальчишка, значит, решил помолиться твоему Вечному Древу, лиственник, — закончил свой короткий рассказ Виол.

— Потому что оно спасает детей, — серьёзно кивнул Лука. Он грыз сухарик так активно, что я удивлялся, как он наш разговор-то слышит.

— Спасает? — удивился я.

— Вы же сами сказали, господин Малуш, что лиственники не убивают детей.

— Ну, да…

— Значит, они их спасают.

Мы переглянулись с бардом, и с детской логикой я спорить не стал.

По рассказу Виола выходило, что мальчишка, когда они сидели в землянке, и когда началось землетрясение, испуганно спросил барда — а можно ли помолиться Вечному Древу? Для пацана это был очень важный вопрос.

Виол как раз был занят тем, что тихонько перетирал путы на руках, и лишнее внимание со стороны Сидора и его охраны ему не было нужно, поэтому только кивнул в ответ. Ну, хочет и хочет, пусть молится, на юге лиственники никак не запрещены…

— Говоришь, его потом окружило сияние? — переспросил я барда, недоверчиво разглядывая довольного Луку. Меня коробило, что я не почуял его ауру, когда впервые встретил.

— Не сразу, конечно, но весьма вовремя, видит Маюн! Я видел разок Храмовников Яриуса за работой, был проездом в их монастыре, и примерно знаю, как это выглядит.

— Храмовник, значит…

— А громовники, они хорошие? — серьёзно спросил Лука.

— Юный друг, Храмовники стоят на страже добра и южного тепла, — поучающе сказал бард, но Лука будто и не слушал его.

Он смотрел именно на меня, ожидая ответа. Повинуясь интуиции, я пожал плечами и сказал, как есть:

— Наверное, хорошие… Но я с ними не дружу, и, скорее всего, не подружусь.

— Значит, и я с ними не дружу, — Лука тут же сунул остаток сухаря в рот и потянулся за следующим.

— А разве ты раньше не Яриусу молился? — спросил я.

Тот виновато съёжился, забегав глазками и шмыгнув носом.

— А что, Дереву было нельзя?

Я улыбнулся и неожиданно для себя потрепал его по макушке, чувствуя, как где-то внутри меня распирает от гордости довольного Малуша-проповедника. Ещё один заблудший встаёт на путь истинный…

— То есть, ты видишь то, что недоступно другим, так? — решил уточнить я, — Ауру, сияние магии, невидимые тени.

— А ещё собачку вашу чёрную, с белым пятнышком, — серьёзно кивнул пацан, — Ну, которая нам яблоки катала.

Я чуть не поперхнулся. То есть, он видел цербера? Ну надо же, а я там распинался, фокусы показывал.

— А вы, кстати, тоже немного чёрный, но не такой, как другие чёрные, — продолжил Лука, разоткровенничавшись.

— То есть?

— Ну, вы светитесь, как… ну, прям как Вечное Дерево… — Лука от волнения никак не мог подобрать слова, — Через чью-то тень… Это как будто солнышко через листочки.

И снова я переглянулся с Виолом. Тот прекрасно помнил мои приступы с явлением Хморока.

— Тень, значит… — протянул я, потом удивлённо переспросил, — Погоди, ты видел, как светится Вечное Древо?

— Во сне только.

— Да уж, — бард плеснул себе ещё вина, — Слёзы мне в печень! Я всё вспоминаю того лиственника, что с нами был в темнице Вайкула. Ну, как он отраву упыреву сдерживал молитвами… Что творится с этим миром, а, громада?

— Тебе лучше не знать, смертный, — отрешённым тоном сказал я, и тот, поднеся к губам кружку, изумлённо уставился на меня.

Я растянулся в улыбке, довольный эффектом. Такая рожа у барда мне нравилась больше.

Тот, справившись с эмоциями, выдул стакан одним махом и снова со стуком поставил его на стол.

— Видит Маюн, одна только Креона нормальная!

— А вдруг в ней Морката? — усмехнулся я, — А в тебе Маюн? Как тебе компания?

Тот даже не растерялся:

— Я бы тогда Сияну-то «ух!» — он сграбастал пальцами воздух, — Прям за её прелести!

— И Яриус бы тебе… кхм… громовником по храмовнику…

— Маюну не привыкать, — рассмеялся бард, — В общем, не знаю, громада, что это было за сияние у парнишки, но оно не пустило к нам в клетку эту магию.

— «Тёмная пасть», — сказал я.

— Видел впервые, — пожал плечами бард, — Но Сидор был дурачком, что поставил такую защиту на землянку. Смысл от защитной магии, которая убивает и хозяина? Она же ему все обереги на пальцах повзрывала!

— Это либо от неопытности чарователя, — сказал я, — Либо кому-то специально было нужно, чтобы Сидор сам себя убил, когда придёт время.

— Скорее второе, громада, — кивнул Виол, — Я слышал, пока находился в заточении, что люди Сидора обсуждали кнезовы письма, которые кнез не писал. Значит, он и вправду связан с подделкой документов… А я, дурень, как на духу ему выдал, что расследую это дело!

Я тут же сложил пальцы, смерив притихшего Виола взглядом. Вот мы и подошли к главной теме…

— Ты — сын Нереуса, царя Моредара, — сказал я, — Но при этом работаешь на Могуту, царя Раздорожья.

— Не забывай, что на мне «магия непризнания»… — начал было бард, но я грохнул по столу ладонью, потом покачал пальцем.

— Мы с тобой оба знаем, что это уже не признание. Я знаю о тебе всё, и мальчишка уже слышал.

Виол поджал губы, разглядывая моё топорище, лежащее тут же, на столе.

— Видит Маюн, всё сложно…

— Так это ты подкатил свои гусли к жене царя Хладограда? — вдруг вспомнил я слова Вайкула, когда он с дружиной нашёл нас в поле.

— Громада, ну какое это имеет отношение к делу⁈

— Потому что от твоих ответов зависит, идём ли мы дальше вместе.

Виол замолчал и со вздохом потряс пустую бутылку. Потом задумчиво откусил сухарик.

— У Нереуса несколько сыновей, — сказал он, — Ты знаешь, как наследуется южный престол в Троецарии? Ах, ну да, не знаешь…

Со вздохом он рассказал, что если у царя несколько сыновей, достигших возраста наследования, то после его смерти престол наследуется совсем не по старшинству. Достойный наследник избирается царскими советниками, кнезами и магистрами…

Я даже хмыкнул.

— Представляю, как рады взрослые наследники наблюдать, что им на смену подрастают ещё конкуренты. Тебя хотели убить?

— Не всё так мрачно, — бард усмехнулся, — Хотя в чём-то ты прав…

Законы Троецарии были таковы, что в теории на престол могли заглядываться и кнезы, как дальние-дальние родственники царей. Но только у царя совсем не должно было остаться наследников, чтобы возникло такое право.

Цари не дураки, но и кнезы тоже были защищены законом. Потому и сидели в их городах царские наместники, которые должны были вовремя докладывать в столицу, какие настроения витают в провинциях. Лишь при наличии доказанного заговора царь мог лишить кнеза власти.

Так что план у Сидора был вполне реальный. Если бы Нереус воочию увидел, что люди Павлоса убили претендента на трон, то кнез перестал бы жить в этот же день.

— Но вот кто же направлял Сидора? — задумчиво пробубнил бард.

— Заговариваешь зубы? — раздражённо спросил я.

Тот вздохнул, нервно потирая татуировку струны Маюна на плече.

— Ну, сбежал я! — он в сердцах постучал ладонью по своему горлу, — Вот тут у меня вся эта придворная жизнь! С малых лет надо заискивать перед советниками и кнезами, чуть не в ножки кланяться, чтобы нравился, чтоб запомнили! Доказывать, что достоин! Все эти науки постигать — военное дело, экономика, этикет… Тьфу!

Он вскочил и нервно закрутился возле стола. Защёлкал пальцами, обегая взглядом помещение, потом подошёл к шкафу и безошибочно открыл дверцу. Там стояли сразу несколько бутылей.

Он тут же вернулся за стол, и в наши кружки полилась рубиновая жидкость.

— Нет, громада! В маюновых сказках я видел всю эту жизнь! — он пригубил, почмокал губами, — А вот другая сторона придворной жизни мне, кстати, нравилась… Балы, приёмы. М-м-м, какие там всегда были охочие до царских сыновей прелестницы!

Он поморщился, явно вспоминая какую-то не очень приятную, но в то же время весёлую историю.

— И ведь нельзя их трогать! — его язык уже заплетался, глаза заблестели от хмеля, — Вот они, перед тобой, такие сочные, молодые, жаждущие царевичевой любви. Такие красивые…

— Виол, заканчивай концерт.

Он вмиг протрезвел и буркнул:

— Громада, Маюна тебе в почки, с тобой даже выпить по-человечески нельзя! И, кстати, я тебе правду говорю. Вот если кнезова дочь хочет выйти замуж за царевича, но видит себя именно царицей, что тогда?

— Что?

— Она будет ждать, когда царевича изберут на престол… — он вздохнул.

— Так тебя кнежинка какая обидела, что ли? — я улыбнулся, — Крутила хвостом перед тобой, а потом поняла, что твой брат имеет больше шансов?

Меня смерили хмурым взглядом. Виол вытянул губы уточкой, явно придумывая мне мысленную кару, потом буркнул:

— Я вообще-то молодой был, горячий… И моим покровителем с детства был избран Маюн, бог озорной, и кровь баламутит.

— Неужели убил брата? — спросил я.

Лука нас внимательно слушал, и открыл рот, уставившись на барда. У него изо рта даже стали вываливаться крошки.

— Из какого мира ты к нам пришёл, громада? — возмутился Виол, — Нет, просто побил… Ну, почти побил. Стукнул.

Лука облегчённо выдохнул, улыбнулся этой новости, потом дальше стал жевать.

— Брат дал отпор… А она засмеялась, так? И отец потом ещё добавил, что-нибудь сказав про то, что сперва надо стать достойным… — предположил я.

И снова меня сожгли ненавидящим взглядом. Барду моя проницательность совсем не понравилась. Впрочем, мне тоже кое-что не нравилось — топорище такой информации мне не выдало, хотя Виола это явно жгло изнутри.

Может, дело в том, что он совсем не жалеет о своих действиях?

Я примиряюще поднял руки:

— Надеюсь, сейчас это всё не для того, чтобы вернуться и что-то доказать той зазнобе?

— Я похож на дурака? — спросил бард, — Я ей благодарен только за то, что открыла глаза. Не-е-ет, мне нужна любовь настоящая! Неплохо, конечно, чтобы у неё, как у Сияны…

— Виол.

— Понял, понял. В общем, я сбежал. Стал искать сам себя, бродяжничать…

— И нашёл у Могуты?

— Да это я назло отцу. Что-то во мне щёлкнуло, и надо было доказать. Ну и я полез во все тяжкие, и царский сыщик — самое то!

— Так в Хладограде это был ты? Ну, с женой царя… как его там.

— Стоян Хладоградский. Ну, я ж не виноват, что у Стояна такой… кхм… «нестоян», — бард с невинным видом пригубил и зажурчал вином, будто бы смакуя.

Я покосился на Луку, но тот взрослых разговоров, к счастью, не понимал. Надо же, как меня это стало заботить.

И тут меня озарило:

— Погоди! Ты, значит, накосячил на севере…

Виол продолжал медленно тянуть вино, невинно глядя на меня из-за кружки.

— И эта девка, которая следила за тобой в Солебреге, — я показал пальцем за спину, — Так и Могута тебя ищет? Он хочет тебя убить?

— Нет, точно убить меня хочет Стоян, — растянулся в улыбке Виол, — А царь Могута просто недоволен. Он многим недоволен.

Вдруг подал голос Лука:

— А его царь Могута знает, что вы, господин Виол, сын нашего величества?

Бард усмехнулся:

— Ну, я и говорю, он очень недоволен.

Я поскрёб подбородок. Вот теперь мне многое стало ясно… Что-то бард недоговаривал, но я чувствовал, что это неприятные мелочи. Ну, вроде того, что его наверняка заодно могли искать и какие-нибудь лучевийские мстители — он ведь и в Лучевии успел потискать удачу за прелести.

— Ладно, задерживаться здесь уже опасно, — сказал я.

К сожалению, дубина при касании к мертвецу секретов уже не открывала. А жаль, у меня было много вопросов к толстому контрабандисту.

И самый главный — где именно сейчас Дайю и Креона.

Сидор, судя по всему, сбегал совсем впопыхах, потому что его убежище ничем особым нас не порадовало. Сухари да вино, ну ещё несколько мешков с магической солью.

В одном были припрятаны, как это не удивительно, шелкопряды, и мне повезло перетащить их внутрь дубины прежде, чем урчащий снаружи медоёж не учуял и не полез внутрь. Он и так всё время совал любопытный нос в узкий для него лаз, и трудно представить, как бы мы его отсюда выковыривали…

В некоторых мешках была пыльца, вызывающая в человеке апатию и сладкую лень. Та самая пыльца, которой была щедро усыпана поляна, чтобы забредшие сюда гости не усердничали с поисками убежища Сидора.

А был ещё и мешок жгучей соли…

И теперь мы, снова двигаясь в сторону лиманов по молодому лесу, изредка оборачивались — столб дыма, поднимающийся над кронами деревьев, было видно издалека. Сидорово убежище вместе со своим хозяином просто перестало быть.

Правда, предварительно контрабандист поделился с нами всем своим золотом, которое у него было. Я оценивающе взвешивал на руке кошель, полный золотых монет, среди которых искрили и алмазы.

— Хм-м-м, — бард всё косился на кошель, — Маюн мне подсказывает, что тут одних монет навскидку штук двести. И ещё на столько же алмазов…

Я хмыкнул, ещё раз обернувшись на дым. Ну да, скорее всего, он привлечёт много внимания, и кнезовы ищейки уже бегут туда. Ну, пусть ищут и разнюхивают следы, для меня это ничего особо не меняло. Кнез и до этого искал броссов, а теперь ищет ещё одного бросса, только верхом на огромном медоеже.