Непобедимый Боло

Уильям Форстен — ИСХОД

Пер. Ю.Балаяна

Старому другу по имени Леди,

Пусть солнце греет и утешает ее

До тех пор, пока мы не встретимся снова.

В звездном скоплении далеко от их родной галактики люди и Боло дрались со свирепым, беспощадным врагом.

Драк-на-Драк неспешно шествовал под куполом вечернего неба. Сладкий теплый воздух наполнен обещанием времени сева. Обратившись к заходящим солнцам, он встал на колени, коснулся поверхности лбом раз, другой, затем еще дважды.

Ритуал, сохраняемый привычкой. Душою он чувствовал: боги мертвы.

Щекотливый вопрос: какому закату поклоняться, первому или второму?

Был бы здесь старший брат, семейный теолог… Услышав такой вопрос, он бы долго разглагольствовал в сгущающихся сумерках, цитируя главы и стихи Грикмы, дабы найти убедительный ответ.

Драк печально закряхтел, вспоминая юность, пиршественное застолье в канун Джа, святейшего из святых дней. Его старший брат и отец ведут словесные баталии, толкуя Грикму, мать с гордостью смотрит на такого ученого сына…

Ирония жизни врезалась в душу Драка. Джаму, его брат, ученый, мертв. Мертвы все другие, а я, воин, поклявшийся их защищать, жив.

Оглушительно захрустев коленями, Драк опустился на нежную весеннюю траву, ковром устлавшую гребень невысокого холма, выступившего из бескрайнего леса. Далекий горизонт переливался радугой оттенков. Захватывающие дух закаты совсем не похожи на те, которые можно наблюдать дома, в сухом воздухе пустыни. Он медленно сорвал несколько травинок, растер их в ладонях, вдыхая аромат жизни.

Раньше у него не было возможности сидеть, наслаждаясь такими моментами и просто вдыхая аромат травы. Раньше местность была позицией, укреп-районом, простреливаемой зоной, ее следовало оборонять или занимать с боем. У Джаму всегда была своя особая точка зрения, даже когда они были еще детьми… А теперь он превратился в прах.

Странны дела Безымянного из Безымянных. Что сказал бы о них теперь Джаму?

— Проклятие всем богам! — прошипел Драк, отбрасывая траву.

Было время, когда эти слова ужаснули бы его, и не только из опасения вызвать гнев богов, но и из-за боязни рассердить отца. Несмотря на то что отец его погиб в ходе пятой Юргонской кампании против людей так много лет назад, он ещё долго остерегался богохульства. Теперь этот страх забыт.

— Богохульство — это вы, о создатели! — прошептал Драк, закрыв глаза, лежа на спине и чувствуя под собой мягкую траву.

Сон был бы приятен в такой момент.

Рой воспоминаний был слишком густ даже после всех этих лет ссылки и потаённого существования. Холодный ясный свет огненного вихря, затопившего континент, огненного вихря, ворвавшегося в мир людей. Мерцание кораблей, взрывающихся в усыпанной звездами ночи. Светлячки, каждый из которых означал гибель тысяч. Мелкон — без движения, под пятою смерти, дом — груда пепла. Он нащупал браслет на передней руке, выуженный из пепла, — обручальный подарок его дамы.

Он вздохнул, оглянувшись вниз, откуда виднелся свет в окнах дома. Драк тихо проворчал. Дураки, они его больше не слушают. Когда-то он спас их из пылающих руин своего мира. Теперь они посмеиваются, слушая его ворчание об инфракрасном излучении, маскировке и скрытности.

Теперь я просто старик, хоть и уважаемый, но все равно старик. Со времени бегства и окончательного падения Империи в этом мире изгнания появилось на свет новое поколение. Двести восемь выживших из существовавших ранее миллиардов.

Этот мир, думал он, этот заброшенный, спрятанный на краю вечности мир останется единственным, который они когда-нибудь увидят, дрейфуя через бесконечную ночь, мощь и славу старого, давно забытого.

Сон. Как я жажду сна, чтобы снова увидеть Харру. Он улыбнулся, вспомнив, как видел её в последний раз. Они попрощались, когда он отправлялся в последний поход, командуя всем, что оставалось от некогда славного флота Империи. Она стояла в дверях, держа обоих новорожденных. Даже после этих долгих лет было невозможно до конца поверить, что все трое были прахом в мире праха. Он пытался поверить, что, когда он заснёт последним сном, опять увидит её. Но увидеть её значит признать, что Джаму и пророки были правы. Чушь, ибо как могли Безымянные существовать и допустить всё то, что произошло, равнодушно наблюдая за уничтожением своего народа.

Бесконечный сон, сон без сновидений, без ночных воспоминаний о пережитом — вот чего я хочу. Но как и всегда, сон не приносил успокоения.

Вздрогнув, он проснулся.

Ужас забрёл в его душу, и он сел, содрогаясь от воспоминаний, от огня, падающего с небес.

Огонь с небес — этот образ так волновал его в юные годы!

Он улыбнулся, если можно назвать улыбкой то, на что было способно его исчерченное шрамами лицо, вспомнив, как впервые спустился с небес, во главе дюжины. Чрево корабля извергло их в чужой мир, и они, издавая возбужденные вопли и поливая всё вокруг огнем, с оружием в руках, уничтожали застигнутых врасплох людей, смеясь от великой радости битвы.

Сотня таких десантов? Или больше. Трудно было вспоминать те времена, когда он ещё сражался с оружием в руках… В течение сорока сезонов… Да, их было именно сорок.

Так он и рос, командуя. Пришла пора роты из ста двадцати, затем батальона, затем Драду из двенадцати судов, наконец, командование всем Флотом Империи в решающей битве. Да, когда он дошел до этой ступени, уже наступили дни заката Империи. Это уже был не лихой наскок на врага, но отчаянная попытка защититься. Нападали, наскакивали другие, а его флот истекал кровью и уходил в небытие. Наконец катапультирование из погибающего корабля, и вот он с верными до конца Джамаком, Дултом и Регаром, остатком его штаба, в спасательной капсуле среди обломков. Вместе они вернулись и нашли Мелкон в руинах, вместе пытались обнаружить выживших в горящем мире, чтобы сбежать во тьму и попытаться дать выжить хоть кому-нибудь из обреченной расы.

Драк рассеянно прикоснулся единственной оставшейся рукой к пустому рукаву своей одежды, ощущая ряд звезд, каждая из которых означала награду за победу.

За поражения не дают наград. А наши победы?

Он желчно рассмеялся. Джаму, мой святой братец, мог бы откопать смысл во всем этом безумии, но только не я.

Он снова сел, выпрямился и плотнее завернулся в плащ, подавляя кашель. Если кто-нибудь в деревне проснется, он только покачает головой. Уже давно был отменён ночной дозор. Даже три его старых товарища были уверены, что в нём нет смысла, что никого не осталось ни с Земли, ни с Мелкона. Он один нёс вахту из ночи в ночь, когда небо было чистым. Он глядел в небо, ожидая спасения или проклятия.

Вокруг над полями дружно жужжали ночные насекомые. Хриплый рев раздавался в лесу, и он обернулся и наклонил голову, чтобы лучше уловить звук единственным уцелевшим ухом.

Что это было?

Столь многое на этой планете было им до сих пор неизвестно, даже по прошествии двадцати лет. Это мог быть звук опасности, а мог исходить и от безобидного существа вроде уши, песчаной лягушки, клич которой оглашал когда-то ночной воздух его планеты.

Это место стало домом для него, для тех немногих, кто остался от всего населения планеты.

Спрятавшись в лесу, они обречены на страх и дрожь. Глядя в небо, они могут ожидать, что однажды оттуда падет на них огонь, эпилог страшной войны.

Он вздохнул.

Дом. Нет. Может быть, для тех, кто здесь родился, но не для меня. Дом — это где ты родился, где тебя любила мать, воспитывал отец, старшие готовили тебя к войне. Дом исчез навсегда, превратился в обломки, в прах, вместе с сотней других миров.

Из-за меня, из-за меня всё это исчезло. Всё, что осталось от моего народа, заселявшего галактику, от миллиардов. Я и ещё лишь немногие, которых я спас из умирающего мира, выжили.

Он бросил взгляд в сторону деревни, замаскированной и укрытой в лесу позади. Примитивное поселение, хижины из дерева, вокруг какие-то безделушки из прошлого, казалось, воплотили в себе мощь Безымянных. Инструменты, спасённые из-под обломков его корабля, и единственная боевая машина, спрятанная в пещере, — это всё, что осталось от имперской мечты.

Генерал Драк-на-Драк закрыл лицо рукой и заплакал.

И поэтому не увидел, как с небес пал огонь.

Сигнал тревоги пронесся по схемам, разбудив его. Сенсоры обнаружили вдали что-то, и это «что-то» могло оказаться противником.

Марк XXXIII, кодовое наименование Шерман, вздрогнул.

Он спал, схемотехника субинтеллектуального уровня поддерживала жизнеобеспечение. Когда её сенсоры обнаружили что-то подозрительное, они дали сигнал тревоги, который и привел его в чувство.

— Гордон?

Молчание.

Почему я спал?

Если бы машина могла потянуться и зевнуть, Шерман бы так и сделал. Вместо кофеина он послал электронные и лазерные импульсы в ядро своей памяти, продолжив процедуру пробуждения.

— Майор Гордон?

Снова молчание.

Внутренние обонятельные сенсоры уловили молекулы жжёного человеческого тела в его жилых отсеках. Шерман включил внутреннее видео в стандартном диапазоне. Гордон был все еще здесь, по крайней мере то, что от него осталось.

Его обугленные останки плавали в командирском кресле.

Старые привычки въедливы. Хотя было ясно, что его командир мертв, он повторил:

— Гордон?

Звук не распространялся, помещение было разгерметизировано.

— Черт! — Человеческая реакция казалась уместной в данных обстоятельствах.

Он обратился к памяти. Сон… что за странности.

Более полное понимание пришло после ознакомления с памятью. Нет, это был не сон. Я был ранен, внутренняя ремонтная программа отключила меня в порядке мобилизации энергетических ресурсов для ремонта.

Как обстоит дело со сновидениями?

Он продолжил сканирование памяти. Битва на полное уничтожение в системе Баррейн. Его полк, все другие полки погибают на поверхности или на борту десантных транспортов.

Если это называть победой, что тогда есть поражение?

Он обратился к пассивным сенсорам, прочёсывая субсветовые частоты, проверил транссветовую связь… молчание. Лишь голоса, доносящиеся через расстояния в десятки и сотни световых лет. История всё ещё носилась в космосе, голоса сотен миллиардов людей и тех, против кого люди воевали.

Он проверил канал полковой связи.

Молчание.

Просмотр всей памяти, — может быть, ответы там.

Так Марк XXXIII SHM, кодовое имя Шерман, из четвёртой роты девятого полка Динохром, узнал, как погибли две расы и как он проспал окончание войны.

Шерман размышлял, сканируя аудио- и голозаписи последних дней кампании. Как его собственный флот, так и флот противника собрали все силы для решающего сражения в отчаянной попытке окончить столетнюю войну. Для этой цели были мобилизованы все оборонительные ресурсы, домашние миры остались беззащитными для усиления мощи последнего победного броска.

Разминувшись друг с другом, оба флота напали на ожидающие победных реляций домашние миры противника и уничтожили всё, что ещё оставалось после долгой и изнурительной войны.

Затем, горя жаждой отмщения, они обратились друг против друга, зная, что, одержав победу, они не смогут её отпраздновать, не смогут вернуться домой, так как дома не стало.

Несколько недобитых кораблей спаслись во тьме. Им предстояло влачить жалкое существование изгнанников, их ждали тысячелетия нового Средневековья. Шерман вслушивался в слабые реляции полудюжины оставшихся от целого флота кораблей. Затем они исчезли.

И я проспал окончание… подумал Шерман, понимая, что его теперешнее ощущение носит название вины. Полк проследовал на Голгофу, а его транспорт позорно налетел на мину и не смог присоединиться к последней атаке.

— «И выжил я один, чтобы тебе поведать…» — шепотом процитировал он.

Он молча пробежал последние сообщения и остановился.

От: Лейтенант Джамил Гренда, Флот Республики, Командование.

Адресат: Всем судам.

Тема: Выжившие с Мелкона.

Одна, повторяю, одна спасательная капсула класса Зулу села на Мелконе и снова стартовала, предположительно забрав боеприпасы, тактические данные и оборудование. Наша окончательная, славная победа не может быть полной без уничтожения остатков нечестивой мелконской расы. Предположительно судно направилось в сектор 334-4А. Всем судам сектора приказ: обнаружить и уничтожить мелконцев. Об исполнении доложить. Новый адрес штаб-квартиры будет вскоре сообщен.

Да здравствует славная Республика!

Больше сообщений не было.

Шерман проверил время и узнал, что с момента получения этого сообщения прошло двадцать лет и двадцать три стандартных дня с момента, когда лейтенант, адмирал, генерал, верховный — или как она себя в конце называла? — издала этот приказ об уничтожении.

Значит, это меня и разбудило, подумал Шерман, сканируя системы. Обратившись к навигационной информации, он узнал, что проходит через сектор 334-4А. Сенсоры обнаружит что-то вроде мелконского корабля и вырвали меня из сна.

Шерман обнаружил, что его автоматическая внутренняя ремонтная система соединена с системой управления транспортным судном. Он просканировал корабль. Все люди мертвы. Я заключен в летящий саркофаг.

Он сосредоточился на образе, который его беспокоил.

Это был кадр инфракрасного зондирования планеты, на котором выделялся металлический фрагмент, по очертаниям напоминающий спасательную капсулу класса Зулу.

Шерман продолжил анализ. Необитаемая планета, маленький островок в море тьмы. Очертания вражеского корабля были даны в обратном изображении, металл излучал тепло быстрее, чем окружающая растительность. Он сфокусировался на интересующем участке.

Это не был корабль, лишь обломки, несколько сотен тонн обломков. Даже погнутые и обожжённые, они представляли интерес: металл можно было использовать. Одна тысяча четыреста восемьдесят одна тонна металла.

Он прозондировал прилегающие участки поверхности.

Вот! Двадцать один километр от обломков корабля.

Точечные источники тепла, более сорока. Расположены упорядоченно, решёткой, прикрыты лесным покровом.

Но больше ничего. Ни действующего радара, ни электромагнитных возмущений. Наблюдались, правда, следы излучения изотопов.

Шерман размышлял, жужжа песенку, — привычка, так раздражавшая Гордона. Это была древняя песенка времен войны за два десятка столетий назад: сладкий картофель (что бы это ни было) выскакивал из-под земли, что давало основания для торжества под флагом, делающим людей свободными.

Он включился в сети навигации и управления транспорта. Они оказались работоспособны.

Перед ним снова была поставлена задача.

Шерман направил транспорт к планете и вскоре почувствовал турбулентность при входе в атмосферу. Корабль прочертил огненный след в ночном небе планеты.

Драк этого не видел, но он почувствовал низкий грохот, двойной удар грома, который не был громом, — переход кораблем звукового барьера потряс газовую смесь планеты.

Чувствуя усиленное биение пульса, он посмотрел вверх. Ничего. Конечно ничего. Когда до меня дошел звук, от уже сели.

Драк-на-Драк встал, рука инстинктивно потянулась к поясу. Он вдруг почувствовал себя голым. Его пистолет вместе с коротким церемониальным мечом висел над камином. Он повернулся, поднял голову и увидел отраженное зарево в облаках, двигающихся от заснеженных гор. Зарево пульсировало, затем погасло.

След посадки корабля.

Он подождал, напряженно вслушиваясь.

Если это полномасштабное наступление, уже гремела бы ковровая бомбардировка.

Ничего.

Он усмехнулся. Бомбардировка — но зачем? Прошли дни, когда автоматические заводы производили массы нейтронных бомб для сглаживания поверхностей целых планет, а затем за месяц могли возобновить боезапас. Такая роскошь была забыта обеими сторонами ещё до окончания войны.

Как я наслаждался этой мощью, когда приказал произвести первый такой удар, холодно вспоминал он, думая о человеческом мире по имени Нью-Вермонт, запылавшем в лучах пелены из искусственных солнц. Миллион их ненавистных жизней был оборван, мир превращён в пепел в порядке «демонстрации силы». Или три года битвы за Теламар, когда четыре полка боевых машин людей и пять наших полков выжгли всю планету непрерывными огненными штормами.

Тогда мы тоже победили, думал Драк, молча глядя на горы.

Как мне всё это нравилось…

Покачав головой, он повернулся и пошёл, потому что не мог бежать из-за искалеченной ноги.

Он шёл через лес, опустив хобот, проверяя запахи леса, ощущая запахи древесного дыма из хижин, запах всей его оставшейся стаи.

Он вышел на деревенскую площадь и поднялся по грубым деревянным ступеням храма Безымянного из Безымянных. Решительной рукой он дернул веревку колокола.

На расстоянии более двадцати километров Шерман почувствовал вибрацию воздуха, звук от удара металла о металл.

Он размышлял. Всё ещё не прослеживалось никакой электромагнитной активности, никакие каналы не активировались для передачи сигналов тревоги, никаких радаров или лазеров.

Он вспомнил истории о войнах с участием своего тёзки, в честь которого был назван[21].

Они бьют в колокол, заметив мое приближение. Значит, вот до какого уровня они докатились. Так размышлял Шерман.

Он пошёл вперёд, прокладывая путь вверх по длинному пологому склону, сканируя гребень на наличие оборонительных позиций, напряженно ожидая применения хоть каких-нибудь систем оружия.

Ничего. Лишь жужжание ночных насекомых. Нет даже запаха мелконской стаи. Он добрался до гребня холма; не переваливая через него, выставил перископ. Звук колокола стал отчётливее, затем исчез.

Шерман проверил свой список вооружения. «Всё своё ношу с собой». Все запасы на транспорте были предназначены для поддержки пехоты, и он располагал только тем, что имел внутри себя. При нём был один термоядерный заряд с наведением по электромагнитному импульсу, с двадцатитонной стронциевой оболочкой, представлявший опасность для целой планеты. Был также и стандартный набор бронебойных и противопехотных ракет, наряду с обычным для Боло пушечным и пулеметным оснащением.

И этим мне придется обходиться очень долго, понял Шерман.

Без надежды на поддержку и снабжение он чувствовал себя стеснённым в выборе вариантов.

Шерман довёл увеличение перископа до максимума, сосредоточившись на столбах дыма, поднимавшихся из лесных хижин, и замер.

Драк-на-Драк оглядел сонные лица собравшихся, освещённые занимавшейся зарёй. Они стояли семьями; большинство составляли детёныши, прижимавшиеся к ногам родителей; самые маленькие, хныкая, отирались под ногами, неуверенно передвигаясь на своих четырех конечностях.

— Что случилось, Драк? — спросил кто-то — Снова звезда упала с небес? — По ступеням храма прокатилась волна смеха.

— По ту сторону гор Варгани сел корабль.

Его слова встретили молчанием. В бледном освещении он мог различить на лицах насмешку, недоверие, а также страх и беспокойство.

— Откуда ты знаешь это? — спросил Регар, его старый товарищ, ныне единственный священник деревни.

— Я слышал звук перехода звукового барьера.

— Гром, — бросил кто-то сзади. — Я тоже слышал.

— Я также видел отсвет двигателя с места посадки.

— Это могут быть наши? — спросил Джамак, и Драк почувствовал в его дрожащем голосе надежду. Рядом с Джамаком молча стоял Дулт — последние ветераны.

Хотел бы я это знать, но лучше соблюдать осторожность. Я думаю, нам нужно перейти в убежища.

— В эти промозглые дыры?

Драк посмотрел на говорившего. Это был молодой Хака, родившийся после исхода и выраставший в лидера.

— Никто никогда здесь не появится, — провозгласил Хака. — Мы слышим это от вас, стариков, с тех пор, как научились разбирать слова. Если всё, что вы говорили об этой своей войне, правда, то никто — ни из нашего народа, ни эти демоны люди — здесь не появится. Вы сами говорили, что уничтожили друг друга, а мы — все, кто остался.

Драк смотрел на Хаку, и ему хотелось улыбнуться. Юношеская заносчивость даже нравилась Драку. Хака стоял перед ним, облаченный в шкуру лесного леопарда, вооруженный луком, сделанным из обломка корпуса судна.

— Это был гром, — сказал Хака, оглядывая собравшихся. — Идемте-ка по домам и забудем эти глупости. Детёныши наслушались сказок о демонах.

Шерман размышлял, зондировал лес пассивными сенсорами и наконец пришёл к решению. Он послал один мощный импульс, принял отражение и сменил позицию на случай, если мелконцы засекут его и вызовут огонь. Отойдя на полкилометра, он излучил ещё один импульс, снова принял данные и сменил позицию.

Никакой реакции. Любопытно. Они маскировали своё оборудование и пытались его выманить? Картина высокого разрешения, составленная по отражению двух излучённых импульсов, показывала несколько сотен тонн металла на территории лагеря. Некоторые из этих металлических сооружений явно были системами оружия. Обонятельные сенсоры улавливали запахи мелконской мускусной железы.

Они здесь.

Он замерил атмосферное давление и параметры ветра и ввел координаты. Выбрал оружие. Горюче-взрывчатая смесь, сверхмощная взрывчатка малой дальности, кассетные заряды и ракеты независимого наведения. Нет смысла тратить тяжёлый боезапас на то, что может оказаться передовым постом. Старинный способ обстрела по гаубичной траектории для этого случая оптимален. Кроме того, ему была по душе артиллерия, — возможно, влияние его тезки.

Во славу полка! — подумал он. Из его корпуса хлынул поток огня, в течение миллисекунд после этого он был готов к атаке.

— Атака!

Драк-на-Драк повернулся к Регару, который ему всё ещё казался странным в этих священнических одеяниях, несмотря на все эти годы. Регар указывал на гору, и Драк обернулся.

К тёмному небу протягивались огненные пальцы. Драк уже и раньше прикидывал обстоятельства возможной ракетной атаки с вершины холма и знал с холодной уверенностью, сколько секунд осталось до первого взрыва. Если удар ядерный, то это уже неважно, но, может быть, и нет!

— Быстрей! Быстрей! — закричал Драк, указывая на заросли, где находились старые убежища.

Толпа смотрела на него растерянно, молча. Некоторые улыбались, другие прыгали на ступеньки, чтобы тоже посмотреть в сторону горы сквозь кроны деревьев.

— Проклятие нисходит сюда! — заорал священник. — Быстро за Драком!

Размашистым шагом, насколько позволяла его нога, Драк спрыгнул со ступеней и рванулся по тропе, извивающейся между деревьями и ведущей к подземным бункерам. Сначала один, другой, затем кричащая толпа — все последовали за ним, некоторые в панике, другие — ещё не понимая, что случилось, просто следуя примеру остальных. Драк вилял между деревьями, отсчитывая секунды до первого взрыва.

Если не ядерный, то на первое будет горючая смесь, чтобы снять кроны деревьев, потом кассетные и шрапнель, думал он, удивляясь, как он может так холодно и ясно рассуждать. Тропа огибала высокое гарнтовое дерево, более полудюжины рук в поперечнике и сотня метров в высоту. За ним находились бункеры, заросшие спутавшейся виноградной лозой. Драк подбежал к ближайшему, отбрасывая лозу:

— Внутрь!

Молодая мать, которая была почти детёнышем, когда он вытащил её вместе с другими из убежища под школой, около которой они сели на Мелконе, и теперь нёсшая на руках двух своих детёнышей, заколебалась, и он с силой швырнул её внутрь. Детёныши взвизгнули от боли. Другие рванулись за ней. Драк продолжал считать, потом посмотрел вверх, чувствуя это перед тем, как услышать.

— Ложись! — закричал Драк.

Священник, Дулт и Джамак чувствовали это так же, как и он. Они начали швырять на тропу тех, кто не успел нырнуть в бункер.

Драк упал. Он слышал первый шёпот, растущий звук двигателей, прогоняющих боеголовки сквозь кроны деревьев.

За двести метров от них раздался первый взрыв, сопровождавшийся яркой белой вспышкой. Он услышал крики ужаса, тотчас заглушенные какофонией взрывов, когда сорок сверхмощных зарядов в точно рассчитанном соотношении воздуха и горючего, а также шрапнели и кассетные разорвали дюжину акров леса. Последними упали зажигательные, воспламенив обломки.

Драк, тяжело дыша, с трудом поднялся на ноги. Он чувствовал тёплое покалывание в крови и с ужасом понял, что это прилив возбуждения. Часть его разума ощущала старинный энтузиазм, опьянение боем, радость обманувшего смерть. Столько раз испытанное, это стало частью его натуры.

Тут он услышал плач.

Он двинулся вдоль тропы. Народ глядел на него расширенными глазами, выражение в которых изменилось. Когда-то он был их спасителем, когда опустился на Мелконе, вытащив из убежища и забрав из умирающего дома. Но спаситель редко остается спасителем навечно. Через много лет он стал анахронизмом, пережитком, единственным, кто готов встретить врага. Все остальные знали, что враг мертв. Его стали считать одержимым, старым дураком.

И вот он снова спаситель. В этот момент Драк еще раз осознал вечную иронию судьбы солдата, защищающего гражданских, память которых коротка, в то время как солдат никогда ничего не забывает, если хочет остаться в живых.

— В убежища, скорей, пока он не ударил второй раз.

Теперь не было никаких колебаний. Они вскочили и рванулись к бункерам. Он посмотрел им вслед и порадовался, что никто не убит, хотя было несколько раненых.

— Регар, Дулт, Джамак, ко мне, — сказал он своим ветеранам.

Они стояли вместе в лесу, глядя на пылающие развалины деревни.

— Значит, они всё-таки вернулись, — холодно сказал Регар, стряхивая со своих одеяний листья и всякую лесную труху.

Драк кивнул, не желая произносить классическое: «Я же вам говорил!» Вокруг вился дым, приносимый утренним ветерком от горящей деревни.

— Интересно, чем они располагают? — тихо спросил Джамак, и Драк увидел ненависть в глазах своего старого друга.

— По меньшей мере одной огневой позицией, группой огневой поддержки, — сказал Регар. — И конечно, десантники атакуют сейчас.

Драк покачал головой:

— Десант был бы уже на месте. Они чего-то уж СЛИШКОМ долго выжидают.

Пока Драк говорил, Джамак взглянул вверх, как бы ожидая, что вот-вот появятся на ускорителях люди из космического десанта.

— Механическая единица, — сказал Драк. — Минимум одна, может быть, две: одна маневрирует, другая поддерживает огнем.

Он выждал момент, наклонил голову, чтобы лучше слышать здоровым ухом:

— Скорее всего одна. Если бы было две, вторая бы уже ударила.

Он повернулся и посмотрел на своих старых друзей, остатки своего штаба.

— Регар, останься с людьми. Мы следуем ранее согласованному плану. Когда услышишь шум боя, отводи народ из бункеров в глубь леса, а мы отвлечём атакующих в противоположную сторону. Джамак, Дулт, вы со мной.

Регар тоскливо посмотрел на них. Драк знал, что ему хотелось присоединиться, в нем был силён старый зов битвы.

Драк улыбнулся и потрепал его по плечу:

— Нам нужен хоть один ветеран нашей славной Империи, чтобы не угасла память.

— По крайней мере теперь они будут нам верить, — печально сказал Регар.

— Пока не родится следующее поколение, — сказал Драк, не выдавая своих опасений, что после сегодняшних событий может не остаться и этого поколения мелконцев и их память растает в ночи.

— Благословение Четырех Безымянных на вас всех! — сказал Регар. Джамак и Дулт преклонили колени, когда он поднял руку для благословения.

Драк стоял молча. Печально улыбнувшись, он кивнул старому другу и пошел по тропе к пещере, где было спрятано их оружие. За ним следовали все, оставшиеся от мелконских имперских вооруженных сил.

Следуя по узкому проходу, Шерман перевалил через гребень и направился вниз по склону.

Семь и девять десятых секунды до противоположной стороны поля, рассчитал он, рванувшись вперед и увеличивая чувствительность своих сенсоров до максимума. Ответного огня он не дождался.

Интересно. Цель уничтожена. Сканирование показывает, что в обломках нет ни трупов, ни какого-либо вооружения, заслуживающего это название.

Тогда где же центр сопротивления?

Он покатил через открытый альпийский луг, дошёл до края леса, врезался в гущу деревьев, задержался, пытаясь обнаружить следы изотопов, указывающие на наличие минного барьера. Здесь было бы логично разместить минное поле. Склон уходит вглубь, и почва достаточно глубока.

Опять ничего.

Леса и джунгли — гадость, думал он. Ни обзора, ни простреливаемости, да и спрятаться кому угодно гораздо легче.

Ждать здесь нет смысла, решил он и рванулся через лес, ломая деревья. Он запустил обзорный зонд, послав его на высоту пять тысяч метров. Зонд взмыл, не привлекая вражеского огня.

Зонд парил в высоте, посылая ему картину местности. После первого удара начался лесной пожар, ускоряемый ветром.

Это было очень не похоже на мелконскую тактику. Если у них и была слабость, так это их неспособность ждать. В девяносто восьми и двух десятых процентах случаев боевых столкновений мелконцы нападали, как только приближались главные силы противника.

Может быть, они думают, что я только дозор большого десанта?

Нет, они должны были обнаружить только одно судно. В пределах всей системы не было больше никого. Никого не было в пределах, наверное, ста парсеков!

Поверхность под ним выровнялась полностью. Пройдя шестнадцать километров через лес, некоторые деревья которого были такой толщины, что их приходилось срезать ионным импульсным лучом, он снова начал подъем по пологому склону, на котором встречались скальные выступы. Ломая деревья, он вышел на лужайку, которая граничила с зарегистрированной позицией врага.

Он просканировал местность и наконец обнаружил движение.

Полдюжины мелконцев выскочили из скрытой позиции, очевидно выкуренные надвигавшимся огнем.

Шерман повел пусковой установкой, заряженной магазином малых ракет, и замешкался.

Это было мирное население. Щенки.

Общий приказ номер тридцать девять ясно констатировал, что все мелконцы должны быть уничтожены.

Однако он медлил, видя, как в ужасе вопит детёныш, а мать укутывает его своим плащом, убегая от наступающего огненного вала. Она обернулась через плечо и заметила его. Шерман видел через телескопический прицел, как её глаза расширяются от ужаса, уши, похожие на собачьи, прижимаются к черепу и она ещё крепче прижимает к себе детёныша.

Он знал, что ему приходилось раньше убивать мелконских самок и детенышей. Когда полк бригады Динохром высаживается на планете, «попутный ущерб» обычно весьма значителен. На Ютаке он составил не менее двух миллиардов жителей. Шерман разряжал свой «Хеллбор» в мелконские города, зная, что мелконцы делают то же самое с городами людей.

Но сейчас, впервые за сорок восемь лет службы, в его прицеле оказались мелконская самка и ее детеныши.

Война — это ад, подумал он, и тут сигнал тревоги поступил от выпущенного им зонда, как раз перед тем, как энергетический луч уничтожил его.

Но в последнюю микросекунду своего существования зонд успел указать расположение уничтожившего его противника.

Хотя он знал, что согласно букве закона мелконские самки и детёныши рассматриваются как «личный состав», он нашёл оправдание в необходимости заняться активным врагом и отвёл пусковую установку, одновременно махнув в сторону источника луча ракетный залп.

— Хороший выстрел, Джамак, теперь пора двигаться, — сказал Драк.

Джамак обернулся через плечо к Драку и ухмыльнулся:

— Как в старые дни, мой командир!

Драк покачал головой. В старые дни он командовал тысячами, а не одним потрепанным и устаревшим разведывательным танком.

— Двигай отсюда! — закричал Дулт. — В нас стреляют!

Джамак вывел машину из пещеры и рванулся в лес, обходя деревья, мечтая о настоящей боевой единице типа людских Боло, которым не надо объезжать деревья.

Как бы читая его мысли, Драк понимал, почему ругается Джамак. Было время, когда он командовал легионом механизированных средств, почти не уступающих лучшим человеческим разработкам.

— В этом пучке есть самонаводящиеся, — объявил Дулт, наблюдающий за вражеским огнем.

— Джамак?

— Намёк понял! — И он свернул в лощину, закрытую сверху плотной пеленой деревьев.

Их тряхнуло, когда разрыв снёс холм, у которого они только что находились.

— Липучки еще кружат над нами, — спокойно сказал Дулт. С наружного микрофона они услышали звук двигателей самонаводящихся ракет, кружащих над лесом и ищущих цель, чтобы нырнуть за ней.

— Одна взяла, применяем противодействие!

Дулт сбил пикирующую на них ракету, приготовился сбить вторую, в то время как Джамак вывернул машину изо рва, на полной скорости направляясь в лес.

Ещё один залп загремел близкими разрывами, шрапнель ударила по корпусу машины, вспышка горючей смеси скрыла из виду местность.

Джамак только смеялся, уводя человеческую машину все дальше в лес.

— Твоя очередь, Регар, наставлять их, — прошептал Драк.

Шерман резко отвернул от разрушенной деревни и рванулся через лес, пустив вслед врагу один за другим два залпа. Самонаводящиеся ракеты передавали ему картину местности, и он быстро узнал свою добычу, лёгкую трехместную разведывательную машину типа «Хок». Её вооружение включало лучевую пушку, залповую реактивную установку и, возможно, один ионно-плазменный выстрел типа «Хеллфайер». Было над чем подумать.

Это могло быть опасным. Как оса, эта установка имела только одно жало, но оно могло сорвать гусеницу, срезать башню, а при большом умении и везении даже проникнуть в зарядный погреб и вызвать внутреннюю детонацию. Мелконцы применяли эту тактику с большим успехом на первой стадии Гильгамешской кампании, выведя из строя шестьдесят два процента старого Седьмого, прежде чем была изменена тактическая доктрина и введены передовые отряды схожим образом оборудованных легких машин.

Интересный противник, подумал Шерман, увлечённый охотой. Конечно, на его стороне было подавляющее преимущество в силе, но мелконцы не были новичками. Три его залпа навесного огня не дали результата, они умело сбивали самонаводящиеся ракеты. Шерман запустил зонд-невидимку, развернувший на высоте десяти тысяч ярдов свои прозрачные майларовые крылья. Зонд захватил машину противника, потерял её в зарослях, снова захватил и уверенно вёл через лес.

Истратив четырнадцать процентов боезапаса, Шерман решил приблизиться на расстояние, достаточное для нанесения уверенного поражения.

И в тот же самый момент он понял замысел врага.

Драк наклонился вперёд, сосредоточенно глядя через плечи водителя и оператора вооружения. Его командирское место ничем не напоминало мостик корабля. Он никогда не воевал в механизированных частях. Джамак, начинавший службу именно в таких машинах, явно наслаждался родной стихией. Он лавировал между деревьями, прыгал через углубления, поднимал буруны в пересекаемых водных преградах и без предупреждения включал задний ход, осаживая машину и резко меняя направление движения. Они отвлекали врага все дальше и дальше от деревни.

Противник больше не пытался поразить их зональной бомбардировкой. Лишь изредка вслед им жужжала одинокая самонаводящаяся ракета.

Это одиночная бронеединица, понял Драк. Она здесь без всякой поддержки и не хочет впустую расходовать боезапас ради поражения такой же одинокой машины врага.

Вот до чего дошла война, думал он с кривой печальной ухмылкой, одинокий человеческий Боло гоняется за одиноким мелконским разведчиком. Какие саги можно сложить об этом! И он снова проклял Безымянных.

Он знал, что время на исходе. Второе солнце поднялось высоко над горизонтом. Их деревня осталась далеко за холмами. Если бункеры не поражены, в распоряжении Регара достаточно времени, чтобы увести народ подальше в лес. Он сознавал, что шансов на выживание очень мало. Его удивляло, что они так долго водят за собой Боло. Как только враг покончит с ними, он легко найдет дорогу обратно и безжалостно прикончит всех уцелевших. Такие машины разрушали целые миры. Что говорить о двухстах восьми мелконцах, которые вольются в общий итог взаимного уничтожения! Но… не умирала в нем искра надежды, задержка даст его народу возможность рассеяться, может быть, кто-то уцелеет. И через тысячи лет они опять полетят к звездам!

Его мечты о выживании были прерваны ослепительной вспышкой. Снаряд «Хеллбора» снёс полхолма перед их машиной, превратив почву в сияющий фонтан плазмы. Джамак мгновенно довернул, чтобы встретить взрывную волну покатостью лобовой брони. Машина взлетела в воздух и тяжко брякнулась о поверхность.

Ошеломленный Драк увидел, как тело Дулта обмякло, свалившись вперед. Череп его был пробит, он умер мгновенно. Старый дурак не пристегнулся как следует.

— Цель впереди справа! — крикнул Джамак.

Драк отстегнулся от командирского кресла, отодвинул тело Дулта и занял его место перед панелью управления оружием.

Его чуть было не постигла судьба Дулта, когда его друг Джамак дал полный назад, чтобы уклониться от града обедненного урана, превратившего гребень холма в клубящийся адский дым.

Драк активировал ионно-плазменную установку. Выдвинулся совпадающий с курсом машины ствол.

— Смотри, у нас только один выстрел, — шипел Джамак, — не промахнись!

— Может быть, уступить пушку тебе? — иронически спросил Драк.

— Я был водителем, — обиженно возразил Джамак. — Я вывел моего стрелка на трех Боло. Мне — лучше вести, а тебе — стрелять, сэр.

Взорвав холм, Шерман оценил результат. Перед ним бушевал огненный шторм. Зонд над головой подпрыгнул и кувыркнулся от воздействия ударной волны. Квадратный километр леса отсутствовал, давая ему возможность обзора. Внезапно зонд с оплавленными крыльями камнем упал на поверхность планеты, опять лишив Боло господствующего обзора.

Шерман повернулся и еще раз хлестнул холм из другого «Хеллбора», испарив лес и лишая противника возможности спрятаться. Затем он полил местность из пушек с обеих сторон. Если враг вылезет из укрытия, он неизбежно окажется на открытой местности.

Охота почта закончена, подумал он и удивился, почувствовав легкое сожаление. Его противник мастерски играл в кошки-мышки, уведя его далеко от точки начального контакта. Сейчас прозвучит последний выстрел этой войны, а потом наступит молчание.

Он бросил в долину завесу заградительного огня и пошел на сближение.

Мир за бортом разведывательной машины превратился в пылающий ад.

— Вот почему я никогда не стремился в броневойска! — кричал Драк. — Все в тебя швыряются чем угодно! Пехота может хотя бы закопаться!

Джамак обернулся с кривой улыбкой.

— Ничего страшного! — крикнул он, но Драк видел страх в его глазах. — Он подойдет с фланга, — оповестил Джамак, — слева или справа, на дистанцию прямого поражения. У тебя будет только секунда на оценку, захват и выстрел. Ствол поворачивается на десять градусов вправо, столько же влево. — Ещё не закончив свой инструктаж, Джамак повернул вправо и остановился.

Драк хотел было спросить, почему вправо, но понял, что это просто одна из равноценных возможностей. Или враг сразу окажется в их прицеле, или они получат снаряд в корму. Шансы равные.

Драк согнулся над экраном, проверяя состояние орудия. Он продул ствол, освобождая его от пыли и осколков, и застыл в ожидании.

Снова вспомнился брат Джаму, вспомнилась семья, потерянные дети. Вспомнил он и тех, кто смеялся над ним, над его ожиданием этого дня.

На мгновение глаза его закрылись.

— Пусть они живут, пусть все они живут! — взмолился он.

— Цель по курсу, пять градусов вправо! — закричал Джамак.

Вздрогнув, Драк открыл глаза и навел пушку.

Дисплей показал захват. Он увидел вспышку и понял, что она означает. Нажав на кнопку пуска, он ощутил толчок отдачи, заряд рванулся по стволу, ускоряясь до сорока тысяч футов в секунду и более, и тут мир вокруг Драка ослепительно вспыхнул и сразу погас.

Шерман оседлал холм. Долина под ним купалась в огне разрывов.

Перевалив через вершину, Шерман вдруг почувствовал страх. Это ощущение было частью его программы выживания. Мгновенно вычислил шансы, временные промежутки и их соотношения. Бронемашина, появившаяся перед ним, имела один ионно-плазменный заряд. Сенсоры Шермана чувствовали, что заряд в камере раскручен на полную мощность, видели открытое дуло. Ствол пушки начал движение в его сторону, выходя на линию прямой наводки.

Шерман представлял собой цель, находящуюся под углом в одиннадцать градусов. Он знал, что умелый оператор оружия может с такой позиции поразить уязвимое место между гусеницей и юбкой боковой брони. С такого расстояния заряд может проникнуть достаточно глубоко для полного разрушения и даже уничтожения Боло.

В его мире микросекунд всё механическое движение казалось ужасающе медленным. Ствол врага продвигался на миллиметр, его собственный продвигался тоже на миллиметр. Он рассчитывал и пересчитывал, он знал, что должен стрелять.

Его снаряд направился к врагу, и он зарегистрировал вспышку света, понесшуюся к нему от мелконской машины за миллисекунды до того, как его снаряд нанес отклоняющий удар по противнику.

Враг выстрелил раньше. Шерман сосредоточился. Он уже не успевал использовать пушку Гатлинга для рассеивания заряда и попытался сосредоточить энергию на внутреннем щите, чтобы отвести основной удар от жизненно важных областей своего организма.

Удар пришелся на переднюю броню, в полуметре от борта. Заряд частично прожег броню, отслоив её. Механическая сила воздействия была такова, что вздрогнули все восемнадцать тысяч тонн его массы. Он почувствовал боль, настолько реальную, что можно было подумать, он состоит из плоти и крови. Разрушительная энергия проникала в него, ослабевая и рассеиваясь, но не дошла до критических узлов.

Ужас исчез, когда приданные Боло эквиваленты человеческих ощущений убедились, что рана не смертельна. Её могла быстро залечить команда хороших техников.

Каких техников?

Выжил. Выживу и далее. Миссия еще не окончена. Он повернулся, подставляя противнику лобовую броню, хотя и знал, что этот выстрел был единственным. Проверив системы оружия на борту, ближнем к точке попадания, он повёл направляющими ракетной установки и покатил к дымящемуся броневику.

— Джамак, Джамак!

Преодолевая боль, Драк ковырялся в дымящихся и горящих развалинах машины. Ещё одна причина его предубеждения против механизированных частей. Смерть в огне здесь была наиболее обычным видом расставания с жизнью.

Ему посчастливилось найти и освободить Джамака из металлической паутины. Сердце друга пока ещё билось под окровавленной одеждой. Он с трудом вытащил Джамака через верхний люк, который сейчас был настолько близок к почве, что Драк даже опасался, сможет ли он протиснуться.

Он оттащил друга подальше, только теперь заметив, что шерсть на его руках дымится. Не обращая внимания на боль, он погасил тлеющую шерсть Джамака, затем сбил занимающееся пламя со своей.

— Драк?

— Я здесь, Джамак.

Он подполз к другу.

— Ты попал в него?

— Не знаю.

— Пять машин потерял точно так же… Шестая… — шептал Джамак. — На последней получил Звёздную медаль.

— Получишь еще одну, я позабочусь.

Джамак улыбнулся и попытался сесть.

— Осторожно, не напрягайся, — тихо сказал Драк.

Вокруг них в радиусе более километра дымились пни деревьев и грунт. В отдалении бушевал лесной пожар, удушливый дым стлался вокруг и поднимался к равнодушному небу.

Драк услышал треск разбросанных древесных стволов под гигантскими гусеницами и увидел сквозь дым громадный силуэт. На него надвигался Боло Марк XXXIII по имени Шерман.

— Мы прикончили его, Драк?

— Да, мы его прикончили.

— Значит, мы выиграли войну.

Драк поудобнее устроил голову Джамака и прикрыл его глаза, чтобы дать другу умереть, веря в победу.

Шерман остановился. Броневик не нуждался в последнем выстреле. Добивать было нечего. Неплохая победа над достойным соперником. И тут он обнаружил двоих. Стволы гатлингов мгновенно зафиксировали обоих.

Общий приказ номер тридцать девять был в силе. Два мелконских солдата в войне, где понятие «военнопленный» было давно забыто.

Боло просканировал свою добычу подробнее. Несмотря на отсутствие руки и шрамы на лице, один из них был опознан как генерал Драк-на-Драк, разрушитель миров, последний командующий мелконским имперским флотом.

Шерман наблюдал, готовый разнести его в клочки при первом же движении. Но Драк не двигался.

Шерман понял, что он долго не будет двигаться. Генерал держал в руках умирающего товарища. Он прикрывал глаза друга, чтобы тот не видел надвигающегося конца.

Сколько своих товарищей-людей я видел умирающими точно так же… размышлял Шерман. Они умирали с вызовом, но одновременно с любовью. К товарищам, к полку. Они умирали со всем хорошим и плохим, что есть в человеке.

Если бы где-нибудь был штаб, там обрадовались бы такому пленному. Но Боло знал, что нет больше нигде штабов и как минимум тысячу лет еще не будет.

— Генерал Драк-на-Драк, — сказал он наконец.

Драк поднял голову, не удивляясь тому, что Боло говорит, к тому же по-мелконски. Глядя на Боло, он подтверждающе кивнул.

— Я имею приказ уничтожать мелконское вооружение, оборудование, персонал.

— Я сам отдал бы такой приказ, я давал такие приказы, так что выполняйте.

Шерман наблюдал, как Драк по-прежнему держал товарища.

— Вот перед вами два осколка Империи, два ветерана, добейте нас, и черт с вами.

— Были и другие, — возразил Шерман и увидел, как генерал напрягся.

Драк мягко опустил голову друга и поднялся.

— Может быть, хватит?

— Что?

— Пусть хоть что-то выживет после этого взаимного самоубийства.

Шерман обдумывал его слова, вспоминая последний слабый шепот в каналах связи и последующее молчание.

Драк на мгновение опустил голову и опять поднял ее к Шерману.

— Вы сказали «мелконское», так?

— Так обозначено в приказе.

— Тогда послушайте. Двадцать стандартных лег назад я вернулся на Мелкон после общего разгрома. Я бы погиб с кораблём, но мой друг, — генерал показал на Джамака, — втащил меня в спасательную капсулу. Мы вернулись в мой мир, нашли нескольких выживших, большей частью детей, и улетели прочь.

Драк покачал головой. Больше никого не осталось. Мои товарищи, моя семья, дети… Он старался подавить слёзы.

— Остальные родились здесь. Они больше не мелконцы. Система мертва, как и та, в которой сделали вас, кроме тех, кто тоже нашел убежище где-нибудь. Давайте покончим с этим. Войне конец.

Шерман обдумывал его слова, вспоминая испуганную самку в своём прицеле. Он вдруг почувствовал себя очень старым и очень одиноким.

Но у него был ещё один приказ.

— Генерал Драк-на-Драк, я Шерман, Четвертая Девятого полка Динохром, и я требую вашей сдачи в плен.

Драк улыбнулся и потряс головой:

— Иди ты к дьяволу!

Шерман, озадаченный, молчал долгую секунду. «Война — это ад, и мы — демоны, которые её создали». Он не раз слышал эту фразу.

— Мы и так все в лапах дьявола, — ответил наконец Боло.

Драк-на-Драк сидел на холме, следя за небом. Он увидел вспышку, затем на пламенном хвосте взмыл вверх корабль.

Он наблюдал за отбытием своего старого врага, пока корабль не превратился в точку и затем не исчез окончательно.

Драк подумал, что бы сказал его брат о молитве за что-то не из плоти и крови, но наделённое сочувствующей душой. Как молиться за врага, который дал жизнь твоей расе?

Впервые за двадцать лет Драк-на-Драк опустил голову в молитве.

Затем он умиротворенно поднялся и пошел вниз по склону дымящегося холма, туда, где был его народ.

В эту ночь он заснёт без страха перед тем, что может ему присниться.