Непобедимый Боло

Шериан Льюитт — ПРЕКРАСНАЯ ДАМА СЭРА КЕНДРИКА

Пер. Е.Фурсиковой

И к чему принуждать нас заниматься ерундой? То есть, конечно, наши родители, и их родители, и все остальные верят во всю эту чушь, но меня-то на это не купишь, дудки. Пусть они остаются с этой своей честью, самопожертвованием и овцами, если так хотят. А я не хочу. Ни за что.

Я современная девчонка и не намерена ждать того дня, когда мне можно будет покинуть Камелот. Дам деру. Исчезну. Наш город даже захолустьем не назовешь. Сюда ничего не доходит, вообще ничего. Да еще эти местные ограничения. Можно подумать, что мы живем еще в эпоху до космических полетов. Как будто до Дуврского порта не рукой подать, пусть на телеге это и занимает почти целый день пути. Да перед кем они притворяются? Телега… Смех один.

Среди моих ровесников никто не хочет торчать здесь. По крайней мере никто из моих друзей.

Элизабет и Сюзанна уже сдали экзамены на допуск в космическую торговлю. Я на год моложе, поэтому должна ждать, когда мне исполнится восемнадцать лет. Словно это что-то изменит.

Роберт Редсон уже сбежал, а он мой ровесник. Точно не знаю, как ему это удалось, но скучаю я по нему жутко. Хотя ничего такого между нами не было. Да и не могло быть.

В один прекрасный день Робби уехал в порт и больше не вернулся. Он ни разу не написал мне и не рассказал, что же произошло, но я знала, как ненавидел он это место, а еще знала, что мистер Пенни очень хорошо к нему относился. Говорил, что такой смышленый парнишка, как Робби, без труда найдет место космолетчика и начнет новую жизнь в бескрайней вселенной, открывающейся за пределами нашей дыры. До чего ж мы с Робби любили бывать вместе в порту и мечтать о том дне, когда все связанное с Камелотом останется позади.

Если бы наши родители узнали, как часто мы туда выбираемся поглазеть на прибывающие торговые суда, они бы нас убили. К счастью, мистер Пенни полагает, что нам будет только на пользу узнать побольше о цивилизованной вселенной, и частенько приглашает нас к себе в свою смену. Думаю, мистер Пенни едва ли не единственный взрослый, который еще не забыл, каково это — быть молодым.

Во всяком случае, если мои предки уверены, что после совершеннолетия я останусь здесь, их ждет большой сюрприз. Больше всего меня бесит, что они меня к этому принуждают.

— Но со всей планеты приглашены девушки твоего возраста, — возразила мать.

Ну да, конечно. Только вся планета — это дюжина деревень, три городишка и разбросанные повсюду фермы. Хорошо еще, что я не живу на ферме. Хуже ничего не придумаешь! А вообще мой отец — серебряных дел мастер нашего города, а мама делает для него эскизы.

На самом деле и живем-то мы неплохо. У нас двухэтажный дом с черепичной крышей и каменным полом, а на столе в гостиной даже лежит ковер, привезенный откуда-то из большого мира. У меня восемь платьев: пять будничных, два воскресных и одно для праздников, из синего бархата, расшитое розами по вырезу и рукавам. Ни одна из девчонок в моем классе не может похвастаться ни такой одеждой, ни таким домом, ни всем остальным.

— Да тебе вообще не на что жаловаться, — сказала Элизабет, когда мы с ней обсуждали, как будем проходить тест. — Тебе ведь не приходится каждый день чистить курятник или каждый божий день есть одну капусту, хлеб и яйца.

Бесс слишком уж превозносит мою семью. По-моему, это оттого, что она неровно дышала к моему брату Эндрю и думала, что у них с ним все серьезно. А он потом оставил ее и обручился с Энни Карпентер. Но мне кажется, что она встречалась с Эндрю только из-за того, что ей больно уж хотелось жить в нашем нарядном добротном доме, есть с серебряных тарелок и носить красивую одежду. Но сам Эндрю ей никогда по-настоящему не нравился. Она и со мной-то подружилась, чтобы почаще видеться с ним. Но по крайней мере я смогла убедить ее пройти тест на космического негоцианта[9] и улететь в большой мир (подальше от моего брата).

Так вот, объявили о празднестве, где должны будут избрать Королеву Любви и Красоты, и поэтому все юные девы (ненавижу, что нас всегда называют девами, а если я не дева, кому какое дело и что из того?) не старше двадцати лет приглашаются на турнир, где они должны будут восседать на помосте и всякое такое.

Вот дурость-то. Я бы не пошла. И кому охота становиться этой самой Королевой Любви и Красоты? Как будто это что-то значит. Просто для наших родителей это еще одна возможность заставить нас поверить в эту странную фантазию под названием Камелот, которую они творили в поте лица своего.

Я бы действительно не пошла. Но мама сказала, что мне сошьют новое платье, какое только захочу. А еще говорят, что там будет сэр Кендрик и что именно он выберет Королеву.

Вы, наверное, думаете, что горстка любителей сельских идиллий, вроде тех идиотов, что около века назад основали Камелот, обошлись без психотроники? По большому счету, так и есть. Но сэр Кендрик — это, знаете ли, сэр Кендрик. Марк XXIV Боло — единственное, что соединяет вымышленный мир Камелота и всю остальную живую, реальную, высокоразвитую вселенную.

Я никогда не видела сэра Кендрика, только рассказы о нем слышала. Но я бы хотела своими глазами увидеть единственный образчик высоких технологий в этой нашей «давайте жить как в сказке». Можно было бы соблазниться уже одной этой возможностью.

А ведь будет еще и платье.

Я прочитала приглашение, сидя в мануфактурной лавке. Там было ещё по меньшей мере пять девчонок, все со своими мамашами и сестрами. Все они хихикали и сплетничали. Вот она, камелотская ярмарка невест. Они с таким энтузиазмом предаются этим детским играм в надежде удачно выйти замуж и принести побольше денег в семью; какие они все убогие, подумала я.

К тому же из этих пяти только одну можно было назвать действительно хорошенькой. У Джоан Талмэдж слишком длинный нос и полное отсутствие подбородка, Мэри Фезердаун просто жирная, а у Кэтрин Холлис нечистая кожа. Сюзан Талмэдж еще можно счесть миловидной, но сама по себе она полный ноль. Нет, здесь мне никто не составит конкуренции. Можно спокойно забыть об этих неудачницах и заняться изучением того, что написано в приглашении.

Слова были изящно выведены рукой сестры Бриджет, четыре года тщетно бившейся над моим чистописанием. Приглашение было украшено цветным бордюром с орнаментом из единорогов, золотых корон и серебряных шпор. Полагаю, в честь нашего единственного рыцаря.

«Всех Юных и Прекрасных Дев», — начиналось приглашение. Терпеть не могу этот высокопарный слог. Мистер Пенни говорит, что из всех торговых портов во всем секторе только в Камелоте еще так выражаются.

«Всех Юных и Прекрасных Дев благородные защитники Камелота просят почтить своим присутствием турнир в Пятнадцатый день Мая, в надежде избрать одну из их Достойного собрания Королевой Любви и Красоты, которая будет править нашими бедными сердцами и стремлениями и вдохновлять нас на великие свершения в их благосклонных глазах».

Я дважды перечитала всю эту галиматью. И чем же будет заниматься эта самая Королева Любви и Красоты? Вдохновлять на великие свершения? Кого? Есть только один настоящий рыцарь — защитник Камелота, и тот совершенно бесчувственный к женским чарам.

Остальные — всего лишь мальчишки с претензиями или же те, кто не смог пройти тест на космического негоцианта и теперь вынужден заниматься хоть чем-то, чтобы не свихнуться. Вот они и тешатся этими рыцарскими забавами, прекрасно зная, что сэр Кендрик всегда прикроет в случае опасности. Если только это когда-нибудь понадобится, в чем я лично сильно сомневаюсь.

— О, вот эта желтая такая красивая, — с придыханием произнесла Сюзан Талмэдж. — А ты как думаешь, Абигайль?

Услышав свое имя, я обернулась. Сюзан Талмэдж — дура набитая. Ненавижу желтый. Да еще ткань, которую она держала, растянув на ладонях, была неровно окрашена и какого-то тошнотного оттенка, напоминая сходящий синяк.

— Ну не знаю, Сюзан, — сказала я, пытаясь держаться доброжелательно, хоть она этого и не заслуживала. — Честно говоря, мне кажется, тебе бы больше пошел розовый.

Я сказала правду, я вовсе не пыталась уменьшить шансы соперницы. То есть они, конечно, все равно мне не соперницы. Но я вовсе не хочу оказаться на помосте единственной, выглядя лишь немного привлекательнее, чем обычно.

— Но розовый выбрала Мэри, — вяло запротестовала Сюзан.

— Тогда, может, возьмешь одну из этих, с рисунком? — предложила я. — Например, вот эту, с цветочными орнаментами, здесь много розового. Можно добавить и желтый, если тебе так хочется. Будет смотреться намного лучше.

— Спасибо тебе. — Сюзан заметно повеселела. Как будто ей самой не могло прийти в голову спросить один из образцов, что были перед самым ее носом.

— А какой цвет выбрала ты, Абигайль? — обратилась ко мне Кэтрин.

— Ах, я еще не решила, — ответила я. Но на этот раз солгала. Я нашла как раз такую ткань, какую хотела, но вовсе не собиралась сообщать об этом Кэтрин. — А ты?

— О, я думаю, газ, — ответила она, — белый поверх розового. Это так женственно.

Они продолжили чирикать про рисунки и материи, и моя мама была поглощена этим не меньше, а я вытащила грифельную доску и приступила к домашнему заданию. Не то чтобы меня так уж волновали уроки, но все лучше, чем болтать с этими курицами.

Пока они выбирали себе ткань и до того самого момента, как направились к выходу, я не обращала на них ни малейшего внимания. Я и так вела себя наилучшим образом, меня не в чем упрекнуть. Когда все вышли, я показала матери винно-красную парчу, которую себе присмотрела.

— Да нет, она чересчур темная и тяжеловесная для такого повода, — не согласилась мама. — Лучше бы что-то в пастельных тонах или белое. Ты же молоденькая девочка и одета должна быть соответственно.

Я взвыла:

— Но в этих блеклых тонах я выгляжу просто отвратительно. И ты сама знаешь, как мне идет красный. Особенно такой темный. Если хочешь, нижнее платье можно сделать белым, даже добавить серебра. Ну как, на твой вкус, это будет достаточно девичий наряд?

Матери нечего было возразить. Мне действительно очень идут глубокие оттенки драгоценных камней, во всех остальных цветах я напоминаю труп. Это ее вина, потому что я унаследовала ее цвет кожи и волос, и маме это прекрасно известно. Я ни разу не видела, чтобы сама она надевала что-нибудь нежно-голубое или в близкой гамме. К нашей голубовато-белой коже и черным волосам это совсем не подходит.

Еще я бы хотела, чтобы волосы у меня были не черного цвета, это мне тоже в себе не нравится. Вот бы мне рыжую шевелюру, как у Джоан Талмэдж, потому что в том случае, если бы мне довелось выйти из себя, все списали бы это на цвет волос и меня бы не тронули. А сейчас, когда я сержусь, меня за упрямство и неуравновешенность наказывают дополнительной зубрежкой. Когда я наконец смоюсь с этой планеты, первое, что я сделаю, — это выкрашусь в ярко-рыжий цвет.

Итак, я остановилась на красной парче, чудесном белом шифоне с серебристой нитью и широкой серебряной ленте, расшитой красными розами. Всю дорогу домой, примерно полтора квартала, мама с воодушевлением обсуждала со мной фасон.

Я так утомилась разыгрывать из себя примерную девочку, что готова была прямо в ту же минуту положить конец этому фарсу. Может, если сказать родителям, что я намерена сделать, они избавят меня от необходимости участвовать во всех этих камелотских забавах. В следующем году…

Но мои предки — образцовые жители Камелота. У нас во всем доме не найдется ни одного электронного прибора, если только не считать кое-какой допотопной рухляди. Да они, наверное, запрут меня дома, если только узнают о тех нескольких вылазках в порт. Я не могу сказать им, что собираюсь отправиться в большой мир. Они попросту не поймут. Самим-то им в жизни не хотелось никуда ехать. Они совершенно счастливы уже тем, что могут себе позволить иметь этот дом и магазин, и женить Эндрю, и тому подобные глупости. Ну а чего я хотела? В конце концов, разве я не знаю своих родителей?

Следующие несколько дней все девочки в школе говорили только о турнире, точнее, о своих новых платьях. Когда я уже думала, что умру со скуки, Маргарет Роуз, Питер Смит и Уилл Дэвидсон предложили мне сбежать из школы и поехать вместе с ними в порт. Отец Уилла послал его доставить туда груз шерсти и забрать пакет с тканью и каким-то оборудованием.

Стоял чудесный весенний день. Тех детей, чьи родители были заняты посевами, в школе не было.

И в тех семьях, которые, вроде семьи Уилла, разводили овец, все дети были заняты стрижкой животных, уходом за ягнятами и всякой другой весенней работой. Только мы, городские дети, еще не допущенные к торговле, имели достаточно времени, чтобы сидеть и слушать лекции по химии и математике. Тут и думать было не о чем. Вот я и не стала размышлять, а просто закинула сумку с грифельной доской и завтраком в телегу и сама запрыгнула следом.

Хорошо еще, что мы не настолько дремучи и держим дороги в порядке. По пути мы миновали дорожную бригаду, работавшую с современным электронным оборудованием и пласфальтом отличного качества; они заделывали образовавшиеся зимой трещины. Движение было довольно оживленным. Нам встретилось по меньшей мере три телеги, груженных пухлыми мешками с шерстью, а еще в одной ехал сын торговца мануфактурой, у которого на коленях лежал один-единственный сверток, но зато это был богато украшенный вышивкой отрез, за который он мог получить много привозной материи.

Мама сама иногда разрабатывала рисунки для купонов и вышивок, когда не было недостатка в орнаментах из серебра. Сколько я себя помню, она и меня учила делать рисунки, хотя формально я никогда не училась. В прошлом году я выполнила несколько рисунков для вышивок и кружев, и мать продала их ремесленникам. Я знаю, что она была очень довольна моей работой. Она сказала, что, когда я закончу школу, мне достаточно будет потратить лишь пару месяцев на то, чтобы завершить ученичество и восполнить некоторые пробелы, как того требовали правила Гильдии, поскольку я никогда не работала с витражами и ювелирными изделиями. Но это не должно занять много времени, и мать почти что пообещала, что к восемнадцати годам я стану свободным ремесленником.

Вообще-то временами я бываю на редкость трезвомыслящей. Я даже подумывала отложить путешествие в глубокий космос до того времени, как закончу ученичество. Ведь даже на новых планетах людям нужны рисунки. И здесь, в Камелоте, всегда это знали. Вот одна из причин того, что торговля идет так хорошо, даже несмотря на то, что подчас товары очень дороги. Все наши товары выглядят превосходно. Я поняла, что при хорошей подготовке мне и в большом мире не надо будет беспокоиться о работе. Конечно, такие мысли приходят мне в голову, только когда на меня находит такое вот практичное настроение, нет никаких разногласий с папой и мамой, и мне начинает казаться, что я смогу проторчать здесь еще лишних пару месяцев. Но гораздо чаще мне хочется уехать, едва только будет возможно, а потом уж думать, чем заняться.

Несмотря на то что весной движение на дороге всегда оживленное, мне казалось, что в этом году повозок еще больше, чем обычно. Когда мне было лет десять, можно было доехать аж до Эшбери и не встретить ни одной телеги. А сейчас телеги и коробейники двигались почти непрерывной чередой по пути в порт, отправляясь торговать с людьми из большого мира.

Может, просто населения стало больше. Так нам в школе говорят. Мол, жизнь в Камелоте так хороша, что население быстро увеличивается. Но я готова поспорить также, что наши люди хотят больше торговать и больше иметь, и мы постепенно становимся частью вселенской экономики. Время отчуждения прошло. Мы должны либо приобщиться к будущему, либо так навсегда и остаться какой-то захолустной Тмутараканью.

До чего же хорошо было сегодня ехать в открытой телеге! Погода стояла изумительная, было тепло, пахло юной зеленью, а поля сияли ковром молодых всходов. В небе громоздились пухлые облака, похожие на выпадающую из мешка овечью шерсть. Я лежала на спине на мягких мешках и думала о том, какой прекрасный день, как хорошо жить на свете и ехать по дороге, а не преть в душном классе, где сестра Бриджет из кожи вон лезет, чтобы заставить меня писать ровно.

Маргарет лежала рядом со мной. Мальчики сидели на передке и правили. Я тоже могу править лошадьми, но у меня нет такой сноровки, как у сельских ребят, а Маргарет вообще никогда не делала того, что не входит в ее прямые обязанности

— Уеду, — сообщила мне Маргарет. — На этот раз действительно пройду тест и уеду.

Я открыла глаза и некоторое время внимательно изучала ее.

— Но ты ведь не собрала вещи и ничего с собой не взяла — Я на секунду задумалась. — К тому же тебе еще нет восемнадцати. А они там, в порту, очень строго следят за тем, чтобы претенденты достигли совершеннолетия.

Маргарет вздохнула:

— Я совру. Осталось-то ведь всего несколько месяцев, верно? А если я не уеду сейчас… — Она вдруг стала всхлипывать, зарывшись в ладони лицом, стараясь, чтобы ребята не услышали.

— А что такое случилось? — спросила я. — Родители выдают тебя замуж?

— Ненавижу его, — ответила она громче, чем, наверное, хотела. — Этот Симон из рыцарей. Воображает, что он самый отчаянный, самый сильный, самый умный… Видеть его не могу, Аб. Ни за что за него не выйду. Мне надо уехать сейчас.

Я погладила ее по спине и ничего не сказала. Маргарет была слишком умна и слишком хороша для Симона. Моя мать как-то обмолвилась, что ее родители подобрали ей такую партию, потому что боятся, что никто другой не захочет взять ее в жены из-за всех этих ее бредовых идей и фантазий. Именно тогда она изъявила желание, чтобы я порвала с Маргарет.

— Она, знаешь ли, не совсем в порядке, — осторожно начала мать тем же тоном, каким заводила со мной разговоры, скажем, о сексе или менструациях. — У нее есть, как бы это выразиться, ну, что ли, некоторые отклонения.

— Хочешь сказать, она не девственница?

Мать стала красной, как свекла.

— Нет-нет, я совсем не об этом, — в замешательстве пробормотала она. — Я только хотела сказать, что она носится с какими-то странными идеями. Многим не нравится, о чем она говорит, как она ведет себя дома, не желая ни в чем помогать. Ткать она не хочет, шить она не хочет, на ферме тоже ничего не делает. Сидеть да читать — вот все ее занятия. И ничего худого в этом не было бы, если бы она собиралась стать монахиней. Но ведь она не собирается.

— Это точно, — согласилась я. На богословских занятиях Маргарет всегда позволяла себе вопиющие высказывания. Она не верила ни во что, кроме своих книг, порта и желания убраться подальше отсюда.

Я только снова погладила ее по спине и протянула свой носовой платок. Свой Маргарет уже насквозь промочила.

— Но разве ты не можешь дождаться дня рождения? — спросила я. — Ведь уже недолго, и вряд ли твои родители успеют выдать тебя замуж прежде. Ведь в Гильдии космических негоциантов так строги насчет совершеннолетия. Да они тебя и на порог не пустят, если ты не представишь доказательства, что тебе уже исполнилось восемнадцать.

Маргарет шумно высморкалась в мой чистый платок.

— Если я не попаду в Гильдию, все равно не вернусь, — объявила она. — Спрячусь где-нибудь в порту; может, мистер Пенни разрешит мне помогать ему, покуда не стану совершеннолетней. Но там, где Симон, я оставаться не могу. Б-рр.

В душе я была с ней согласна, но такой план одобрить не могла. Может, Маргарет и решительней, чем я, но у меня в наличии здравый смысл. А у нее его нет ни грана.

— А Питер и Уилли? Они знают?

Она заморгала:

— Уилли знает. Я ему сказала, что домой не вернусь. Насчет Питера не знаю. Не доверяю я ему.

Конечно, это было не мое дело. Только я понимала, что, если ребята ничего не знают, они поднимут на уши весь порт в поисках ее, прежде чем вернутся домой к вкусному ужину.

— Знаешь, — снова заговорила Маргарет после недолгого молчания, — я вот подумала. Если у меня получится, я тебе помогу. Я тебя избавлю от этого дурацкого турнира. Знаешь, я так оскорбилась, просто поверить себе не могла, что они действительно его затеяли.

Я пожала плечами:

— А, собственно, что тут плохого? Просто еще один день гуляний, не более того, к тому же мы увидим сэра Кендрика. А уж он-то чего-нибудь да стоит.

— Это родители так говорят, — мрачно изрекла Маргарет. — Но я на это не клюну. Они просто хотят, чтобы мы оставались здесь, чтобы прикидывались, что здесь и есть центр вселенной, ведь у нас даже есть свой Боло. Сама-то ты хоть разок видела сэра Кендрика? Или знаешь кого-нибудь моложе своих родителей, кто видел?

Тут Маргарет была права.

— Но разве не в этом смысл самого турнира, чтобы все мы могли увидеть его в действии? — спросила я.

Маргарет рассмеялась:

— Ты с ума сошла или как? Единственная цель турнира, как и всего, что здесь происходит, — это держать нас всех в узде. Чтобы все мы стали славными добропорядочными гражданами Камелота. Видишь, это даже и на тебя действует. Ты посмотри на себя, Абигайль. Когда-то ты готова была сбежать вместе со мной. А теперь ты рассуждаешь так, будто собираешься пойти на этот чертов турнир.

— Но я действительно собираюсь, — сказала я. — Хочу посмотреть на сэра Кендрика. А если он и не существует, тогда я по крайней мере буду знать наверняка. К тому же есть еще одна выгода я получу новое платье.

— Неужели ты променяешь свою жизнь, всех своих друзей на какое-то новое платье? — как будто не веря своим ушам, спросила Маргарет. — Ох, прости, Аб. Но я не позволю, чтобы это случилось, я не дам им сломать тебя. Обещаю.

Я отдернула свою руку, которую она нежно похлопывала. Мне стало неприятно, что она меня трогает. Маргарет может быть совершенно непредсказуемой. Что за странные обещания не пускать меня на турнир, какое право, в конце концов, она имеет распоряжаться моей жизнью? Достаточно уже того, что она из своей собственной делает не поймешь что. А ведь если она действительно сбежит, нам придется ждать, чтобы узнать, прошла ли она экзамен и уезжает, или же разыскивать ее, чтобы увезти с собой домой.

Весь день вдруг представился мне в мрачном свете. Жаль, что я всего этого не знала, прежде чем согласилась. Может случиться так, что мы попадем домой совсем поздно, только после ужина, — одно это уже ничего хорошего не предвещает. К тому же я рискую остаться без ужина. Привлекательного мало.

А все из-за того, что Маргарет хочет во всем идти своей дорогой и совершенно не желает быть здравомыслящей.

Мы прибыли в Дуврский порт до полудня. Сам порт окружен высокой стеной, наподобие настоящего города, если бы у нас был хоть один. Вроде Замка, административного и технологического центра всего Камелота. Только стена эта исключительно для развлечения, и, поскольку с дозорных башен открывается потрясающий вид, люди охотно платят по пять пенсов за то, чтобы туда подняться. Солидная прибыль правительству и при этом не облагаемая налогом. Когда мы здесь бываем, родители всегда водят меня на дозорные башни.

Но стена — это последнее, что является собственностью Камелота. И на дороге образовалась очередь ожидающих пропуска в порт и получения удостоверения, действительного на день. Не то чтобы негоцианты или кто-либо другой в порту требовали их, просто Камелот любит все усложнять.

Поэтому и нам пришлось ждать вместе со всеми, и время, казалось, тянулось бесконечно долго. В конце концов я так проголодалась, что уже не смогла ждать и открыла пакет с завтраком. Мама положила мне туда нарезанный толстыми кусками сыр, хлеб и яблоко. Я съела сыр вместе с яблоком, получилось вкусно. Потом отдала Питеру хлеб в обмен на грушу.

Наконец мы оказались в начале очереди. Один из работников порта в светло-серой униформе Торговой Гильдии просмотрел наши документы и пропустил их через электронный тестер, чтобы убедиться в их подлинности. Потом он проверил шерсть и занес наши личные данные в другую машину, которая выдала взамен карточки, удостоверяющие личность, с фотографиями и отпечатками пальцев на обороте и датой, отпечатанной через всю карточку жирными черными цифрами. Только они мне совершенно ничего не говорили, поскольку порт жил по своему календарю, отличному от того, по которому жил весь остальной мир.

Внутри порт был настоящей сказочной страной. Нас окружали трехэтажные здания с одинаковыми фасадами, выстроенные из одного и того же белого бетона На дорогах лежало черное покрытие. Яркими были только разноцветные неоновые огни; рекламных вывесок было так много и они так ярко светились даже при дневном свете, что простые белые фасады казались как раз подходящим фоном для них.

Мне сразу же захотелось окунуться в этот головокружительный мир огней и мерцания. Но Уилл сказал, что сначала надо оставить шерсть.

— А твой сверток? — спросила я. — Нам что же, придется таскаться с ним весь день?

— Мы займем ящик в камере хранения в порту, — с видом знатока ответил Уилл. — Отец сказал, что так можно.

— К тому же мы сможем сразу зайти к мистеру Пенни, — сказала Маргарет.

Питер взял вожжи и стал выезжать из этой части порта в район простой белой застройки, и я лишь пожала плечами. Здесь все здания были двухэтажными и далеко отстояли друг от друга. Вдалеке виднелось громадное открытое белое поле с несколькими вышками. Я вдруг поняла, что это то самое место, где приземляются корабли. Сердце мое запело, а Маргарет вздохнула и вытянула руку, как будто хотела погладить длинные высокие суда, выстроившиеся у причальных мачт.

Но поскольку правил Питер, толком нам ничего не удалось рассмотреть. Он повернул налево, к громадному строению с вывеской «Торговый центр», выведенной большими черными буквами над неприметной дверью. Перед ним теснилось громадное множество прибывших и отъезжающих повозок. Кроме телег из Камелота, здесь были и автофургоны, которыми пользовались приезжие из большого мира. Одни люди кричали и толкались, стараясь протиснуться в крохотную дверь, а другие прямо у стен здания предлагали незаконные сделки.

Несмотря на то что видела все это не однажды, я в который раз была поражена таким различием культур. И как же мне мечталось, о, как мне мечталось стать одной из этих уверенных в себе женщин в серой униформе, спокойно залезавших в автофургоны и делавших все не хуже мужчин. Готова поспорить, что их никто никогда не приглашал на празднества, называя при этом «девами».

— Я, пожалуй, отправлюсь сейчас к мистеру Пенни, — сказала Маргарет так тихо, что я едва расслышала, потом она незаметно соскочила с телеги и побежала по двору, лавируя между продавцами и покупателями. Я видела, как она свернула к зданию Гильдии, миновав мощеную торговую территорию и здания складов.

Здание Гильдии было единственным покрашенным строением в порту; оно было такого же светло-серого цвета, как и униформа, а через весь фасад красовалась гигантская яркая эмблема Гильдии. Я глядела на нее, размышляя, что ее было бы неплохо вплести в эскиз вышивки. Можно даже сделать кружева «Гильдия», они наверняка будут хорошо продаваться.

— В чем дело? — спросил Питер.

— Маргарет только что побежала к мистеру Пенни, — резко ответила я. — Ты знал об этом, так ведь? Что она не собирается возвращаться домой?

— Мы должны дождаться, пройдет ли она тест, — ответил Уилл. — Если все выгорит, она проставляется. Может, угостит каким-нибудь портовым виски.

Я машинально сжала кулаки. Теперь понятно, почему мальчишки с такой готовностью взяли с собой Маргарет, даже зная, что она собирается сбежать. Я знала, что именно бывает, когда портовое виски попадало в нашу пивную. Мне не очень-то хотелось возвращаться одной в телеге с двумя упившимися виски мальчишками.

Весь день насмарку. Так я и знала. Я почувствовала себя несчастной, в первый раз в Дувре мне было плохо. Раньше порт всегда будоражил воображение, питал мои мечты и был средоточием всех стремлений.

А теперь он показался мне скучной дешевкой. Двор с орущими людьми, пытающимися пробиться вне очереди, почти не отличался от базара во время ярмарки святого Антония. Маргарет ушла, как и многие другие мои друзья, и ее поглотило гигантское здание с эмблемой Гильдии на фасаде.

Мы проторчали на улице два часа, а то и больше, прежде чем попали внутрь и пристроили товары в ячейку. Мы выбрали такую, чтобы ее можно было открыть снаружи, набрав код, и для этого нам не нужно было бы снова заходить в здание. Грузовой причал с другой стороны здания был не так переполнен народом, и выбрались мы без задержек.

— Может, заглянем к мистеру Пенни? — спросила я. Лишь бы не подпускать мальчишек к барам. По меркам космолетчиков, они были слишком молоды, да к тому же мне с ними еще домой ехать.

— Да, — поддержал меня Уилл. — Может, узнаем, как там дела у Маргарет.

— И не сводит ли она нас куда-нибудь, когда все закончит, как сделал Роберт, — добавил Питер. Вообще-то Питер ненавидел Роберта, за исключением тех случаев, когда Роберт угощал. Ох, как мне хотелось поколотить их обоих!

Итак, мы оставили телегу у грузового причала и отправились через весь двор к зданию Гильдии. Мы нашли мистера Пенни на его обычном месте, сидящим перед стеной серых экранов в кабинете, на дверях которого отсутствовала надпись. Раньше мы гадали, какая табличка могла бы там быть, но потом нам пришло в голову, что, может, оно и к лучшему, что мы этого не знаем.

— Очень рад снова видеть вас, — тепло поприветствовал он нас, протягивая руку. — Тебя, Абигайль, и тебя, Уилл. А ты… Питер?

Вот это да! Питер был в порту всего лишь дважды, да и то довольно давно. Все-таки у мистера Пенни поразительная память на имена.

— Как там дела у Маргарет? — выпалил Питер. — Она сказала, что собирается сегодня сдавать экзамен.

— Маргарет? — Мистер Пенни смотрел на него с недоумением. — Я ее не видел. Но, по-моему, она несколько молода для экзаменов, разве нет? Мы даже разговаривать не будем с теми, кому еще нет восемнадцати, а ей, кажется, осталось месяца три или около того до дня рождения?

Теперь уж мне стало не по себе. Откуда ему известно, когда у нас дни рождения? И тут я запаниковала. А вдруг он знает и мой день рождения?

— Ну вот, в этом вся Маргарет, — пожаловался Питер. — Она ведь с самого начала знала, что не сможет сдать экзамен, и все равно приехала, а теперь мы не знаем, где ее искать. Не можем же мы уехать и просто бросить ее здесь. К тому же за ней должок. Но она скорее всего никогда не сдаст экзамены, она такая безответственная, что даже не станет утруждаться учебой.

Соглашаться с Питером было неприятно, но так оно и было.

— Слушайте, давайте пойдем в район магазинов, — предложила я. — Если ее здесь не было, наверное, она ушла туда. Мы скорее всего найдем ее, а там уж решим, когда возвращаться домой.

И, между прочим, она должна мне выпивку, — буркнул Питер.

— Я мог бы попытаться проследить ее, — сказал мистер Пенни. — Она у нас не зарегистрирована, но я могу провести полную проверку мест, куда имеют доступ только космолетчики.

— Вы правда можете это сделать? — с благоговейным трепетом спросил Уилл.

Но я возмутилась.

— А какое вам дело? — налетела я на мистера Пенни. — Неужели люди не имеют права идти туда, куда им заблагорассудится? Почему вы должны иметь к этому какое-то отношение?

Мистер Пенни нахмурился, но потом его лицо снова посветлело.

— Мы космолетчики, и большинство из нас подлежит призыву, — мягко пояснил он. — Если капитану потребуется срочно собрать команду, так это сделать проще всего.

Ну да. Но я промолчала. Сказанное мистером Пенни было вполне здраво, но мне просто не нравилась сама мысль о том, что они могут выследить Маргарет даже вопреки ее желанию.

Мистер Пенни повернулся к экранам. Его пальцы забегали, нажимая разные клавиши и кнопки, но я ничегошеньки в этом не понимала. На мониторах сменяли друг друга карты и диаграммы, и их мельтешение зачаровало меня помимо воли. Потом пальцы мистера Пенни перестали мелькать, и он улыбнулся.

— Вот она, — негромко сообщил он. — В баре «Черная Звезда». — Он кинул на нас грустный взгляд. — Я бы никому не советовал соваться в это место, а уж тем более несовершеннолетней девочке из Камелота. Думаю, вам не стоит туда ходить.

Мы вышли из дома Гильдии. Естественно, мы направились прямиком в бар. Сказать Питеру, что место пользуется дурной славой — это всё равно что назвать, где лежит страна его грез. Питеру всегда нравилось считать себя испорченным, хотя он просто-напросто противный. Не понять мне этого.

Если честно, мне не больно-то хотелось идти в «Черную Звезду». Я любила Маргарет, но похоже было, что она задумала какую-то дурость. Неохота мне в это вмешиваться. Я просто хочу вернуться домой, поужинать и притвориться перед родителями, что весь день была в школе. Но само собой, надо идти в этот бар, найти Маргарет и убедиться, что она наверняка мертвецки пьяная и не собирается ехать с нами домой, чтобы блевать всю дорогу.

«Черная Звезда» находилась за пределами кварталов, залитых неоновыми огнями. Несколько улочек вились по окраинам Дуврского порта, здесь жили преимущественно вербовщики и крупье. Светилось несколько витрин бакалейных лавчонок, контор было совсем немного, и все они были отмечены дешевенькими одноцветными знаками.

Над баром «Черная Звезда» и того не было. Его окна были выкрашены в черный цвет, и на стекле серебряными буквами было выведено название заведения. Мы дважды прошли мимо, всматриваясь в боковые переулки, и заметили его только тогда, когда из бара на улицу вывалился какой-то пьяный, горланя песни. Питер расплылся в улыбке, и мы вошли.

Честно говоря, этот притон отбросов большого мира не особенно отличался от нашей пивной. Ну конечно, здесь на стенах и потолке было блестящее черное напыление, а стойка и столы сделаны из зеркального стекла, но это лишь внешний блеск. Запах дешевого портера и дешевого виски смешался с затхлым запахом духов и дымом. Я была совершенно разочарована. Я-то ожидала увидеть нечто такое, от чего мурашки бегут по спине, например вооруженных охранников, сидящих закинув ноги на стойку и готовых снести мне голову с плеч, как только я покажусь в дверях. Но, увы, не повезло.

Даже посетителей было раз, два и обчелся, не считая довольно большой компании в глубине. Именно там и шумели. Все они были как раз в той стадии опьянения, когда человек ходить уже не может, но еще вполне способен орать песни и материться. Ничего, кроме бесконечных вступлений песен, которых я не знала, не было слышно.

Больше всего мне хотелось поскорее убраться отсюда. Но потом я увидела Маргарет, она встала из-за столика этой самой пьяной оравы и жестом позвала нас. Мы пошли. Даже Питер, кажется, понял, что этим парням лучше не перечить, и шагал со смущенным выражением лица, походкой выражая почтение.

— Это мои товарищи по команде, — представила Маргарет, но язык у нее заплетался, и я не сразу поняла, что она сказала. — Я получила место юнги. Здорово, правда? Никаких тестов и ограничений по возрасту. Подписала бумаги, и все.

— Маргарет, мы можем вместе вернуться домой, — сказала я, втайне надеясь, что она откажется. Мне не слишком улыбалась мысль, что ее будет рвать прямо на меня, а выглядела она так, что дорогу назад в тряской телеге ей не выдержать.

— Ни за что! — воскликнула она и, подкрепляя слова жестом, широко раскинула руки. При этом она чуть не заехала по голове одному из своих товарищей. — Уезжаю. Но я вернусь на турнир забрать тебя. Конец ограничениям, конец всему!

— Пошли отсюда, — сказал Уилл.

— Я хочу пива, — заупрямился Питер.

— Возьмешь в каком-нибудь другом заведении, — ответил Уилл. — Мы здесь не останемся. Маргарет все решила. Нас это теперь не касается.

Мне очень хотелось поскорее выбраться отсюда, и я надеялась, что Питер легко уступит. Ничего интересного здесь не было. Несмотря на свою мрачную репутацию, «Черная Звезда» оказалась на редкость скучным местом. Но я смотреть не могла на Маргарет, уже одетую в ярко-желтый комбинезон с надписью «юнга» на груди. Я вдруг подумала, куда подевалось ее платье.

Питер с довольно разочарованным видом пошел вслед за Уиллом. Я знала, что потом он будет говорить то же, что и я: «Да, я был в „Черной Звезде". Нет, не страшно. Конечно, было не очень поздно, но это ведь всего-навсего бар. Подумаешь, что тут особенного?» Но на самом деле для нас это было нечто.

Ни в какой другой бар мы не зашли. Вместо этого мы заглянули в один из маленьких бакалейных магазинчиков, работавших допоздна, и купили расфасованную салями и нарезанный и уже уложенный на ломти хлеба сыр. Питер взял упаковку на шесть порций, мы расплатились и вышли с нашим ужином под мышкой. Я надеялась, что мы поспеем домой к настоящему ужину, но, посмотрев на небо, поняла, что это мало вероятно. Солнце опустилось к самому горизонту, и стены белоснежных домов Дуврского порта отливали красным, розовым и абрикосовым цветом.

Обратный путь оказался короче. Может, лошадей взбодрила вечерняя прохлада, может, оттого, что транспорта было меньше, а может, причиной было наше общее желание поскорее попасть домой, где можно будет забыть о Маргарет.

Я сидела одна на заду телеги. Не было никакого сравнения с тем, когда я сидела на мягких тюках. Я старалась не завидовать отчаянной смелости Маргарет, тому, что она смогла разыскать нужных людей и уговорить их взять ее с собой без необходимых документов.

Но тщетно. Если бы мне только хватило смелости, у меня бы тоже получилось. Я умнее Маргарет и могу быть очаровательной, если нужно. И если бы у меня достало хоть капли смелости, именно я вырвалась бы сейчас из этой ловушки допотопности и не вернулась бы больше в двухэтажный дом с лавкой внизу, где электроникой пользовались только для освещения и отопления. А еще в уборной. Я никогда не видела настоящей современной уборной.

Я вернулась поздно, но родители ничего не сказали. Я взяла тарелку рагу, которое уже не раз подогревали, ожидая меня, и съела все без остатка, хотя и была не слишком голодна. Может, просто оттого, что я была разом смущена, опечалена и полна зависти к Маргарет.

На следующий день мать завела разговор о моей эмблеме.

— Всем юным леди положено иметь рукав или другой предмет, чтобы вручить своему рыцарю, — сказала она. — Хорошо помню, как я сама готовила его. Пожалуй, я была помоложе тебя, это было как раз тогда, когда мой старший брат уехал в порт и не вернулся. Наверное, он сейчас какой-нибудь торговый космолетчик, но я его с тех пор ни разу не видела.

Я смотрела на нее, оторопев. Никто из ее поколения не сбегал в большой мир. В этом я была уверена. Старшее поколение верило во всякие там добродетели и тому подобное, и никто из них не мог совершить ничего похожего. Исключая, значит, моего дядю. Я поняла, что таким образом мама дала мне понять, что ей известно о том, что произошло вчера, а также то, что это ровным счетом ничего не изменит.

— Во всяком случае, — продолжала она, — нужно, чтобы это было что-то очень красивое. И необычное. Ты же понимаешь, в соревновании это сыграет свою роль. Я, конечно, уверена, что ты будешь там самой красивой девушкой, но показать свои таланты тоже не повредит.

— А что бы мне такое сделать? — Я была совершенно обескуражена.

Мама захихикала, могу в этом поклясться.

— Ну, что-нибудь, что сэр Кендрик мог бы обвязать вокруг орудийной башни, — сказала она. — Конечно, влюбиться в женщину он не сможет, но зато способен оценить красоту.

Я довольно долго раздумывала над этим. А потом начала вышивать кушак и украшать его бусинами и самоцветными камешками, которые, как посчитал отец, оказались недостаточно чистой воды для ювелирных украшений или драгоценной посуды. Я даже увлеклась работой, прекрасно сознавая, что ни одна из девочек не могла сравниться со мной в способностях или позволить себе такие материалы. Я могла даже пустить по рисунку серебряную нить, отчего работа выглядела еще богаче. Никогда прежде не думала, что вышивка доставит мне такое удовольствие, но это было творческое занятие, к тому же размеренное и спокойное. Она настолько заполняла мои мысли, что я могла отвлечься и не думать о Маргарет, порте и большом мире, а также о том выборе, который неизбежно станет передо мной в будущем.

Время текло так, как всегда в Камелоте: один день в точности повторял другой. Мы жили в ритме восходов и закатов, осадков, посевов и всходов. Казалось, им подчинился и мой собственный внутренний ритм, нетерпение прошло, уступив спокойной работе над вышивкой, заботам о новом платье и другим жизненным мелочам. Поэтому я даже не сознавала, как бежит время, пока не наступила среда накануне турнира, который должен был состояться в субботу.

Мое платье было готово и висело у мамы в стенном шкафу. Я примерила его и сразу преобразилась в настоящую принцессу из сказки о тех давно забытых временах, когда Камелот действительно существовал на Земле и мужчины сражались насмерть ради женщины вроде меня. Если честно, это было очень приятное чувство.

Пояс еще не был вполне закончен, но я собиралась совсем скоро доделать его. Поэтому последние несколько дней я целиком и полностью посвятила работе, как тогда, когда делала новый рисунок или выполняла какую-нибудь работу для одного из клиентов матери. Я размышляла о тех временах, когда стану свободным ремесленником и буду изобретать эскизы витражей для звездолетов или вышивок для униформы космолетчиков.

А потом настал день турнира. Когда я надевала белое с серебром нижнее платье, а потом поверх него прорезное из вишневой парчи, мне казалось, что все это происходит не со мной. Платье было роскошным и делало меня намного взрослее, так что в зеркале я себя даже не узнала Мама надела мне на голову ленту с жемчужной каплей, свисавшей на лоб, а сверху накинула прозрачную вуаль.

— Теперь постарайся не испачкаться, — напутствовала она меня, когда мы вышли из дому.

Папа запряг лошадь в кабриолет, а не в повозку, так что мы с соответствующим моему наряду достоинством отправились в путь. На дороге было не протолкнуться, транспорта оказалось гораздо больше, чем по дороге в порт. Среди повозок попадались даже машины звездолетчиков, я смотрела на них во все глаза, радуясь, что на мне вуаль и никто этого не заметит. Мама держала мой кушак на коленях, в отличие от меня не разворачивая его и не разглядывая. Она любит показывать работу клиенту нетронутой. И считает, что мне этому еще надо учиться.

Мне показалось, что поле, на котором проходят ярмарочные гулянья, было красиво как никогда. Конечно, не сравнить с горящим неоновыми огнями портом. Но все равно, стояло много разноцветных шатров, и на легком ветру трепетали флажки и стяги. Было множество балаганов и палаток торговцев, над которыми развевались ленты, как в базарный день, только еще более празднично. Все люди, приехавшие из города и собравшиеся из окрестных деревень и хуторов, были одеты в самое нарядное платье и, рассыпавшись группками по грязной траве, расцветили площадь яркими подвижными пятнами.

Папа занялся кабриолетом и лошадью, а мама потащила меня куда-то в сторону, зажав в руке приглашение.

— Сюда, — сказала она. — Здесь должны быть все юные леди.

Мне ничего не оставалось, как идти следом. Толпа была такой плотной, что становилось страшно, а у самого возвышения под балдахином, где сидели все девушки, какие только были в нашей местности, было и вовсе не протиснуться. Мама подтолкнула меня вверх по ступенькам, и я оказалась среди других девушек. Все мы словно воды в рот набрали.

Да и о чем мы могли разговаривать? Это были не те девочки, вместе с которыми я ходила в школу. Это были неземные существа в воздушных одеяниях, смущенные тем, что стоящие внизу незнакомцы, а на самом деле их соседи, разглядывали их. Неужели особенный день в сочетании с особенным платьем и впрямь может превратить обычную городскую девчонку в Королеву Любви и Красоты, пусть и ненадолго?

Мама оказалась права; я оказалась единственной, одетой в платье такого глубокого густого цвета. Некоторые девочки были в белом, многие в бледно-розовом, поэтому казалось, что половина возвышения покрыта нежным вишневым цветом. Эффект, надо признать, был ошеломляющим.

Все наши эмблемы, рукава, пояса и ленты с надписями были разложены на высокой ограде на дальнем краю поля. Наверное, для того, чтобы участникам и зрителям было хорошо их видно. Нам-то было не разглядеть. Зато не было разговоров о том, чья вышивка лучше или у кого на изнаночной стороне нитки торчат.

Какая это была тоска. Я подозревала, что будет скучно, но не знала, сколько же нам нужно тут торчать, прежде чем начнется что-нибудь. Я была не прочь побродить между палаток на торговом поле или посплетничать. Только последнее было не возможно, поскольку все, о ком можно было сплетничать, находились рядом со мной. Поэтому пришлось удовольствоваться тем, что сидеть и смотреть по сторонам. Хорошо, что здесь были стулья и можно было присесть, хотя некоторым платьям это было совершенно противопоказано. Так что кое-кто из девочек был просто обречен стоять все время.

Было уже далеко за полдень, когда из громкоговорителей в кронах деревьев наконец послышался трубный звук, возвещавший, что сейчас действительно что-то начнется и всем надо поскорее заканчивать с покупками и подтягиваться к месту действия. Но прошел почти час, Пока герольд не объявил о начале Парада рыцарей в честь Прекрасных дам. Я зевнула, прежде чем откинуть вуаль.

Они показались у конца ограды, все на разгоряченных конях, и все разряженные, как и девушки на помосте. Я узнала Пирса Гудмана и Уильяма Спенсера. И Симона, который рядом с остальными совсем не выглядел таким уж болваном. Они выстроились в ряд.

А потом, еще раньше чем увидели его самого, мы почувствовали приближение сэра Кендрика Истребителя Зла. Из всего, что имелось в Камелоте, ничто не могло сравниться с ним по величине, но я и не представляла, насколько он огромен. Я вполне могла поместиться между его гусеницами во весь рост. Глядя на него, легко было поверить, что этот гигант, этот Боло, мог разрушать города.

Он был даже лучше всего, что было в порту. Из его динамиков доносилась какая-та приятная мелодия на флейте, а на орудийной башне поблескивали вместе с боевыми отличиями серебряные шпоры — знак его рыцарского достоинства.

Он въехал на поле как бы с почтением, как бы желая показать, что эта претензия на турнир — благородное и торжественное мероприятие, к которому относиться нужно соответственно.

— Все джентльмены-участники должны выбрать одну из эмблем на ограде и затем сражаться за честь дамы, чью эмблему он носит. В заключение тот участник, кто выиграет большее число состязаний, будет иметь честь провозгласить свою даму Королевой Любви и Красоты и увенчать ее короной.

Герольд через громкоговорители изложил правила. Должны были последовать состязания в стрельбе из лука, беге, плавании, поединке, а также в сочинительстве стихов в честь своей дамы.

Мне стало ясно, что скука ожидается смертная. Вроде того как в школе, когда приходится стоять в сторонке и приветствовать мальчиков. И почему это я должна все время быть в тени, когда им достаются вся слава и внимание? Почему-то я была уверена, что в большом мире такого никогда не случается.

Теперь рыцари, и среди них сэр Кендрик, приблизились к ограде, чтобы выбрать эмблемы. Хорошего в этом было то, что у дурнушек оказывалось ровно столько же шансов, как и у красивых, и такие, как, например, я, не имели никакого преимущества перед средними горожанками. Я подумала, что единственный способ добиться того, чтобы рыцарь выбрал именно твою эмблему, — это как-то дать ему знать, какой она будет.

На помосте девушки вскрикивали или же молча бледнели, пока рыцари разбирали эмблемы. Или оставляли их на ограде. Как, скажем, мою.

Меня, правда, не волновало, возьмут ли ее вообще. Очень мне надо становиться какой-то там Королевой Любви и Красоты. Мне от Камелота вообще ничего не нужно, ровным счетом ничего. Все это фарс, претензия на культуру и жизнь, полную смысла Если уж мне хочется совершить что-либо действительно стоящее, надо уезжать. Маргарет была права.

Мой кушак, оказавшийся самой большой и самой изысканной вещью, все еще висел на ограде. Все рыцари уже выбрали себе эмблемы, и теперь вперед выехал сэр Кендрик. Я затаила дыхание, не смея надеяться. В конце концов, что я жду от этого Боло, правильно? Я его видела, за этим и пришла. Ведь он был частью камелотских сказок, а ими я сыта по горло.

Он выбрал мой пояс. Возможно, потому, что он единственный из всех оказался достаточно длинным, чтобы обвязать его вокруг ствола «адского жерла», а может, просто понравился рисунок или цвета. Я потом так и не спросила.

Я поверить себе не могла. Теперь я — Прекрасная дама сэра Кендрика. Я. И при этом мне совершенно безразличен Камелот и все, что в нем происходит. Уеду, как только смогу. Решено.

Сэр Кендрик подкатился к помосту и преклонил передо мной стволы своих орудий.

— Можно мне залезть на вас и проехать немного? — спросила я, даже не зная, слышит ли он меня.

— Желание Прекрасной дамы для меня закон, — ответил он.

В моем сложном платье вскарабкаться на его крыло было нелегко. Наконец кто-то догадался приставить лесенку, и я смогла подняться, сохраняя достоинство.

Какой восторг, какое пьянящее чувство свободы захватили меня, когда я оказалась на крыле Боло и он тронулся! С нашего помоста он казался гигантом. Очутившись же здесь, я почти поверила, что могу достать рукой облака.

Так, наверное, чувствуешь себя в космическом корабле, подумала я. Это сила, это власть. Я ощущала себя богиней, всемогущей. Я смотрела далеко за пределы ограды, дальше деревни и полей состязаний. Я различала формы монастыря на отшибе, посреди монастырских владений. Я могла даже разглядеть монастырскую братию в коричневых рясах, тонкой двойной ниткой двигавшихся через внутренний дворик в часовню. Глядя на такую грандиозную панораму, владея бесконечной силой мощнейшей из всех боевых машин, замыслы которых когда-либо рождались в умах человечества, я чувствовала, что в мире нет ничего, абсолютно ничего, что оказалось бы мне неподвластно.

Шла подготовка к состязанию лучников. Я решила, что смотреть на состязания скучно. Я и раньше их уже видела, интересно было бы, если я сама могла поучаствовать. Поэтому я созерцала кромку горизонта, где растянулись яркие поля нежнейших всходов молодой пшеницы и стояли на холме приземистые кривые яблони.

И тут я заметила, как они приближаются. Космолётчики в автофургонах, все одеты в туго прилегающую одежду и с оружием.

Пораженная, я сначала подумала, что они едут посмотреть на празднества. Но то, каким строем шли машины, позы людей, а главное — оружие, вовсе не соответствовало представлению о мирных соседях.

— Ожидается нападение легковооруженного штурмового отряда. Приказ — незамедлительно уничтожить! — загромыхал Боло подо мной.

Я вдруг страшно перепугалась. Голова отказывалась соображать. У нас никогда не было никаких происшествий с портом. Космолётчики никогда не наведывались в Камелот. Что им от нас нужно? Я ничего не понимала.

— Всему личному составу оставаться в укрытии, — отдал команду сэр Кендрик. — Возможно вторжение. Моя обязанность как рыцаря-защитника Камелота — обеспечить безопасность населения. Всем оставаться на своих местах. — Затем он подкатился к помосту. — Моя госпожа, — галантно обратился ко мне он.

— Я поеду с вами, — быстро сказала я. Разве может со мной что-то случиться, если рядом сэр Кендрик? Я непобедима, неприкосновенна, бессмертна. Бояться совершенно нечего.

— Моя госпожа, мой долг — защищать вас. И служить вам, — сказал он.

— Но истинный рыцарь послушен желаниям своей дамы, — напомнила я ему, пожалев сейчас, что была не слишком-то внимательна на лекциях сестры Клары по курсу «Литература и практика куртуазности».

— Вы правы, — согласился сэр Кендрик. А потом повернулся и покатил за ограду на открытую дорогу, по которой к полям турнирных состязаний уже приближались восемь автофургонов с пестро одетыми космолётчиками.

И тут на их пути встал он, возвышаясь над дорогой подобно горе. Я глянула вниз со своего высокого насеста и сразу узнала в лицо по крайней мере одного из чужаков. Он был из той команды, куда устроилась Маргарет. Да и она тоже была здесь, в первых рядах, как и обещала. Прибыла, чтобы спасти меня от мучений тоскливой жизни старого Камелота. Вид у нее был жалкий.

— Ты говорила, что все это басни, — кричал один из космолётчиков. — Ты говорила, что никакого Боло нет. И обещала, что товаров будет полно, бери — не хочу. — Мне показался знакомым говоривший это, но я не сразу поняла, кто это, поскольку он был без привычной портовой униформы, — мистер Пенни.

Похоже, Маргарет готова была разрыдаться.

— Я никогда не видела Боло, — оправдывалась она. — До сегодняшнего дня.

— Целеуказание принял, — сказал сэр Кендрик. — Уничтожить грабителей.

Вибрация корпуса подо мной стала другой, и раздались два залпа из противопехотных орудий. Автофургон, шедший вторым, разорвался ослепительной огненной вспышкой.

Космолётчики повыскакивали из машин и бросились бежать. Сэр Кендрик развернул орудийную башню, и орудия по всей длине его корпуса начали палить не переставая. Дымящиеся тела в ярких одеждах усеяли дорогу и поле молодой пшеницы.

— Погодите, погодите! — заорала я, когда башня повернулась снова, на сей раз целясь в Маргарет и мистера Пенни.

— Моя задача — обезвредить врага. Я всегда выполняю задачу, — безучастно заявил сэр Кендрик.

— Нет! — выкрикнула я. — Ваша задача — оберегать Камелот. Нам необходимо знать, что происходит. Нужно их допросить.

Похоже, это внесло перебой в мысли сэра Кендрика, который я ощутила почти физически, хотя и понимала, что это невозможно.

— Недостаток информации, — сказал он. — Задача не может быть выполнена без надлежащих данных. Я всегда выполняю задачу.

Маргарет ревела, громко всхлипывая, и слезы ручьем струились по ее щекам. Я заметила, что у нее, в отличие от остальных, не было оружия. Мистер Пенни направил на нее мощную винтовку.

— Ты говорила, что мы не встретим никакого сопротивления! — рычал он. — Только мальчишек с луками. Это все из-за тебя!

Он готов был выстрелить, я это кожей чувствовала. Взглянув на мокрое лицо Маргарет, ее закрытые глаза, я поняла, что она уже считала себя мертвой.

Время словно остановилось, и ощущения обострились донельзя. Я чувствовала, как пахнет ионизированный лазером воздух, запах горелой ткани и мяса. И я прошептала:

— Защити Маргарет. Защити Камелот.

Блеснул лазерный луч, и мистер Пенни упал на дорогу с маленькой обгорелой дыркой как раз между глаз. Я погладила рукой орудийную башню сэра Кендрика.

Потом я перевела взгляд вниз, на Маргарет, и спросила:

— Что, черт возьми, произошло?

Но её рыдания стали еще более судорожными. Я протянула ей руку. Достать до нее я все равно бы не смогла, но она взобралась на пустой автофургон и оттуда уже смогла вскарабкаться по двум гусеничным звеньям, отделявшим ее от крыла. Я подтянула ее на последние несколько футов, потом заключила в объятия, а она уткнулась мне в грудь.

— Задача успешно выполнена, — произнес сэр Кендрик. — Камелот в безопасности.

Мы вернулись за ограду и обнаружили, что за время нашего отсутствия никто даже с места не сдвинулся. Мишени для состязаний в стрельбе из лука так и не были до конца установлены, а рыцари молча тряслись, под стать нескольким монахиням, пришедшим продавать мед. Когда мы приблизились к толпе, Маргарет тоже еще вздрагивала.

— Опасность отвращена, — объявил сэр Кендрик. — Враг разбит. Камелоту ничто не угрожает.

— Нет, — вмешалась Маргарет, и я почувствовала, как она вся напряглась в моих руках. Она говорила очень тихо, голосом, охрипшим от плача. Никто, кроме меня, не мог ее слышать. — Нет, угрожает. Всем нам, каждому. Я не знала, я не знала… — И она снова затряслась от рыданий.

— Не знала что? — спросила я.

— Что всё это вранье, — всхлипнула она. — Всё, всё. Гильдия. Мистер Пенни. Все наши друзья, что сбежали в большой мир. На самом деле их не приняли в Гильдию. Их продавали пиратам, компаниям, разрабатывающим недра, и в публичные дома на Миранде. И Бесс, и Робби — всех. И меня. Они заставили меня, Аб, клянусь. — У нее подкосились ноги, и она опустилась на крыло сэра Кендрика.

Меня слегка передернуло, и я крикнула, чтобы кто-нибудь принес лестницу. Кто-то, наверное Симон, залез наверх и забрал Маргарет. Я спустилась сама, совершенно ошеломленная и подавленная.

Я с трудом верила в слова Маргарет. Зачем же в гораздо более развитых, чем Камелот, районах вселенной нужны рабы? Неужели же машины не выполняют там всю работу?

Но чутьем я понимала, что Маргарет сказала правду. Мистер Пенни всегда был таким дружелюбным, всегда так подбадривал нас, но всякий раз не забывал напомнить, чтобы мы ничего не говорили родителям. И все эти его россказни о других мирах, их богатстве и безграничных возможностях были слишком уж хороши, чтобы оказаться правдой.

А потом я вспомнила, как он наставил на Маргарет винтовку, и окончательно уверилась, что она не лжет. Может, им просто было дешевле завлекать детей в большой мир обманом, чем конструировать психотронику. К тому же на некоторые работы по-прежнему требовались только люди. Я содрогнулась, вспомнив, что Маргарет помянула бордели, теперь все становилось на свои места. Неудивительно, что среди тех, кого не принимали в Гильдию, мистер Пенни всегда особо выделял самых красивых, говоря, что у них прекрасные возможности найти себе место.

Я далеко ушла от ярмарочного поля, пытаясь придумать, что же мне теперь делать. Я крепко обхватила себя руками, вдруг представив, что мне самой до побега оставался один шаг. И тут я разозлилась, я готова была всех поубивать.

А ведь это было в моих силах. Я же Прекрасная дама сэра Кендрика. Я могла бы ему все рассказать, и он разрушил бы здание Гильдии до основания. Стер бы весь порт с лица земли. Пусть заплатят за моих друзей, пусть заплатят за наши глупые, поруганные мечты.

В моих силах было разрушить хоть весь мир.

Я развернулась и бросилась бежать к сэру Кендрику. Он все еще стоял около лесенки, поэтому я без труда снова взобралась на его крыло. Он мог уничтожить все что угодно и навсегда спасти нас от поработителей.

Но, поглаживая его блестящую пушку, я вдруг поняла, что ему не спасти нас от самих себя. «Адское жерло» бессильно против нашего невежества, и ту ложь и заблуждения, в которые мы верили, не выжечь лазером.

Робби, Бесс, Маргарет, сколько их было еще? Наверное, дело приносило солидный доход. И кто знает, на скольких еще планетах они разыграли этот подлый сценарий? Мой страх сменился гневом, и я решила заставить их заплатить за все зло. Крови на дороге было недостаточно, чтобы искупить ложь, боль и оскорбления.

Раньше я никогда не ставила под сомнение, что все взрослые свободны. В школе я слышала и другое, но в Камелоте иной образ жизни невозможен. Теперь я начинала осознавать, что мой дом вовсе не так уж плох. Он не является таким захолустьем, как мне представлялось.

Я довольно долго молча стояла на крыле Боло, пока заходящее солнце не окрасило небо в красные тона.

— Давайте-ка покажем им их мертвецов, — прошептала я. И сэр Кендрик тронулся.

Несколько рыцарей свалили тела кучами в автофургоны, сцепили их караваном, и сэр Кендрик оттащил их в порт. Мы прибыли вечером, когда портовые ворота уже закрылись.

Но для Боло это не было препятствием. Его громадные гусеницы подмяли под себя стену порта, а он даже не замедлил ход.

Неоновые огни зловещими бликами отражались на его блестящем корпусе, ощетинившемся орудиями, и разноцветные переливчатые надписи на черном фоне вдруг перестали мне казаться такими притягательными. Это был манок, вот и все.

— Уничтожить врага, — сказал Боло. — Защитить Камелот.

— Но мысли ведь не уничтожишь? — задумчиво спросила я. — И как можно уничтожить невежество?

Сэра Кендрика мои слова не озадачили.

— Предоставьте полноценную информацию.

Ну конечно. А кто может ее предоставить? Маргарет — слишком ненадежный источник.

— Думаю, надо доставить тела в здание Гильдии, — сказала я. — Пожалуй, это единственное место, где их можно сгрузить.

Громадный Марк XXIV тащил восемь фургонов, груженных трупами. Когда он вкатился на взлетное поле, пришвартованные космические суда показались рядом с ним какими-то хрупкими и беззащитными.

Но тут я придумала, что именно нужно сделать. Я захихикала не хуже одной из девиц Талмэдж.

— Космолётчики! — выкрикнула я во всю силу своих легких. Кое-кто подошел поближе, а сэр Кендрик выставил динамики и усилил звук моего голоса. — Мы — защитники Камелота, и нам известно о том зле, которое здесь творилось. Молодых людей обманом отправляли в рабство на далекие планеты, обещая им, что там они станут космическими негоциантами. Если вы не хотите, чтобы мы взорвали ваши корабли, тем самым вынудив вас остаться навсегда прозябать в Камелоте, все вы отправитесь в школы, церкви и деревни, не пропуская ни одной, и расскажете юным жителям Камелота правду о других мирах в нашем квадранте и о том, как живут там люди. И о том, хорошо ли им там. Я всегда думала, что стена нужна для того, чтобы мы не сбежали. На самом деле ее выстроили для того, чтобы вы не видели, как хорошо живется нам.

Ну вот, сейчас сэр Кендрик прочно обосновался в порту, а я теперь занимаю бывший кабинет мистера Пенни и являюсь главным администратором порта. Сегодня у меня две группы школьников с циклом лекций о Миранде и Ллорде, открытие нового здания Космической Торговли Камелота, а также группа рыцарей, которые так заняты проверкой ввозимых товаров и управлением нашим сегментом информационной сети, связующей весь сектор, что у них так больше и не нашлось времени на новый турнир.

Поэтому я была довольно удивлена, обнаружив на своем столе приглашение, написанное прекрасным почерком и украшенное оконтуренными серебром изображениями сэра Кендрика, моего кушака и космических кораблей.

«Привет вам, добрые граждане Камелота, — гласило оно. — Мы имеем честь пригласить вас на праздничные игры в ознаменование десятилетней годовщины, на которых мы померяемся силами с жителями Камелота в достойном искусстве бега, плавания и верховой езды. И мы будем несказанно польщены избрать из всех юных и прекрасных дам Королеву Любви и Красоты».

Я бросила приглашение в корзину. Терпеть не могу подобную манеру выражаться.