Немая. Книга 2

Часть 2. Глава 1

Пылали яркие костры, затмевая своим светом и луну, и звёзды. Шумели люди, отгоняя привычную ночную тишину далеко в степь. Ароматы жареной баранины и свежеиспечённых лепёшек будили аппетит даже у сытых людей. Меня же чуть не до обморока доводили.

Стойбище широко празднует Новолетье. Днём степняки показывали свою удаль, соревнуясь в скачках, борьбе, стрельбе из лука и метании копья в цель. Зрители то восхищённо вопили, приветствуя победителя, то насмешливо улюлюкали проигравшему, то умильно ахали, когда недавние соперники братались после состязания. Равнодушных не было.

Мы с отцом весь день прилежно исполняли почётные роли Властителя и Хранительницы степи. Сидели на возвышении в резных неудобных креслах, поднимали чаши с бузой*, приветствуя участников, махали платком давая отмашку старта, награждали победителей и улыбались, улыбались, улыбались. Хмурое лицо на Новолетье — плохая примета, а на нас постоянно кто-то да смотрит. Кто там сказал: «Улыбаемся и машем»? Точно обо мне сегодня.

*Буза — слабоалкогольный густой и сладкий ферментированный напиток. Приготовляется методом брожения из пшеницы, кукурузы или проса. Аналог кваса.

— У меня уже лицо болит, — пожаловалась я отцу, в очередной раз растягивая губы улыбкой.

— Терпи, немного осталось. Скоро солнце скроется за край земли, и мы сможем пойти отдыхать, — посочувствовал Метин и, заметив группу людей, смотрящих на нас, приветственно поднял чашу в их сторону.

Поднимать-то мы их поднимали, но при этом не ели и не пили. Маковой росинки во рту не было, дабы в уборную не бегать. Невместно это начальству. «Ага, и пукаем мы бабочками!» — сглатывая голодную слюну, устало подумала я.

Это моё второе Новолетье в степи, второй раз изображаю невесть кого, вместо того, чтобы веселиться со всеми, отмечая свой день рождения.

Да, в конце весны два года будет, как живу здесь. Сколько всего случилось за это время. Вспомнилось, как будто вчера было тревожное ожидание возвращения первого обоза с товарами, отправленного в османскую столицу. Переживала и о том, как примут наши новинки избалованные покупатели, и о том, как Дуняша с поручением справится. Но беспокоилась напрасно. И тапки, и облегчённые нарядные полушубки ушли влет. В преддверии промозглой зимы люди, привыкшие за лето к жаре, искали тёплую одежду и обувь, а тут купцы из степи пожаловали со своими необычными, но красивыми и уютными вещами.

Дуняшины «приципжакеты» оптом закупили в гарем султана, как и грозила мне сестричка, по золотому за штуку. Об этом взахлёб она рассказывала, повиснув у меня на шее после полуторамесячной разлуки.

— Даша, если бы ты видела того мужика, что со свитой ходил по базару. Сам разнаряженный с головы до ног, яркий такой, гордый. Представляешь, глаза чёрным подведены, как у нас девки делают, чтоб красивше быть. Мне потом Кудрет шепнул, что и не мужик он вовсе, — понизила голос Дуня, сообщая пикантную новость, но тут же переключилась на главное. — Увидел, веером этак замахал сильно-сильно, словно жарко ему стало, а потом подошёл поближе и начал рассматривать. Каждый узелок на вышивке, каждый шовчик потрогал. Кружеву удивился очень. Не думал, говорит, что в степи такое плетут. А потом мы торговались. Даша, если бы не было его охраны рядом, которые близко никого не пускали, то купцы со всего базара пришли бы смотреть на наш торг. Правда, поначалу захотел он говорить только с моим мужчиной. Ибо невместно столь юной деве делами ведать. — Дуняша, изображая собеседника, высокомерно поджала губы, глаза слегка прищурила и пальчики рук домиком у подбородка сложила. — Но Кудрет ему ответил, что хозяйка вещей этих я, и цену мне назначать. Даша, представляешь, он прямо так и сказал: «Хозяйка вещей этих»! Тот мужик, что не мужик, помялся немного и говорит, словно милость оказывает: «За всё золотой дам». Ох, как же я разозлилась! Тапки по серебрушке разбирают, как пирожки горячие, а он дюжину «приципжакетов» за один золотой купить хочет. Счаз! Вот я и ответила: «Согласна. Золотой за любой!».

Подробный рассказ и о жарком торге, которого доселе тот базар не видел, и о том, как покупатель дивился тому, что каждую пальтушку упаковали в чехол, в котором их перевозили, и как хвалил её покупатель за мастерство создания неведомых доселе прекрасных кафтанов, и за непревзойдённое умение торговаться был представлен в лицах.

— Он мне в конце даже браслетик подарил на память. Сказал, что если трудности будут, могу к нему обращаться. Стоит браслет этот страже на входе в дворец султанский показать, и меня к нему проводят. Вот! — И Дуняша с гордостью, как заслуженный орден, продемонстрировала мне золотой ажурный браслет. — А ещё…

Ещё были заказы: на тапки, на облегчённые дублёнки и на валяные кафтаны, украшенные мехом и кружевом. Заказали купцы для перепродажи, заказали богатые покупатели для себя и на подарки, заказали столько, что я схватилась за голову.

— Дуняша, мы не справимся!

— И не надо, — отмахнулась подруга. — Мы на месте с дядьками купцами посоветовались и решили, что нам на базаре своя лавка нужна. Большая. Сбросились деньгами — благо все хорошо поторговали — и купили. Один остался место обживать и не торопясь распродать остатки, чтобы не по бросовым ценам, как обычно делают, когда домой торопятся, а неспеша и по достойной цене. Будем ему каждый месяц обоз отправлять, чтобы полки пустые не были…

— А деньги? Деньги возить — это сколько же охраны гонять каждый раз.

— Так банк на что? — удивлённо вскинула бровки девушка. — Кудрет как сын кагана и уполномоченный в делах его, открыл счёт, положил туда три четверти вырученных с продажи тапок и полушубков денег, остальные для текущих расходов привёз отцу. Теперь, если нужда будет, не надо везти воз серебра, чтобы закупки делать. И процент на остаток, опять же.

Я смотрела на Дунечку и думала о том, что не заметила, как повзрослела моя названая сестрица. Из чумазой, робкой, неграмотной девчушки, торгующей носками, превратилась она вдруг в хваткую, бойкую юную бизнес-леди. «Господи, дай ей ума не погрузиться в дела с головой полностью. Пусть осозна́ет, что счастье не только в работе и количестве заработанных денег, но и в людях, которые рядом. В дружной, любящей семье. В детях…» — вдруг мысленно взмолилась я, почувствовав в девушке заразу азарта, которым болела Алевтина.

— Дунь, охолони немного! — призвала я её. — Ты что, замуж уже не собираешься?

— Почему это? Собираюсь, конечно! Два воза приданого привезла. Смотреть будешь?

— Буду!

Последующие два дня в моём мини-стойбище всё женское население было плотно занято разбором, сортировкой, рассматриванием и оценкой багажа Дуняши.

— Мне кажется, после такого смотра на шоу под названием «Перенос приданого» уже никто не придёт, — пошутила я, вновь ввернув слово из лексикона Алевтины. Прикусила язык, но поздно. Слово не воробей…

— Куда не придут и почему? — задумчиво переспросила «богатая невеста», внимательно сличая наличие вещей со списком.

— «Шоу» — это бритты так говорят о лицедействе публичном или потехе скоморошьей. А не придут потому, что расскажут наши помощницы о каждой подушке, о каждой ложке во всех подробностях всем желающим слушать.

— Пусть им, — отмахнулась Дуняша, — мне не жалко. А чтобы лучше запомнили, ты им прикажи и второй воз разобрать. Там твоё приданое упаковано. Я всё на двоих покупала. Или ты замуж бесприданницей пойдёшь?

Светлые боги, как же я люблю баранину! А после дня жёсткого поста — особо нежно и трепетно.

— На следующее Новолетье я не буду весь день сидеть нарядной чучелкой и забавлять народ радостной миной, — предупредила отца, разливая по пиалам горячий зелёный чай, имея в виду, что пойду веселиться вместе со всеми.

Лучший напиток для того, чтобы «осадить» баранину — это зелёный чай. В меру крепкий, с листиком свежей мяты, ещё и жажду хорошо утоляет.

— Знаю, — беря протянутую чашку, спокойно ответил Метин. — Прабабка твоя сказала, что ты уйдёшь из степи.

— Гадала?

— Она просто знает, — как-то грустно ответил отец. Шумно отпил и продолжил: — Ты ведь не помнишь свою мать. Мала была, когда она ушла… Всё, как старая Кара Гизем предсказала. Не хотела шаманка мне внучку отдавать, но Лале сама упросила отпустить её и снять охранное заклинание. Тебе, наверное, наговорили, что я силой мать твою увёз? Не верь никому! Лале была моей последней любовью. После её смерти я больше никого не хотел. Мать твоя шаманкою была. Не такой сильной, как Кара Гизем, но это по молодости. Знала она, что от нашей любви ты родишься и сила твоя будет больше, чем степь. Потому и назвала тебя так*. — Метин вздохнул. — Без края степь, но для тебя мала. Другая у тебя дорога. Спасибо, что помогла жизнь народа моего в новое русло повернуть. Прошлая зима сурова была, но скоту хватило корма, горячие камни согрели юрты, а на деньги, которые теперь есть в каждой семье, люди смогли купить и муку, и овощи, и крупы. — Каган допил чай, перевернул пиалу, показывая, что сыт и напился вдосталь. Посмотрел на догорающие костры и продолжил: — Не знаю, какой будет грядущая зима, но сеном запаслись все с избытком. И картошки вырастили столько, что до следующего урожая хватит. Сыроделы, которых ты посоветовала позвать, учат всех желающих, и теперь овечье молоко тоже стало ценностью. Школы ремесленные опять же. Права ты оказалась — вещи выгоднее делать, чем из набега привозить. Правда, прабабка твоя говорит, что делаешь ты всё это не силой, а умом. Не знаю, потому спорить не буду. Об одном попросить хочу. Останься в степи до лета. Слышал, посольство русское по весне меняться будет, вот и поедешь в Светлобожск со своим царевичем.

Я покосилась на отца. Нам с Ерофеем казалось, что мы очень осторожны и о свиданиях наших не знает никто. Похоже, только казалось, и секрет наших отношений давно уже всем известен.

— И ты не против?

— Чему тут противиться? Любой девке замуж выходить рано или поздно. Вопрос — за кого. Дочь простого кочевника кто угодно взять может. Хоть хан, если понравится очень. Правители своих дочерей замуж отдают расчётливо: чтобы породниться с сильным соседом и союз дружественный заключить, хорошо бы при этом ещё и чести не уронить. Сложно правильно рассчитать наперёд. Часто совсем юную красавицу отдают замуж за престарелого вдовца, или третьей женой в гарем, или чуть ли не за три моря провожают. О чувствах девушки никто не думает — должна, и всё тут. Тебе же повезло несказанно. И царевич достался, и по любви замуж пойдёшь. Рад я, Дерья, что единственной моей дочери такая удача выпала.

*Дерья — океан; Лале — тюльпа; Кара Гизем — чёрная тайна (тюркский).

«Вроде как благословение получила от папеньки», — думала я, шагая к своему маленькому стойбищу, расположившемуся неподалёку от последней юрты поселения кагана. Позади топали три стражника. Не то почётный караул, не то охрана. Только кто на меня в степи нападать станет?

Прав отец — сделано за это время много. Но в этом не только моя заслуга. Во-первых, сам каган. Ни одного моего предложения не игнорировал. Каждое обдумал и на совете обсудил. Я улыбнулась, вспомнив, как мы с ним пропагандировали картошку. Степные последователи Петра Великого.

Не могу сказать, что кочевники плохо к овощам относятся. Картошку, особенно выходцы из царства, очень даже любят, но традиционно едят варёную в мундире.

Каган пожаловал к нам в тот день, когда мы с грядок Помилы собрали урожай. Крепкие, ровные клубни серо-розового цвета радовали и качеством, и количеством.

— Зачем вам это? — поинтересовался гость.

— Есть будем. Хочешь попробовать? — ответила я.

— А, давай! — как-то азартно махнул рукой Метин, словно я ему в «русскую рулетку» сыграть предложила.

Мы с Дуняшей в четыре руки быстро начистили чуть ли не ведро картошки. Часть поставили варить, часть нарезали тонкими ровными брусочками, а часть я натёрла на примитивном устройстве, притворяющимся тёркой.

Через полчаса на дегустацию были предложены драники с каймаком. Следующим блюдом шла румяная, жареная на сливочном масле картошка с солёными хрустящими огурчиками. Контрольным блюдом стали картофельные вареники, политые маслом с обжаренным золотистым луком.

— Уф, — отдувался папенька, распуская пояс. — И это всё было из тех… — он сжал кулак и покачал им, видимо, проводя параллель между размерами и крепостью. — Вкусно-то как! Почему мне такого раньше на стол не подавали?

Вопрос был адресован Помиле. Кажется, коллектив женского шатра — это не просто гарем кагана, но ещё и бесплатный обслуживающий персонал. Чтобы женщины не скучали, они шьют и ремонтируют одежду своего господина, следят за её чистотой. Ещё и кухарят, чтоб совсем от скуки не помереть. Хотя их там много, а мужчина у них один. Надо же чем-то помимо интриг заниматься.

Помила только плечиком повела:

— Готовили из того, что на кухню привозили.

— Памук, может, вернёшься? Отдам под твоё начало кухню, — вдруг предложил Метин матушке Кудрета.

Мы с Дуняшей переглянулись — неужели согласится?

Женщина лёгким быстрыми шажками подошла к кагану, опустилась перед ним на колени, взяла руку и поцеловала с почтением. Подняла голову и, глядя прямо в глаза, ответила:

— Нет, мой господин. Я родила тебе трёх прекрасных сыновей, служила долгие годы. Ты отпустил меня, и мне здесь нравится. Девочки меня любят, уважают. Никто никому здесь козней не строит. Позволь остаться?

Тяжёлая рука опустилась на голову Помилы со сдержанной нежностью.

— Ты права. Прошлое не воротишь. Оставайся, — Метин задумчиво гладил бывшую наложницу по поседевшим косам, то ли минувшее вспоминая, то ли думая о будущем. Мы притихли, чтобы не потревожить покой правителя. Но тот встрепенулся и делая вид, что шутит, спросил: — А кто мне такие яства готовить будет?

— Пришлите кого-нибудь, мы научим. Сложности никакой нет. Было бы желание, — пискнула Дуня.

С того дня каган стал ярым фанатом картошки. Весной закупили несколько телег на посадку. Экспертом-агрономом пришлось выступить мне. Я вновь предложила экономный вариант — сажаем очистки, а картошку сами съедим. Так и сделали. У каждого стойбища теперь по приказу властителя были разбиты картофельные поля, и раз в месяц кто-то обязательно приезжал к нам на мастер-класс по приготовлению новых блюд.

С прудами тоже отлично получилось. Чародеи земли и воды, коих в степи нашлось немало, объединились и каждый мини оазис превратили в благословенное место, обсаженное тонкими ивами, которые через несколько лет должны украсить берега красиво цветущими кустарниками и растениями-медоносами. Для скота, чтобы не подходили близко к воде, были устроены специальные поилки с заслонками. Поднял — потекла вода, наполняя длинные колоды. Удобно, и сил много тратить не надо, черпая воду из бездонных колодцев, которые летом часто пересыхают.

В одном из котлованов маги случайно наткнулись на богатые залежи горючего камня. С того дня над степью перестал витать аромат сгоревшего кизяка. Каган поначалу задумался, как неодарённые смогут пользоваться волшебным артефактом — не будут же чародеи каждое утро бегать по стойбищу, чтобы активировать очаги. Пришлось делиться собственным опытом, когда один маленький камушек всегда оставляла в печи. А из искры, как известно, разгорится пламя.

Перешагнув порог юрты, я облегчённо выдохнула. Приятно после такого суетного дня остаться одной. Дуняша с Кудретом после свадьбы поселились в моём стойбище, в своей просторной юрте. Помила, не желая мешать молодым, жила со мной, но большую часть дня, пока сын был на службе, металась между нашими жилищами, следя за порядком, управляя слугами и напоминая безголовым девчонкам, чтоб вовремя поели и чай попили. За глаза Дуняша называла свекровь «мамочка-наседка».

Но сейчас, когда все на празднике, я наслаждалась тишиной и покоем. Со стоном блаженства сняла тяжёлую нарядную одежду и бросила её на сундук. Надо бы повесить проветрить, но лишний раз шевелиться не хочется. В ларец вперемешку упали кольца, широкие браслеты, колье из плотно скреплённых чеканных золотых пластин, серьги, венец. Хорошо бы рассортировать, но просто опускаю крышку. Потом, всё потом. А сейчас спать. Вытянуться усталым телом на удобной постели, расслабиться и закрыть глаза.

«До чего же утомительное занятие быть символом», — подумала я, засыпая.

Тьма только на первый взгляд казалась однородной. Если всмотреться, то можно разглядеть различные оттенки. Чёрный, ещё чернее, пронзительно-чёрный. Всё это хаотично клубилось, делая пространство вокруг меня пугающе живым. Хоть и знала, что здесь никого нет. Одна я. Некого бояться.

— Бояться всегда есть кого… или чего, — раздался тихий шелест из тьмы.

— Сейчас светлец зажгу, и тебя не станет, — пригрозила тому, что хотело меня напугать.

— Уверена, что сможеш-ш-ш-шь? — вопрос прямо в ухо, словно кто-то рядом стоит. Но нет же никого!

— Есть! Всегда кто-то есть… Дерья.

— Дерья! Дерья же! Проснись! — тьма трясла меня за плечо. — Проснись! Открой глаза, Дерья!

«Зачем открывать, если всё равно темно?» — подумала я, просыпаясь. Надо мной склонилась Помила. Увидев, что я её узнала, женщина облегчённо вздохнула:

— Слава Светлым богам! Что с тобой, девочка? Ты стонала и металась.

— Сон плохой, — потрясла я головой, разгоняя ночные мороки.

— Куда ночь, туда и сон! — осенила меня бережным знаком добрая тетушка. — Вставай, прибирайся* и чай пить будем.

— Подожди, — удержала я хлопотунью. — Скажи, знаешь, где шаманка Кара Гизем живёт?

— Знаю. Зачем она тебе? — нахмурилась женщина, но поняв, что руку не отпущу, пообещала: — Провожу, если надо. Но сначала чаю попьём.

*Имеется в виду оденься, умойся, причешись.

В степи с пустыми руками в гости не ходят. Что-то нужное обязательно в дом принести положено, а когда к пожилому человеку идёшь, непременно уважение подарком выказать требуется. На сундуке расстелила тёплый платок с длинной густой бахромой, на него поставила тапки. Выбирала долго. С мордочкой котика как-то несерьёзно, с оскалом звериным — вдруг поймёт не так. Хорошо, что нашлась пара с затейливым растительным узором. «Хм… кстати, неплохой вариант. Надо бы запустить в производство. Не все люди зверушек любят, а так нейтрально», — мелькнула мысль, но я её тут же отогнала. Не о том думаю. Что ещё? Чай, сладости османские, что купцы с обозом недавно прислали — да и хватит, пожалуй. И так узелок внушительный получился.

Осёдланные лошади — Помила распорядилась — нас ждали у входа, как и три верховых стражника. Куда же без них? Увидев, как матушка Кудрета ловко в седло вскочила, не удержалась от возгласа:

— Тётушка Помила, так ты лихая наездница!

— Что ж ты хочешь, деточка? Каган только лет семь как осел, а так-то мы кочевали. В степи дорог нет, в арбе по кочкам трястись то ещё удовольствие. Научилась, как видишь, — улыбнулась мне женщина. — Бывало, и с ребёночком на руках ездила. Сейчас-то уже не та стала. Постарела.

Ехали часа два. Как Помила ориентировалась, ума не приложу, но выехали чётко на три потемневших от времени юрты, стоящих неподалёку от речки. Навстречу выскочили огромные псы. Они сели на землю и тихо, предупреждающе зарычали.

— Ждём, дальше нельзя идти, пока старуха не позволит, — спешилась моя спутница.

— А долго?

— Это знает только сама Кара Гизем.

Стражники ловко расседлали лошадок и отпустили пастись, нам же для отдыха расстелили кошму. Помила из небольшого плетёного короба достала пирожки, сыр, сушёные фрукты и пиалы, в которые разлила холодный чай. Аудиенцию шаманки ожидали с комфортом.

Вдруг собаки, сидевшие до этого спокойно, разом вскинулись и побежали к стойбищу. Мы со спутницей тоже насторожились. У откинутого полога самой большой юрты стояла шаманка.

— Ну и чего вы там расселись? — ворчливо спросила она. — Заходи, коли приехала. И чего вам дома не сидится? Всем что-то надо, все чего-то просят. Эх, люди-люди…

Удивительное дело — говорила старуха негромко, больше ворчала даже, но слышали мы её хорошо.

— Пошли, — Помила вскочила, даже ничего убирать с кошмы не стала. — Старуха ждать не любит.

— А ты останься! — последовал приказ. — Нет у тебя ко мне дела, вот и пей свой чай не торопясь.

Тьма в юрте, куда я шагнула за хозяйкой, была точно такой, как во сне. Чернота клубилась у ног, по углам и за спиной. Свет, падающий в круглое отверстие над очагом, не мог пробиться через эту темень и рассеивался под потолком.

— Проходи, чего встала, — слова шаманки словно дорожку расчистили через сумрак, и я увидела куда идти.

Почтительно поклонившись, подала приготовленный узелок с подарками:

— Прими, уважаемая, не побрезгуй.

— Хорошо, что обувку догадалась принести. Слышала я, что задорого вы её продаёте, только откуда у бедной старушки деньги на такую роскошь. А это что? Сласти османские? Хм… — Кара Гизем сунула в рот пропитавшийся медовым сиропом кусок нежнейшей пахлавы и стала жевать, прикрыв глаза.

Пока старуха наслаждалась редким лакомством, я постаралась незаметно осмотреться. Но всё та же тьма не позволила мне сделать это. Таится шаманка, не желает, чтобы сторонние люди потом обсуждали её быт. Правильно, наверное. Чем больше тайн, тем сильнее интерес, тем страшнее и невероятнее сплетни. Значит, больше почитания и веры в силу её.

— Вкусно, — прожевала хозяйка, запила чем-то из пиалы, смахнула крошки и спросила: — Надо чего?

— Спросить хотела…

— Ой, что там твои вопросы! — небрежно отмахнулась шаманка. — Замуж выйдешь, из степи уедешь, детей народишь. Всё?

— Ээээ… — растерялась я. — Немного о другом спросить хотела.

— Ну?

— Не повредит ли степи мой отъезд?

— Хм… беспокоишься? Правильно. Знаешь ли, что любой человек может повлиять на течение жизни многих? — Я кивнула. — Ты дел тут уже наворотила. Сказала я Метину, что повернула ты дорогу кочевников в другую сторону, и вряд ли они теперь вернутся к прежнему. Хорошо это или плохо? Кто знает? Может быть, боги? У них спроси, — старуха растянула тонкие сухие губы в ехидной улыбке. — Ответят, коли в настроении будут.

Шаманка цапнула ещё один кусок вкусняшки, целиком сунула в рот, облизнула пальцы и, снова прикрыв глаза, громко зачмокала. Издевается или даёт возможность обдумать услышанное? Права старуха, любое моё действие вызовет последствия. Останусь и начну тут прогрессорством — слово-то какое противное! — заниматься или вернусь в Светлобожск — всё равно что-то, да будет. Уже само то, что в тело её правнучки чья-то воля засунула сознание взрослой тётки из другого мира и времени, о многом говорит. Ждут от меня чего-то высшие силы. Знать бы, чего.

— Ты вот что запомни. Силы в тебе немеряно. Но пока ты девкой живёшь, только искрами малыми пользоваться можешь. Вот как с мужиком ляжешь, так и доступ откроется. Сторожись после того, как через это дело наслаждение испытаешь. Дел можешь натворить страшных, коли не совладаешь с силой-то. Хорошо бы кто-то знающий рядом был. Чародей там сильный али ведун опытный. Ещё лучше, ежли бы он и стал твоим первым.

Я только глазами на слова такие хлопала. Память Алевтины услужливо подкинула картинки замысловато сплетённых голых тел, от которых вспыхнули и уши, и щёки.

— Это обязательно? — хрипло спросила я.

— Лучше бы так, а там как получится, — последовал ответ.