Поезд наш отбывал с новёхонького Восточного вокзала без чего-то семнадцать. Не особо удобно — на свои дела остаётся всего-то полдня, потом до ночи околачиваешь груши в поезде, поспишь и снова пинаешь балду, потому как прибывает в Зухов поезд где-то в три часа дня, да плюс два часа разницы во времени, то есть в те же самые семнадцать. Только и успеешь, что на новом месте устроиться, а там уже и снова спать пора. Но в нашем случае всё это не так страшно, как того хотелось бы — мы же с Маринкой поедем вдвоём, отношения наши сейчас ну очень напоминают медовый месяц, так что чем занять себя в дороге, мы уж точно найдём.
Ближе к обеду мне позвонили с работы, сказали, что вопрос с моим отпуском за свой счёт решён. Как-то не сильно это походило на обещанное Авдеевым соблюдение моих интересов, но когда у нас начальство не врало? Нет, может, и было такое когда-то, но не на моей памяти. Впрочем, если не наврали с этими ЗУБами, то потери в заработке они мне возместят с лихвой. Потом позвонила Маринка, похвасталась, что и с её работой та же хрень. Надо будет узнать, что у них там за игра, и попытаться пробить сколько-то тех же зубов для подруги, чтобы и ей не так обидно было. Кстати, раз уж я беру с собой малюевскую картину для выставки, почему бы этим спецуправдомам не заплатить искусствоведу аж из столицы за обстоятельный рассказ о художнике? Я перезвонил Маринке, подкинул ей эту идейку, ожидаемо встретив полную готовность с таким рассказом выступить. Авдееву я тоже позвонил, он за предложение с радостью ухватился и заверил, что решит вопрос с достойной оплатой Маринкиного выступления, как только вернётся в Зухов. Главное, чтобы опять не наврал. Но себе я в любом случае мог засчитать доброе дело.
С Маринкой мы встретились уже на вокзале. Найти нужную платформу оказалось несложно, в поезд мы загрузились тоже без затруднений, тут же спрятавшись у себя в купе и дожидаясь, пока вся суета закончится и можно будет в очередной раз совершенствовать наше мастерство во взаимном доставлении наслаждений. Однако же до самого Владимира такой возможности у нас не появилось — поездная бригада проявляла какую-то нездоровую активность в течение всех двух с половиной часов, что мы добирались до первой на нашем пути остановки. Стоял поезд во Владимире почти полчаса, так что мы хотя бы свежим воздухом надышались да я купил себе пива.
После Владимира как-то одновременно вспомнили о том, что надо поесть. Дошираки с роллтонами, ясное дело, нормальную еду заменяют не особо успешно, зато с экономической точки зрения представляют собой вполне приемлемую альтернативу походу в вагон-ресторан, поэтому борьбу с голодом мы вели именно с помощью этих достижений современного пищепрома. Я ещё пива залил вовнутрь. А потом началось то, описание чего было бы сплошной порнографией…
В Коврове и Дзержинске мы выходить наружу даже не пытались, не воспринимая эти двухминутные стоянки всерьёз, а вот в Нижнем снова выбрались на свежий воздух. К этой остановке мы успели не только всласть пошевелиться, соединяясь телами, но и плотно поесть, так что свежий воздух окончательно нас сморил и мы задрыхли.
По какому-то непонятному наитию проснулись мы почти одновременно как раз перед следующей длительной стоянкой в Кирове, где наслаждаться утренней прохладой можно было аж двадцать пять минут. Наслаждение, впрочем, оказалось довольно условным — в пять утра и летом-то более чем свежо, а уж сейчас, в сентябре, так просто холодно. Свой вклад в усиление дискомфорта внёс и туман с повисшей в воздухе сыростью.
Стоя на перроне, мы зябко ёжились и недоумённо переглядывались, будто без слов спрашивая друг друга, кой чёрт выгнал нас наружу. Однако не успели мы как следует замёрзнуть и сбежать обратно в тёплое купе, как поводов для недоумения прибавилось. Во-первых, туман резко сгустился и уже в метре от себя видно не было ни хрена. Во-вторых, очень быстро, практически одномоментно, потеплело. В-третьих, когда туман через какие-то полминуты столь же резко рассеялся, мы не увидели ни поезда, ни вокзала, а железнодорожные пути оказались заросшими высокой, мне по пояс, травой. Так, совсем недавно я что-то подобное уже видел…
— Опя-а-ать… — недовольно протянула Маринка. Ну да, тоже не забыла. Так, я не понял, а человек-телевизор где?!
Маринка вертела головой, тоже, должно быть, выискивая нашего недавнего знакомого. Она же первая его и заметила, о чём и сообщила мне, если её недовольную ругань вообще можно было бы назвать сообщением. Откуда он появился, не знаю. Вот буквально секунд десять назад я в ту сторону смотрел и никого не видел, а сейчас — вышагивает, чтоб его, прямо по шпалам единственного не заросшего пути.
При ближайшем рассмотрении, однако, выяснилось, что в данном случае к нам послали кого-то другого — хоть и был он одет-обут в точности так же, как и прошлый наш знакомец, экран на водолазном шлеме показывал совсем другое лицо — курносое и щекастое. Да и голос, когда телеглавец заговорил, звучал несколько по-иному. Главное же отличие персонажа от предшественника заключалось в том, что этот был вооружён — на плече висела сумка с тремя магазинами для «калаша», в левой руке он держал «ксюшу»[1]. Так, на сей раз, я смотрю, ремонтные работы у них, мягко говоря, очень своеобразные…
— Младший техник аварийно-спасательной службы Эм-тэ ноль восемьдесят пять а-эс, — в отличие от прошлого раза товарищ для начала представился. — Направлен для содействия вам в эвакуации из зоны локальной межреальностной десинхронизации.
— И как вы нам поможете? — недоверчиво спросила Маринка. — Снова скажете, что один их нас и так знает, куда идти и что делать?
— Не понимаю вас, — без особого сожаления ответил телеголовый. — Я должен передать вам оружие, показать направление движения и предупредить о возможной опасности в ходе эвакуации. Ничто иное в моё задание не входит.
— А сами? — спросил я, уже понимая, что этот козёл отвертится. Всё то же самое, как и в тот раз — вы давайте выбирайтесь, как хотите, а мне работать надо.
— Вернусь к участию в аварийных работах, — ну кто бы сомневался!
— А оружие нам для чего? — нет, для чего нужно оружие, я понимал, пацифизмом, знаете ли, не страдал никогда, но в данном случае меня интересовали подробности.
— Вам следует двигаться вдоль железной дороги, — младший техник махнул рукой по ходу движения нашего исчезнувшего поезда, — на всех стрелках выбирая левый путь. Возможно, на вас попробуют напасть блокхи, применение оружия против них оправдано и ненаказуемо.
— Блохи?! — Марина брезгливо поморщилась. — Что тут у вас за блохи, чтобы из автомата в них стрелять?!
— Блокхи, — телеголовый отчётливо выговорил «к». — Условно разумные хищные квазигуманоиды. Главная их опасность — способность гипнотизировать жертву, поэтому смотреть им в глаза не следует. Из-за применения гипноза нападают всегда спереди, в силу чего скорострельное оружие дистанционного действия против них весьма эффективно. Однако могут нападать группами до пяти-шести особей.
М-да, неприятно, но в его изложении не так и страшно. Хотя… Фиг его знает, может же и соврать. Второй вопрос — как поведёт себя Маринка, когда этих блокхов увидит.
— Это вам, — он протянул мне автомат и сумку с магазинами, а когда я их принял, выудил из кармана маленький револьвер и пару спидлодеров[2] с патронами и протянул Маринке. — А это вам, — он даже изобразил что-то вроде учтивости, слегка наклонив голову-телевизор. — Револьвер самовзводный, с лёгким спуском, специально для женских особей вашего вида.
Приняв оружие, Маринка с недовольным выражением лица (ну как же, особью обозвали) осторожно повертела револьвер в руке и спрятала в карман ветровки. В другой карман отправились оба спидлодера.
— Прошу извинить, отбываю к месту проведения аварийных работ, — как и тогда у моего дома, телеглавец просто исчез.
— Паш, — дождавшись, пока я повешу «ксюшу» и сумку с боезапасом на себя, Маринка немного нервозно взяла меня за руку. — А что значит «самовзводный»?
— Не надо заботиться о поворачивании барабана и взведении курка. Просто стреляешь, остальное само. Хотя… Дай-ка револьвер мне, — попросил я.
Ну точно! Этот уродец не сказал Маринке, что перед первым выстрелом курок всё-таки нужно взвести. Да, хороша бы она была, наставив оружие на врага и впустую жамкая на спуск… Я показал ей, что и как делать, чтобы можно было выстрелить первый раз и потом уже стрелять по принципу «остальное само», затем аккуратно снял курок с взвода и вернул даме оружие.
— Паша, — Маринка смешно наморщила личико, — а тебе не кажется, что всё это как-то… — она изящно повертела пальчиками, пытаясь найти нужное слово, — … как-то не всерьёз?
Так, моя блондинка в своём репертуаре. Мозги мало того что не отключаются в кризисной ситуёшке, так ещё и работают как надо. Нет уж, не знаю, что там она себе думает по поводу наших отношений, но я точно буду конченным идиотом, если не постараюсь удержать рядом с собой такую женщину…
— Не кажется, — ответил я. — Почти наверняка так оно и есть.
— И что теперь?
— Пойдём, куда сказано, — а что ещё мог я ответить?
Переставляя ноги в направлении, указанном нам телеглавцем, я пытался обдумать происходящее. Нет, насчёт «не всерьёз» Маринка, пожалуй, не совсем права. Лично мне всё это больше напоминало армию с её учениями. Да, не всерьёз как бы, но убегаешься-упыхаешься по полной. Опять же, сами учения от одного раза к другому усложняются, а навыки, при этом отрабатывающиеся, совершенствуются. У нас то же самое — если первый раз надо было просто дойти до безопасного места, заодно сообразив, где именно таковое находится, то теперь надо будет стрелять в удобного, как мне представлялось, противника. Ну в самом же деле, нападает исключительно спереди, если группами по пять-шесть штук, то ещё и компактно — просто идеальная мишень для автоматического огня! Гипнотизировать могут, это, конечно, опасно, да. Вот только успеют ли? Насколько я понимал, гипноз — дело вовсе не мгновенное. В общем, вопрос тут не в серьёзности или несерьёзности происходящего, а в том, к чему нас этакими учениями готовят. Раз уж армию вспомнил, там-то все эти учения идут как подготовка к очень опасному и тяжёлому делу, каким является война…
За всеми этими размышлениями я едва не пропустил стрелку. Ходьба по шпалам требует определённого навыка, нужно приноровиться, и чтобы не тратить время на приспособление к такому шагу, мы шли не по путям, а по тропинке вдоль них, и стрелку я заметил буквально в последний момент. Повернув на левый путь развилки, мы потопали дальше. Вот, кстати, опять в копилку подтверждений тому, что нам устраивают учения — очередной, как эти телеголовые выражаются, сбой межреальностной синхронизации произошёл именно тогда, когда Маринка была в ветровке, джинсах и кроссовках, а не на шпильках, то есть могла передвигаться по грунту в нормальном, а не пыточном режиме.
— Ты что? — встревожился я, когда Маринка резко остановилась и с крайне недовольным видом принялась озираться по сторонам.
— Воняет, — пояснила она и её аж передёрнуло. — Ты разве не чувствуешь?
Вообще, с запахами я как-то не дружу. С любыми. Чтобы я что-то унюхал, оно должно либо благоухать так благоухать, либо вонять так вонять. Вот примерно так я Маринке и собирался объяснить, но на полуслове осёкся, заметив нездоровое шевеление в придорожных кустах. Почему нездоровое? А какое же ещё-то?! Сдёрнув «ксюшу» с плеча, я разложил приклад, снял оружие с предохранителя, поставив на автоматический огонь, передёрнул затвор и вскинул автомат к плечу, намереваясь причесать кусты парой коротких очередей.
— А вдруг там кто-то есть? — некстати подала голос Маринка.
— Не говори под руку! — рявкнул я и нажал на спуск. «Ксюша» легонько ткнула отдачей в плечо и с суховатым треском плюнула свинцом. Да, если кто в кустах и был, то точно не люди. Люди так не воют.
С каким-то шипением и хрипом оттуда вывалились четверо… Да уж, правильно этот ходячий телевизор обозвал их квазигуманоидами. Больше всего они походили на худых и остриженных горилл, передвигаясь, подобно тем обезьянам, на полусогнутых задних конечностях и вытянутых передних. Вот только пасти у них больше смахивали на собачьи… Мускулистые, покрытые грязно-бурой короткой шерстью, с большими жёлтыми глазищами, твари выглядели довольно мерзко, а воняли так вообще отвратительно. Кусты ещё шевелились, видимо, в кого-то я там попал, но не убил.
Вели себя блокхи странно — развернувшись цепочкой и преградив нам дорогу, не старались напасть, зато на все четыре голоса издавали различные звуки, постепенно переходящие от шипения и хрипа к жалобному и относительно мелодичному подвыванию. Даже странно было слышать такое от столь мерзких тварей. Впрочем, отвлекаться на эти песни я не стал и короткими очередями расстрелял всех четверых. Да уж, походы в тир даром не прошли, с инструментом управился. Чёрт, как-то всё получилось очень уж легко… Осторожно и медленно я двинулся к валявшимся блокхам, чтобы выдать всем по контрольному выстрелу и добить, наконец, тех, кто всё ещё подавал признаки жизни в кустах. Маринке я велел занять место за моей спиной, держась на некотором удалении. Откровенно говоря, оставались опасения, что где-то поодаль прячутся и другие твари, но, как очень быстро выяснилось, опасался я совсем не того…
Ближайший ко мне блокх лежал спиной вверх. Я поменял магазин, перевёл «ксюшу» на одиночный огонь и выстрелил ему в затылок. Продолжая периодически бросать взгляды на шевеление в кустах и вообще стараясь отслеживать обстановку, подобрался ко второму, валявшемуся на боку, и продырявил затылок и ему. Третий, точнее, третья тварь развалилась на спине, раскинув передние конечности и медленно суча по земле задними. Я уже зашёл сбоку, чтобы выстрелить в висок, но тут она повернула ко мне голову и открыла глаза.
…Где-то на задворках сознания я слышал Маринкин голос, совершенно не понимая, что она говорит. На тех же задворках я ощущал, что автомат держу в опущенной руке, и он, гад, такой тяжёлый, что держать его дальше сил уже нет. Желтые глазищи манили, звали, притягивали к себе и я сделал шаг к ним. Потом ещё один. Тварь подняла руку, должно быть, приветствуя меня, и я сделал ещё шаг…
Страшный удар грома — и я еле успел увернуться от взмаха передней конечности гадины, заканчивавшейся короткими острыми когтями. Почему-то автомата в руках не было, зато рядом стояла Маринка, держа обеими руками револьвер.
— Это мой мужчина! Поняла, сука?! Мой!!! — прохрипела она и выстрелила ещё раз. А ничего себе барышня стреляет — дырка во лбу у твари уже имелась, вторая пуля вошла в правый глаз, ещё полностью не закрытый. Да уж, правильно телеголовый сказал, что главная опасность тут — гипноз… Подобрав автомат, я покончил с последним блокхом. Или последней? Да какая, к чертям собачьим, разница! А нет, ещё же кусты…
В кустах блокхов оказалось двое — один уже не шевелился, но по пуле в голову получили оба.
— Не пугай так меня больше, — хрипло прошептала Маринка. — Слышишь, не пугай!
— Прости, больше не буду, — я притянул её к себе и обнял. — Спасибо, Марин. Спасибо.
— Ничего, — она уткнулась лицом мне в грудь и как-то подозрительно захлюпала. — Ничего, — и тихонько заплакала. — Охрипла, пока кричала, так и не докричалась до тебя, — шмыгая своим милым носиком, рассказывала она, — вот и пришлось самой.
— Пойдём, — сказал я. Маринка согласно кивнула, но так и не сделала ни шагу, пока тщательно не вытерла слёзы.