Первая книга тут: https://author.today/work/341359
Глава 1
Разбег по грунтовке, отрыв, колёса ещё крутятся, вибрация от их вращения мелкой дрожью передаётся на корпус, отчего сидеть на жёстком сиденье довольно неприятно. Но всё рано или поздно заканчивается, прекратилась и эта раздражающая, похожая на зубную боль, дрожь.
Разгоняемся над полем, благо оно огромное, тянется до узловой железнодорожной станции «Берёзка». И уже за железной дорогой сплошной стеной начинается сосновый лес. Как раз на станцию мы и взлетаем, идём прямо на неё и очень медленно набираем высоту. Жарко, пекло на улице неимоверное, мотор тянет, но вытянуть не может. Приходится в самом прямом смысле скрестись вверх буквально по сантиметру. Но расстояние, как я уже говорил, до железки приличное, успеем залезть повыше с большим запасом. Вдобавок наверняка над железнодорожным узлом и у кромки леса будут восходящие воздушные потоки, они помогут набрать высоту.
Потихонечку левым кренчиком довернули влево и прошли как раз над местом будущей катастрофы Володи Гудина. Но кто знает, возможно, в этой реальности она не случится? И Володя Гудин здесь так и будет до старости бороздить пятый океан?
Дальше полетел над железной дорогой. Она тут настолько прямая, словно по линейке начерчена.
К невысокой холмистой гряде с расположенным на ней большим селом Торошино подошли метрах на двухстах. Под крылом река Пскова петляет. Эх, какого вкусного подуста когда-то в ней ловили! А плотвы и голавля было столько, что ого-го! Интересно, здесь так же ловится или нет? Походить бы по бережку, половить рыбку, ушицу на костерке сварганить…
Облизнулся да и отвернулся. Когда это ещё будет и будет ли вообще…
Настроение на какое-то мгновение испортилось, накатили и схлынули воспоминания из прежней жизни. Нечего давно прошедшее мусолить, настоящим жить нужно!
А настоящее очень радует. В горизонтальном полёте, да в идеальных условиях лететь одно удовольствие. Небо над головой синее-синее, и ни одного облачка до самого края. Видимость отличная, высоте полёта соответствует, лишь горизонт в прозрачной дымке расплывается. Не болтает, не трясёт, моторчик весело тарахтит, бормочет свою механическую песенку, подбадривает тем самым и внушает оптимизм в удачном завершении сегодняшнего дня. Внизу картинки замечательные проплывают, поля и леса, реки да озёра. Вон пара лосей как раз через поляну переходит. Меня услышали, башки свои ушастые-рогатые вверх подняли и взглядами провожают, вообще не боятся. Не знают ещё, что это такое большое над головой тарахтит и чем оно опасно бывает. Улыбнулся зверью да и полетел дальше. Над рекой утки летают, но ниже меня, можно не опасаться столкновения с пернатой самонаводящейся торпедой. Вроде бы и маленький комочек перьев, сколько в ней веса, килограмм? Полтора? А влупит на встречных курсах с такой силой, что дюраль вминает!
Река внизу от самого Пскова сопровождает, уходит то влево от линии пути, то вправо. Сверкает отражёнными солнечными зайчиками, слепит глаза. Периодически желтеет песчаными отмелями, манит к себе золотистым песочком на своих изгибах. Да я даже кувшинки могу разглядеть с такой высоты! Красота!
Километров через десять принял чуть левее, чтобы обойти стороной расположенное в небольшой низинке круглое озерцо. Вон оно, впереди ртутным живым серебром сверкает. Над ним наверняка прохладно, воздух вниз опускается, так что сторонкой от него. Любопытно стало, что сейчас на берегу происходит, какие строения имеются. В моём времени здесь был сплошной новострой, дачники. Место-то здесь замечательное, красивое, рыбалка отличная, в лесу грибов-ягод видимо-невидимо. Вспомнил! Тут же и пионерские лагеря когда-то стояли. Потом их с развалом Союза забросили, обесценили, да и выкупили за гроши. И устроили базы отдыха.
Иду по прямой с правым креном, с интересом вниз поглядываю. Чтобы не разворачиваться, левой педалью направление по прямой выдерживаю. Вот и оно, озеро. Дальше вернёмся на прежний маршрут, да так и пойдём прямо, на Новоселье, оттуда на Струги Белые. Гм, пока они ещё Белые… Потом их переименуют, назовут Красными. Если, конечно, и в этой реальности произойдут революции, а власть перейдёт к большевикам.
Дальше наш путь пройдёт через Плюссу на Лугу. И уже там будет понятно, полетим мы дальше или придётся садиться. Зачем? Да мало ли? В туалет, например, сходить. Что мы, не люди, что ли? Или бензин в бак долить.
Дальше полетим над дорогой, те места я слабо знаю, заплутать не хочу. Эх, была же мысль отцовский компас с собой в полёт прихватить. Собирался, собирался, да и забыл благополучно. Теперь приходится лететь по правилам визуального полёта, выдерживать линию пути путём сличения карты с местностью. А чего тут сличать? Железка прямо под нами, погода замечательная, видимость миллион на миллион, лети не хочу!
Солнышко выше поднимается, всю дорогу прямо в глаза светит, приходится постоянно прищуриваться. Жарко в кабине стало, пришлось нам с Паньшиным распахнуть свои куртки, чтобы не свариться. Воды попили, квас испробовали, по бутерброду слопали. Красота! В таких условиях лететь одно удовольствие. Юрист в качестве стюарда выступает, напитки прохладительные с перекусом подаёт. Если бы не начавшаяся болтанка, вообще бы хорошо было. Сначала легонько потряхивало, потом всё сильнее и сильнее. Зубы полязгивать начали, сиденье из-под меня куда-то поползло, оно обычное, твёрдое, шкурой сверху обтянутое, скользко на нём при такой тряске, и ремни привязные не помогают. Один в один ощущения, словно на автомобиле «по гребёнке» едешь!
Над Новосельем прошли, здесь болтанка пропала, от радости крыльями над станцией покачал. Село огромное, народа в нём много проживает. Топлива в баке меньше стало, поэтому забрался повыше, теперь где-то на трёхстах метрах идём.
Так и летим над речкой, ещё грунтовая дорога то и дело линию маршрута пересекает, то влево уходит, то вправо. Мечется, бедолага, от безысходности, пытается многочисленные болота обойти, удобный для людей путь проложить.
Белая Струга под крылом проплыла, дымом из трубы печного заводика поприветствовала. Облетели стороной, чтобы не дышать гарью. Ну и тоже крыльями покачивали, многочисленных зевак приветствовали. Продолжаем лететь над железкой, впереди Плюсса и до неё нам целый час пилить. Бензина должно до Луги хватить с запасом, поэтому не переживаю.
Облачка начали образовываться, тут мы опять в зону сильной турбуленции попали. Снова затрясло самолёт, желудок то в пятки падает, то к горлу подскакивает.
Бензином пахнуло… Вскинулся, а как тут не вскинешься? Если запах в кабину пошёл, значит, где-то утечка. Полыхнуть может запросто! Или очень быстро закончится топливо и придётся садиться куда угодно, лишь бы сесть, а не разбиться.
Оглянулся назад, может банки с НЗ в багажном отсеке подтекать начали? Не видно ничего, багажник забит доверху имуществом.
Паньшин носом закрутил, тоже запах почуял. На меня посмотрел:
— Откуда запах?
— Не знаю. Может быть, в багажном отсеке банки подтекают? Вы отстегнитесь и попробуйте проверить, так ли это!
— Я попробую, — отвечает юрист.
Покачиваю сокрушённо головой, и Паньшин тут же исправляется:
— Сейчас всё сделаю!
Другое дело. Пусть проверит. Хотя сомневаюсь, что дело в разгерметизировавшихся банках. Наверняка какая-нибудь топливная трубка прохудилась, или штуцер какой раскрутился. Проверить, конечно, нужно обязательно, но сам уже начинаю активно головой крутить. Вниз смотрю, ищу подходящую площадку для приземления. Возвращаться назад или продолжать полёт? А вдруг не успеем долететь никуда? Мало ли бензиновая трубка лопнет, и топливо струёй шибанёт? Кто даст гарантию, что оно не воспламенится? Мотор горячий, опять же искра проскочить может. И вспыхнем мы жарким пламенем…
Не дай Бог!
Александр Карлович лезет назад, но тёплая одежда мешает протиснуться между сиденьями. Юрист пыхтит, крутится ужом, уже и лицо от чрезмерных усилий покраснело, покрылось капельками пота, а ничего у него не получается. До пояса протиснулся, а дальше всё, застрял. Кое-как назад вернулся, уселся и отдувается. Рукавом куртки (и куда только все манеры пропали?) вытер лоб от пота, глянул жалобно:
— Не получается!
— Так вы куртку снимите! — подсказываю.
Разомлел от жары Паньшин, размяк, вот и соображает плохо. Да и не привык на самолётах летать. Ощущения необычные, новые, впечатлений масса, переварить не успевает. Но куртку тут же сбросил. Повертеться, правда, пришлось, но справился. Заодно и от шапки избавился, и сапоги скинул. Запашок по кабине пошёл, но быстро выветрился. Всё-таки негерметичная у нас кабина, продувается сильно.
Дело сдвинулось, Паньшин пролез в багажный отсек, принялся перерывать наше имущество. До банок с бензином добрался быстро, почти сразу же голову между спинок сидений просунул, ко мне наклонился и прямо в ухо кричит:
— С банками всё хорошо, ничего не протекает!
Хорошо ещё, что я свою шапку не снимал, а то точно оглушил бы криком. Кивнул ему в ответ, показал на пассажирское сиденье. Хорошо, что адвокат кричать в ответ не стал, сразу полез на своё место. Вот только одеваться не стал. Пришлось указать ему на оплошность.
Это рассказывать долго, на самом деле всё быстро произошло, пара минут понадобилась адвокату на раздевание и столько же на осмотр. А я тем временем плавным доворотиком ухожу влево. Где-то там должна быть грунтовка. На неё мы и будем садиться!
— Ремни! — кричу Паньшину.
— Что? — поворачивается адвокат ко мне.
— Садиться будем на дорогу, — наклоняюсь к нему поближе, чтобы не рвать горло. — Ремни застегните!
— Понял! — кивает поверенный и начинает судорожными движениями рук выдёргивать из-под себя привязные ремни. Ну и хорошо, пусть занимается. Всё не так страшно ему будет.
Пролетели километра два, как раз эта самая дорога впереди и показалась. Ещё столько же или чуть больше пролететь нужно! Запах бензина ещё сильнее стал, уже прикидывать начал, как бы дверку в кабину приоткрыть. У Паньшина в глазах испуг плещется. Понимает, что что-то не так, но хорошо ещё, что по причине отсутствия технического образования не может представить себе всех катастрофических последствий. И не паникует. Да и я лицо пряником делаю, стараюсь эмоции в узде держать. Про себя мгновения отсчитываю и по кратчайшему пути лечу к выбранному для посадки участку.
А между нами и дорогой оказалось обширное болото! По разбросанным на его поверхности чахлым сосенкам это понял. Потом уже кое-где чёрные прогалы увидел, бочаги. По спине мурашки побежали, в животе словно ледяной комок образовался. Чуйка сработала? Нельзя нам туда, так получается?
Но головой так и продолжаю по сторонам крутить. И строго на траверзе левого борта вдалеке вроде бы как деревушку углядел. Далеко до неё, вёрст десять будет, зато там люди, помогут в случае чего. Чуйка или не чуйка, а я уже кручу левый вираж на девяносто градусов, разворачиваюсь носом прямо на эту деревушку!
Если кто-то скажет, что авиаторы в приметы не верят, можете рассмеяться такому знатоку прямо в лицо! Ещё как верят! И в приметы, и строго соблюдают при этом авиационные традиции. И чуйка среди них не на последнем месте находится!
До деревни больше половины расстояния не долетели, запах бензина стал настолько сильным, что глаза резало. Зато к дороге ближе оказались, ну я и довернул в её сторону и сразу же пошёл на снижение. Топливный кран перекрыл, как только понял, что смогу дотянуть до неё без мотора. Отключил магнето, поёрзал на сиденье, лопатками плотнее прижался к спинке. Паньшин в точности повторяет все мои движения и, нужно отдать ему должное, ведёт себя правильно и по-мужски. Не паникует, вопросами не достаёт и вообще молчит. Лишь по округлившимся глазам и бледному, словно свежевыпавший снег, лицу можно понять, что товарищ находится в сильном стрессе. Умудряюсь не только расчёт на посадку строить, но и подобные мелочи замечать.
Мотор заглох, запах бензина стал слабее, сквозняком лишние пары выдуло. Но всё равно пахнет. Получается, утечка постоянная, от работы мотора не зависит. Или бак потёк, или шланг прохудился. С баком сложно всё будет, своими силами точно не починим, а со шлангом ерунда, на новый запросто поменяем. Есть необходимый запас!
Лечу в тишине, лишь воздушные потоки слегка шипят и посвистывают, точку приземления наметил, в неё и целю. И стараюсь думать о чём угодно, только не о посадке. Чтобы не сглазить…
Вот мы уже над дорогой, вертикальную скорость снижения приходится держать большую, вес хоть и стал меньше, но незначительно, да ещё винт колом стоит, тормозит сильно. Редко-редко под набегающим потоком на такт прокручивается.
Справа тёмно-зелёные мохнатые ели сплошной стеной стоят, слева от дороги очередное болото показалось, а мы уже на высоте метров тридцати.
— Господи, помоги, — слышу, как начинает шептать молитву Александр Карлович и быстро раз за разом крестится. Это хорошо, это правильно. Пусть помогает…
Замолчал чего-то. На мгновение скашиваю глаза в его сторону — вжался в спинку, руками вцепился в сиденье, сам бледный, огромными круглыми глазами на приближающуюся дорогу смотрит.
Земля очень быстро приближается, очень. Вот и наступает самый опасный момент. Возьмёшь ручку на себя раньше времени, поспешишь погасить вертикальную и потеряешь скорость. А до земли ещё ого-го сколько останется. И рухнешь камнем вниз, разложишь о грунт машину. И позже та же беда. Промедлишь и шмякнешь её о землю с большой перегрузкой, и тоже поломаешь. И не только шасси, но и крылья сложиться могут. Сколько таких случаев видеть приходилось…
Пора! Тяну, тяну, вытягиваю машину из крутого планирования! Потрескивает от перегрузки деревянная конструкция, скрипит кабина, наступает тот неповторимый момент, когда самолёт словно бы «висит» на ручке. Опять повторяется то же самое — недоберёшь ручку и приложишься о грунт. Перетянешь и взмоешь, потеряешь скорость, начнёшь козликом скакать по полосе. Короче, всё нужно делать правильно и вовремя, соразмерять усилия и движения, думать и заранее просчитывать события, примерно в этом и заключается лётная работа. Остальное приходит с опытом. Это и гироскоп в пятой точке, и ощущение земли, и та самая чуйка. Ну и много ещё чего…
Выравниваю самолёт у самой земли и нежно притираю его к грунту. Колёса шуршат по укатанной глине, скорость падает, и аппарат всем своим весом опускается вниз, опирается на шасси. Каждая трещина на дороге, любая малейшая неровность тут же передаётся через стойку в кабину, отдаётся вибрацией в позвоночнике, заставляет крепко сжимать челюсти, чтобы не прикусить язык. Катимся, то и дело весело подпрыгиваем на очередном ухабе, на узловатых еловых корнях, и скоро останавливаемся.
Скидываю ремни, подмигиваю Паньшину, подбадриваю его таким образом, распахиваю настежь дверь и очень осторожно вылезаю из кабины. Можно было бы похорохориться, подтянуться на руках и спрыгнуть на землю с шиком, да засиделся я, мышцы немного затекли, не хочу рисковать. Вокруг глушь, самолёт неисправен, до людей как до чего-то там на карачках, ещё на мне Паньшин балластом висит, так что лучше мне поосторожнее быть, поберечь свой организм.
Первым делом разделся до исподнего, вторым капоты откинул, к мотору полез. А там сразу понятно стало, откуда бензин вытекал. Да, он уже испарился, но высохшие потёки и серые пятна грязи никуда не делись.
— Александр Карлович, подойдите сюда! — подозвал адвоката.
— Сей же час, Николай Дмитриевич, только переоденусь.
Паньшин на той стороне самолёта находится, мне только его голову видно. Да и та то появится, то снова вниз нырнёт. После его слов хоть понятно стало, чем занимается. А то думал, что разминается, приседает, в себя приходит.
— Да, Николай Дмитриевич? Зачем звали? — обошёл со стороны носа самолёт Паньшин. — Что там?
— Вот, полюбуйтесь, — кручу в руках открутившийся штуцер топливного шланга. Точнее, это я его окончательно открутил, чтобы продемонстрировать юристу. Без моей помощи ему каких-то пару оборотов гайки не хватало, чтобы отвалиться от подкачивающего насоса.
— А что это? — суёт нос под капот Паньшин. Смешно принюхивается, рассматривает шланг со штуцером и осторожно дотрагивается до него указательным пальцем. — Это из-за него так бензином в кабине пахло?
— Из-за него, — наблюдаю, как адвокат с брезгливым выражением лица вытирает платком испачканный палец. — Посмотрите сюда. Царапины видите?
— Вы полагаете, кто-то во время стоянки в Пскове смог подобраться к самолёту и открутить эту гайку? — Паньшин становится серьёзным и начинает делать правильные выводы. — Помилуйте, Николай Дмитриевич, это же невозможно! Ладно, когда снаружи стойку подпилили, но залезть у всех на виду под капот? Это немыслимо! Кому это могло понадобиться?
— Почему немыслимо? — начинаю прикручивать штуцер. Пока вручную, потом ключи достану и затяну окончательно. Эх, нужно будет ушки с отверстиями придумать, чтобы такие гайки контрить можно было.
— Во-первых, там дежурили господа полицейские, — начинает перечислять свои доводы Паньшин. — Значит, никто незамеченным подобраться к самолёту не смог бы. Иначе нам об этом факте сразу доложили бы. Во вторых, чтобы открутить такую гайку, нужен соответствующий инструмент. Согласны? И, в третьих, кому это вообще нужно?
— Александр Карлович, Александр Карлович, — вздыхаю и вылезаю из-под капота. Теперь дело за инструментом. — Господа полицейские были выпивши, неужели вы этого не помните? Наверняка они благополучно проспали, когда недоброжелатель нам стойку пилил.
— Признаться, я как-то об этом не подумал, — сконфуженно проговорил поверенный. — Тогда, да, могли… Проспать…
— Зато я подумал. Значит, получается, ночью полицейские были пьяны и к самолёту мог подойти кто угодно. Ключи достать в городе вообще не проблема, были бы деньги и желание. В любой мастерской или магазине вам их на выбор столько предложат, что… — махнул рукой, не желая объяснять элементарные вещи. — Кому нужно? Сам точно не знаю, могу только предполагать. Кому-то очень не хочется, чтобы я этот самолёт в столице показал. Почему? Могу предположить, чтобы не привлекать к нему внимание, чтобы не перетянуть на себя заказы, чтобы не обогнать конкурентов. Да много ещё чего, на самом-то деле.
— Думаете? — внимательно выслушал мои доводы Паньшин. — Насколько я знаю, а я немного изучил этот рынок, у нас вам конкурентов нет.
— Значит, нужно искать среди тех, где они есть, — отрезал. — Александр Карлович, вы ключи мне не подадите?
— Конечно, подам, — тут же согласился Паньшин и оглянулся. — А где они лежат?
— Там же, где лежат банки с бензином.
— А сами вы, значит, не хотите туда лезть? — с подозрением посмотрел на меня адвокат. Молодой человек, и не стыдно вам старика так гонять?
— Какой же вы старик, Александр Карлович? — удивился я. — Помилуйте, вам и тридцати не дашь!
— Скажете тоже, тридцати, — смутился Паньшин. Вздохнул и полез в кабину. — Ну и где конкретно они лежат? Не перерывать же мне весь салон?
— Да рядом с банками брезентовый такой свёрток. Вы сразу его увидите.
— Этот? — приподнял над головой искомое адвокат.
— Этот, этот! — обрадовался я, — Давайте его сюда!
— Держите. А мне что делать? Вылезать или подождать? Вы же недолго?
— Да, лучше будет, если вы немного задержитесь в кабине, — пробормотал, разворачивая свёрток и перебирая ключи в руках. — Есть! Нашёл!
— Тогда попрошу вас поторопиться. Здесь очень жарко!
— Сейчас, Александр Карлович, подождите секунду, — поднатужился и затянул гайку штуцера. — Всё, готово. Принимайте ключи.
Протёр ветошью руки, потом перепрыгнул через придорожную канаву и подошёл к заросшему тиной болотцу. Наклонился, помыл руки, ополоснул лицо. Сразу слепни тучей налетели, комарьё навалилось, пришлось отмахиваться и спасаться бегством.
— Эх, Николай Дмитриевич, и приспичило же вам умываться, — размахивал руками Александр Карлович, безуспешно отгоняя голодных кровососов. — Они же на лету кровь пьют!
— Каюсь, виноват, — повинился. — Сейчас проверю подачу бензина, и будем с вами мотор запускать! Придётся вам винт провернуть.
— Так я не умею, — Паньшин даже отступил на шажок.
— А я научу, — улыбнулся. — Подходите ближе, не стесняйтесь. Смотрите, это делается так…