Не подавай виду

Глава 9

2022 г.

Сония уже несколько ночей подряд видела странные сны. Ее окружали темные озера, в которых отражалось пламя костра, в воде змеились заросли тины, пахнущие рыбой и гнилью, слышались напевы ночных птиц. Какие-то силуэты сплетались в самых диких позах и порывах, головокружительной смеси секса, танца и молитвы.

Она списывала это на неутоленное желание — то, что вожделенный ею мужчина спит в соседней комнате и пьет кофе за одним столом с ней, сводило с ума и выкручивало жилы, как в юности, когда ее мучили первые болезненные менструации. Но финн до сих пор только улыбался, подмигивал, говорил комплименты и не обделял вниманием остальных девиц. То и дело он поглаживал кого-нибудь по плечу, игриво брал за ручку, почесывал за ухом, будто кошку.

Когда в ту ночь он так и не пришел, Сония решила, что все дело в волнении, но на следующий день финн тоже не сделал никаких шагов к сближению. Он ни с того ни с сего поел и один отправился гулять допоздна, точнее не один, а с приблудной собакой. Сонии эта дворняга сразу не понравилась — черная, но будто поседевшая, остроухая, с блестящими желтоватыми глазами, она походила скорее на недозрелого волка. Но парень почему-то с ней сдружился, трепал за уши и подкармливал сухим печеньем.

Потом он, будто заглаживая вину за позднее возвращение, принес конфеты и приторное розовое вино, и Сонии это очень понравилось, удовольствие омрачало только то, что подруги маячили рядом. Она неожиданно так переволновалась, что алкоголь даже толком не затуманил ей голову, только в желудке стало кисло и тяжело.

С этой ночи и начались ее странные «плавания» в темной холодной воде, скорее похожей на жидкий гель. Было зябко, но вместе с тем приятно, водоросли щекотали голую кожу, обвивали запястья и лодыжки, низ живота мучительно напрягался и тянул. Вокруг блуждали другие купальщики, одни полностью обнаженные, другие в тонких белых рубахах, а то и в штанах. У кого-то даже виднелись цветы, вплетенные в волосы, будто под водой происходил странный языческий обряд, а не эротические игры. И все высокие, крепкие, с бледной кожей, правильными чертами лица, но удивительно бесстрастные, будто мраморные скульптуры. В каждом мужчине Сония невольно искала своего нового знакомого, но он так и не попадался на пути.

Откуда-то веяло дымом, оплывшим воском и еще чем-то очень терпким, пряным, с еле ощутимой ноткой гнильцы. Утром она проснулась совсем никакая — голова гудела, все тело ныло, а между ног неприятно жгло. Ей вообще не хотелось вылезать из постели, но разбудил холод. Форточка оказалась распахнута, хотя Сония всегда на ночь закрывала ее и задергивала гардины, чтобы в окно не светил фонарь.

Ну да ладно, про форточку она еще могла забыть из-за этого дурацкого вина. А вот откуда на полу взялись лужицы? След тянулся от подоконника к ее постели, кое-где даже остались снежные кристаллики. А на подоконнике виднелись капли застывшего воска.

«Кажется, я догадываюсь, кто мне устроил этот спектакль, — усмехнулась Сония. — Сама же научила на свою голову! Ладно, надо когда-то начинать, даже такие, как мы, порой влюбляются. И с этого тоже можно поиметь кое-какой навар».

Однако едва она увидела парня за завтраком, охота улыбаться пропала. На шее, которую финн и не удосужился прикрыть, виднелись пятна от засосов, губы припухшие и покусанные, с лица еще не сошел румянец. Было ясно, что ночь он провел весело и горячо. Вот только с кем?

Она обвела пристальным взглядом остальных девиц, но так и не поняла, на кого думать. Ни одна не выглядела истомленной, счастливой и чуть пристыженной после скоротечной близости, все три смотр ели на него с тем же недоумением, что и она, и настороженно разглядывали друг друга. И ведь ночью они должны были так же, как она, мучиться сухостью во рту и тошнотой от это й странно й выпивки !

И тем не менее что-то произошло! Не сам же он себе поставил эти засосы, да еще какие, до ссадин. И глаза блестели как у всякого насытившегося любовника. Так что это значит? Здесь побывала посторонняя женщина? Нет, уж такое вряд ли, скорее всего кто-то из ее подруг очень хорошо научился притворяться. А финн, как всегда, был само спокойствие, улыбался, хвалил кофе, выпечку, погоду, предлагал им воды, таблетку, мятных леденцов, массаж шеи и плеч. И что хуже всего, нравился ей как никогда прежде...

2011 г.

Вскоре Илья с Леной закупили все по списку и перевезли вещи на съемную квартиру. Она переступила порог с легкой тревогой, но вскоре жилище ей понравилось. Рядом располагался большой сквер с высокими деревьями и раскидистыми кустами, в воздухе витали запахи прогретой почвы, свежей травы и липового цвета. После тяжелого промышленного духа, которым был пропитан район, где жила Лена, эти ароматы показались ей целебными. Она помогла Илье распаковать вещи, пожарила на сковороде сосиски с гречневой кашей, луком и морковью и стала накрывать на стол.

— Смотри, Илья, это я сама купила, — похвалилась Лена, доставая ярко-желтые стеклянные тарелки. — Какие у нас стали делать красивые штучки! По-моему, от такого цвета улучшается аппетит!

— Мне кажется, что у тебя все и так очень вкусно получилось, — заметил Илья и подцепил вилкой пару поджаристых долек сосиски прямо со сковородки. — А ты помнишь, как решила угостить меня своими любимыми креветками?

— Да, конечно, — тепло вздохнула Лена. — Ты не знал, а я именно с того дня постоянно про тебя думала. Нет, поначалу все было пристойно, а потом... Меня ни на одного парня так не поворачивало, всегда ко мне подкатывали, а там уж я изредка «позволяла себя любить». И вдруг такое! Я даже испугалась: может, я заболела, или у меня какая-то затянувшаяся течка? Но я же не кошка и не собака...

У девушки дрогнул голос, и Илья осторожно обнял ее.

— Ну что ты, Леночка? Все с тобой в порядке, и со мной тоже: в нашем возрасте все начинается именно с этого. Потом уже приложится и душа, и долгие беседы зимними вечерами, и ночи в разных комнатах, чтобы друг другу не мешать. А пока мы еще можем, зачем терять время?

Лена внимательно посмотрела на него, будто пытаясь разгадать его мысли и не ошибиться, не попасть впросак со своим нарастающим порывом.

— Пойдем на кроватку, — наконец сказала она с той детской и вызывающей искренностью, которая особенно очаровывала Илью. Он улыбнулся, охотно сполоснул руки и обнял ее.

— Какая ты теплая, — промолвил он, подумав, что теперь все стало понятно и легко. Не на вечеринке, не в гостинице, даже не у озера, а только здесь, на краю большого города, где пахло летней травой, свежим асфальтом и горячей пищей, все обрело смысл.

Они перебрались в комнату, где Илья сразу начал стягивать рубашку, но Лена его остановила:

— Нет-нет, ты просто приляг и расслабься, а я сама все сделаю.

Илья слегка удивился, но ему стало интересно и он охотно лег на спину, расставив ноги. Тогда Лена уверенно села к нему на бедра и стала целовать его лоб, щеки, уголки глаз, закапываться в волосы, вдыхая их запах, водить языком по губам. Его чисто выбритая тонкая белая кожа быстро налилась легким румянцем.

— Закрой глаза, — шепнула Лена.

— Зачем?

— Ну закрой, закрой, — настояла девушка. — Не беспокойся, приковывать тебя я не собираюсь, и ножей для колки льда у меня под кроватью нет.

Для пущей убедительности она потерлась носом о его щеку. Илья опустил ресницы и Лена осторожно коснулась губами нежной кожи век, слегка надавила языком. Возбуждение в нем закипало, он даже немного вспотел, а в штанах стало совсем тесно. Но что-то неосязаемое удерживало от того, чтобы опрокинуть девушку на спину или поставить на четвереньки, и облегчиться стремительно и грубо. Не деликатность, не галантность, даже не боязнь за ребенка, а скорее спокойное, уверенное желание мужчины ненадолго покориться женщине, забыть о силе в ее цепких объятиях, благо он может себе это позволить.

Поэтому Илья с удовольствием давал ей изводить его тело, а она двигалась дальше, целовала шею, осторожно покусывала плечи, расстегивала пуговицы на рубашке, гладила крепкие руки, поросшие густыми светлыми волосками, грубоватые крестьянские кисти и совсем безволосую грудь. Соски вскоре покраснели и саднили от ее поцелуев, но Лена не оставляла их в покое, теребила, лизала, втягивала в рот. Когда она добралась до живота, он ослабил и вытянул ноги, и Лена улеглась сверху, так, что ее лицо совсем скрылось под свесившимися волосами.

Она долго целовала и ласкала его живот языком, упиваясь солоноватым привкусом кожи, затем наконец развязала пояс и приспустила с Ильи штаны вместе с трусами. С неожиданной силой Лена вцепилась в его бедра и прильнула к сокровенному жадным ртом, то смакуя словно горячий чай или терпкую изабеллу, то заглатывая взахлеб, до тошноты, как изнывающий от зноя над ледяным водоемом. Творила что хотела, откровенно кайфовала и совсем не заботилась о том, как это выглядит со стороны. Илья временами прикрывал глаза, полагаясь только на ощущения главной эрогенной зоны, — нежный капризный язык цеплял тонкие складки крайней плоти, водил по ним взад-вперед, щекотал уздечку, щупал набухшие развилки вен, а иногда игриво пробирался к внутренней стороне бедер.

Илья старался не мешать ей, но был уже сам не свой от нетерпения, порой невольно опускал руку на ее голову и даже тихо постанывал, чего с ним прежде никогда не случалось. Предтеча разливалась по всему телу будто сладкая газировка, отдаваясь щекотными пузырьками в затылке, шее, позвоночнике, ступнях, которыми он уперся в бортик кровати. Девушка и не думала спешить, придерживала его на тонкой грани, когда он сжимал челюсти и вцеплялся в покрывало, больше всего желая закричать и разорваться на части. Наконец она отвлеклась, чтобы стянуть шортики, и ему удалось немного отдышаться и опомниться. Он заметил, что ее промежность порозовела и влажно блестела.

— Ты мной играешь словно кошечка конфетным фантиком, — заметил Илья.

— Но тебе же это нравится? — подмигнула Лена. — Да что там, я вижу, что нравится! Приятно ведь почувствовать себя безвольным хорошим мальчиком, которым решила полакомиться бессовестная девица?

— О, да я бы вечность мог так балдеть, а вот ты с чего завелась? Вон мокрая вся, а я тебя даже не трогал.

Это Илья сказал с легким сожалением: ему очень хотелось хотя бы лизнуть ее нежные складочки, но Лена, похоже, не намеревалась уступать инициативу.

— Правда? А я и не знаю даже, но мне так хорошо! Прямо хочу еще раз залететь, притом что уже беременная! Что, Илюша, я все-таки ненормальная?

— С чего бы? Я тебе это с удовольствием обеспечу, мне всегда хотелось иметь много детей, только чуть позже. Поменяемся местами?

— Нет, я хочу сверху, — заявила Лена и сняла длинную футболку, оставшись только в поддерживающем бюстгальтере.

— Эгоистка, да? — ответил Илья с улыбкой.

— Видимо, еще какая, — охотно подтвердила Лена, тряхнув длинными волосами. — Но ты молодец, Илья, выносливый...

— Да я и сам знаю. Что же, любишь кататься, люби и катайся, — усмехнулся он и приподнялся, чтобы освободиться от рубашки. Но вдруг так порывисто обхватил ее за теплые плечи, что Лена удивленно посмотрела ему в лицо.

— Mä rakastan sua, — произнес Илья тихо и твердо, будто не сомневался, что она его поймет.

Лена словно оцепенела и только глядела ему в глаза, гладила по щекам, навивала его волосы на свои пальцы. Губы и веки у нее нервно подергивались.

— Ну чего ты испугалась? Садись, — ласково сказал он и сам направил ее руку. Тут Лена приободрилась и стала двигаться осторожно и плавно, не насаживаясь слишком глубоко. Илья, блаженно закидывая руки за голову, только иногда подавался к ней бедрами. Оба совсем потерялись в терпкой одуряющей неге, не помнили о времени, молчали, чтобы не сбивать дыхание. Затем Лена для удобства уперлась руками в постель, нагнулась и стала напирать, не жалея ни сил, ни любовника. Ее глаза помутнели, дыхание участилось, из полуоткрытых губ вытекла струйка слюны и Илье показалось, что она забыла и о нем, и обо всем на свете, кроме сгустка вязкого болезненного тепла в животе, которое ей хотелось выжать до последней капли.

«Как бы она меня не покалечила» — подумал Илья с подспудным удовлетворением, что именно с ним она дошла до такого горячечного бреда.

Наконец Лена содрогнулась и выдохнула, вернее почти вскрикнула, но не слезла, а стала еще интенсивнее тереться о низ его живота. Она вся раскраснелась, покрылась мурашками, будто ее знобило, изгибалась, вцеплялась ногтями без разбора то в простыню, то в его обнаженные плечи. Илья даже не пробовал ее сдержать, и она остановилась лишь спустя пару минут, когда совсем обессилела. Тут и он достиг разрядки, которая длилась не более двух-трех секунд, и даже немного позавидовал ей.

Лена улеглась, но еще не вполне опомнилась, прижималась к нему, вздыхала и бездумно потирала себя между бедер. Почему-то в такие моменты она казалась Илье особенно уязвимой и трогательной.

— Как думаешь, ему сейчас тоже хорошо? — спросила Лена, когда они наконец отлепились друг от друга и вытянулись рядом на постели, свесив голые ноги.

— Конечно, — улыбнулся Илья и погладил ее живот. — На что ему жаловаться? Тепло, уютно и о пропитании беспокоиться не надо... а вот отца не мешало бы и покормить.

— Ну да, мы как-то отвлеклись, — смущенно отозвалась Лена. — Тогда вставай, а то до завтра отсюда не выберемся.

Илья поцеловал ее в щеку и сказал:

— О, это очень сложная дилемма, но ты приготовила такой замечательный ужин, что я просто обязан оценить.

— Манипулятор! Мы даже пока не женаты, а ты уже понемногу превращаешь меня в домохозяйку, — с притворной досадой отозвалась Лена и стала одеваться. Илья еще немного полежал, прикрыв глаза и прислушиваясь к тому, как на кухне вспыхивает горелка, гудит чайник, за тонкими перегородками «хрущевки» звучат чьи-то голоса. Наконец Лена его окликнула, и он неспешно привел себя в порядок. Пройдясь босиком по старому, но крепкому и гладкому паркету, Илья с удовлетворением подумал, что не зря выбирал это жилище, — дерево до сих пор пахло лесом и сохраняло тепло даже в прохладные вечера.

Они с удовольствием поели и Лена разогрела к чаю пирожки с повидлом, задорно заметив:

— Теперь уже мне постоянно хочется есть, а вес набирать нельзя: потом не слезет! Так что ты за мной приглядывай.

— Лен, не забивай ты себе голову! Тебе сейчас надо получать удовольствие, а не куски считать. Потом все быстро в норму придет.

Девушка задумчиво опустила глаза и вдруг спросила:

— Слушай, а тебе действительно хочется иметь много детей?

— Ну да, в детстве я все-таки завидовал ребятам, у которых были братья или сестры. У моих родителей есть знакомая семья, где пятеро детей, и когда я приходил к ним в гости, было очень весело. Пацаны в одной команде, со своими секретами и правилами, а девчонки в другой. В такой семье никто не скучает, не чувствует себя обделенным, и за будущее по-всякому спокойнее.

— Илья, ну это как-то по-средневековому! Я понимаю, зачем тогда детей заводили пачками — потому что половина не выживала, а зачем это сейчас? Когда одного ребенка можно спокойно обеспечить и жильем, и едой, и медициной, если надо.

— Да разве в этом дело? Просто чем больше детей, тем больше радости, когда они растут, развиваются, умнеют. В походы всем вместе, на природу, домашними делами тоже сообща заниматься. Тебе же потом только легче будет, с помощниками-то.

— Как-то жутко звучит, — поморщилась Лена. — На них даже имен не напасешься, фантазия кончится! А кстати, если ты по-фински Элиас, то я как буду?

— Ты Элина, — ответил Илья, подумав. — Надо же...

Лена улыбнулась и сказала:

— Выходит, они у нас созвучные! Тогда это точно судьба, словно в какой-нибудь из твоих любимых сказок или эпосов.

— Действительно, — тепло промолвил Илья. — Хочешь, я как-нибудь тебе почитаю? У меня есть книги на финском, там много таких сказок. У родителей в деревне старики говорили на какой-то смеси финского, эстонского и русского, а их никто уже языку не учил. Я сам потом научился, когда подрос и немного примкнул к общине, и мог им читать. Они меня так благодарили, что я поначалу удивлялся, только потом понял, насколько это для них важно.

— Конечно, почитай, — сказала Лена и неожиданно разрумянилась. Это так его растрогало, что он коснулся ее руки и предложил:

— Садись ко мне на колени.

— Ты уверен? Я ведь могу опять завестись, и все это продолжится уже на кухне.

— Думаешь, я против? Тем более я еще такого не пробовал, и ты, наверное, тоже.

— Ну, это аргумент, — сказала Лена и с удовольствием устроилась на нем лицом к лицу. Илья бережно поцеловал ее в кончик носа, затем в губы, в ямочку на шее, и мысли понемногу снова начали уплывать.