Не подавай виду

Глава 18

Илья с сыном по пути в пансионат остановились в небольшом кафе. Внутри мигали новогодние фонарики, на окнах стояли вазочки с цветами, в уголке примостилась полка со старыми книгами. Придвинув рюкзаки к стенке, они устроились на диванчике и заказали чай с пирожными, а для себя Илья заодно попросил чашку крепкого кофе.

Вскоре он заметил, как в дверях появилась Лена, однако она тут же застыла у порога, вызвав раздражение новых посетителей. Илья решительно подошел к ней и взял за руку.

— Пойдем, пойдем, — подбодрил он ее.

Она судорожно вцепилась в его кисть. Переполняющий ее страх донесся до него удушливой волной, однако Илья не стал на этом останавливаться и уверенно повел Лену к столику. Ян посмотрел на мать безмятежно, разве что с легким любопытством, и она решилась присесть напротив.

— Ян, это Лена, — промолвил Илья и запнулся, не сумев подобрать слова.

— Здравствуй, — тепло сказал Ян и протянул ей руку. — Ты любишь пирожные? Кушай, мы тут всяких набрали. Знаешь, какие я больше всего люблю? Вот эти корзиночки с грибом и листиками, а папа любит «Северный мед». А ты?

— Я эклеры люблю, с шоколадом. А про «Северный мед» до сих пор помню... — вздохнула Лена. — Спасибо тебе, Ян.

— Может, взять тебе что-нибудь из еды? — спросил Илья. — Мы-то поели в городе, а ты успела?

— Да все в порядке, не беспокойся.

После короткой тяжелой паузы, повисшей над столиком, Ян охотно стал рассказывать про свои увлечения, школьный новогодний концерт, успехи в математике и музыке и напряжение понемногу спало. Когда же они покончили с чаем, Илья предложил сыну немного погулять на детской площадке и посмотрел на Лену.

— Ну как ты?

— Даже не знаю, я все это не так представляла. Понимаешь, мне немного страшно, что он такой спокойный. Я знаю, что у вас вся семья такая, но... Ну хоть бы он чуть-чуть сердился, что ли, грубил, игнорировал, как другие дети. Да просто послал бы меня к черту, с полным правом! Тогда я бы чувствовала, что не совсем ему безразлична, что он думал обо мне, что у него накипели хоть какие-то чувства. А так, словно что я есть, что меня нет...

— Лена, он не знает всего, что произошло на самом деле. Зачем ребенку информация, которую он пока не в состоянии переварить? Мы вроде взрослые люди, а сами не до конца поняли. А он знает только то, что мы с ним сильные, а ты слабая, поэтому о тебе стоит заботиться, а не отталкивать. Не смотри, что он сдержанный: внутри у него очень много тепла, и я уверен, что он тебя полюбит.

— А он здоров? Не обижайся, но я слышала, что такое спокойствие бывает при некоторых проблемах...

— Он абсолютно здоров, иначе я бы знал. Теперь я уже в этом разбираюсь, к сожалению. Когда понял, что отцу уже не выкарабкаться, мне много сил пришлось потратить, чтобы они с мамой об этом не думали и не мучились. Предчувствовать не так сложно, а вот залезать в чужую душу...

Илья утомленно махнул рукой, будто говорил о взломе пароля на чужом компьютере, и Лена решилась спросить:

— А ты вообще уверен, что имеешь на это право? Пусть даже это твои близкие и ты хотел как лучше, но все же! Это их душа, они должны сами этим распоряжаться.

— Леночка, я не мыслю такими тонкими материями, я все вещи делю на полезные и бесполезные. Ну как в игре: «съедобное — несъедобное», середины нет. Так вот не принимать неизбежного, бояться смерти и хоронить себя с потерей близкого — это бесполезно. У тебя есть что возразить по существу, кроме абстрактного рассуждения о правах?

— Ну а если бы ты не имел такой силы? Страшный ты все-таки человек, Илья, как и твоя чудовищная прабабка.

— Я такой, какой есть, Лена! Мы такие, какие есть. Что же ты за помощью обращаешься именно ко мне, а не к закону и порядку? — усмехнулся он. — А я тебе скажу. Закон и порядок защищает не только тебя, но и твоих бывших подруг, их никто не лишал гражданских прав. И по закону им, возможно, вообще ничего не будет, как и по морали: презумпция невиновности, недостаточная доказательная база, отсутствие принуждения. Так вот тебе нужна помощь, защита или весь этот пустословный шлак? Ответь себе честно на этот вопрос и не суди меня.

— Да, прости, — вздохнула Лена. — Просто я долго думала об одной вещи. Если ты наделен такой силой, то почему не заставил меня поумнеть и полюбить Яна?

— Изящный ход с твоей стороны, но увы, Лен, не по адресу. Я не всемогущий, а тогда вообще ничего толком не умел, но всегда признавал, что виноват не меньше тебя.

— Ладно, это я немного шучу, чтобы не сойти с ума, Илюша. Мне ведь очень страшно, и тошно еще тебя с Яном втягивать. Но мне реально некуда деваться! Я не хотела тебе говорить, но из-за них погиб человек.

— Вот как?

— Да, но я тут ни при чем, честное слово. Просто оказалась в курсе.

— Успокойся, я тебе верю, но чего они от тебя хотят? Денег?

— Нет, они хотят, чтобы я участвовала в их мерзких проектах. Им «кадры» нужны, молодые симпатичные женщины. До меня они за эти годы кого-то нанимали, но ненадолго, а теперь решили расширяться.

— Ладно, — Илья перешел на шепот. — Как этот человек погиб?

— Не знаю, я видела уже труп, это какая-то незнакомая женщина. Они увезли ее, а я давно подглядела, куда они прячут запасные ключи, и сбежала. Через перелесок выбралась к шоссе, пешком дошла до ближайшей платформы и там просидела до первой электрички в половине шестого. А они начали меня доставать звонками и смс-ками и угомонились только когда поехали на отдых. Ну, то есть не совсем на отдых, а решили ненадолго залечь на дно после этого случая. Вот я и решила этим воспользоваться.

— И правильно, я разберусь во всем и тогда уже обратимся в полицию, так, чтобы они не сумели тебя приплести. Ты больше никому не говорила?

— Нет, что ты! Кому еще такое можно доверить?

Лена вдруг прервалась и заплакала.

— Эй, ты что? — встревожился Илья. — Ну-ка перестань, вдруг Ян сейчас вернется? Иди сюда.

Он положил руку на ее плечо, она склонилась к нему и устало прикрыла глаза.

— Все будет нормально, Леночка, я обещаю. Продержись несколько недель и снова сможешь жить спокойно.

— Может быть, еще не поздно отменить все? — шепнула она. — Давай уедем все вместе, с Яном! В другой город, или в Финляндию, к тем вашим знакомым. Я паспорт поменяю и они ничего не найдут...

— Лена, ты куда так заторопилась? Притормози, остынь. Мы будем прятаться, как преступники, а они — весело проводить время и доводить людей до смерти? Меня такой расклад не устраивает.

— Да ты пойми, Илья! Мне за тебя страшно, они же действительно опасны.

— Успокойся, — сказал он, сжав ее руку. — Они просто женщины, а я колдун, хоть мне пока и далеко до Кайсы. Но калечить не буду, не волнуйся, просто немного попугаю. А сейчас ты придешь в себя и запомнишь то, что я скажу, ладно?

Лена покорно кивнула.

— Мне не звони, я все равно мобильный не возьму с собой. На связь буду выходить сам, по возможности: там неподалеку есть почтовое отделение с телефоном, компьютером и каким-никаким доступом в интернет. И буду звонить только на домашний номер, а все звонки на мобильный с незнакомых номеров сразу блокируй. Если понадобятся дополнительные меры, я сообщу, но по улицам без нужды лучше не гулять. Да, это неприятно, но я тебе обещаю все уладить как можно раньше.

— Спасибо, Илья, — тихо сказала Лена. — Я хотела кое-что тебе отдать, ну вроде как на счастье. Вот, посмотри.

Она вынула небольшой конвертик, в котором обнаружилась одна из немногих свадебных фотографий. Края чуть обтрепались, но было видно, что снимок хранился очень бережно.

— Я всегда держала ее при себе, не знаю даже почему. Пусть теперь она побудет у тебя, — сказала Лена и погладила его ладонь.

— Спасибо, я буду ее беречь. К сожалению, нам пора, — произнес Илья. — Я пробуду с Яном в пансионате два дня, потом уеду, а он еще поживет там, и ты сможешь ему позвонить. А сейчас поезжай домой, и пусть у вас с матерью будет спокойная новогодняя ночь.

— Можно тебя обнять напоследок?

Илья безмолвно привлек ее к себе и она зарылась в складки его куртки, пахнущие лесом. Исходящая от него прохлада обволакивала будто спасительный дурман, из которого не хотелось выходить. «Замерзнуть бы так навсегда, во сне...» — пронеслось у Лены в сознании, и Илья тут же строго на нее взглянул.

— Не смей, — сказал он. — Посмотри лучше туда.

У дверей, рядом с елкой, стоял Ян и глядел в сторону родителей с улыбкой. Лена разрумянилась и смущенно прикрыла лицо.

— Это тебе, — сказал Ян и протянул ей большую плитку шоколада и букетик из елочных ветвей.

— Спасибо, зайчик, — промолвила Лена. — Можно поцеловать тебя в щеку?

Ян охотно подставил матери порозовевшее от уличного холода лицо и прижался носиком к ее щеке.

— Не плачь, а то у тебя нос потечет, он уже красный, — заметил мальчик.

— Узнаю! — улыбнулась Лена, взглянув на Илью. — Ладно, договорились: никто больше не плачет, все едут праздновать Новый год. Будете себя хорошо вести, ладно?

— Он точно будет, а я как повезет, — сказал Илья. — Ну давай прощаться, Лен, не надо больше затягивать.

Лена с тревогой взглянула на бывшего мужа, которого привыкла считать непроницаемым и непоколебимым, и впервые подумала, чего ему стоило и это решение, и ее уход десять лет назад. Он мягко, по-родственному поцеловал ее в губы и повел к стоянке такси.

Новогодняя ночь плохо отложилась в памяти Ильи: он выпил в местном кафе всего один бокал шампанского, от которого внутри стало еще более кисло, немного посмотрел с Яном праздничную программу и перед сном еще раз созвонился с Леной. Он старался держаться невозмутимо, но нервы были на пределе. Жуткая община на тихом побережье становилась все ближе и ее смрадный дух будто доносился до него с другого края снежной пустоши. Эти четыре женщины убили человека, или по крайней мере дали умереть, а значит, у них уже снесены те душевные барьеры, которые делают людей слабыми и податливыми. А может, они и родились без них, такое тоже бывает.

Илья немного оттаивал лишь в разговорах с Яном, правда, вечером второго января мальчик тоже приуныл и в основном просто сидел рядом с отцом, потираясь щекой о его плечо. Они вдвоем съели большую порцию жареных крылышек, напились лимонаду, посмотрели обе любимые серии «Один дома» и старались ничего не говорить о завтрашнем дне, даже самого невинного.

Но Илье все время слышались звуки невидимого счетчика, как в детстве, за чтением книжки о Муми-тролле и комете, — страницы, на которых герои коротали время в предчувствии катастрофы, казались ему едва ли не самыми страшными из всех мрачных сказок. Возможно, потому, что о приближении кометы рассказывалось простым и обыденным языком: вот она с муравьиное яичко, вот уже с теннисный мяч, вот выросла до размеров колеса, вот превратилась в огромный огненный шар, а вот и заполнила все небо, раскалив воздух, иссушив земли и обратив в бегство все живое.

— Я тебя очень люблю, — вдруг сказал Ян и положил голову на колени Ильи.

— Я тоже очень люблю тебя, хороший мой, — отозвался он, почувствовав предательскую тесноту в горле. — Ты там не плачешь?

— Нет, что ты, пап! Мы же сильные, просто я за тебя боюсь...

— А ты не бойся, воробышек, — решительно сказал Илья и посмотрел мальчику в глаза. — Запомни самое важное: я всегда тебя буду так же любить, даже если мы изменимся.

— В каком смысле? Я вырасту, а ты состаришься?

— Ну и это тоже. Давай-ка ложиться спать, а то у тебя глаза заболят, — ответил Илья, хотя ему очень хотелось, чтобы ночь не заканчивалась. Стены небольшой комнаты будто оградили их от опасности, которая представлялась ему каким-то липким, студенистым прожорливым комом, переваривающим заживо и плоть, и душу. Как свидетельствовали электронные часы, время перевалило за полночь. «Значит, сегодня, — подумал Илья. — Уже сегодня».

— Вот посмотри в окно, — сказал он, укладывая Яна спать. — В той стороне другой берег Суоменлахти, куда я уеду. Мы с тобой будем почти друг напротив друга, а между нами — только вода и остров Ретусаари. Наверное, в какой-нибудь очень сильный увеличительный прибор мы даже могли бы увидеть друг друга.

— Но ведь у нас такого прибора нет, — сказал Ян, недовольно надув губы.

— А мы будем включать свет по вечерам в одно и то же время и подходить к окну. И знать, что мы друг на друга смотрим. Хорошо?

— Хорошо, пап, — ответил мальчик и немного просиял. — А Лена? Где она будет в это время?

— Она у себя дома, Ян, но о ней мы тоже будем думать. Ведь правда? А сейчас давай спать, нам всем нужно отдохнуть.

Ян улыбнулся, укрылся теплым одеялом и вскоре задремал. Илья тоже прилег, и от усталости его сморило довольно быстро. Однако он открыл глаза еще до звонка будильника, по-быстрому выпил кофе, поел сухого печенья и стал будить сына. Ян спал так же тихо и крепко, как в младенчестве, но если требовалось встать пораньше, никогда не капризничал.

Он поцеловал отца в щеку — оба не видели в этой ласке ничего постыдного для мужчины, — и они попрощались. Внутри было так же зябко, как за окном, а когда Илья вышел на улицу, как назло, повалил мокрый снег и в полумраке он с трудом разбирал дорогу до станции. Наконец вдали послышался привычный ему с детства гул поездов, и на душе немного полегчало. Огни вдоль железной дороги сейчас казались спасительными маяками, как светящиеся гирлянды на елках, из года в год обещающие, что теперь-то все уж точно будет хорошо. Электричка выплыла из липкого белого тумана совсем бесшумно и распахнула свои теплые чертоги.

Дорога до поселка Лебяжье, где располагалась община, выдалась долгой, и почти все по пути напоминало Илье о светлых временах. Однажды они с Леной приехали на залив в пору золотой осени, она уже была с внушительным животом и все время его поддразнивала, пытаясь убежать. Природа окрасилась в любимые им яркие и теплые краски: песок после недавних дождей стал терракотовым, листья сверкали желтыми, алыми, бордовыми пятнами, будто экзотические плоды на пиршественном столе, и только ярко-голубое небо оставалось холодным и тихим. И Лена, с рыжими волосами и в синем платье, беззаботная и игривая. Он называл ее «минун тули» — «мой огонек», как однажды на свадьбе, и думал, что рядом с ней будет всегда тепло, порой немного больно, но даже тогда сладко и восторженно.

Теперь же за окнами была питерская сырая темнота, нелюдимая, неприветливая, но всегда готовая укрыть тех, кто желает проскользнуть незамеченным. Время от времени Илья поглядывал на конверт с фотографией, а в кармане, как и прежде, уместились рукавицы старой Кайсы.

Когда Илья прибыл в поселок, уже выглянуло солнце и на южном берегу залива царила чистая снежная благодать. По синему небу плыли перистые облака и берег тоже казался нежно-голубым, лучи играли на льду и мелькали среди голых черных деревьев.

Однако ни тишина, ни ясная погода не могли его обмануть. Дом, где жила община, располагался на небольшом пригорке вблизи залива, и именно сюда Илья забрел под видом увлеченного туриста. При себе у него был фотоаппарат «Зоркий», доставшийся от отца, — Илья захватил его не только ради образа, но и по прямому назначению: подобная фототехника вызывала меньше подозрений, чем привычный смартфон. Решив прикинуться финским путешественником, Илья оставил у Яна свой телефон и прочие личные вещи, которые могли его выдать, так как не сомневался, что хозяйки дома станут в них рыться. Взамен этого он прихватил несколько книг и журналов, купленных в Финляндии, небольшой запас евро, папку с рукописями Кайсы и фотографии живописных работ. Те принадлежали художнице, с которой у Ильи был роман в Котке, и именно эти воспоминания натолкнули его на такой план.

С одной стороны дорога вела на пляж, а с другой — к сосновому лесу, напоминающему огромную черную паутину из-за густо сплетающихся ветвей. В лес Илья тоже заглянул, внимательно рассмотрел все проходы и развилки и отправился к пляжу. Редкие прохожие брели вдоль берега или сидели на скамейках, местное кафе пустовало.

Здесь же за Ильей увязалась крупная дворняга со всклокоченной темной шерстью и светло-коричневыми глазами, и присмотревшись, он с изумлением узнал в ней ту, которую когда-то видел у дачи Мельниковых. Да и она явно узнала его.

«Но сколько же ей сейчас лет? Она и тогда уже была взрослая, собаки столько не живут» — подумал он, но тут же понял бессмысленность этих рассуждений. Она взрослела такими же темпами, как он сам, потому что ему в любой момент могла понадобиться ее помощь, и до старости ей было так же далеко, как ему. В тот летний день она проведала его, чтобы подбодрить перед новой жизнью, в которой он тогда казался себе сильным и защищенным. Теперь он снова встал на перепутье и уже ни за что не мог ручаться, но ее появление почему-то его обнадежило.

Распечатав оставшуюся в рюкзаке пачку печенья, Илья протянул собаке несколько штук, и она охотно их сгрызла.

— Привет, — сказал он и погладил ее по загривку. — Ты меня ждешь?

Дворняга потерлась макушкой о его руку и вильнула длинным, пушистым, как у волка, хвостом.

— Ты понимаешь, кто я, да? Вот и славно, мы с тобой подружимся. Я к тебе скоро приду, — пообещал Илья и собака покладисто устроилась на крылечке закрытого кафе. Он решил позже вернуться за ней, а пока предстояло сосредоточиться на другом. Собака предупреждающе тявкнула, но Илья уже учуял то, за чем пришел. В чистом зимнем воздухе простерлась струя запаха каких-то фруктов, резкого парфюма, горячего песка и совсем немного — пищевых отходов из казенной, будто общепитовской кухни.

Женский силуэт был еще вдалеке, и Илья неторопливо распаковал фотоаппарат.

— Ну-ка улыбнись, — шутливо шепнул он и навел объектив на собаку. Затем сделал еще пару кадров с заледеневшим заливом и пригорком и якобы невзначай «зацепил» и незнакомку. Она приблизилась и Илья разглядел бледное точеное личико, на котором выделялись большие зеленые глаза и губы, подкрашенные багровой помадой. Эту в общине звали Джанита, «в миру» она когда-то была Анной Прокофьевой и мечтала стать балериной, но из-за травмы потолком оказалось ведение танцевальной студии в том злополучном спорткомплексе.

Но то, что знал Илья Лахтин, было неведомо веселому, разрумянившемуся от зимнего воздуха туристу из Финляндии. Тот видел только тонкую фигурку в ярко-изумрудном спортивном трико, стройные ноги и золотистые прядки, выбивающиеся из-под черной шапочки. И оценил по достоинству соблазнительную скрытность этого умело выстроенного образа.

Не знал доверчивый иностранец и того, что Джанита ежедневно совершает здесь пробежки примерно в одно и то же время, а ее подруги не отличаются такой дисциплиной. Нет, эта встреча представлялась ему прекрасной случайностью, обещающей легкое и пикантное приключение, глоток свежего воздуха, лекарство от хронического европейского стресса. Илья Лахтин благоразумно не стал напоминать о его побочных эффектах и улыбнулся в такт своему жизнерадостному двойнику.

— О, надеюсь, я не испортила вам удачный кадр, — промолвила Джанита и сдержанно улыбнулась в ответ.

— Что вы! Я обожаю отлавливать простые мгновения, когда люди не позируют, не играют, а просто живут, — ответил Илья, подражая акценту знакомых, давно живущих в Финляндии.

— Вы профессионально занимаетесь фотографией?

— Можно сказать и так, хотя это лишь одно из многого, чем я занимаюсь. Но главное мое призвание — это живопись, ни одна фотография не передаст то, что ей подвластно.

— Надо же, — восхищенно отозвалась девушка. — Я еще ни разу не встречала художников в неформальной обстановке, вне галерей, арт-пространств, мероприятий. Там они всегда видятся какими-то небожителями.

— О, это верно! Мои коллеги любят, как это по-русски... пустить пыль в глаза, да? Прекрасное выражение: ведь чаще всего там ничего и нет, кроме пыли! Вы замечали, что за искусство все больше выдают мусор, отходы, а делать что-то высокое никто не хочет? Извините, я, кажется, отнимаю ваше время, но мне всегда в радость пообщаться с русскими людьми. Вы так приветливы, а женщины такие красавицы!..

Илья взял паузу и посмотрел на Джаниту, чуть задержавшись взглядом на ее талии — не дольше, чем позволяли приличия, но достаточно для того, чтобы у девушки участился пульс и дрогнули губы.

— А откуда вы прибыли?

— Из города Котка, он на самом побережье Суоменлахти в той стороне. Я путешествую вдоль берега автостопом или пешком. Второе мне даже больше нравится, ни от кого не зависишь, но иногда хочется и поговорить, поделиться впечатлениями. Ваалимаа, Выборг, Териоки, Ижора... знаете, там такой удивительный сплав культур, что и не поймешь, где начинается русское и кончается финское! Вам приходило в голову, что каждый петербуржец немного говорит по-фински, сам того не зная?

— О, вы интригуете, — улыбнулась Джанита. — Кстати, откуда у вас такое прекрасное произношение?

— Я изучал русский язык еще в школе, как факультатив, к тому же имею множество русских друзей и братьев по творчеству. Простите, увлекся и забыл представиться: Элиас Лахтинен.

— А я Джанита, — тут девушка запнулась и по ее лицу пробежала какая-то тень. — Очень рада с вами познакомиться! Вы производите впечатление очень открытого и душевного человека, я даже удивилась.

— О, вы привыкли считать нас замкнутыми и угрюмыми? Знаю, знаю, не раз с этим сталкивался. Поверьте, это не более чем миф, вроде того, что в России всегда холодно и по улицам бродят медведи. Но мы действительно не любим торопиться, предпочитаем радоваться жизни по глоточкам, а не залпом. Ну, словно крошечная чашка крепкого кофе, когда упиваешься каждой ноткой.

— Знаете, Элиас, ваши слова прямо-таки пробуждают аппетит. Я просто обязана пригласить вас на кофе, он у нас отменный! Как вы на это смотрите?

— Честно говоря, кофе я бы выпил с удовольствием, после такой освежающей прохлады. Да и нашу беседу не хочется прерывать. Только удобно ли это?

— Все в порядке, не берите в голову. Кстати, а где вы остановились?

— Вообще-то нигде, я в этом смысле немного... безалаберный, да? Всегда ищу пристанище уже на месте, увы, ошибки меня не учат!

— Ну, сейчас вы тем более ничего не найдете! Все места в гостиницах и пансионатах разобраны еще до новогодней ночи, у нас ведь длинные каникулы. Но не расстраивайтесь, я приглашаю вас погостить в нашем доме. У нас много места, а общения с интересными мужчинами катастрофически не хватает, — вздохнула девушка.

— Подумать только! Да это судьба, что вы меня здесь нашли! — восхищенно ответил Илья. — Снова убеждаюсь в сердечности русских людей, прекрасная Джанита. Но я непременно заплачу вам, и это не обсуждается. Мужчина не может жить за счет женщины, такова моя принципиальная позиция.

— А я думала, что на Западе все давно уже перевернулось, — усмехнулась Джанита. — Наверное, соотечественницы вас не понимают?

— Да, есть такое! Напомнить финке о ее слабости и женственности считается страшным оскорблением. Хотя мы именно за это любим и бережем вас! Если женщины станут сильнее, какой в этом смысл? Поэтому я всегда мечтал жениться именно на русской девушке.

— Простите за нескромность, а сейчас вы женаты?

— И да, и нет, но тревожиться вам не о чем, — загадочно улыбнулся Илья, отметив, что Джаните это понравилось. Они направились к шоссе, откуда было рукой подать до коттеджа Сонии, и вскоре показался высокий забор с железной калиткой. Джанита открыла ее и они вошли в широкий заснеженный дворик. Илью заинтересовали прокопанные дорожки к дому и нескольким подсобкам, однако девушка тут же развеяла его сомнения:

— Хорошо, что сильных снегопадов пока не было, ведь нам приходится самим расчищать двор. Мы не любим нанимать людей из поселка: еще из зависти пробьют колеса или дверь обольют краской. Да, Элиас, не все русские люди доброжелательны, очень многие страдают хронической нелюбовью к себе и другим.

— Значит, вы мало общаетесь с соседями?

— Есть один человек, который присматривает за домом, когда нас нет, но не более того. Мы городские жители по натуре, не умеем уживаться с такой породой. Хотя и в городе сейчас можно годами жить в одном доме и не знать, как кого зовут.

— Тогда я готов вам помочь по-мужски, финны никогда не боятся физического труда. Надеюсь, вы примете столь скромную благодарность?

— По правде говоря, с удовольствием. Мы только вчера вернулись из отпуска, отдыхали на море, так что завалы еще долго разгребать. И кровля кое-где подтекает, а искать рабочих хлопотно и ненадежно.

— А чем вы постоянно занимаетесь?

— Частной психологией, мы проводим консультации здесь же, домашняя обстановка благотворно влияет на клиентов. Работаем и с одинокими, и с семейными парами. Пока эта сфера в России не очень разработана, но мы уже обзавелись неплохой практикой! Ну вот, это и есть наш дом, Элиас, располагайтесь на здоровье.

Тем временем дверь раскрылась и на крыльцо вышли две молодые женщины — худая длинноволосая брюнетка и невысокая девушка с очень светлыми кудрями. Обе вопросительно посмотрели на подругу и ее спутника.

— Девочки, знакомьтесь, это Элиас. Он из Финляндии, путешествует автостопом и рисует, — сказала Джанита весело. — Надеюсь, вы ему не откажете в приюте?

Илья широко улыбнулся им, и немного помедлив, обе спустились по ступенькам и поочередно пожали ему руку. Брюнетка, в которой проскальзывал хоть какой-то аромат Индии, представилась Ритой, а типичная славянка назвалась именем жены бога Рамы (на это хватило даже скромных познаний Ильи). Впрочем, он знал и то, что оно совпадало с первыми буквами ее фамилии и имени — Силютина Татьяна.

— Очень неудобно нарушать ваше уединение, но я клянусь все компенсировать, — сказал он, прислушиваясь к вибрации, исходящей от их рук. Ничего интересного она ему не подсказала, но пока Илья этого и не ждал. Утро выходного, плавно перетекшее в день, измятые от одинокой неги простыни, контрастный душ, кофе с молоком, дурацкое ток-шоу для фона, ленивая маета бездомных и бессемейных людей. Но они явно заинтересовались Ильей, все три захотели помочь ему устроиться и после небольшого спора предложили комнатку с мансардой на втором этаже.

— У нас есть еще одна подруга, но она приедет к вечеру, у нее дела в Питере, — поведала Сита, доставая постельное белье. — А вы отдыхайте, мы вас не только кофе угостим, но и обедом! Такого вы ни в какой гостинице не попробуете.

— О да, путь к сердцу мужчины лежит через желудок, — подмигнул ей Илья. Блондинка порозовела от удовольствия и наконец его покинула, пожелав чувствовать себя как дома. Он улегся на диван, бездумно глядел в потолок, решив отложить гигиенические процедуры на вечер, и вспоминал, как ступил на путь ведовства, принесший немало головной боли, кровотечений из носа и тревог.

С тех пор, как Илья понял, что способен колдовать, тяжелее всего ему дались последние дни отца — тогда он научился перекрывать болевые рецепторы и разрывать связи больных органов с сознанием, и Петру стало легче, чем на препаратах. Продлить ему жизнь Илья не мог: такое воздействие неизбежно вело к разрушению мозга пациента и разрешалось только для снятия острой боли, поэтому честные ведьмы никогда не брались за целительство. Но отец рядом с ним будто забывал, что безнадежно болен, — ел с аппетитом, смеялся, вспоминал молодость. Тогда Илья впервые перенес эти принципы и на эмоциональную боль, смог внушить родителям спокойствие и отстраненность от предстоящего ухода. Должно быть, в это время мать и догадалась обо всем, но и она не знала, чего это стоило Илье. К похоронам отца он уже был с серым лицом и черными кругами под глазами, и немногочисленные собравшиеся родственники даже боялись взглянуть на осиротевшего.

К счастью, потом они с Яном прожили несколько спокойных лет и Илья возвращался к записям Кайсы только по настроению. Особенно ему нравились первые страницы, которые она писала еще молодой и по-своему счастливой, о голосах ночных птиц, о том, как зимой распознавать медвежье логово, о белых ночах, которые ведьма называла «дьявол варит кофе с молоком». После этого он увидел мир будто огромный цветной витраж, полный композиций, сюжетов, красок, постоянно колеблющийся и переливающийся. Ему очень хотелось когда-нибудь восстановить в сознании картины прошлого — праздничные гуляния в Ингрии, странствия народных сказителей и певцов, причитания и плач на погребениях, звуки органа в кирхе, — а потом рассказать своей подруге-художнице, чтобы она перенесла на бумагу или холст забытые счастливые дни ингерманландского народа.

Но также Кайса написала много страшного и дикого, что одновременно притягивало и пугало молодого мужчину. Он боялся учиться таким вещам, но еще больше боялся не научиться, и потому до сих пор не перелистывал эти страницы лишний раз. Сейчас же Илья просто зарылся в расшитую диванную подушку, накинул сверху плед и закрыл глаза.

Так он проспал два часа и спустился в гостиную, соединенную со столовой, не то к позднему обеду, не то к раннему ужину. Поскольку дом долго пустовал, Илья не распознал в его пространстве ничего зловещего и понял, что разгадку происшествия придется искать иными путями. Из столовой доносились действительно вкусные запахи, а пройдя вглубь, Илья обнаружил кухню с затейливым декором и огромным холодильником. У плиты сидела Сита и перелистывала какой-то журнал. Подняв глаза, она заулыбалась:

— О, рада снова вас видеть, Элиас. Надеюсь, вы хорошо отдохнули?

— Прекрасно! Мне даже как-то неудобно заснуть в присутствии таких красивых женщин, но надеюсь, вы понимаете, дорога! Постараюсь больше... не ударить в грязь лицом. Надеюсь, обед я не проспал?

Сита слегка покраснела и ответил:

— Еще чуть-чуть! Как раз Сония должна подъехать, это наша идейная вдохновительница, душа и мозг компании, можно сказать. Вы непременно понравитесь друг другу!

«Ну, если это мозг, то ты, Сита, вероятно, желудочно-кишечный тракт, Рита — кости, а Джанита, судя по цвету лица, печень» — мысленно усмехнулся Илья. Вслух он промолвил:

— Ну что же, ради знакомства с еще одной красивой и умной женщиной даже самый голодный мужчина способен подождать.

Когда все собрались в гостиной, во дворе послышался звук мотора и вскоре вошла Сония — на самом деле Светлана Розина, не то чтобы красивая, но несомненно яркая особа. Широкие плечи выдавали какое-то спортивное прошлое, смуглая кожа — примесь южных кровей, а черты лица — хирургическое вмешательство, причем не в угоду моде, а по каким-то более серьезным причинам. Черные волосы до плеч, густо накрашенные глаза, фиолетовое пальто, сапоги на высоченной шпильке и даже узкие перчатки придавали ей изысканный и роковой вид. Сония протянула Илье руку и сказала:

— Добрый вечер, Элиас! Мне успели подробно о вас рассказать. Очень рада нашей встрече, мы всегда с удовольствием принимаем в наш круг неординарных людей, которые не желают жить по навязанным правилам.

— Здравствуйте, Сония! О да, я именно из тех, кого принято называть чудаками, — ответил Илья с улыбкой. — Родители всегда хотели, чтобы я занимался семейным бизнесом, а меня притягивало творчество и свобода. Ведь много ли человеку надо для счастья? Бокал холодного пива, пара сендвичей, небо над головой и красивая женщина рядом.

— А другому человеку — красивый мужчина, это уж вы мне поверьте, — заметила Сония, прищурившись. — Надеюсь, вы не страдаете мужским шовинизмом?

— Нет-нет, прошу прощения! Просто я все еще недостаточно хорошо говорю по-русски. Я успел поездить по миру и могу сказать, что ваш язык сложнее многих. Надеюсь, вы на меня не сердитесь?

— Ни в коем случае, уверена, что мы с вами легко наведем мосты. Проходите в столовую, я скоро к вам присоединюсь!

Хозяйки, решив устроить вечер русской кухни, приготовили большую миску винегрета и пышный мясной пирог. Поскольку они и сами охотно налегли на ужин, Илья спокойно подкрепился, однако вино пить не стал. Едва он закончил, на улице послышался лай, от которого женщины встревоженно переглянулись.

— Я с детства боюсь бродячих собак, у нас рядом была промзона, где они постоянно шлялись, — призналась Сония. — А здесь, в области, они часто сбиваются в целые стаи. Нарвешься на таких и руки или ноги недосчитаешься!

— Не бойтесь, я как раз хорошо с ними лажу, и с бездомными тоже. У нас к животным особое отношение, — заверил ее Илья. — Сейчас я выйду и посмотрю, что за собака, а заодно и прогуляюсь на ночь.

Захватив оставшееся в сумке печенье, он быстро надел куртку и вышел во двор. К вечеру погода изменилась, с неба сыпалось мелкое белое крошево. Собака, поджидавшая его недалеко от забора, отряхнула снег и требовательно вильнула хвостом.

— Ну привет, привет, — улыбнулся Илья и погладил ее промеж острых ушей. От ее тепла ему стало гораздо легче, накопившаяся усталость понемногу отступала. Наевшись, собака лизнула ему руку, вскочила и увлекла за собой к дороге. Снег припустил сильнее, поднялся ветер, от шоссе потягивало бензином, еловыми ветками, жареной картошкой, квасом, дешевой парфюмерией. Новогодняя ночь осталась позади, но в воздухе еще висел праздничный дух с едким привкусом разочарования.

— А все-таки пахнет жизнью, — неожиданно вздохнул Илья, потрепав спутницу по загривку. — Я ведь сказал именно то, что думал: много ли человеку надо? Кто-то умудряется быть счастливым в малогабаритном жилье, отовариваясь в дешманских магазинах и раз в месяц выбираясь в развлекательный центр. А кому-то надо непонятно чего: драйв, адреналин, игра со смертью... Только ведь ее никогда не обыграть, вот в чем прикол-то. Ладно, пойдем отдыхать, а то понесло меня не в ту степь. У нас с тобой еще много дел.