Каникулы подходили к концу, и на следующий день после праздничного ужина Илье уже предстояло приступить к работе. Однако это не вызывало у него уныния. Еще в конце декабря парень подвизался на ремонте гостиной у одной женщины, которая нашла его через каких-то отдаленных знакомых. Фронт работ оказался обширным, а хозяйка — не слишком практичной и рациональной, поэтому Илья вскоре взял на себя и расчет, и закупку материалов, и обдумывание нового дизайна, и даже переговоры с администрацией на предмет планировки. Хозяйке оставалось только ставить подписи и выдавать ему деньги, с которых он всегда привозил сдачу до копейки, так что она не могла нарадоваться на столь честного работника.
На время каникул Анна Георгиевна — так звали работодательницу, — уехала с семьей на дачу, а теперь она вернулась и ему оставалось внести последние штрихи. После завтрака Илья проверил инструменты, сунул в карман куртки фамильную ценность — толстые красно-синие рукавицы, которые связала еще его прабабка Кайса, — и спустился во двор, где отец, тоже собиравшийся на работу, успел прогреть автомобиль. По удачному совпадению, дом, где работал Илья, был ему как раз по пути.
Ночи пока держались долго, и «Девушку с букетом», приветствующую всех въезжающих в Питер по шоссе, они проехали еще в темноте. А к тому моменту, как отец остановил машину, уже наступало перламутровое утро. Илья распахнул дверцу, впустив в салон волну сладостного морозного воздуха.
— Ну доброго тебе дня, — сказал Петр, заговорщицки улыбнувшись. Илья махнул рукой отъезжающему автомобилю и пошел к нужной парадной.
Дверь открыла, как обычно, сама Анна Георгиевна, но неподалеку маячила ее мать. Эта низкорослая, сухая и очень мрачная пожилая дама, насколько помнил Илья, ни разу с ним не поздоровалась.
— О, здравствуй, Илья! С прошедшими тебя праздниками! Как ты отдохнул? — спросила Анна Георгиевна с доброй и немного испуганной улыбкой.
— И вас! Спасибо, замечательно, — приветливо отозвался он и сдержанно кивнул суровой старушке. Та, поджав губы, удалилась, и Анна Георгиевна с явным облегчением проводила Илью в гостиную, на ходу размазывая крем по щекам, — так она обычно «прихорашивалась» перед работой.
— А я вообще-то хотела выбраться на каникулы в Турцию, с подругой, — вполголоса заговорила она. — Деньги начала еще летом откладывать, но туда, сюда... Внуки быстро растут, их одевать надо, маме лекарства, Ленке смартфон. Вот и разлетелись. Ой, да ладно, Илюша, не обращай внимания, а то я будто на жизнь жалуюсь. В жизни-то все у меня хорошо — и работа есть, и семья, и руки-ноги работают. Вот за границей давно не была, уж и не помню когда последний раз... Да и ладно, впрочем, разве нам дома плохо?
Илья обычно не вдавался в подробности жизни клиентов, однако именно эта женщина вызывала у него искреннее сочувствие и ему даже было приятно, что он может хоть в чем-то облегчить ей жизнь. Ей было около пятидесяти лет, но она то молодилась, лучезарно улыбаясь и держа осанку, то на глазах горбилась и дряхлела. Впрочем, второе она позволяла себе крайне редко, когда рядом не было никого из домашних, а вот к Илье Анна Георгиевна почему-то прониклась доверием и невольно выдавала накопившиеся эмоции.
В большой квартире вместе с ней жили еще две дочери, зять, которого Илья почти не видел — тот перебивался мелкими заработками, а большей частью пропадал неизвестно где, — двое внуков и мать, та самая неприветливая старушка, явно считавшая себя главой и центром семьи. Она была офицерской вдовой и на этом основании верила, что сама обеспечила семью квартирой и прочими благами. Но в действительности Анна Георгиевна почти все тянула на себе, и помогали только деньги, которые присылал бывший муж для своей дочки. Она же готовила и закупала продукты на всю семью, и ни дочери, ни зять не стремились ей в этом помочь.
Впрочем, с младшей, Леной, Илья пока не пересекался: она сдала сессию досрочно и сразу после этого уехала в Москву к отцу. Старшая же Настя числилась домохозяйкой, «сидящей с детьми», но и здесь Анна Георгиевна постоянно была на подхвате, особенно с пятилетним внуком Сашей. Порой она полушутя говорила Илье, что у нее насыщенная жизнь и некогда скучать, но за улыбкой не удавалось спрятать ранние морщины и красные прожилки в тусклых глазах.
В браке Анна Георгиевна состояла дважды — отец старшей дочери разбился на мотоцикле, когда супруги были еще студентами, а второй муж успешно устроился в столице и обзавелся новой семьей. Ей же, разумеется, давно было не до личной жизни.
Сегодня хозяйка с самого утра выглядела плохо, на бледном лице сильно выделялись темные круги под глазами. Она провела Илью в гостиную, которая служила и ее комнатой, и тихо сказала:
— Вчера Лена вернулась из Москвы, вот сейчас иду ее будить. Я и так с трудом с ней справляюсь, а уж когда она от отца приезжает, то поначалу совсем невменяемая. Понятно, там-то ей веселее...
Анна Георгиевна безнадежно махнула рукой, и пока Илья распаковывал инструменты, пошла в дальнюю комнату, где, по всей видимости, и спала младшая дочь. На некоторое время он увлекся работой и почти не обращал внимания на доносящиеся оттуда спорящие голоса, к которым добавилось хныканье годовалой внучки, а затем и раздраженные возгласы старухи. Потом все более-менее улеглось, и Илья, углубившись в собственные мысли, не сразу заметил стоящую в двух шагах от него девушку.
Повернувшись, он вздрогнул, и она отозвалась коротким игривым смехом. Илье бросились в глаза ее длинные рыжеватые волосы, беспорядочно рассыпавшиеся по плечам, и ярко-розовая футболка, больше подходящая для подростка, чем для статной созревшей девушки.
— Доброе утро, — любезно произнес он, не зная, как лучше к ней обратиться.
Но девушка с каким-то непонятным интересом присмотрелась к нему и наконец сказала:
— А ты что, правда финн?
— Ингерманландец, — бесстрастно пояснил Илья. — То есть, я не из Суоми, я питерский финн, коренной. Понимаешь?
— А, чухонец! — усмехнулась девушка. — Тогда понятно, а то я, когда мне мать про тебя сказала, сначала в осадок выпала...
— Почему? Живого финна никогда не видела?
— Скажешь тоже! Я там сто раз была, только смотреть особо не на что. Просто я подумала: дожили, что финны к нам едут обои клеить и плитку класть! Есть же нормальные страны, что ты тут забыл-то?
— Я тут ничего не забыл и никуда не ехал, — терпеливо возразил Илья. — Если на то пошло, это вы как раз «понаехавшие», а мы давным-давно здесь жили. А там... ну, если дальше Лаппеэнранты не бывать, то, конечно, ничего интересного не увидишь.
— Еще чего! Конечно, я не за сыром и колбасой ездила, а в нормальные туры — еще в десять лет была с папой в деревне Санта-Клауса, мы там на оленях катались, северное сияние видели. А какой он мне там потрясный кукольный дом купил! Представляешь, он огромный, снаружи совсем как пряничный, с такой белой крышей, будто политой сахаром, а внутри — все есть, и занавески, и камин как настоящий, и зеркала, и буфет с посудой! Даже картины на стенах!
— Ну вот, а говоришь, смотреть не на что, — поддел ее Илья. Впрочем, девушка, которая, как он давно догадался, и была младшей дочкой хозяйки, Леной, увлеклась воспоминаниями и пропустила это мимо ушей.
— А на восемнадцать лет мать мне подарила поездку в мистический лес, — мечтательно сказала она. — Там еще такие жуткие скульптуры, слушай! На них посмотришь, и кажется, будто попал на какой-то шабаш с оргиями и последующей расчлененкой. Говорят, что скульптор вставлял им настоящие зубы! Вот не помню название, оно какое-то смешное...
— Патcаспуйсто? — сообразил Илья. — Ну, я тоже там был, забавное место.
— Ага, только мне это слово не выговорить. По-моему, просто дурдом, но все равно круто! А когда я универ закончу, папа меня в Париж свозит, он уже обещал. Не все же по Финке-то кататься...
— Финка — это моя мама, а страна называется Финляндия, или Суоми. Или это тебе тоже не выговорить? Как же ты тогда учишься-то?
— А ты дерзкий, — неожиданно усмехнулась Лена. — Люблю таких.
— Я за тебя рад, — сдержанно сказал Илья, думая, как бы повежливее намекнуть молодой хозяйке, что беседу пора сворачивать. Тут он заметил, что девушка едва не наступила босой ногой в россыпь деревянного и известкового крошева на полу, и произнес, чуть повысив голос:
— Осторожно! И вообще, Лена, я, как видишь, немного занят.
Тут в дверях гостиной, к облегчению парня, появилась Анна Георгиевна и устало промолвила:
— Лена, не мешай Илье работать. Твой завтрак давно на столе.
— Ага, — бросила дочь через плечо. — Так тебя, значит, Илья зовут?
— Да, Илья Лахтин, — почему-то уточнил он. — Твое имя я, как видишь, уже знаю.
Девушка широко улыбнулась и сказала:
— Ну, ты можешь называть меня Леночкой, если хочешь...
Тут Илья уже откровенно поморщился, и Анна Георгиевна снова вмешалась:
— Что-то ты совсем разболталась, Лена! Лучше бы училась с таким же энтузиазмом. Иди завтракай, а ты, Илья, тоже попей чаю или кофе. Не дело, что мы тут есть начнем, пока ты трудишься.
Ничего особенного в этом предложении не было: хозяйка часто угощала парня чаем с бутербродами и чем-нибудь сладким в благодарность за усердие. Однако Лену это заметно удивило.
Вскоре к столу пришла и старшая Настя, угрюмая молодая женщина, которая всегда сутулилась, передвигалась шаркающей походкой и больше вздыхала, чем говорила.
— Добрый день, Илья, — сказала она и будто с величайшей неохотой стала наливать себе кофе, не обменявшись больше ни словом с матерью или сестрой. Лена тем временем уплетала мюсли, то и дело бросая на юношу острые взгляды. Илья, впрочем, относился к этому спокойно, так как сознавал, что привлекателен, и женское внимание, которым он не был обделен, никогда не являлось для него мерилом успеха и значимости.
Тем не менее он все-таки мысленно вздохнул с облегчением, когда Анна Георгиевна собрала внука в садик, а Лену в институт, и вернулся к работе. Дома оставались бабка и Настя с младшим ребенком, но Илью никто из них не отвлекал, и дело спорилось. Взглянув на часы, он подумал, что можно и собираться домой, к тому же на улице уже стемнело, но затем все-таки решил подождать хозяйку.
К счастью, Анна Георгиевна вернулась не слишком поздно и, от души поблагодарив его, посетовала, что Лена сразу после занятий понеслась в какой-то клуб.
— Вот зачем ей это? — вздыхала она, не рассчитывая на ответ и даже стесняясь своих жалоб.
Илья с какой-то странной смесью облегчения и досады вышел на морозный воздух и попытался настроиться на мысли о дипломном проекте, но почему-то в голову упорно прокрадывалось что-то постороннее. Ему повезло с ближайшей электричкой, и всю дорогу до Зеленогорска он смотрел в мутное оконное стекло, за которым проносились серо-голубые пятна снега и искорки фонарей, и вспоминал одни и те же слова — «северное сияние».
Уже дома, когда Майя слегка отчитала сына за позднее возвращение и накормила ужином, он сел за компьютер и набрал эти слова в поисковой строке. От множества картинок моментально зарябило в глазах — желтые, розовые, кислотно-зеленые, бледно-голубые разводы клубились, растекались и закручивались в немыслимые многофигурные композиции. Илья подумал, что в зазеркалье интернета никогда не отличишь настоящую красоту от воспроизведенной на графическом планшете, которая по сути является лишь подражанием — пусть зачастую и более нарядным, чем оригинал.
Мысли сами собой перетекли к планам на поездку с Ирой, и он решил позвонить невесте, хотя традиции болтать каждый день у них не водилось.
Она отозвалась сразу, и по голосу Илья понял, что девушка приятно удивлена.
— Что делаешь? — спросил юноша.
— Занимаюсь, сегодня целый день пришлось в библиотеке просидеть. Я же все тезисы до сих пор в тетрадку переписываю. Был бы личный ноутбук, чтобы с мальчишками за компьютером не толкаться, тогда другое дело. Но пока это все мечты...
— Купим после переезда, — заверил Илья. — А пока, если что понадобится, говори мне, я скачаю из интернета и распечатаю. Я ведь уже давно тебе это предлагал.
— Ну да, спасибо. Извини, просто сила привычки! В следующий раз обязательно к тебе обращусь.
— Договорились. А как насчет того, чтобы в выходные, например, в кино сходить? Заодно погуляем, посмотрим на елки, пока их не убрали, в кафе посидим.
— Странно как-то, что это тебя вдруг потянуло на романтику?
— Да я вовсе не такой сухарь, Ир, — смутился парень. — Извини, если так казалось. Я, наверное, в самом деле уделяю тебе мало внимания, и даже нормальные подарки не делаю, вот и решил исправляться. Так что, как насчет выходных?
— Даже не знаю, — промолвила Ира растерянно. — Я как-то не привыкла, да и надеть особо нечего...
— Ира, я же тебя не в Мариинку зову, хотя и туда еще сходим, а в кино, и заодно в какое-нибудь уютное кафе, — удивился Илья. — Туда давно ходят без всякого дресс-кода, так что вообще не парься по этому поводу.
— Ну не знаю, Илья, родители не очень любят, когда мы встречаемся где-то вне дома. Да и зачем лишний раз тратиться? Приходи лучше сюда! Родители уедут на дачу, ребята погуляют, а ты скачай какое-нибудь кино, или, может быть, на диске найдешь.
— А что страшного в том, чтобы встречаться вне дома? Ты еще насидишься в четырех стенах, когда дети появятся. Когда ты вообще последний раз в кино была?
— Да я и не помню, — вздохнула Ира. — Ну Илья, мне правда так как-то удобнее. Зато я что-нибудь вкусное приготовлю, курицу с черносливом, например. Лучше, чем в кафе, и гораздо дешевле.
Это не слишком вдохновило Илью, но он не любил спорить по пустякам. Они еще немного поговорили, и попрощавшись, он пошел на кухню выпить чаю.
Там вкусно пахло свежезаваренным шиповником, Майя степенно сидела у стола, надев очки и просматривая какой-то журнал. Когда Илья вошел, она неторопливо поднялась и стала разливать чай.
— Сегодня ты какой-то суетливый, — заметила Майя.
— Понемногу отхожу от перерыва, надо снова браться за дела, — отозвался сын, помешивая ложкой растаявший сахар. — Да еще сегодня был у этой женщины, помнишь?
— У Мельниковой? Да, конечно, она неплохо платит, — ответила мать. — А что? Тебе там что-то не понравилось?
— Сам не знаю, просто жалко ее. Я как-то раньше не задумывался, какая у некоторых женщин дурацкая жизнь.
— Илья, все сходят с ума по-своему, и не только женщины, — невозмутимо промолвила мать, медленно разгоняя пар над большой чашкой. — Но кто-то из этого безумия порой может сотворить нечто забавное или хотя бы интересное.
— Мама, не в этом случае, там просто убожество какое-то, — поморщился Илья. — Хотя ладно, не мое дело. Я просто подумал, что никогда бы с тобой не смог так, как ее дети с ней.
— Не волнуйся, я себя в обиду не дам, — подмигнула Майя и погладила его по волосам. В отсутствие отца они нередко обменивались подобными ласковыми жестами, заменяющими слова.
— А о чем ты с Ирой говорил? — неожиданно спросила она после паузы, наблюдая, как сын продолжает задумчиво водить ложкой в подостывшем чае.
— Да ничего, пригласил ее в кино сходить.
— В кино? Неужели? — улыбнулась Майя. — Как-то это совсем на тебя не похоже.
— Да за кого же вы меня принимаете? — вздохнул Илья. — Ну да, я не лирик, но человеческое мне не чуждо. Только она все равно отказалась, не хочет транжирить наш будущий семейный бюджет.
— Что же, похвально, — произнесла Майя с неопределенной интонацией. — Ладно, не бери в голову, иди отдыхай. Скоро уже и отец придет, его тоже надо кормить.
Илья вернулся к себе в комнату, прилег на диван и стал разглядывать свои преддипломные материалы, однако перед глазами почему-то мерцали бледно-зеленые всполохи. Таких он не видел на мониторе, но они казались ему неуловимо знакомыми, и что-то еще тревожно ныло внутри.