(Не) Пара для генерала драконов (СИ)

Эпилог

— Веррион, лови…

Громко крикнула, пытаясь перехватить Виана. Но, как всегда, справиться с неугомонным трехлеткой, да еще впервые обернувшимся, мне ну никак не удавалось. Его дракон, черный, подвижный, заставлял не только меня переживать о нем ежесекундно. Но и более терпеливую Бетрину, что иногда выходила из себя, пытаясь вразумить дракончика, например, не прыгать с отвесной скалы… но все, конечно, было без толку.

Прыгал, летал, добавляя в мои белоснежные волосы серебристые пряди.

Муж в одно движение остановил малыша, поднимая его на руки, и, отвлекая на себя внимание, чтобы сын посмотрел именно на него, нарочито строго прошептал:

— Так. Мы что с тобой обещали? Беречь маму…

Сын, вытаращив глаза, кивнул и уже послушно замер, с удовольствием зарываясь в длинные волосы моего мужа. Прижимая к себе малыша, обеспокоенно спросил, разглядывая мое тело:

— Как ты себя чувствуешь?

Улыбнулась, стараясь хотя бы улыбкой разгладить глубокую морщинку меж бровей дракона. Взгляд потеплел. Он быстро подошел, подкидывая сына на руках, и с легкостью отпустил его на пол. Виан сорвался и беззаботно побежал, ловко перепрыгивая через препятствия, пока мы провожали его взглядом.

— Нормально.

Привычно расслабилась, чувствуя, как Веррион, обходя меня сзади, прижал к своей груди, обволакивая родным запахом, от которого каждый раз перехватывало дыхание. Его руки легли на мой округлившийся живот, поглаживая разбушевавшуюся дочь, что пиналась и ворочалась без устали. Та смиренно замерла, давая мне небольшую передышку.

— Легче?

Его теплое дыхание возле моего уха подняло все волоски на коже. Я вздрогнула, прижимаясь к нему еще ближе. И закрыла глаза, стараясь как можно дольше продлить это мгновение, когда сын где-то бегает, а не сбивает нас с ног, дочь спокойно лежит, а не порывается вслед за братом скорее вырваться наружу и устроить с ним бег наперегонки. Таких мгновений в нашей жизни становилось все меньше, а забот все больше и больше.

Нет, я не жаловалась, любила свою семью до безумия. Но особо ценила ранние утренние часы, когда млела в его жарких объятиях, урывая последние секунды близости, никак не желая отпускать его.

Но солнце беспощадно пробивалось через плотные шторы, оповещая, что нам пора подниматься.

Мы нехотя подчинялись и с головой погружались в новые заботы и дела.

Хотя я все медленнее, становясь более неповоротливой и неуклюжей.

Целитель в его последнее посещение поставил срок, две недели… осталось до того, как в этот мир придет наша дочь.

Я ласково погладила мужа, проводя пальцами по грубой коже на его руках.

— Спасибо, — сказала тихо и медленно повернулась, упираясь в него животом.

— Может, полежишь?

Покачала головой.

— Нет. И так вон какая. Большая! Нужно привыкать, судя по тому, как малышка себя ведет, после родов присесть или прилечь мне будет некогда.

Он улыбнулся, обдавая меня жарким взглядом.

— Ну прилечь время я точно найду.

Я вспыхнула и счастливо улыбнулась, вспоминая, что даже огромный живот совершенно не мешал ему ласкать меня все утро, выбивая из меня дыхание и удовольствие, от которого я сходила с ума.

— Ты сегодня поздно будешь? — спросила прямо в губы, дотрагиваясь до их мягкости, впитывая их вкус.

Легкий невесомый поцелуй — традиция перед его уходом из дома.

— Думаю нет. Но ты же знаешь Максимилиана. Если он решит обсуждать дела, то это может затянуться надолго.

Понимающе улыбнулась.

— Завтра прибывает мама, ты помнишь?

— Конечно. И очень жду. Она хоть чуть-чуть разгрузит тебя с сыном. И не спорь, — видя мое упрямое выражение лица, осадил меня муж.

Я, вздохнув, кивнула, пообещав себе, что буду больше отдыхать. Ведь сил родить драконицу потребуется много. Это не быстрый и не самый приятный процесс.

С тех событий, когда я очнулась, прошло чуть больше трех лет.

Многое изменилось в хорошую сторону, и, конечно, поменялись мы с мужем, по крупицам выстраивая наши с ним отношения.

Это было тяжело, болезненно и долго.

Все, что произошло за те пять месяцев моего отсутствия, не могло не повлиять на меня. Я словно застряла в прошлом, не принимая новые реалии.

Император отыскал свою истинную. Марианну. Императрицу. С Максимилианом они не сразу нашли общий язык. Ее твердый своенравный характер хорошенько потрепал его нервы. Что бесконечно радовало меня. И это немудрено, после того что он устроил. И такая маленькая месть от Матери драконов вполне удовлетворила мою жажду. Зла я на него не держала. Единственное, наотрез отказалась посещать светские мероприятия. В чем всецело меня поддержал муж.

Моя семья по отцовской линии пыталась наладить со мной отношения. Теперь водить со мной дружбу считалось привилегией. Да, в стране все чаще появлялись истинные пары. Но все равно к нашему дому большими очередями стекались одинокие драконы, умоляющие меня указать на их истинных.

Веррион злился, ведь такие толпы меня быстро утомляли. Но я превратила свой дар в ремесло и раз в неделю посвящала этому целый день.

Так и прижилось.

В среду, отдохнув накануне, до самого вечера принимала драконов, соединяя пары и делая этот мир чуточку счастливее.

Когда навестить меня пришел мой отец, я не знала, что ему сказать.

Видела его глаза, безумно похожие на свои собственные, видела его дракона, что сильно тосковал по своей истинной и потихоньку угасал, собираясь навсегда покинуть логово. Но поделать с этим ничего не могла. Ведь его истинной была моя мама, которую он сам отверг много лет назад. А она, выбрав себе в пары совершенно другого мужчину, обладая правом определять своего истинного, уже который год оплакивала его гибель и наотрез отказывалась встречаться с бывшим возлюбленным.

И я ее не осуждала и даже не пыталась уговорить.

Отец сам не понимал, что застрял в прошлых бесполезных предрассудках, и слухи о том, что вскоре у всех, кто отказался принять истинность, погибнет дракон, принимал в штыки.

Сестра и мачеха один раз приехали с визитом.

Сестра долго мялась, то и дело поглядывая на мой живот, и все же нашла в себе силы спросить про себя.

Я ей честно описала ее истинного. После моих слов она покраснела и, прикрыв рукой от сильнейшего удивления рот, выбежала из моей комнаты.

После их отъезда Веррион сообщил, что моя сестра обручилась. С драконом, с которым она постоянно ссорилась, даже дралась, стоило им оказаться вместе на одной территории.

Я рассмеялась, вспоминая нас… и все поняла. Искренне желая ей принять свою любовь и стать счастливой.

Веррион.

Мой муж, мой истинный.

Нам тоже пришлось пройти через многое.

Особенно после того, как я очнулась.

Мой мир перевернулся и не в самую хорошую, светлую сторону. Я словно оставила там, где провела свою бесконечность, частичку себя, отвечающую за возможность отдавать себя без остатка, любить и желать любви.

От прежней меня не осталось ничего. Я смотрела, как во мне рос наш сын. Просто смотрела, не замечая за собой особой радости. А муж… все чаще я ловила на себе его отчаянные взгляды, когда он безрезультатно бился о глухую стену, которую я по кирпичику выстроила между нами.

Все больше отстранялась и леденела сердцем.

На ночь закрывала двери в спальню, зная наверняка, что он дежурит под ними.

В одну из таких ночей я проснулась от сильной боли. Начались схватки, да настолько сильные и частые, что сдержаться и не застонать у меня, увы, не получилось. Дверь моментально дернулась.

— Дара, открой.

Я еще раз застонала, чувствуя, как по ногам стекают воды.

Веррион вынес дверь, разбудив всех вокруг, и, подхватив меня на руки, понес на первый этаж в комнату, которую подготовили специально для этого дня.

Я не сопротивлялась. Только вжималась в него все сильнее, хватая ртом воздух.

А дальше началась бесконечная боль.

Калейдоскоп картинок, состоящих из заботливых фраз Греты и взгляда Верриона, наполненного непередаваемым ужасом.

Он наотрез отказывался покидать комнату, как бы ни ругалась на него Грета.

Сидел рядом, держа меня за руку, и все больше бледнел, когда я кусала губы в кровь, силясь как можно скорее вытолкнуть в этот мир нашего сына.

Бегал за горячей водой, менял тряпки и постоянно рычал на целителя, что никак не мог облегчить мою боль, используя всевозможные кристаллы.

Виан появился через двенадцать часов. Громко закричав, он, для такого малютки, довольно сильно и смело заявил миру о своем появлении.

Веррион замер, глядя на то, как целитель осматривал сына. А после того, как меня искупали, переодели, а сына положили на грудь сладко сопеть, давая возможность отдохнуть после тяжелых родов, я впервые посмотрела на Верриона как на отца и осталась удовлетворенной. Уверенность, что из него получится лучший родитель, засела в моей голове прочно и, главное, всецело. А как на мужа… сухо кивнула, поблагодарив тем самым за поддержку, и все. Выдавить из себя какие-либо другие эмоции не получалось, как бы ни силилась, понимая, что поступаю не совсем правильно, руша и без того шаткие отношения.

Он тяжело вздохнул и вышел, аккуратно прикрывая за собой дверь. Приходил каждый день. Интересовался моим самочувствием и здоровьем ребенка.

Нянчился с сыном, гулял, улыбаясь ему так ласково, что даже у меня щемило сердце от умиления.

Все так же дежурил по ночам возле нашей с малышом спальни. Но… но это НО все больше увеличивало пропасть между нами.

Мы почти не разговаривали друг с другом.

Пока однажды к нам не приехал метаморф.

Его появление внесло в мою жизнь частичку света. Забываясь за ежедневными делами, я совсем перестала улыбаться.

А он, с его улыбкой, искрящимися зелеными глазами, заглядывающими в самое сердце… Я безумно рада была его видеть.

— Как мама?

Он закатил глаза.

— Ее бурная деятельность меня иногда пугает.

После того как между черными и дикими был провозглашен мир, границы убрали, оставляя за дикими выбор, обустраиваться на землях черных или остаться жить там, где они родились и выросли. Черные драконы не сразу приняли новые правила и законы. Но император быстро пресек недовольных. И сумел на своем печальном примере донести до каждого, что жить теперь мы будем только так, а не иначе.

Дикие постепенно переселялись на наши земли. И даже умудрялись находить своих истинных среди драконов. Что вводило в ступор некоторых закоренелых вельмож.

Мама продолжала кочевать по землям, собирая диких, спасая их от голода и нищеты. Иногда приезжала ко мне.

Такие времена я вспоминала с теплотой. Потому что мы сумели преодолеть с ней все разногласия.

Но не с Веррионом.

В тот день, когда Ник приехал, несмотря на его кажущуюся веселость, я все чаще ловила на себе его хмурые взгляды.

— Дара, что между вами происходит? Веррион как привидение ходит по дому. Да и ты, смотрю, не шибко счастлива.

Я пыталась отшутиться. Но, видимо, долгое молчание и внутреннее напряжение, скапливающееся не один месяц, выплеснулось наружу. Я не выдержала, расплакалась, захлебываясь собственными слезами, рассказывая Нику, что чувствую.

Что не могу простить Верриону тот обвал. Что когда лежала под завалами, погребенная заживо, впервые осознала, что муж, который должен беречь свою жену, попросту оставил меня там погибать. Что его несдержанность и злость всегда причиняли одну лишь боль. Что тот случай стал последней каплей и я выдохлась… опустошилась, переливаясь через край.

Пустая, не наполняемая ничем. Даже рождение сына, которого любила всем сердцем, не смогло заполнить в моей душе то место, что отвечало за любовь.

У Бетрины с ее черным драконом тишь да гладь. Я чувствовала их безграничную любовь друг к другу и даже подпитывалась ею. Звери приняли друг друга.

А вот люди…

Ник, выслушав меня, присел на корточки и, схватив за подбородок, силой заставил поднять заплаканное лицо.

— Дара, ты так ошибаешься. Насчет него ошибаешься. Да, у нас были с ним свои счеты. Но все испарилось ровно в тот день, когда ты оказалась под завалами.

Я удивленно расширила покрасневшие глаза.

— Не понимаю.

Он ослабил свою хватку, убрал руку и сел рядом.

— Что ты помнишь последнее, перед тем как… — он взял дыхание, видимо тоже переживая за меня, — как впала в кому?

— Тебя. Я помню, как ты меня спас.

Он нервно дернулся и, посмотрев прямо в глаза, сказал:

— Я тебя просто вытащил, а спас твой муж.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Когда тот замок обвалился, мы сразу поняли, что дело плохо. Император и Веррион моментально прекратили свой бессмысленный поединок и ринулись тебя спасать.

Но здание было сделано добротно. Усложнялось тем, что оно было невероятно высоким, сложенным из драконьего камня. А оно, как ты знаешь, очень тяжелое и плотное.

Я кивнула, пока не совсем понимая, к чему пытался подвести меня Ник.

— Мы принялись разгребать, но плиты, лежащие сверху, не двигались с места. Ни драконом, ни человеком у твоего мужа ничего не выходило. Он бегал как умалишенный, пытаясь вызволить тебя оттуда. Уже совсем потеряв надежду, он встал, хорошенько уперся ногами и начал поднимать. Не знаю, как ему удалось, но он смог приподнять одну из самых огромных плит. Настолько высоко, что мне хватило пролезть целиком и вызволить тебя.

К горлу подкатил тугой ком. Я тяжело сглотнула, пытаясь унять дрожь в руках.

— Что сталось с Веррионом?

Ник тяжело вздохнул.

— От такой нагрузки его позвоночник не выдержал. Я слышал треск и сильнейший хруст. Он рухнул, парализованный по пояс.

Мы вас обоих доставили домой. Император созвал лучших целителей. Но все разводили руками. Ты не приходила в себя, а он… ему пророчили навсегда остаться инвалидом, прикованным к кровати. Но и здесь он удивил своим упорством. Шевелить его было нельзя, а он, обезумев от переживаний, требовал отнести его к тебе, чтобы быть рядом. Кричал, срывался. Ему все отказывали, рассказывая в подробностях о последствиях.

Я задержала дыхание.

— Что он сделал?

— Однажды ночью мы обнаружили его валяющимся около твоей постели.

Сделала выдох.

— Но как?

— Он на руках полз к тебе, превозмогая сильнейшую боль. Мы перенесли его кровать в комнату. И началась его ежедневная борьба за право сидеть рядом с тобой, а не лежать.

Он занимался каждый день, пока уже его организм не сдался и не стал ему подчиняться.

Он сделал свои первые шаги ровно за сутки до того, как ты очнулась. Приказал убрать кровать и, словно чувствуя, что ты придешь в себя, сидел и ждал этого момента в кресле.

— Но почему он мне не сказал?

Во мне плескалась горечь, а еще восхищение, срывающее все мои замки, которые я навесила на свое сердце.

— Мало того, запретил всем нам рассказывать это тебе. Уверен, еще получу за это.

Ник улыбнулся, большим пальцем вытирая слезы с моего лица.

— Вы должны быть счастливы. Как никто другой. Позволь ему любить тебя и быть наконец любимой…

И я позволила. В тот день не уснула, пока не дождалась его со службы. И когда он по традиции расположился за моей дверью, чтобы снова провести там ночь, отворила ее, впуская его не только в свою спальню, но и в свое сердце, в свою жизнь…

Конец.