Наши уже не придут 6

Глава девятая Фракталы политики

*30 июля 1940 года*

«Охренеть…» — подумал Аркадий, глядя на Литвинова.

— Этот договор не предусматривает прямого военного участия Франции, но гарантирует, что Германский рейх будет получать от неё ценные ресурсы для промышленности, — продолжил наркоминдел. — В основном, конечно же, железную руду, уголь и бокситы. Также они намерены полностью удовлетворить германскую потребность в продовольствии.

Теперь французы и немцы — друзья навек, поэтому ресурсы будут поступать в Германию добровольно, с танцами и музыкой.

Сценарий оккупации Франции Адольфом точно рассматривался, но он не рискнул — и, как оказалось, не прогадал.

Он таким осторожным в своих планах стал не потому, что у него в голове разрушился тандем «слабоумие и отвага», а из-за резкого усиления Советского Союза. Красная Армия ещё ни разу не проигрывала, каждая её война заканчивалась очень плохо для оппонентов — это веский повод планировать осторожно.

— Также наша дипмиссия сообщает о том, что правительство Франции готово рассмотреть выдачу Германии государственного займа, — сообщил Литвинов. — Условия, пока что, неизвестны, но очевидно, что это будет очень выгодно для Германии, остро нуждающейся в ресурсах.

— Так вот почему они всё это время молчали… — произнёс Аркадий задумчиво.

Весь 1939 год во Франции — это год политического кризиса. Правительства менялись, как одноразовые перчатки, общество находилось в состоянии открытой паники, а закономерным итогом всему этому стало появление «твёрдой маршальской руки».

— Поступают сведения об антикоммунистических чистках, проводимых Вторым бюро, — произнёс наркоминдел. — Дипмиссия уже приняла восемьдесят граждан Франции, ищущих убежища.

— М-хм… — хмыкнул Немиров. — А что говорит французский посол о действиях своей страны?

Гастон Бержери, новый посол Франции в Советском Союзе, прибыл пять дней назад и показался Аркадию очень тихим и скромным человеком.

— Он заверяет меня, что Франция не участвует в этой войне, — ответил Литвинов.

— А что вы скажете о речи Петена? — спросил Аркадий. — Конкретно, меня интересуют два тезиса: «ось Москва-Токио» и японские провокации.

— Все же понимают, что такой «оси» не существует… — начал Максим Максимович.

— А вы подали запрос в посольство Франции? — уточнил Немиров. — Требуются разъяснения тому, что наболтал маршал Петен. Такие слова можно произносить в бистро или в пивнушке, но никак не с трибуны Бурбонского дворца…

— Я отправлю запрос, — кивнул Литвинов.

— Запрос должен был быть отправлен в тот же день или, если не получилось, то на следующий же день, — вздохнул Аркадий. — Максим Максимович, соберитесь — сейчас мы не можем позволить себе глупых ошибок.

— Ах, да-да, конечно! — вспомнил что-то наркоминдел. — Японский посол пригласил меня на встречу в посольстве — предварительно, хочет обсудить советско-японские взаимоотношения в контексте международной политической ситуации.

Японцы просто не могут упустить такого великолепного шанса — если СССР будет втянут в грядущую колониальную войну в Индокитае, шансы на успех японской экспансии резко увеличатся.

Императору выгоден это «невольное сватовство» — Петен, своими действиями, толкает японских милитаристов в объятия советских коммунистов.

— Вы хотели прояснить вопрос японских провокаций в Юго-Восточной Азии на этой встрече? — спросил Аркадий.

— В том числе, — кивнул Литвинов. — Раз уж выдалась такая оказия…

— Оказия… — произнёс Немиров, пробуя это слово «на вкус». — Вам не кажется, что вы взяли на себя слишком много?

— Но… — начал наркоминдел.

— Никаких «но», — перебил его Аркадий. — Наркомат иностранных дел — это не отдельный политический элемент в составе СССР! Вы подчиняетесь непосредственно председателю СНК! Товарищ Сталин в курсе ваших планов⁈

— Под мою ответственность… — вновь заговорил Литвинов.

— Нет такого понятия! — вновь перебил его Немиров. — У нас сейчас общая ответственность! Вы даёте себе отчёт в том, какие последствия может вызвать ваша медлительность⁈ Я не знаю, зачем это делает маршал Петен, но Советский Союз не должен идти у него на поводу, а вы ведёте себя так, будто ничего не случилось! Сегодня нужно прояснить эти два вопроса и дать опровержение в ТАСС — у нас нет никаких тайных договоров с Японией, никакой мир мы пополам не делили и наши интересы в Юго-Восточной Азии не совпадают! Как приняли⁈

— Я вас понял, товарищ генерал-полковник, — ответил «потухший» Литвинов.

— Сегодня у меня будет беседа с товарищем Сталиным об этой ситуации, — сказал ему Аркадий. — Мне интересно, где он был, когда вы приняли самостоятельное решение по этому вопросу.

— Я не поставил его в известность и несу за произошедшее полную ответственность, — ответил Литвинов.

У Сталина полно дел, связанных с внутренней политикой СССР, с промышленностью, с производством военной техники и межнациональными конфликтами, поэтому 100% контроль над всем происходящим он обеспечить не может просто физически. Но это не оправдание и произошедшее точно привлечёт внимание Президиума. И там будут разбираться.

— Хорошо, — кивнул Аркадий. — Сделайте то, что я попросил. Это очень срочно — приступайте немедленно.

Наркоминдел покинул его кабинет, а Немиров обратился к рапорту о положении дел в оккупированной Финляндии.

На местах, как это принято в СССР, были организованы Советы, в которые избрались наиболее популярные жители, но это не понравилось бывшим военнослужащим финской армии и реакционно настроенным слоям населения.

Поднялось вооружённое восстание, почти сразу же перетёкшее в партизанскую войну. КГБ уже занимается возникшей проблемой, но неизвестно, насколько это затянется.

Уже понятно, что восстание потерпело поражение: Хельсинки восставшим взять под свой контроль не удалось, как и остальные города, и всё, что им осталось — уйти в подполье и пить кровь красноармейцам.

Они устраивают засады на конвои, нападают на заставы, мелкие гарнизоны, а также расправляются с просоветскими согражданами. Особенный упор они делают на террор в отношении народных депутатов Советов всех уровней.

Последнее — это очень весомый пропагандистский аргумент в пользу СССР. Всем известно, что нардепы в Советы не назначаются по спискам, а избираются демократическим путём, а механизм их избрания абсолютно прозрачен — голосование открытое и списки избирателей общедоступны. Получается, что восставшие борются против выбора народа Финляндии. Это просто было нельзя не использовать.

Советский агитпроп злоупотребляет этим инструментом, ежедневно выпуская отчёты о расправах над народными депутатами и сотрудниками администрации, назначаемыми Советами на местах.

В дополнение, публикуются фотографии погибших, а также некрологи.

Первоначальная народная поддержка восставшими уже утрачена — неприятно, когда поддерживаемые тобою «народные освободители» вдруг начинают убивать избранных тобою же народных депутатов.

Попытка восставших парализовать работу местных органов самоуправления не увенчалась успехом — это заслуга оперативников КГБ и Красной Армии.

Но хуже этого провала для восставших был провал идеологический.

Какой посыл несёт их борьба?

Не помогайте коммунистам, не выбирайте нардепов, не участвуйте в политической жизни своей страны, сидите тихо и молча, ждите настоящую власть — иными словами, реакционеры призывают финский народ «вернуться обратно в стойло».

Тем не менее, оружия и боеприпасов у восставших очень много, они прятали всё это в лесах и болотах, поэтому им всегда есть из чего и чем стрелять.

Финскую армию, насчитывавшую до оккупации 15 000 солдат и офицеров, интернировали и отправили в Омск. В работах их задействовать запрещено, так как они интернированные, а не военнопленные.

Но восставшие к армии не причисляются — к началу оккупации все эти люди уже не состояли в армии, а были сугубо гражданскими лицами. Поэтому отношение к ним особое — военные трибуналы рассматривают их, как гражданских преступников, нарушающих законы военного времени. А это либо расстрел, либо Баян-Обо, что в Китайской ССР.

В Баян-Обо все пойманные и приговорённые к исправительным лагерям преступники добывают для СССР широкий спектр полезных ископаемых: железную руду, цинк, германий, ниобий, тантал, барий и торий.

Там же работает НИИ «Рутений» — этот институт занимается совершенствованием технологии добычи редкоземельных элементов, коих в Баян-Обо крайне много. Аркадий знал из прошлой жизни, что это месторождение — самое богатое в мире, поэтому удержание этой территории было стратегически важным.

«В Европе, если всё пойдёт очень плохо, мы можем пойти на уступки», — подумал он. — «Но за Баян-Обо будем стоять до последнего красноармейца — это месторождение гарантирует СССР техническое преимущество на столетие вперёд».

В Финляндии ситуация находится под чутким контролем местных органов КГБ и НКВД, при посильной поддержке Красной Армии. Ну и местные не очень хотят, чтобы это подпольное противостояние продолжалось, так как большинству финнов понравилась идея прямого самоуправления через Советы.

«Советы — это главное конкурентное преимущество СССР», — подумал Немиров. — «Кто-то другой поставил бы во главе оккупационной администрации своих „сатрапов“, а мы ставим самих финнов, причём не тех, которые „исторически сложились“, а избираемых самими финнами. Как это крыть? Да никак».

Перечитав рапорт ещё раз, он быстро написал свою реакцию и передал документ Ванечкину.

Следующий документ — рапорт от Верховного главнокомандующего, генерала армии Шапошникова.

Он подробно описывает обстановку на Южном и Западном фронтах, где наступило неожиданное затишье.

Румыния пребывает в состоянии полнейшей дестабилизации: потеря всего Закарпатья и столицы парализовало оставшуюся часть страны, что вынудило Гитлера взять этот кусок Румынии под собственный административный контроль — теперь там немецкое военное руководство на местах. Операция «Скрипач» закончилась феноменальным успехом — Румыния, де-факто, выведена из войны.

Румынские военнопленные, в количестве 411 569 человек, уже доставлены в Манчжурскую АССР — их задействуют, в основном, в жилищном строительстве. Аркадий не забыл и не оставил свои планы по заселению Дальнего Востока, поэтому жилья нужно очень много и румыны сильно помогут исполнить многим гражданам их «советскую мечту».

«Советская мечта», на данный момент, выглядит скромно: 2-комнатная квартира площадью 50–55 квадратных метров, личный ВАЗ-1004, холодильник, радио и кондиционер. Но даже такие не особо выдающиеся параметры требуют от Советского Союза масштабного выделения средств и ресурсов.

Несмотря на полномасштабную войну, жилищное строительство, предусмотренное Третьим пятилетним планом, решено было не сокращать. Поэтому 200 миллионов квадратных метров, сданные к 1940-му году, превратились в 250 миллионов, то есть, за 1941 год нужно досдать ещё 50 миллионов квадратных метров жилплощади.

Немиров считал этот показатель основным для оценки текущей ситуации: если всё идёт хорошо и «гражданские» службы фиксируют рекорды и отчитываются о выполнении плана, это значит, что они всё делают правильно.

«Немцы ведь даже не понимают, что СССР ещё не начинал полномасштабную войну», — подумал он. — «Солидная часть экономики, конечно, работает на военные нужды, но не вся — нет никакого надрыва и превозмогания. Многие граждане даже не почувствовали на себе, что вся Европа ведёт войну против СССР».

Закончив изучение рапортов и докладов, Аркадий связался со Сталиным и сказал, что скоро придёт.

Иосиф Виссарионович сидел за своим письменным столом и внимательно читал какой-то документ.

— Здравия желаю, товарищ председатель СНК, — приветствовал его Аркадий.

— Здравствуй, Аркадий Петрович, — улыбнулся ему Иосиф Сталин, отвлёкшийся от документа. — Как у нас дела на фронтах?

— На фронтах у нас что-то, напоминающее позиционную войну, — пожал плечами Немиров. — Ключевое слово — «напоминающее». Литвинов заходил?

— Заходил… — ответил Сталин. — Очень волнуется.

— Ты понимаешь, что из-за этого под тебя начнут копать? — спросил Аркадий.

— Литвинов давно уже вызывал у меня сомнения… — поморщился Иосиф Виссарионович.

— Его слова о том, что он это всё сделал по собственной инициативе, Президиум не взволнуют и не заинтересуют, — покачал головой Немиров. — Это удар по тебе.

— Переживу как-нибудь, — усмехнулся Сталин. — Но Литвинова нужно менять. Это совсем никуда не годится.

— Согласен, — кивнул Аркадий. — Есть кандидаты?

— Можно Молотова, — произнёс Сталин. — Я побеседовал с товарищем Калининым, и он не имеет ничего против. Но посмотрим, как проголосуют нардепы. Нужен кто-то надёжный, кто не позволит себе самодеятельность. Я упустил контроль — это непозволительная ошибка…

— Ошибки случаются, — вздохнул Аркадий. — Но хорошо, что удалось почти вовремя заметить и исправить эту накладку хотя бы частично. А чем ты занимался в это время?

— После возвращения из Китая, утонул в делах Госплана, — ответил Иосиф Виссарионович. — Корректировка Пятилетки — сам знаешь… Всего год остался, а тут строительство двух ГЭС… Надёжных людей не хватает — Берия натаскивает Шпеера, поэтому скоро я его высвобожу и направлю на более важные направления.

— Куда ты хочешь перенаправить Берию? — заинтересовался Аркадий.

Лаврентия Павловича очень любят в Верховном Совете — среди нардепов он выступает кем-то вроде эталонного функционера, который с успехом справится с любой поставленной задачей.

Всё, за что брался Берия, сейчас налажено и работает, а ещё все помнят, что Ленин очень внимательно к нему присматривался и пророчил ему большое будущее.

Будь Аркадий каким-то мелочным карьеристом, стремящимся к вершинам власти, он бы рассматривал Лаврентия Павловича, как своего прямого конкурента — Берия уже мог заменить его на посту, без особых потерь для государства.

Только вот политического веса у Лаврентия Павловича ещё маловато, поэтому общественность может не принять подобное назначение. Даже на примере Японии — все дипломаты, а также император, хорошо помнят, кто именно устроил им незабываемое турне на Дальнем Востоке, и держатся подчёркнуто вежливо.

«После войны — возможно», — подумал Аркадий. — «Уйду на покой, буду из газет обо всём узнавать».

— Есть у меня одна мечта… — начал Сталин. — Передать председательство в СНК Берии, а самому баллотироваться в Президиум Верховного Совета.

— Во время войны… — произнёс Немиров.

— Да знаю, — вздохнул Иосиф Виссарионович. — Сам на себя взвалил — сам потащу. Но это всё маловажно. Важнее то, что мы пожнём из ситуации с Японией и Юго-Восточной Азией. Накануне меня посетил Хошимин — утверждает, что войска готовы, настроены решительно и он не понимает, почему мы медлим.

— Хошимин меня слегка беспокоит, — сказал Аркадий. — До меня довели, что он вступил в активную переписку с Ежовым.

— Это мне известно и я спросил нашего вьетнамского товарища, как нам это понимать, — кивнул Сталин. — Хошимин хочет научиться опыту Ежова, а также заручиться его поддержкой в дальнейшем.

Хошимин не знает, что Ежов — это проект СССР, поэтому подобная связь свидетельствует о том, что лояльность вьетнамского революционера вновь подвергается испытанию.

Николай Ежов — это история успеха для Хошимина.

«Бонд» открыто сражается против Великобритании уже три года и видно, что британцы просто не могут с ним ничего поделать, несмотря на все предпринятые усилия.

ЧВК себя не показали — оказалось, что их слишком мало, чтобы охватить все территории Британской Индии, но, как раз, достаточно, чтобы вызвать всенародный гнев. Это была бы дипломатическая катастрофа для Великобритании, если бы Индия была независимым государством. А так, это просто колониальные разборки, в которых мудрый белый господин приводит к покорности своих диких и неразумных «обременителей».

Ежов засел в обеих Бенгалиях, объединив их в одну — ну, так считается. На самом деле, его секта орудует по всей Индии, но Бенгалию он сумел отнять окончательно. Британцы не признаются в этом, но Бенгалию они больше не контролируют, и войск их там нет.

Боевые действия происходят по всей западной границе Бенгалии — в основном британские колониальные войска сосредоточены в провинции Бихар. Колониальная администрация считает, что можно связать силы восставших в Бенгалии и, тем самым, ограничить их влияние на остальные индийские провинции.

Только вот Ежов работает комплексно, в каждой провинции есть его секты и сочувствующие, которых, после «работы» колониальной администрации, очень нетрудно сподвигнуть на активные действия.

Де-факто, Индия уже почти ускользнула из-под контроля Великобритании, она почти не приносит прибыли, торговля пребывает в исторической нижней точке, но британцы просто отказываются принять реальность и лишь усиливают давление.

Этим прекрасно объясняется их пассивность в европейской политике. Ежов, своими мозолистыми рабоче-крестьянскими руками, выкорчёвывает самую главную жемчужину из британской короны и это самая большая неприятность для СССР — слишком рано.

Если бы англичане проявили больше активности, возможно, французы не были бы такими самостоятельными во внешней политике. Но лорд Галифакс полностью погружён в британские проблемы в Индии, поэтому уделяет преступно мало внимания европейскому театру.

«Ошибкой было убирать Черчилля», — подумал Немиров. — «Он, хотя бы, воротил нос как от коммунистов, так и от нацистов. Галифакс же воротит нос от всей Европы — ему дали задачу разобраться с Индией».

Самым забавным он находил тот факт, что лорд Галифакс пришёл к премьерству на волне того, что Чемберлен слишком мало внимания уделяет вопросам колоний, а затем сам начал увлекаться Европой, в ущерб колониям, но его быстро поправили королевские зуботычины и он теперь полностью во внутренней политике.

— Но я думаю, что можно не уделять особого внимания этой проблеме, — произнёс Иосиф Сталин. — Хошимин, как ни посмотри, без нас не сможет ничего. Будущая вьетнамская армия — это хороший инструмент, но не обязательный.

— Это, конечно, понятно, — кивнул Немиров. — Но меня сейчас волнует наше «сватовство» с японцами и их устремления на Юго-Восточную Азию. Петен сказал много красивых слов, но в одном он точно угадал — наши интересы там столкнутся лбами. И мы не можем, в данный момент, выделять силы на ещё один фронт.

— Они не пойдут на прямую конфронтацию с нами, — покачал головой Сталин. — Потеря Кореи будет для них чем-то сродни потери Индии для Британии. Это их убьёт.

— А прямой конфронтации и не будет, — произнёс Аркадий. — У нас же, официально, нет никаких интересов в Юго-Восточной Азии.

Советско-японский пакт о взаимном ненападении предусматривает, что весь континентальный Китай не входит в сферу интересов Японской империя, а вся Юго-Восточная Азия не является сферой интересов СССР.

— Я помню, — кивнул Иосиф Виссарионович. — Значит, нам остаётся только наблюдать за тем, как японцы берут европейские колонии в Юго-Восточной Азии. Я не против и не вижу в этом проблемы. Пусть берут. Какая разница, от кого мы потом будем освобождать эти колонии?

— Но это ещё война близко к нашим границам, — вздохнул Аркадий. — Стороны не определены — мы не знаем, с кем именно будут воевать японцы, ведь они никак не декларируют своих намерений. Возможен сценарий, в котором они обходят колонии США и Франции и бьют исключительно по голландским колониям. Или же, наоборот. Или же, всё сразу. Мы не знаем. И прогнозировать дальнейшие действия Японии мы не можем. Но я считаю, нам нужно как можно скорее абстрагироваться от «дружбы» с Японской империей.

— Следующий нарком иностранных дел займётся этим вплотную, — усмехнулся Сталин. — Не переживай — это не твоя проблема, а моя. И я разберусь.

*30 июля 1940 года*

Рабочий день закончился и Аркадий поехал домой.

На часах 19:10 — он предупредил дежурного офицера, чтобы тот проследил за тем, как все расходятся по домам. У Немирова есть кредо: если ты не успел закончить ежедневный план в рамках рабочего дня, то ты не справляешься или не справляется твой отдел. Исключение — экстраординарные события или когда отдел только сформирован.

По дороге домой он вспомнил времена Революции. Тогда они работали, как проклятые, по 12–16 часов в сутки. Кто-то умирал от нервного истощения, без сна и полноценного питания, но потом эту практику прекратили. Ситуация стабилизировалась, критические проблемы были устранены и стало можно работать, как люди.

Были введены нормы труда, разработанные медицинскими НИИ, рабочий день для госслужащих принудительно сократили до 8 часов и это сказалось строго положительно практически на всём.

— Доброй ночи, Володя, — пожелал Аркадий, вышедший из служебной машины.

— Доброй ночи, Аркадий Петрович, — ответил водитель и поехал обратно в Кремль.

Во дворе играли дети, на лавках сидели вездесущие бабушки, наблюдающие за морально-этическим состоянием двора. Многие из них жили ещё при Александре III…

Ничего в наблюдаемой Аркадием картине не указывало на то, что идёт Вторая Мировая война.

Пейзажи Москвы говорят, что это город мирного времени. Никакой светомаскировки, никаких орудий ПВО, установленных прямо в городе, а военных на улицах не сказать, чтобы много. В общем, Москва никак не походила на себя в хрониках, которые когда-то видел Аркадий, каждый год, в преддверии празднования 9 мая.

На самом деле, вокруг Москвы очень плотное кольцо ПВО.

Батареи 130-миллиметровых и 85-миллиметровых орудий несут непрерывное боевое дежурство, как и сети РЛС. Аккомпанируют им И-7Ф из эскадрилий ПВО — их задействуют для перехвата малых групповых целей.

Немцы прекратили пытаться бомбить Москву через две недели после первой попытки. Когда никто не возвращается с боевых заданий, невольно начинаешь что-то подозревать…

Зато советская авиация продолжает систематическую бомбардировку столиц стран «Оси». Потери тяжёлых бомбардировщиков высоки, с начала войны потеряно 57 Пе-11.

Основную массу потерь наносят немецкие ПВО, оснащённые 88-миллиметровыми орудиями FlaK 37 и 105-миллиметровыми FlaK 38 — зенитные заслоны перед промзонами установлены очень плотно.

Нелегальная разведка сумела услышать сведения о том, что к принятию на вооружение готовятся 128-миллиметровые зенитные орудия, которые станут ответом 130-миллиметровым орудиям СССР.

Как только у немцев появится достаточно новых орудий, которые будут перекрывать практический потолок Пе-11, потери станут гораздо выше. Но инженеры обязательно что-нибудь придумают в ответ. Рассматривается установка двухступенчатого турбокомпрессора, который позволит поднять бомбардировщик на высоту 13–13,5 километров, но это всё равно будет в зоне досягаемости стратегической ПВО.

Единственный верный выход из ситуации — реактивные бомбардировщики…

«Но до них как раком до Пекина», — подумал Аркадий.

Он приветливо улыбнулся бабушкам и вошёл в универмаг.

В кармане кителя был список покупок.

— Здравствуйте, Нина Алексеевна, — приветствовал Аркадий продавщицу. — Мне по списку… Так… Кефира бутылку, один батон, банку повидла яблочного на сто пятьдесят грамм, пачку сливочного масла двести грамм, триста грамм докторской колбасы, упаковку куриных яиц, полкилограмма сахара, коробку чая байхового, две пачки макарон «Ракушки», килограмм картошки и килограмм лука. Ну и «Марфа-Колы» три бутылки.

— Одиннадцать рублей и семьдесят три копейки, — назвала цену продавщица. — Скоро соберём. Ожидайте на выдаче, Аркадий Петрович.

Немиров прошёл четыре метра и встал у прилавка для выдачи.

Концепция супермаркета, когда человек должен сам собирать покупки по всему залу, в СССР не прижилась. Кое-где артельщики открывали что-то подобное, но народ к такому не привык и воспринял в штыки.

Подождав минут пять-шесть, Аркадий принял из рук другой продавщицы три аккуратных авоськи, попрощался и направился домой.

«К роскоши быстро привыкаешь», — подумал он, размышляя о сервисе универмага. — «Никакого шатания по торговому залу, никакого выбора без выбора…»

Все магазины в СССР работают по единому стандарту, поэтому покупатели просто платят деньги и получают аккуратно упакованный товар, как это должно быть.

— Наконец-то! — подлетела к нему Александра. — Привет, папа!

— Привет, — обнял её Аркадий. — Как у тебя дела? В школе хорошо себя вела?

— Дела — хорошо! — ответила дочь. — А в школе получила отлично за поведение!

— Привет, — вышла в прихожую Людмила. — Как ты?

— Нормально, — улыбнулся Аркадий. — Володька где?

— С друзьями на улице, — ответила жена. — Ужин почти готов.

Аркадий разложил купленные продукты по местам и перешёл в спальню, где переоделся в домашнее.

Время до ужина ещё было, поэтому он пошёл в свой кабинет и занялся литературной деятельностью. Издательство настаивает, чтобы он ускорялся, а то его следующая книга уже включена в план.

Но поработал он лишь десяток минут — кто-то позвонил.

— Алло? — взял он трубку.

— Здравствуйте, Аркадий Петрович, — услышал он голос Алексея, сына Николая II.

— Здравствуй, Алёша, — ответил Немиров.

— К-хм… — кашлянул бывший цесаревич. — Отец умер.

— Как⁈ — удивился Аркадий.

— Сидели, ужинали, а он… — судя по голосу, Алексей в прострации.

— Мне жаль, — произнёс Аркадий. — Соболезную.

Николаю было семьдесят два года, поэтому новость оказалась слегка неожиданной для Немирова. Средняя продолжительность жизни по Союзу не имеет отношения к бывшим монаршим особам, которые рождались и росли будто бы в совершенно другой стране, поэтому столь ранняя смерть была удивительна.

— Спасибо… — ответил Алексей. — Будете на похоронах?

— Буду, — подтвердил Аркадий. — Алёша, ты как?

— Не знаю, — ответил тот. — Плохо.

— Понимаю, — вздохнул Немиров. — Приехать?

— Не надо, — ответил Алексей. — Завтра увидимся.

— Хорошо, — произнёс Аркадий. — Держись.