Наши уже не придут 6

Эпилог

*14 июля 1985 года*

— Доброе утро, дорогие друзья, — раздался голос ведущей. — Сегодня — воскресенье, 14 июля 1985 года. В эфире — радиостанция «Маяк», и с вами программа «Доброе утро, страна».

Аркадий медленно поднялся с кровати и сел. Тело ломило так, словно его всю ночь били, но это результат вечерней прогулки с Молотовым.

Вячеслав Михайлович пережил уже три инфаркта, причём понял что-то только после третьего — он начал меньше работать в кабинете и больше прогуливаться.

«Хочет до ста лет дожить…» — подумал Аркадий, с кряхтением надевая домашнее трико. — «Но зачем?»

— Утро над Москвой — ясное, +17 градусов, — продолжил другой ведущий из радиоприёмника «Норвегия-53», стоящего на тумбочке.

Радиоприёмники «Норвегия-53» уже давно не выпускают, но этот аппарат ещё исправно работает, несмотря на прошедшие годы.

«С людьми бы так…» — подумал Аркадий, вставая с кровати.

— А сейчас — немного разминки для бодрости! — жизнерадостным тоном предложил ведущий.

— Да иди ты… — пробурчал Аркадий и пошёл в ванную. — Поздно пить «Боржоми»… Да и не помогло, стерва-мать…

Живёт он один, Людмила умерла 19 января 77-го, от рака поджелудочной железы, что очень сильно подкосило Немирова — он настолько привык, что она всегда рядом, что теперь, когда её нет, ощущает пустоту, не исчезающую со временем.

Умывшись, побрившись и почистив зубы, Немиров пошёл на кухню и разогрел в микроволновке купленный вчера вечером готовый завтрак.

Микроволновка тренькнула, а одновременно с ней зазвонил мобильник, лежащий на кухонном столе.

— Алло, — ответил он на вызов.

Звонит некая Инесса Ивановна Борисова, г. Казань, секретарь КО ДКВМВ.

В СССР практически не бывает анонимных звонков — оператор мобильной связи единый, индивидуальные карты абонентов привязаны к человеку, поэтому всегда известно, кто звонит.

Имеется, конечно, теневой рынок «маргинальных» ИКА, применяемый криминалом, но с ним активно борются — генеральная идея государственной мобильной связи заключается именно в ликвидации анонимности.

Так решается проблема с мошенничеством, упрощается борьба с преступностью и шпионажем.

— Аркадий Петрович, здравствуйте! — услышал он женский голос.

— Здравствуйте, — ответил Немиров. — По какому вопросу?

— Вы не забыли, что у вас в 15:00 выступление во Дворце культуры ветеранов войны в Марокко? — уточнила Инесса.

— Нет, не забыл, — ответил Аркадий.

Но он забыл.

— Ждём вас, товарищ Немиров, — сказала на это Инесса. — До свидания.

— До свидания, — ответил ей Аркадий.

Вытащив завтрак, представляющий собой лазанью с говядиной, из микроволновки, он поставил его на стол и открыл холодильник, из которого взял бутылку лимонада без сахара.

Врач давно говорит, что мясо ему есть нежелательно, лучше вообще отказаться, потому что в крови наблюдается избыток железа, но Аркадию уже стало как-то всё равно. Пока была жива Людмила, он строго придерживался назначенной диеты, но потом…

Он уже выжал из своей жизни максимум — отдал всё, что мог.

Теперь он бесполезен и служит лишь в роли старинного чучела с орденами и медалями, которое обязательно надо приглашать на мероприятия и чествовать юбилейными медалями, почётными грамотами и путёвками в санатории.

«А зачем санатории?» — спросил себя Аркадий. — «Чтобы протянул подольше? Мне Молотов и Берия не дадут подохнуть…»

Лаврентий Павлович был генсеком в течение пятнадцати лет, с 1949 по 1964 год, а потом его попёрли, после грязной истории с восстанием курдов в Турецкой ССР. Верховный Совет не простил.

Когда Аркадий надевал свой поизносившийся парадный китель, вновь зазвонил телефон.

«Анатолий Аркадьевич Немиров, г. Москва, Председатель ГГИ НКО СССР».

— Да, — ответил Аркадий на вызов.

— Привет, пап, — приветствовал его Анатолий. — Как ты?

Сын дослужился до генерала армии, был начальником главного оперативного управления в Генштабе Красной Армии, а затем, когда пришло время, ушёл на пенсию и теперь председательствует в Группе генеральных инспекторов Народного Комиссариата Обороны СССР.

Аркадий тоже, было время, председательствовал в этой группе, после того, как умер Удальский, рано вышедший на пенсию, по состоянию здоровья.

«Не берёг себя — слишком много ранений», — подумал Немиров.

— Пап? — спросил сын.

— А, да, я в порядке, — ответил Аркадий. — Чего хотел?

— Не звонишь, не пишешь, — сказал Анатолий. — Решил справиться, как у тебя дела.

— Да вот, собираюсь — иду на торжественное собрание «марокканцев», — ответил Немиров-старший. — Путёвку в санаторий получать…

Война в Марокко — это уже дело давно минувших дней.

Ливийская ССР, наголову разбившая племена туарегов, поддерживаемых Союзниками, сразу же вступила в контры с проамериканскими Алжиром и Тунисом — ожидалась большая североафриканская война.

Но в Тунисе и Алжире, благодаря действиям КГБ и общей неудовлетворённости местного населения своей жизнью, а также так никуда и не девшимися французскими колониальными порядками, произошла серия восстаний — лишь два из них перетекли в социалистические революции, тут же поддержанные СССР.

«Природных врагов» у него тогда уже практически не было, ведь Франция уже пала, Великобритания находилась в морской блокаде, а у США происходила вторая американо-мексиканская война.

После блистательной победы над Алжиром и Тунисом, со временем ставшими Алжирской ССР и Тунисской ССР, настала очередь Марокко.

США, к тому времени, уже победили во второй американо-мексиканской войне, поэтому пустили высвобожденные ресурсы на поддержку Марокко.

И война была тяжёлой, в суровых условиях, с большими потерями для всех участников. Причём, настолько тяжёлой, что генерал-лейтенанту Воронову, старому ученику Аркадия, оторвало левую ногу снарядом.

«Пятьдесят первый год вышел горячим…» — припомнил Аркадий.

Но эта война проходила уже исключительно при моральной поддержке Немирова, приезжавшим к войскам в Тунис и делившимся «бесценной мудростью прошлого».

«Скольких мы тогда оставили в песках…» — с сожалением подумал он.

— Не говори так, пап, — попросил Анатолий. — Тебя же уважают и зовут от всего сердца.

— Как собачку дрессированную, ага… — пробурчал Аркадий. — Ладно, это моя забота.

— Я прилечу через пару дней, — сообщил старший сын. — Погуляем по парку, мороженое поедим…

— Не разговаривай со мной так, будто я уже впал в маразм и теперь хожу себе в штаны, — попросил Аркадий. — Я в своём уме. Хочешь прилететь — прилетай. Встречу достойно.

— Хорошо, пап, — ответил Анатолий. — До связи.

— До связи, — вздохнул Немиров-старший и завершил вызов.

Надев форму, он посмотрел на себя в ростовое зеркало.

Форма старинная, до реформы 1975 года — ему до сих пор выдают парадную форму раз в три года и, зачем-то, в довесок, раз в два года выдают повседневную форму, и раз в год приходится ехать за полевой формой.

Он, так-то, до сих пор на действительной воинской службе, как Маршал Советского Союза, поэтому военное довольствие ему положено в полной мере, и при этом ещё есть пенсия по выслуге лет — создана странная ситуация, когда маршал Немиров находится в суперпозиции…

Это двубортный китель светло-серого цвета с шестью крупными золотыми пуговицами, у которого имеется отложной воротник, украшенный маршальскими петлицами. На плечах закреплены погоны с красным кантом и золотым шитьём. Манжеты украшены золотым вышитым узором в виде дубовых листьев, а по ним и вороту идёт красный кант.

«Сейчас генералы и маршалы носят форму нового образца», — подумал Аркадий. — «От моей формы попахивает парафином и невозвратимым прошлым».

— Ох, забыл… — вздохнул он и открыл комод.

Он извлёк из него георгиевскую шашку и наградной Кольт 1911.

«Окровавленное оружие древности», — подумал Аркадий. — «Шашку генерал-лейтенант Гиппиус вручал — давно это было…»

Решение о награждении принял генерал от кавалерии Самсонов, в ту пору бывший генерал-губернатором Ферганской области. Тот самый Самсонов, который чуть не сгубил 2-ю армию, в которой потом служил Аркадий.

«… но как будто вчера», — дополнил свою мысль Немиров. — «Миллионы людских смертей тому назад».

Многие, кого он хорошо знал, уже мертвы. Сталин умер, Калинин умер, Троцкий умер, даже Хрущёв — и тот уже умер.

«Полковнику Немирову А. П. за доблестную службу делу Революции», — прочитал Аркадий выгравированную на Кольте надпись.

Этот наградной пистолет он принял из рук самого Ленина.

Владимир Ильич наградил его им за пресечение «Фаустшлага», задуманного кайзеровским генштабом для молниеносного прорыва обороны Красной Армии и вывода Советской России из войны на неприемлемых для неё условиях.

Ему вдруг вспомнился очередной околонаучный и псевдоисторический фильм, в котором с серьёзным выражением лица утверждалось и даже как-то аргументировалось, что Владимир Ильич умел читать будущее и был этаким политическим экстрасенсом, имеющим горизонт планирования на 15–20 лет вперёд.

Подпоясавшись, он вышел в прихожую, посмотрел на фотографию Людмилы, обулся в хромовые сапоги, накануне вечером вычищенные до блеска, и вышел из квартиры.

Уже в лифте ему позвонил водитель. Права у Аркадия забрали, после того, как он отключился прямо на шоссе и чудом не погиб. Было проведено обследование, и консилиум врачей заключил, что водить ему больше нельзя.

«Да я на танке вражескую оборону прорывал!» — подумал он с негодованием. — «Нельзя⁈ Да идите вы на…»

Завибрировал телефон в кармане.

— Григорий, я уже в лифте, — ответил он водителю.

Мобильники, персональные компьютеры, Интернет — всё это есть почти у каждого и почти в каждом доме.

Сам Аркадий, нет-нет, но заходит в «Танкоград», чтобы пострелять в малолеток и любителей пива из 152-миллиметрового орудия современного Т-94АМ-5. Он несколько недель консультировал разработчиков, чтобы они точнее воспроизвели старые танки, с которыми он лично имел дело — режимы двигателей, скорость поворота башен, поведение танка на разных типах грунта, характеристики бронирования…

— Здравствуйте, Аркадий Петрович! — приветствовал его водитель и открыл перед ним дверь.

— Здравствуй, Григорий, — пожал ему руку Аркадий.

— В ДК «марокканцев»? — уточнил водитель.

— Да, — кивнул Немиров и сел в машину.

Ехать далеко — ДК в другой части Москвы, поэтому он включил встроенный в спинку водительского сиденья телевизор.

— … к другим новостям, — развернул кресло к камере ведущий. — В Корейской ССР состоялось подписание мирного договора между Австралийской Народной Республикой и Японской Демократической Республикой — на кадрах репортажа вы видите, как президент Хироюки Акида и генеральный секретарь Джонатан Берджесс ставят подписи и, тем самым, завершают двадцатилетний конфликт.

«Зря они Громыко отправили на пенсию, сволочи», — подумал Аркадий с неодобрением. — «Он бы давно уже закончил эту возню и уладил всё так, что никакой новости бы не было. Но нет, „дорогу молодым“, „дорогу молодым“, вашу мать».

Андрей Андреевич, как только его мягко попёрли из НКИД, плюнул на всё и уехал в Гомельскую область Белорусской ССР, в родные края.

«Да сейчас никто в НКИД не знает, как правильно держать за шею этих поганцев!» — с раздражением размышлял Аркадий. — «Что ещё за „политика мягкой силы“? Кто вообще придумал эту ерунду? Что бы на это сказал Сталин? А?»

Но Сталина больше нет — его «попирать» с места никто не смел, до самой его смерти. Верховный Совет СССР всегда прислушивался к тому, что скажет Иосиф Виссарионович и, как правило, никогда не вступал с ним в конфликт.

«Даже поговаривали, что в СССР надо бояться Сталина, Верховного Совета и КГБ, обязательно в таком порядке», — с улыбкой припомнил Аркадий. — «А что сейчас? Каких-то нюнь наизбирали в народные депутаты — „мягкая сила“ у них…»

— Напоминаем, что для получения права на вступление в состав СССР, страна-кандидат не должна иметь никаких территориальных конфликтов, а этнические противоречия внутри страны должны быть улажены до минимально допустимого уровня, — продолжил ведущий. — Японская Демократическая Республика, после подписания мирного договора, подходит по критериям и скоро сможет присоединиться к дружному братству народов СССР!

«А номинальный император, до сих пор кукующий в своём дворце, их не смущает теперь, да⁈» — покраснел Аркадий.

Умом он понимал, что это лучший способ интеграции Японии, уже который год страдающей от недоступности рынков Евразии, но это шло вразрез со сценарием присоединения Японии к СССР, принятым в работу ещё в 50-е годы. Аркадий лично подписывал этот план.

Если бы Верховный Совет и СНК действовали так, как там написано, Япония уже давно была бы в составе СССР — план был разработан и проработан лучшими специалистами, имевшими богатый опыт присоединения новый советских социалистических республик.

— А теперь уникальные кадры из, скажем так, очень далёкого места, — заулыбался ведущий. — Зонд «Венера-14» успешно приземлился на поверхность Венеры и сумел сделать сорокасекундную видеозапись. Вашему вниманию, дорогие товарищи!

Качество видеозаписи оказалось на высоте — отчётливо видно жёлтое небо, а также землисто-жёлтую поверхность, усеянную острыми камнями и, судя по всему, кусками обшивки зонда. Видимо, посадка прошла не так удачно, как задумывалось, поэтому видео всего 40-секундное.

Кадрами с Марса уже никого не удивишь — из 12 зондов 6 приземлились успешно, а один марсоход «Марс-9» даже до сих пор ездит по поверхности планеты и выполняет какие-то научные задачи.

«Ищет буржуазных марсиан, чтобы предупредить их о скором вторжении на их планету нашей непобедимой сверхдержавы», — подумал Аркадий и хохотнул.

Новости о покорении космоса всегда радовали его и улучшали ему настроение. Он, даже после ухода с политической арены, негласно курировал это направление и даже поучаствовал в судьбе Юрия Гагарина, которого единолично выбрал в качестве первого космонавта — посчитал, что так будет правильно.

На Луну высаживались уже четыре экспедиции — в первом экипаже были Герман Титов, Алексей Леонов, Зигмунд Йен и Джен Дейвис. Последняя — американка, которую взяли потому, что Берия решил, что отношения с США надо утеплять и это может послужить первым шагом. Верховный Совет тоже решил, что утеплять надо обязательно, поэтому одобрил.

Попытка утепления, естественно, эффекта не возымела — похолодание продолжилось.

«Да сдались нам эти американцы?» — подумал Аркадий с вновь возрастающим раздражением. — «Посмотрим, что станет с их экономикой, когда завершится интеграция в СССР Народной Республики Венесуэла!»

Латинскую Америку в США считают собственным задним двором, поэтому любые «посягательства» на неё они воспринимают как смертельное оскорбление.

Но Уругвай и Аргентина уже пятнадцать лет, как числятся в кандидатах, а Гондурасская Демократическая Республика уже близится к вступлению в СССР.

«Нихрена они с этим не поделают», — подумал Аркадий с удовлетворением. — «Весь мир станет красным — даже они сами это уже прекрасно понимают».

Сейчас он понимал, что надо было тогда, в момент раскрытия миссии Курчевского, бить без жалости, чтобы освободить американский народ от гнёта олигархии, которая, в последнее время, даже не особо скрывается.

«Жаль Лёню, конечно…» — вспомнил он о своём старом друге.

Леонид разбился в Альпах — неудачно скатился на лыжах и ударился головой об камень.

«Это в 67 или в 68 было?» — попытался припомнить Аркадий.

Версию с устранением, после тщательного расследования, отмели — просто несчастный случай.

«Уж получше, чем медленно истачиваться, как я…» — подумал Немиров.

— О, смотрите, Аркадий Петрович! — указал Григорий на рекламную вывеску.

Аркадий посмотрел на вывеску и увидел себя, относительно молодого и безотносительно бравого, рядом с танком Т-34АМ-1.

Старинную фотографию, обстоятельства появления которой Аркадий уже не помнил, оцифровали и масштабировали, а также добавили надпись: «Танкоград. Обновление „Танки Победы“ — гвардейский Т-34АМ-1 при регистрации».

«Надо написать в Верховный Совет, что монетизация онлайн-игр — это буржуазные пережитки и разработчики совсем страх потеряли», — подумал Аркадий с усмешкой.

Практика выманивания у школьников денег на карманные расходы пришлась разработчикам по душе, поэтому они придумали «наборы» и «особые наборы», за реальные рубли — Аркадий ничего не покупает, ему просто так дают, но тенденция…

«С другой стороны, пусть зарабатывают — всё одно в казну идёт», — подумал он и пожал плечами. — «Ха-ха! А как бы я думал, если бы мне пришлось платить за всё это кровными? Ха-ха-ха!»

— А вообще, стоящая игра? — спросил Григорий. — Я вот не знаю, иногда вечерами хочется время убить…

— Ты спрашиваешь это у человека, который служит ходячим талисманом этой игры, — усмехнулся Аркадий.

— Ну, я слышал, что вы поигрываете иногда, — ответил на это водитель.

Реакция уже совсем не та, поэтому всё чаще случаются обидные поражения, но Аркадия затянуло, поэтому он убивает так совсем скучные вечера.

— Бывает, — согласился Аркадий. — Ну, ладно, тогда слушай. Начинать лучше с германской линейки — сейчас объясню почему…

Тут по телевизору начался внутриполитический блок и Немиров увидел на одном из кадров знакомую физиономию.

— … званием «Герой Социалистического Труда» награждается товарищ Михаил Сергеевич Горбачёв, — вещал диктор. — По имеющимся у нас данным, товарищ Горбачёв является возможным кандидатом на пост Генерального Секретаря при Верховном Совете СССР, в связи с уходом на почётную…

— Нет… — прошептал Аркадий, а затем заорал. — Нет!!! Нет!!! Нет!!!

Сердце пропустило удар, а затем ему стало очень плохо.

*15 июля 1985 года*

Он открыл глаза и увидел перед собой белую стену.

Левая рука, в области сгиба локтя, побаливала, и он повернул голову — в руке торчит игла с трубкой.

— Что… — сказал он, но сразу же закашлялся — Кхы-кхы… Кхм! Какого…

— Товарищ Немиров, лежите! — ворвалась в больничную палату медсестра.

— Что… — вновь начал Аркадий.

Медсестра подбежала к кровати и ловко крутанула ролик под капельницей.

— Срочно… — прошептал Аркадий.

— Что? — спросила его медсестра.

— Эйтингтона ко мне… — сумел ответить он. — Эйтингтона…

Медсестра стушевалась.

— Но Наум Исаакович умер три года назад, — оправив халат, сообщила она ему.

— Ох… — поплохело Аркадию. — Судоплатов… Позови… Умоляю…

— К вам сын приехал, — сказала медсестра.

«Наверное, она подумала, что старик окончательно спятил и теперь зовёт мертвецов», — констатировал Аркадий. — «Но Судоплатов-то жив!»

— Скоро придёт врач, — посмотрела медсестра на экран над больничной кроватью. — Всё будет хорошо, товарищ Немиров.

— Нет… — прошептал Аркадий и заплакал.

От обиды и бессилия.

— Судоплатов… Пожалуйста… — взмолился он.

Медсестра проверила его пульс и ввела какой-то препарат, от которого, постепенно, стало спокойно.

Он пролежал в состоянии мира и покоя примерно три-четыре минуты, а затем в палату вбежал врач, представительный мужчина лет сорока.

— Судоплатов, — требовательно произнёс Аркадий.

— Георгий Константинович Мартынов, — представился врач. — Я ваш лечащий врач.

— Плевать, — приложив усилие, мотнул головой Немиров. — Судоплатова ко мне.

— Зачем вам нужен товарищ Судоплатов? — поинтересовался Георгий Константинович.

— Тебе лучше не знать, зачем, — ответил на это Аркадий. — Или Анатолия позови. Он здесь.

— Откуда вы знаете? — спросил врач, а затем неодобрительно посмотрел на сразу же съёжившуюся медсестру. — Так, ладно, мне нужно провести необходимые процедуры.

Отстали от него только через пятнадцать минут, после того, как врач лично замерил давление, проверил реакцию глаз и провёл опрос на предмет знания Ф.И.О. жены, детей, какая сегодня дата и так далее.

— Сына зови, — потребовал Аркадий. — Срочно.

— Что ж, — развёл руками врач. — Но постарайтесь не волноваться — это создаст ненужные риски.

Немиров лишь медленно кивнул.

«Надо было слушать врачей и вести ЗОЖ — не было бы этой ситуации», — подумал он с сожалением. — «А если сейчас сдохну…»

В палату вошёл Анатолий, накинувший халат на китель с орденами и медалями. Видимо, сорвался, как есть — прямо с выступления перед генералами и полковниками.

Аркадий ему столько всего рассказал, в своё время — «как он видит» войны будущего, с дронами, высокоточными боеприпасами и прототипами экзоскелетов.

«Правда, экзоскелеты похерили в ходе Третьей мировой», — вспомнил он. — «Дорого, эффект не тот, солдаты ещё могут таскать на себе всю эту броню с боеприпасами. А надо было — сколько хороших ребят бы выжило?»

— Пап… — тихо позвал Анатолий и взял его за руку.

— Сынок… — прошептал Аркадий. — Судоплатов…

— Что Судоплатов? — переспросил сын.

— Надо его срочно ко мне, — сказал Немиров-старший. — Горбачёв — он всё сгубит…

— Какой ещё Горбачёв? — нахмурился Анатолий. — Этот, который недавно Героя соцтруда получил?

— Он, сука… — медленно кивнул Аркадий. — Пророчат его в генсеки — нельзя…

— Его? — спросил Анатолий и заулыбался. — Он же «би-арзеш»!

— Какая ещё «би-арзеш»? — озадаченно нахмурился Немиров-старший. — В смысле, «негодный»?

Это слово на фарси, означающее «негодный» или «бесполезный», а если буквально, то «без ценности».

— Зря ты из политической жизни ушёл — отстал совсем, — покачал головой сын. — «Би-арзеш» — это заведомо проигрышный кандидат, который участвует, потому что переоценил ценность своей кандидатуры на должность. У него слишком мало голосов, но он, формально, ещё участвует.

— А кто тогда? — спросил всё ещё очень озадаченный Аркадий.

— Вообще телевизор не смотришь? — с усмешкой спросил Анатолий.

— Смотрю, но новости — редко… — ответил Немиров-старший. — Так кто?

— Как кто? — заулыбался Анатолий. — Ельцин!

— Кто??? — поражённо просипел Аркадий.

— Борис Ельцин, — ответил Анатолий. — Вообще-то, однокашник твоего внука — Ивана. Послужной список отличный, не привлекался, не состоял. Наоборот — воевал в Мозамбике, между прочим, вместе с Ванькой.

— Он алкаш?.. — спросил Немиров-старший.

— Насколько я знаю — идейный трезвенник, — покачал головой сын. — С самого Мозамбика — ни грамма в рот. Ванька-то, дурак, после «командировки» сильно пить начал, но я его быстро… А вот Борька — он правильный. Наверное, на тебя ориентировался.

— Сука… — прошептал Аркадий. — Судоплатова зови — срочно…

— Хорошо… — ответил удивлённый Анатолий и вытащил телефон.

— Прекратите будоражить пациента, — вошла в палату медсестра.

— Да я… — повернулся к ней Анатолий.

— У него пульс до 110 вырос — так нельзя, — покачала головой медсестра. — Покиньте палату — немедленно.

— Судоплатов, сынок… — попросил Аркадий.

*19 июля 1985 года*

— Ну, ты всполошил, так всполошил, — усмехнулся Павел Судоплатов, входя в палату. — Ты знаешь, откуда меня выдернул?

— Привет, — кивнул ему Аркадий. — И откуда?

Самочувствие его существенно улучшилось — сердце уже не болит, но слабость в теле всё ещё чувствуется. Инфаркт — в его возрасте больше удивительно то, что это первый.

— С шашлыков! — ответил Судоплатов. — С внуками выехал, понимаешь, на природу…

— Принёс? — перебил его Немиров.

— Шашлыки? — с усмешкой уточнил Павел.

— Какие, н№%уй, шашлыки⁈ — выпучил глаза Аркадий, а затем вспомнил, что волноваться нельзя, а то не выпустят. — Документ…

Но медсестра, тем не менее, заглянула в палату и окинула их неодобрительным взглядом. Павел улыбнулся ей своей самой доброжелательной и невинной улыбкой.

— Конечно! — кивнул Судоплатов, повернувшись к Аркадию. — Вот, держи. Тебе же можно держать документы?

— Давай сюда, — протянул Аркадий руку. — Ельцин, сука…

— А ты чего к нему привязался-то? — удивлённо спросил Павел Анатольевич.

Но Аркадий уже погрузился в чтение.

«Ельцин, Борис Николаевич, 1 февраля 1931 года, село Бутка, Буткинский район, Уральская область, РСФСР», — прочитал он. — «Это он, твою мать…»

Аркадий никогда не справлялся ни о Горбачёве, ни о Ельцине — даже из спортивного интереса. Почему-то, он был уверен, что изменил ход истории настолько, что эти двое, Горбачёв и Ельцин, просто не должны были появиться. А если и появились, то у них не было и шанса прорваться на значимые политические должности, так как выстроенная Лениным и им система не должна была пропустить таких людей.

«Медаль „За Отвагу“, вручена 6 декабря 1976 года», — перешёл Аркадий к первой награде. — «За решительные действия при форсировании реки Пунгве. Под шквальным огнём противника, гвардии майор Б. Н. Ельцин заменил погибшего механика-водителя и протаранил пулемётное гнездо, а затем из личного оружия уничтожил четверых боевиков режима Мади».

Следующей наградой был орден Красного Знамени, вручённый 19 марта 1977 года — за оборону стратегически важной деревни Домбе от доминиканских наёмников. В наградном листе написано, что был дважды ранен, но продолжал командовать ротой и сумел продержаться до прибытия звена ударных вертолётов Ми-34М.

В личном деле указано, что комполка ходатайствовал на Героя Советского Союза, но, почему-то, не одобрили.

«В семьдесят восьмом вернулся из „командировки“, отдохнул, а затем отправился в Нанкин, к комиссованному сослуживцу, некоему Олегу Ивановичу Лобову, капитану аэромобильных войск», — вернулся Аркадий к биографии. — «М-да…»

Судоплатов сел на кресло рядом с больничной кроватью и взял с тумбочки журнал «Наука и жизнь» № 2, за 1984 год.

— «Безотходное производство» — во как… — прочитал он заголовок статьи. — Это интересно…

«2 апреля 1980 года снова „командировка“ — в Новую Каледонию, помогать братскому народу, канакам, подавлять контрреволюционный мятеж остатков французских колониальных сил», — прочитал Аркадий. — «Получил тяжёлое ранение в живот — дружественный огонь…»

К моменту возвращения Ельцина в Новую Каледонию, горячая фаза боевых действий закончилась и началось добивание недобитков, поэтому ничего знаменательного он не совершил и вернулся в СССР.

Французские колониальные войска проявляют необычайную стойкость — после падения Франции они не прекратили борьбу и, при поддержке американцев, устраивают боевые акции то тут, то там. Их скрытно перевозят торговые суда под нейтральными флагами, но контрразведка не зря ест свой хлеб и большую часть акций удаётся предотвратить заблаговременно. Но иногда у них получается что-то вроде Новой Каледонии, поэтому Генштабу приходится отправлять подразделения Красной Армии и выкорчёвывать врага из почвы.

Когда был жив маршал Шарль де Голль, главный идеолог движения «Сопротивление коммунистической тирании», боевые акции имели более организованный характер, а само движение пользовалось доверием ЦРУ, но после его «естественной» смерти, активность утратила былую организованность и пошла на спад.

«Вернулся в СССР, подался в народные депутаты в Моссовет от района Крылатское 11 февраля 1981 года — перед этим выиграл выборы в райсовет, но сразу же рванул дальше», — продолжил Аркадий внимательно читать. — «8 декабря 1981 года рекомендовали в Совет РСФСР — кандидатуру приняли. Но зачем ты вообще туда полез, Борис?»

К биографии приложены листы с автобиографией и «мотивацией», то есть, изложением преследуемых целей. Обычно пишут что-то в духе «во имя торжества идей Маркса, Энгельса, Ленина и Сталина, а также Немирова и Берии, конечно же» или «ради торжества коммунизма во всём мире», но Ельцин написал не отписку, а указал на имеющиеся проблемы в республике и предложил возможные их решения.

В отличие от типичных «мотиваций», Ельцин не ссылался пространно на общие фразы из трудов признанных теоретиков марксизма, а тщательно разжевал, будто для дошколят, что и почему работает неправильно, а также как, поэтапно, это можно исправить.

Например, он указал на проблему «косметического подхода» к борьбе с алкоголизмом. Привёл неприятную статистику, осудил устаревший подход, а также указал, что агитационная работа поставлена из рук вон плохо — в пример привёл опыт Китайской ССР, где показатели заболеваемости алкоголизмом самые низкие во всём Союзе, сразу после мусульманских республик.

Немиров читал всё это с большой предвзятостью, потому что к личности Ельцина из его прошлой жизни у него был целый ряд претензий, но этот Ельцин, как подсказывает его интуиция, будто бы совсем другой человек.

Боевой опыт этого Ельцина, сам по себе, ничего не говорит — наоборот, страх воцарения милитократов никуда не делся и только усилился со временем.

Войны никак не желают заканчиваться и пусть вся Евразия, за исключением юга Индии, последние два десятилетия живёт в мире и спокойствии, остальные континенты ожесточённо воюют, косвенно, по причине существования СССР — потому что он не торгует со странами с буржуазными режимами.

И если к власти придут милитократы, войны не закончатся вообще никогда. А когда они, всё же, будут заканчиваться, милитократы начнут придумывать новые…

Тем не менее, Ельцин не показывает признаки военной пробки с квадратно-гнездовым мышлением, поэтому, может быть, Аркадию не следует так волноваться о будущей судьбе СССР.

«Но почему именно он?» — спросил себя Немиров и продолжил чтение.

В Совете РСФСР Ельцин долго не пробыл и быстро «взлетел» до Верховного Совета СССР. Там тысячи народных депутатов, поэтому просто услышать о нём или увидеть его Аркадий не мог — случись такое, возможно, сердечный приступ состоялся бы раньше…

А вот в Верховном Совете СССР он пробыл вплоть до сегодняшнего дня. Генеральный секретарь Ли Цзилян, генерал армии в отставке, покинул пост по истечению срока полномочий, поэтому начались выборы нового генсека — Ельцин предложил свою кандидатуру и прошёл промежуточные выборы.

Нардепам он, как оказалось, нравится — есть богатый послужной список с предыдущих уровней советов, поэтому сейчас у него очень высокие шансы на избрание.

Горбачёв, как «би-арзеш», в пролёте, хотя в утренней «Правде» написали, что шансы у него, всё-таки, есть, пусть и небольшие. Нардепы в сомнениях — предыдущий генсек тоже был военным, а Горбачёв в Красной Армии не служил и сугубо гражданский человек.

С другой стороны, от генерала Ли особых проблем не было, поэтому против военных нардепы, в целом, ничего не имеют…

Впрочем, некоторые газеты, такие, как «Известия», пишут, что Горбачёв — это 100% победитель, несмотря на итоги промежуточного голосования. Аргументируется это именно тем, что двух военных подряд точно не возьмут.

Но Анатолий уверяет, что тут уже всё понятно — Ельцин уверенно лидирует по поддержке.

«А чего я волнуюсь понапрасну?» — спросил себя Аркадий. — «Генсек, без одобрения нардепов, всё равно не может почти нихрена. Это у меня была вольница, но и её пытались придушить, когда появилась возможность».

Ему сразу же вспомнилась комиссия по информационной безопасности при Президиуме Верховного Совета СССР — Пётр Дементьев, напуганный малой частью ранних деяний ОГПУ, пытался убедить Верховный Совет, что надо убирать Эйтингтона с председательства в КГБ и ставить на его место нормального человека, косвенно намекая также и на Аркадия.

Он испугался, когда изучил секретные дела, в которых описывались подробности устранения разных людей, по надуманным предлогам. В том числе и детей — юного Оппенгеймера, например, убили Парфёнов и Смутин, легендарные шпионы, вошедшие в анналы истории КГБ.

Но такую глыбу, как Немиров, нельзя было тогда не то что сместить, а даже хоть сколько-нибудь пошатнуть…

Весной 1949 года он и Эйтингтон ездили в Ленинград, на похороны Дементьева — Наум дружил с ним где-то с 41-го и, как он сказал, сумел дать внятное объяснение действиям ОГПУ. А вот с Аркадием у них дружбы не получилось — не простил Пётр Васильевич прямых приказов на устранение будто бы случайных людей.

Впрочем, плоды всех этих секретных убийств, всё-таки, были получены — без Роберта Оппенгеймера, Энрико Ферми, Эрнеста Лоуренса, Ганса Бете и Лесли Гровса, так и не ставшего военным, проект «Манхэттен» так и не состоялся.

Вместо него был проект «Аламо», стартовавший в 1944-м году и закончившийся успешным испытанием первой американской атомной бомбы в 1950-м году.

Осложнило всё американцам, как ни странно, участие немецких учёных, бежавших из Германии в США и включившихся в атомный проект. Они упорно стояли на том, что нужно идти по пути тяжёлой воды, являвшегося тупиковым — это сильно замедлило работу и отложило испытания на целых два года.

К 1950-му году у СССР на вооружении уже находилось 560 термоядерных бомб на 1–1,5 мегатонны каждая, а также 740 атомных бомб с термоядерным усилением, имеющие мощность от 200 до 350 килотонн.

Достигнуть ядерного паритета Штаты так и не смогли — сейчас, насколько известно Аркадию, у СССР есть 9500 межконтинентальных баллистических ракет с множественными боевыми блоками, а у США что-то около 1800 аналогичных ракет и ещё около 500 старых моноблочных ракет.

Ядерного оружия нет больше ни у кого — есть только две ядерные державы.

— Дочитал? — поинтересовался Судоплатов.

— Да, — ответил Аркадий, закрывая папку. — Он нужен мне здесь — хочу посмотреть на него. Можешь организовать?

— Могу, — кивнул Павел Анатольевич. — Но зачем?

— Хочу увидеть его глаза, — ответил Аркадий. — Возможно, почувствую, если с ним что-то не так.

— Я на пенсии — сразу предупреждаю, — сказал Судоплатов. — Не желаю влезать во всякие сомнительные дела.

— Да не будет никаких сомнительных дел, — заверил его Аркадий. — Просто хочу посмотреть на него, говорю же.

— Ладно, — вздохнул Павел Анатольевич. — Так ты как? Жив, цел, орёл?

— Врач говорит, что если не буду изводить себя, то можно протянуть подольше, — ответил Аркадий. — Запись с рубцом перешлю тебе в «Телеком».

— Да зачем мне на него смотреть? — усмехнулся Судоплатов. — Но ты выздоравливай — «марокканцы» огорчились, что ты попал в больницу.

— Уже видел цветы и апельсины, — вздохнул Немиров. — И путёвку в санаторий на Мальдивах тоже получил… Эх…

— А чего не съездишь? — поинтересовался Павел. — Там, говорят, хорошо…

— А ты разве не бывал там ещё? — удивился Аркадий.

— Да когда мне? — развёл руками Судоплатов. — Мы с Эммой уже давно никуда вырваться не можем — внуки. Только путёвки получим — у сына или дочери опять какие-то проблемы, внуков с детсада или школы забери, накорми, напои… Прогорают путёвки.

Немиров выдвинул ящик тумбочки и вытащил оттуда путёвку.

— Бери, — сказал он.

— А ты? — нахмурился Судоплатов.

— Всё равно не поеду — сгорит просто так, — ответил Аркадий. — Пусть и не бывал там никогда, но что я там не видел? Баб полуголых на пляже?

Судоплатов рассмотрел путёвку.

— Ого, на восемь человек… — произнёс он. — «Марроканцы» настолько тебя уважают?

— Они же до сих пор любимчики Верховного Совета, — поморщился Аркадий. — Им путёвки отсыпают, как коровам сено.

Красноармейцы, участвовавшие в той войне, освободили Марокко и способствовали формированию Магрибской ССР, одной из крупнейших, территориально, союзных республик.

Это была очень тяжёлая война. И воспринята она была советским обществом она гораздо тяжелее, чем Вторая Мировая, пусть и была существенно меньше по масштабу.

«А это всё репортёры», — подумал Немиров. — «Это первая война, которую показывали по телевизору».

Подрыв химического завода в Джераде — один из самых катастрофических эпизодов той войны. Тысячи красноармейцев и десятки тысяч гражданских отравились ядовитыми газами — умерло очень много людей. Но всё сильно усугубило то, что этот взрыв и распространение ядовитого облака по городу попали на камеры репортёров и эти кадры облетели весь Союз и весь остальной мир.

Потом, когда облако осело, полетели головы — «кто допустил?», «кто не предвидел?», «почему из рук вон плохо проводились занятия по РХБЗ?», «почему гражданских не эвакуировали?»

Советское общество, сидя на диванах перед телевизорами, пережило совершенно иной опыт от происходящей где-то там войны — это изменило очень многое. Впервые они увидели, как умирают не герои, а обожжённые газом мальчишки с поблёкшими погончиками…

«Отсюда и растут ноги этой „мягкой силы“ и прочего бреда», — подумал Аркадий. — «Все стали гуманистами, все вдруг начали ратовать за слезинку ребёнка… Это война, вашу мать!»

Но они не видели и десятитысячной доли того, что видел он. Они никогда не ходили в самоубийственные атаки на вражеские траншеи, навстречу пулемётам, вслед за огневым валом, мешающим землю и гниющие трупы, не прорывали оборону на эрзац-броневиках, не убивали и не умирали.

Их напугала его старая подруга, к которой и он сам так и не привык…

И «марроканцы», выжившие красноармейцы, стали жертвами той войны, наряду с гражданскими, а главным виновником был безальтернативно выбран Генштаб Красной Армии, планировавший операцию «Сахара». Не исламисты, подорвавшие завод — эти как-то растворились на общем фоне.

С тех пор «марроканцев» в советском обществе берегут с особой нежностью.

«Седые мальчики…» — подумал Аркадий с сожалением. — «Зря я так ворчу…»

— Да, что-то я об этом подзабыл, — грустно улыбнулся Судоплатов. — Совсем старый стал.

— Не забудь о Ельцине — это важно, — попросил его Немиров.

— Ну, не настолько я впал в маразм, — ответил на это Павел. — Не забуду. Спасибо за путёвку — весьма признателен, Ваше высокопревосходительство.

— Ой, да иди ты! — отмахнулся Аркадий. — А то в КГБ пожалуюсь — контрреволюционные речи разводишь, провоцируешь старых офицеров…

— Я бы сказал, престарелых, ха-ха-ха! — рассмеялся Судоплатов. — А вот стакан я бы на место положил! Казённый ведь, ха-ха!

*20 июля 1985 года*

— Здравия желаю, товарищ маршал! — сделав три строевых шага, образцово выполнил воинское приветствие гвардии подполковник Ельцин.

— Вольно, — разрешил ему Аркадий. — Слышал я, что ты в 1-й гвардейской служил…

Это его дивизия, первая механизированная, воевавшая практически по всей Евразии.

«Неизменно первая, до сих пор тверская, краснознамённая и ордена Ленина, всё так же механизированная и всё такая же непобедимая», — с чувством ностальгии подумал Аркадий.

— Так точно! — ответил Борис.

В кресле, под окном, сидит и добродушно улыбается Судоплатов.

Ельцин сосредоточенно смотрит в одну точку, вероятно, в картину над больничной кроватью.

Он пришёл в парадной форме, с орденом и медалью, а также знаками отличия.

Левая щека его почти полностью покрыта ожоговыми шрамами –горел в БМП. Возможно, это надёжное напоминание о боевом эпизоде с тараном пулемётного гнезда…

— Говорят, что в генеральные секретари избираешься, — задумчивым тоном произнёс Аркадий.

— Так точно! — ответил Ельцин.

— Давай лучше без уставщины — я хочу поговорить нормально, — попросил Аркадий. — Читал я и твою «мотивацию», и все инициативы предложенные изучал — никто не подсказывал?

— Никак не… — начал Ельцин, но затем осёкся. — Нет, товарищ маршал.

— Смотри у меня, — предупредил его Аркадий. — Я людей насквозь вижу. Рентгены и МРТ хуже людей просвечивают. Павел Анатольевич, если надо, подтвердит.

Судоплатов кивнул.

— Если жена только… — неуверенно признался Ельцин. — Роксана меня поддерживает…

Женился он на Роксане Фирузовне Шафаги, ныне Ельциной. Познакомились они в Мозамбике, в прифронтовом госпитале — она до сих пор на действительной воинской службе, военврач, хирург. Как написано в личном деле Бориса, извлекла из его левой ягодицы осколки артиллерийской мины.

«Видимо, это как-то сближает людей», — подумал Аркадий.

В данный момент, она служит во 2-м военном госпитале города Москвы, куда военно-транспортная авиация, по линии Наркомата Обороны, свозит транспортабельных тяжелораненых со всех имеющихся фронтов.

«Судя по глазам, не брешет, ну или очень верит в то, что говорит», — подумал Немиров, всё ещё испытывающий сомнения.

Была у него версия, что это всё «ударная возгонка» чьей-то креатуры, с непонятными и, следовательно, недобрыми целями, но теперь версия дала трещину — Аркадий уже видит в этом человеке своего.

— Как к алкоголю относишься? — спросил он.

— Резко отрицательно, — без раздумий ответил Борис. — Ещё в институте внимательно изучил ваше «Наставление командирам», но осмыслил только на фронте. Первое ранение получил из-за…

Он замялся — видимо, засомневался, стоит ли рассказывать такое.

— Понимаю, — кивнул Аркадий, которому всё стало ясно из контекста. — Ладно, следующий вопрос. Что почувствовал, когда впервые убил врага?

— В тот момент — ничего, — сразу же ответил Ельцин. — Из орудия отработал осколочно-фугасным по вражескому расчёту ПТРК, с 770 метров — результат увидел уже потом.

Судя по тому, что он точно помнит дистанцию, свой отпечаток это оставило.

«Танк Тип 10, дистанция — 2 километра 113 метров, упреждение — полкорпуса, попадание в борт башни, детонация боекомплекта», — вспомнил Аркадий эпизод из прошлой жизни. — «В боеукладке у него было слишком много кумулятивно-осколочных снарядов — взорвался очень ярко».

Это было настолько давно, что он просто не должен был это помнить, но он помнил — отчётливо.

— Что ты никогда не простишь — даже самому близкому? — продолжил Аркадий опрос.

— Никогда не прощу предательства в мирное время, — ответил Ельцин. — На войне всё по-другому. Там первобытный страх, хлещущая кровь и адская канонада — предательство там часто из ужаса. Можно образумить, надавить, если надо — не раз видел, как выправляются бойцы, после оплеухи и убедительного слова. А вот в кабинетах… В кабинетах это выбор. И это непростительно.

Говорит он искренне, но без озлобленности на «кабинетных». Просто озвучивает своё давно устоявшееся мнение.

— Чего ты боишься по-настоящему? — спросил Аркадий.

— До сих пор боюсь ожесточиться, — ответил Борис. — Видел, как хорошие ребята, пережившие… всякое, превращались в пустые оболочки. Хочу остаться живым внутри, а не только снаружи. Я чувствовал, после каждого боя, что что-то внутри умирает, по чуть-чуть, почти незаметно, но чувствовал — забоялся и ушёл. Признаю — струсил и убежал в кабинеты.

— Когда ты в последний раз менял свою точку зрения — и почему? — задал Аркадий вопрос.

— Менял точку зрения — и не раз, — ответил Ельцин. — Раньше думал, что командир должен быть жёстким. Дурак был — читал ваше наставление жопой, а не глазами. Потом видел, как доброта вытаскивает людей из таких ям, куда приказом не дотянешься. Тогда мне открылось — человеком надо быть, но не просто человеком, а человеком с боевым заданием.

— Представь: тебя просят отдать приказ, который убьёт 300 своих — но спасёт 30 000 мирных, — произнёс Аркадий. — Отдашь?

— Отдам, — без раздумий ответил Ельцин. — Но сам первым подам рапорт об отставке, потому что жить с этим должен не только народ, но и я.

— Ну и последнее, — сказал Немиров. — Что важнее — верность или компетентность?

— Компетентность, — ответил Борис. — Верный дурак — страшнее врага. Но идеал, конечно, это компетентный человек с хребтом и совестью. Таких мало, но встречаются.

Исчерпывающая картина была получена, а мнение окончательно сформулировано.

— Я всё понял, — кивнул Аркадий. — Можешь быть свободен. Но, если когда-нибудь начнёшь врать себе — вспомни этот разговор.

Гвардии майор Ельцин козырнул, повернулся направо, сделал три строевых шага и покинул палату.

— А Немиров, даже старый, «колоть» умеет… — усмехнулся Судоплатов. — И что думаешь?

— Наш человек, — уверенно ответил Аркадий. — Правильно воспитали и личный стержень в наличии. Будет хорошим генсеком.

— Да власти-то у генсека… — пренебрежительно махнул рукой Павел Анатольевич.

— Тем не менее, крайне ответственный пост, — покачал головой Аркадий. — Нужный.

— Ну, спорить не буду — никогда не был генсеком, — улыбнулся Судоплатов. — Кстати. Мы тут с Эммой собрали небольшую диверсионную группу — семь человек, а великомилостиво подаренная тобой путёвка на восемь. Поедешь?

Немиров задумался.

— Не… — начал он. — А хотя…

— Да хватит мяться, как девка на выданье, — с усмешкой попросил Павел. — Старые кости надо почаще обжигать на солнце, а то в студень превратятся. Уж ты-то заслужил — давно заслужил. Когда ещё на Мальдивах удастся побывать? Ты уже очень старый, Петрович — как говняшка австралопитека. Так и помрёшь, мира не повидав…

*28 июля 1985 года*

Аркадий опустил на глаза солнцезащитные очки и закрыл глаза.

Солнце нещадно печёт, нагревая шезлонг и жаря его ноги.

Как и ожидалось, здесь множество полуголых женщин загорает на песке, а множество полуголых мужчин купается в тёплом море.

— Молодой человек! — раздался женский голос откуда-то слева.

Немиров никак не отреагировал — неинтересно ему, что происходит вокруг.

— Молодой человек! — в голосе проявились требовательные нотки.

Аркадий взял со столика стакан с «Марфа-Кола» и присосался к пластиковой трубочке.

— Молодой человек! — раздалось прямо над ним.

Он открыл глаза и увидел над собой очень пожилую женщину, смолящую сигарету с фильтром.

— Это я-то молодой человек? — спросил он, поднимая очки на лоб.

— Ну не я же! — сварливым тоном ответила женщина. — Окажите милость — намажьте крем мне на спину!

Аркадий огляделся в поисках подмоги, но никого рядом нет.

«А где все наши?» — задумался он.

Судоплатов вчера переел моллюсков, поэтому отлёживается в номере и страдает, а его дети, наверное, умчали в аквапарк.

— Крем ищете? — спросила женщина, а затем помахала перед его лицом тюбиком. — Так вот он!

Аркадий сел на шезлонге и внимательнее рассмотрел женщину.

— Мне знакомо ваше лицо, — произнёс он.

— А мне знакомо ваше, — ответила женщина. — Только вот вспомнить не могу — то ли с рекламной вывески этой танковой бесовщины, то ли из почти что некролога в «Правде»… Нет, на вывеске был бравый офицер, а тут…

— Аркадий Немиров, — представился он. — А вы…

— Угадайте, — ухмыльнулась женщина. — Подсказка — имя начинается на «Ф», а заканчивается на «А».

Немиров лихорадочно пытался вспомнить, где же видел эту женщину.

— «Пылающее лето сорокового»! — вспомнил Аркадий. — Фаина! Раневская!

— Блистательно! — саркастическим тоном похвалила его Фаина Раневская. — Рановато вас попёрли из руководства страной — память почти как новая!

Фильм «Пылающее лето сорокового» сняли в 1947 году и Раневская сыграла там врача в прифронтовом госпитале. Главный герой, Дауд Зияр, в исполнении Фрунзика Мкртчяна, почти фотографической копии ныне покойного генерал-полковника Зияра, попадает в госпиталь, где его оперирует героиня Фаины Раневской, майор медицинской службы Изольда Самсон.

Сцена была основана на реальных событиях — раненый Зияр, бьющийся в лихорадке, уверил себя, что ему собираются ампутировать правую ногу, тогда как ранение было в левую руку и в поясницу.

История закончилась тем, что он поклялся жениться на Изольде Викторовне, лишь бы она не ампутировала ему правую ногу, а та сказала, что теперь она точно не будет.

«Дауд клятву исполнил — в тех краях, откуда он родом…» — предался Аркадий воспоминанием.

— Так и будем стоять или займёмся делом? — прервала его Фаина.

— Что? — тряхнул головой Аркадий.

— Спину мне тётя Сара будет кремом мазать? — спросила Раневская.

— Ах, да… — опомнился Аркадий и забрал у неё тюбик с кремом.

— Завидую вашей покойной жене — такие сильные руки… — произнесла Фаина, когда Немиров начал наносить ей крем на спину.

Он посмотрел направо, на здание санатория. На крыше его развевался красный флаг, с серпом и молотом.

«Надо будет, прежде чем подохну от до обидного глубокой старости, сдать свои пожитки в музей», — зачем-то напомнил себе Аркадий. — «Георгиевская шашка — одна штука, Кольт 1911 — одна штука…»

— О чём задумались, товарищ пенсионер? — поинтересовалась Раневская.

— Да так, о наследии… — ответил Аркадий.

— Вас, Аркадий Петрович, больше запомнят как некогда живую рекламу «Танкограда» — пионеры говорят о вас исключительно в связи с этой бесогонкой, — сообщила ему Фаина.

— Какая же вы, всё-таки, вредная женщина, — усмехнулся Аркадий. — А не вы ли, кстати, послали целый отряд пионеров прямо в, скажем так, то самое место?

— Было — горжусь, — ответила Раневская. — И о вредности своей скажу только то, что сам Эйзенштейн, царствие ему небесное, как-то высказался, что его любимая Фаиночка, в малых концентрациях — лекарство, а в больших концентрациях — яд.

— Аркаша! — вышел на пляж Судоплатов. — Ох! Чудеса-то какие! Неужто я наблюдаю зарождение курортного романа⁈

— Да иди ты, Паша… — поморщился Аркадий.

— Ох! — выпучил глаза Судоплатов. — Да это же САМА! Фаина Георгиевна! Ох! Сейчас вернусь!

Он убежал в сторону навесов.

— Вы замечали, что ваш друг очень впечатлительный? — поинтересовалась Фаина.

— Не замечал, до сегодняшнего дня, — улыбнулся Аркадий.

— А мы ведь с вами не в первый раз встречаемся, — сказала Раневская.

— Да? — слегка удивился Аркадий. — И когда же мы виделись?

— В тридцать пятом или в тридцать шестом, в Ленинграде — вы тогда очень крепко пожали мне руку, — ответила она.

— Признаться, не помню… — с сожалением вздохнул Немиров.

— Оно и не удивительно — столько лет прошло, — махнула рукой Фаина.

— Фаина Георгиевна, это вам! — примчался Судоплатов, несущий букет жёлтых тюльпанов.

— Право, не стоило… — засмущалась народная артистка СССР.

Но букет приняла.

— Вы этого не знаете, но я ваш давний поклонник! — заверил её Павел Анатольевич.

— А вот Аркадий Петрович едва-едва меня узнал, — пожаловалась ему Фаина.

— Святотатство… — возмущённо проговорил Судоплатов.

— Мужчина, всё-таки, преклонного возраста, — улыбнулась Раневская. — Ему простительно.

— Товарищи… — произнёс Аркадий, которого, последние лет двадцать, напрягают разговоры о его возрасте. — А не сходить ли нам к ларьку мороженщика?

— Сразу видно — маршал Советского Союза! — усмехнулся Павел. — Если что-то предлагает, то сразу стратегически верное!

Ларёк мороженщика, вернее, мороженщицы, находился в четырёх десятках метров, рядом с надувным замком, в котором неустанно прыгали дети.

— Товарищ Шахина, нам три пломбира, будьте добры, — попросил Судоплатов.

Продавщица кивнула и вытащила из портативного морозильника мороженое.

Она из народа дивехи, признанного самостоятельным народом в составе Южноморской ССР, включающей в себя Мальдивы, Сейшелы, Чагос, Маврикий, Родригес и прочие острова Индийского океана.

Аркадий уже успел с ней пообщаться — персонал санатория полиязычный, есть специалист почти для каждого народа Союза. Шахина владеет родным мальдивским, русским и фарси. И он не знал, как хорошо она владеет мальдивским, но русский и фарси у неё очень хороши…

— Иранская ССР, — прочитал Судоплатов на обёртке. — И стоило столько лететь?

Летели они долго. Сначала из Москвы в Тегеран, а оттуда в город Сур, что в Аравийской ССР, а там они поднялись на борт туристического теплохода «Южная звезда» и четверо суток шли к Мальдивам, с суточной остановкой на Лаккадивских островах.

Естественно, не обошлось без торжественной встречи Аркадия на острове Мале — республиканский совет ЮМССР просто не мог упустить такого случая, причём не обошлось без участия Союза ветеранов войны в Марокко, который послал республиканскому совету сигнал «птичка упорхнула».

Сигнал был принят и вызвал бурю не только в санатории, который почти по всем критериям соответствует курорту, но и по всем Мальдивским островам.

Перед тем, как оформиться в санатории, Аркадий посетил здание Республиканского Совета ЮМССР, посетил рыбный комбинат, прочитал речь в местной школе, в которой собрался исключительно преподавательский состав и административные работники Мале, а затем зашёл на базу ВМФ СССР, где посмотрел на современные корабли и прочитал речь морякам Тихоокеанского флота.

Но и в санатории спокойно заселиться в номер не дали — как выяснилось, была подготовлена специальная программа для встречи, в ходе которой ему пришлось не только посмотреть на творческую самодеятельность персонала санатория, но и даже немного поучаствовать в ней.

А к вечеру, когда он уже изнемогал от переедания, его, наконец-то, оформили и отпустили отдыхать.

Зато следующие четыре дня он проходил диагностические процедуры, электрофорез, занятия по лечебной физической культуре и перешёл на диету № 10.

— Я здесь только ради песка, — сказала Фаина.

Судоплатов посмотрел на Немирова.

— Дай угадаю, — попросил Аркадий. — А у товарища Немирова песок всегда с собой, да?

— Ха-ха-ха!!! — рассмеялся Павел.

— О, да вы остряк, товарищ Судоплатов! — улыбнулась Раневская. — Ох, сегодня нужно выполнить норму по загару…

Немиров посмотрел на безоблачное небо и, в очередной раз, отметил для себя, что здесь небо будто совсем другое.

Судоплатов и Раневская пошли обратно на пляж, а Немиров присел на лавку, в тень здоровенного пластикового зонта.

— Эй, Игорёк! — позвал Аркадий, поедающий мороженое, младшего внука Судоплатова.

Одиннадцатилетний шустрый малец, до этого накачивавший насосом надувной круг, резво примчал к нему.

— Вот тебе рубль, — протянул ему пластиковую купюру Немиров. — Смотайся-ка во-о-он к тому ларьку и купи мне бутылочку «Марфа-Колы». Двадцать копеек себе оставь, за ноги. Только чтобы тихо и мигом!

— Ха-ха, я сейчас! — улыбнулся Игорь и спокойно пошёл к ларьку.

Аркадию нельзя газировку, врачи запрещают строго-настрого, поэтому приходится изворачиваться…

— Вот, деда, — вручил Игорь бутылку газировки Аркадию.

Приятно пшикнула пробка и Немиров сразу же приложился к бутылке. Игорь же начал есть шоколадное мороженое, купленное на «гонорар».

Аркадий откинулся на спинку лавки и вновь посмотрел на флаг Советского Союза, развевающийся на морском ветру.

«Мало у меня знакомцев из прошлой эпохи осталось», — подумал он с сожалением.

Мария Константиновна Бострем, сыгравшая немаловажную роль в жизни Аркадия, умерла от сердечного приступа в январе 1949 года — наследников у неё не было, поэтому она завещала все свои деньги и имущество в фонд борьбы с большевизмом. Она не смогла принять новую реальность, поэтому осталась верна своему неприятию.

«Ванечкин, вроде бы, в Наркомате авиапромышленности», — припомнил Аркадий. — «Кажется, зам в организационном управлении или уже выше пошёл…»

Берия в Грузинской ССР, живёт на своей усадьбе и воспитывает внуков — его сильно задело решение Верховного Совета, поэтому он тоже не простил.

«Стоило только вспомнить…» — подумал Аркадий, вытащивший из кармана шортов завибрировавший мобильник.

— Аркаша, здравствуй, — сдержанно улыбнулся Лаврентий Павлович, позвонивший по видеосвязи.

— Здравствуй, Лаврентий, — улыбнулся ему Немиров.

— Как твоё здоровье? — спросил Берия. — Всё в порядке?

Пока Аркадий лежал в военном госпитале, он звонил раз восемь — очень волновался.

— Уже не жалуюсь, — ответил Немиров. — У тебя всё хорошо?

На фоне бегали играющие в саду дети — внуки Лаврентия Павловича.

— Да, я в порядке, тоже не жалуюсь, — кивнул Берия. — Но я звоню не только о здоровье твоём справиться. Имеется у меня несколько вопросов.

— Спрашивай, — кивнул Аркадий.

— Я тут мемуары пишу… — со смущённым выражением лица сообщил Лаврентий Павлович. — И, в связи с этим, хочу спросить: ты хорошо помнишь завершающий этап проекта «Стекло»?

— В общих чертах — довольно неплохо, — кивнул Аркадий.

— Ну, это хорошо, — улыбнулся Берия. — Не помнишь, где был Королёв осенью сорок второго?

— Если память мне не изменяет, то под Москвой, — ответил Аркадий. — Ракеты же…

— А, да-да-да… — покивал Берия. — Ну и другой вопрос — помнишь заседание НКО по «Стеклу», состоявшееся 29 июля 1940 года?

— Веришь или нет, но помню, — усмехнулся Аркадий после недолгой паузы. — Ты сцепился с приглашённым на заседание Межлауком и вы друг друга, завуалированно, нахер слали, на глазах у всех наркоматов.

— Вот с чего началось, не помнишь? — спросил Лаврентий Павлович.

— Эм… — начал вспоминать Аркадий. — А, он сказал, что непонятные проекты поганят ему Пятилетку, которую придётся, снова, слегка корректировать, из-за чего снова куча бумажной работы на пустом месте. Предложил слегка ужать их, чтобы всё снова стало по плану.

— А я что сказал? — спросил Берия.

— А ты сказал что-то заковыристое… — попытался вспомнить Немиров. — Ещё Сталин хохотнул… Но вот не помню…

— Жаль, — вздохнул Лаврентий Павлович с сожалением. — Диалог не получается у меня без этой реплики. Ладно, позвоню ещё кое-кому — может, вспомнит… А ты что? Брался за творчество?

— Нет, — покачал головой Аркадий. — Больше ничего нового и прорывного я написать не могу — модернизационный потенциал исчерпан окончательно.

— И это тоже жаль… — вновь вздохнул Берия. — О! Ванечкин твой на том заседании был⁈

— Был, насколько помню, — подтвердил Аркадий.

— Вот ему-то я и позвоню! — загорелся Лаврентий Павлович.

— А о чём пишешь, в целом? — поинтересовался Аркадий.

— Госзаказ мне поступил — написать мемуары о проекте «Стекло», — ответил Берия, а затем перевёл камеру на кипы толстых папок, лежащие на письменном столе. — Вот, мне копии протоколов заседаний из архива передали — из-за этих бумаг вокруг дома вооружённое охранение ходит. Но протоколы по «Стеклу» давать не хотят, сволочи.

— А чего это они вдруг вспомнили? — спросил Аркадий.

— Да не знаю, — махнул рукой Лаврентий Павлович. — Надо и надо — зато будто во времени назад путешествую. Вспоминаю те безумные и отчаянные дни…

— Были времена, да, — улыбнулся Аркадий.

— Ладно, пора вновь браться за писанину, — сказал Берия. — Если что — звони и пиши.

Он завершил вызов и Аркадий увидел фотографию Людмилы, стоящую на заставке.

Пришло сообщение в чат пациентов санатория, к которому его автоматически присоединило сразу же, как он зарегистрировался и заселился в номер.

«Помнится, в прошлой жизни с мобильниками всё было иначе», — подумал он. — «Смартфоны… Айфон, Самсунг…»

Здесь же, благодаря титанической работе Абрама Фёдоровича Иоффе и коллектива НИИ «Халцедон», полупроводниковые технологии получили развитие начиная с 1930-х годов.

Нет, сам Иоффе занимался вопросом с начала 20-х годов, и, при этом, заложил фундамент для будущих достижений — во второй половине 30-х годов уже были получены функциональные полупроводниковые диоды на основе германия. А в 1936 году Абрам Фёдорович сумел доказать возможность возникновения полупроводникового эффекта в сверхчистом кремнии, что сделало возможным интенсификацию работы в этом направлении.

А дальше, на основе достигнутого, технологии совершенствовались: точечные транзисторы, интегральные схемы, первые компьютеры, огромные и слабосильные, программируемые вычислители…

Первый мобильный телефон для гражданского потребителя появился в 1974 году — Аркадию, как человеку, стоявшему у истоков отрасли, вручили первый серийный экземпляр чёрно-белого кнопочного мобильного телефона «Смерч 1.0», маломощный, со слабой батареей и практически бесполезный в первый месяц использования.

Технической возможности звонить на стационарные телефоны тогда не было, а абонентов мобильной связи, кроме него, было четыре человека.

Когда телефон пошёл в серию, Союз захлестнула повальная телефонная мания, возник дефицит, который удалось преодолеть только через пару лет…

«Смерч» был, по мнению Аркадия, паршивым телефоном, сочетающим в себе всё плохое из его далёкого детства — он когда-то в юности смотрел видеоролики о первых телефонах, весивших по килограмму и разряжавшихся через несколько минут.

Но за прошедшие десять лет был сделан стремительный рывок — поколения телефонов и компьютеров сменяли друг друга так быстро, что Госплану пришлось радикально изменить подход к планированию в сфере информационных технологий.

Сейчас у Немирова «на вооружении» находится сенсорный мобильный телефон «Тайфун 4.3» на операционной системе «Маркс 9.22».

В его прошлой жизни телефоны были гораздо мощнее и красивее, но его прошлая жизнь должна была быть десятки лет тому вперёд…

Он попытался вспомнить статистику из «Правды», но у него не получилось, поэтому он вбил в поисковик мобильника запрос об объёмах производства «Тайфунов».

Оказалось, что общий выпуск составляет шестьсот пятьдесят миллионов единиц в год, чего недостаточно, чтобы сразу удовлетворить потребность в относительно новой модели, но тут поделать ничего нельзя — дефицит новых телефонов возникает сразу в момент выпуска. Но теперь это не является неожиданностью и Госплан СССР учитывает «периодическое аномальное» поведение населения.

«Если доживу до весны следующего года, то увижу „Муссон 1.0“ — обещают очередной технологический прорыв», — подумал Аркадий. — «Эх, я пропустил тот момент, когда слово „прорыв“ стало значить не „провал“, а, наоборот, „успех“. Кажется, это произошло в конце 30-х. Вроде бы».

*26 августа 1985 года*

— Люда… — тихо позвал Аркадий, морщащийся от солнечного света.

Он открыл глаза и через несколько секунд вспомнил, кто он и где находится.

— Опять забыл жалюзи закрыть… — пробурчал он, посмотрев на солнце, прожектором бьющее в окно спальни.

Отдых в санатории закончился неделю назад, а почти сразу после него началась рутина.

Различные организации начали особенно активно звать его на мероприятия — школы просят, чтобы он выступил 1 сентября, заводы приглашают на годовщину Революции, Верховный Совет шлёт приглашение на парад…

«Чувствуют, что могу умереть в любой момент», — подумал Аркадий. — «Хотят хотя бы клочок вырвать, напоследок».

Возможно, это погода влияет, а возможно, ему просто надо жить на тропическом острове, чтобы у него всегда было хорошее настроение, но сегодня он испытывал острое раздражение.

«Эта квартира напоминает о ней каждой деталью», — сел он на кровати. — «О том, что её больше нет».

Умывшись, побрившись и приведя волосы в образцовый порядок, он вернулся в спальню.

Аркадий надел повседневный наряд, то есть, свободную рубашку, надёжно маскирующую одряблевшее тело, и столь же свободные штаны, после чего вышел в прихожую, обулся в туфли и вышел из квартиры.

Он поставил перед собой цель — дожить до мая. Ему не совсем понятно, зачем он продолжает жить, но он старался о таком не думать.

«Так можно додуматься до всякого», — пришёл он к выводу. — «Надо дожить до мая, а там дальше разберёмся».

Прогулочным шагом он направился к парку имени Фрунзе. Он любил гулять по этому парку с Людмилой…

«Всё, хватит!» — заставил он себя думать о чём-то другом. — «Сегодня вечером буду стрелять в ценителей пива и пионеров! Последние деньки отпусков и каникул — будет много всяких криворуких…»

Чувствовал ли он одиночество? Да.

Дети предлагали переезд к ним, но он сказал, что не полудохлая собачка и как-нибудь сам протянет.

«Да и не выдержат они жизнь со мной», — подумал Аркадий, идя по парку. — «Как там Фаина сказала? В малых концентрациях…»

Несмотря на раннее утро, в парке шастает молодёжь.

— … но завтра нас просто может не быть под этими звёздами! — пел гитарист, сидящий на парковой лавке, окружённый сверстниками.

На вид ему лет шестнадцать, одет по последней моде — настежь расстёгнутый китель полевой формы дореформенного образца, без погонов и знаков различия, но с многочисленными значками непонятной принадлежности, закреплёнными на груди без какой-либо системности, а также серые джинсы и кроссовки, самопально выкрашенные «под камуфляж».

На голове его длинные белобрысые волосы, зачёсанные назад и покрытые лаком. Это тоже стало очень модно, после трансляции очень удачного двухсерийного фильма о быте США 60-х годов.

Этот фильм, впервые вышедший в эфир в 1977 году, был документальным, но поставил до сих пор не побитый рекорд по количеству зрителей — статистика показывает, что зрителей было примерно 650 миллионов.

Но авторы фильмов не ставили целью привить кому-то американскую моду, а лишь описывали быт американцев тех лет, без прикрас.

Они даже показали знаменитые Леонтауны, которые пережили упадок в 50-е, но обрели расцвет в 60-е.

«Эксперимент был очень удачным», — подумал Немиров. — «Он доказал, что если неграм дать такую возможность, то они будут трудиться и строить свою жизнь не хуже, чем белые».

Теперь Леонтауны — это уникальное наследие Леонида Курчевского, которого в США люто ненавидят, как предателя, но не могут не признать, что он очень многое сделал для Америки.

«Особенно для Мексики, ха-ха…» — улыбнулся своей мысли Аркадий.

Мексика до сих пор является больной темой для США.

Вторая американо-мексиканская война, начатая в ходе операции «Инверсия», закончилась победой США, с неоднозначными итогами. Их лучше всего описала «Правда»: Победа, но какой ценой?

Радикальные католики, из которых, в основном, состояла Армия Мексики, не жалели «еретиков» и отметились геноцидом, за который Мексика до сих пор выплачивает компенсации родственникам пострадавших.

— … хочу быть любимым, я хочу жить любя, в первый день осени!

Это был удар в подбрюшье Штатов, мощный и с далекоидущими последствиями.

«Они так и не оправились до конца», — подумал Аркадий. — «И это просто замечательно».

По узкой тропинке, он прошёл на их с Людмилой любимое место, лавку в тупике. Она оказалась незанятой, поэтому Аркадий сел на неё и предался воспоминаниям.

*2 сентября 1985 года*

— Куда ты меня привёл, пап? — спросил Анатолий.

— Есть тут одно памятное местечко, — произнёс Аркадий, идущий по всё ещё зелёной траве.

— Воевал здесь? — спросил сын.

— Да, — кивнул Немиров-старший. — Хорошее место было — оно где-то здесь…

Перед глазами его представали обрывочные кадры сгоревших полей, поржавевшего от пламени трактора, а также пылающего леса на противоположном берегу Вислы.

В этом мире он — единственный человек, испытавший на себе боевое применение тактических ядерных ракет…

— Вот! — ткнул Аркадий пальцем на берег. — Вот это место!

Они прошли к каменистому берегу. Немиров помнил этот берег отчётливо, он врезался ему в память очень крепко, до точного расположения некоторых камней.

Аркадий остановился посреди камней, а затем просто сел.

«Пылающий лес», — подумал он. — «Ужасно и красиво одновременно».

— Ты чего на голый камень-то? — спросил подошедший сын. — И что здесь произошло?

— Т-с-с-с… — приложил Аркадий указательный палец к губам, а затем вытащил из кармана брезентовой ветровки пачку сигарет.

— Ты же, вроде, никогда не курил? — озадачился Анатолий.

— Когда-то курил, — покачал головой Немиров-старший и подкурил сигарету газовой зажигалкой с пьезоэлементом.

Неожиданно едкий дым начал драть горло и Аркадий закашлялся.

— Какое же говно… — пробурчал он. — Как я раньше курил вообще?..

— Поздновато начинать, не находишь? — усмехнулся Анатолий.

— Мне уже без разницы, — покачал головой Немиров-старший.

Затем он посмотрел на тлеющую сигарету «Марс-9» ничего не выражающим взглядом и безжалостно потушил её об камень.

— Так что здесь произошло? — спросил сын.

— Было одно событие… — ответил Аркадий и тяжело вздохнул. — Не хочу делиться этим.

— Понимаю, — кивнул Анатолий.

«Повторится ли это вновь?» — спросил себя Аркадий. — «Сделал ли я всё, что возможно? Достаточно ли этого, чтобы предотвратить Третью мировую?»

Ни на один из этих вопросов убедительных ответов у него нет и быть не может.

— А, катись оно всё в… — сказал Аркадий и поднялся на ноги. — Поехали в гостиницу — я устал.