Кама ди Маджио вошла тихо, не то что Луиджи с Танитой. Переглянувшись, сослуживцы сказали, что подождут снаружи. Дженна села на краешек стула, погладила руку Эрманики, едва её касаясь, но потом чуть сжала.
– Я рада, что ты поправляешься, дочка, – сказала с чувством. – Я так рада! Если бы вы трое погибли, мне пришлось бы снова остаться совсем одной. Тогда я тоже умерла бы.
– Дженна, – в горле словно слива застряла, так трудно далось Ферре имя бабушки Альтео. – Я так рада видеть вас, Дженна.
– Я молилась за тебя, – сказала женщина.
Ферра смотрела на неё, склонившую голову, и видела в облике Дженны что-то новое. Стали резче морщины, глаза смотрели как-то по-особенному скорбно и торжественно. И не было в этой женщине того, к чему Эрманика за последний месяц с хвостиком уже успела привыкнуть: не было потерянности, неуверенных, суетливых жестов, манеры втягивать голову в плечи и искать, искать что-то растерянным взглядом.
– Вы так изменились, Дженна.
– Я? Скорее, я нашла себя. Да, нашла, – со вздохом сказала та. – Мне надо немного привыкнуть к тому, что двадцать лет я искала тех, кого уже давно не было рядом. И жить с теми, кто…
– Кто действительно находится поблизости, – продолжила Ферра. – Дженна, это хорошая новость. Можно… можно называть вас бабушкой? Вы всё больше напоминаете мне мою собственную бабулю, а она была мне ближе матери.
– Я сама хотела предложить, – Дженна смахнула с глаз непрошенные слёзы. – Ника.. Между нами нет кровного родства, но разве две потерянные души не могут сродниться сами по себе?
– Конечно, могут, – ответила Эрманика. – Простите… прости, бабушка, я сейчас не могу обнять тебя, но как только снимут гипс и повязки…
– И ещё кое-что, – Дженна склонилась ещё ниже к изголовью кровати. – Я видела Альтео. Уж не знаю, призрак ли он был или как, но я его видела. Он вырос, мой мальчик, но остался всё таким же славным озорником.
– Ты же говорила, он был тихий, – слегка улыбнулась Ферра.
– Это не мешало ему озорничать, даже тихий ребёнок – это не стул и не кресло, чтобы спокойно стоять в углу целыми днями, – засмеялась Дженна. – Не знаю вот только, вдруг одно помешательство сменилось у меня другим…
– Похоже, что ты не всё помнишь из тех двадцати лет, особенно последние дни, – сказала Ферра. – Это ничего. Я расскажу тебе потом всё, что только захочешь узнать. Но главное – это то, что Альтео почти все эти годы был со мной. Он был моим фантомом, моим воображаемым другом, моим тайным напарником. Его никто не видел и не слышал, а когда он устал быть таким и мы поссорились…
– Он ушёл, – еле слышно произнесла Дженна. – Ты ведь уже рассказывала мне это?
– Да, – сказала Ферра. – Незадолго до первого предупреждения. И ты до сих пор в опасности, бабушка. Из-за меня и из-за того, что тогда, двадцать лет назад, Марсио оказался не в то время и не в том месте.
– Я помню, соседский мальчик, лет шестнадцать ему было, всё бегал посыльным туда-сюда, – кивнула Дженна. – Как его звали? Он был из спаньоло, но имя…
– Это неважно, – сказала Ферра, перепугавшись не на шутку.
Потому что на записи, добытой Везунчиком буквально накануне взрыва в суде, упоминалось, что кандидат в мэры участвовал в казни Марсио с его семьёй. И Гервас говорил о том, что Чикко велел Сеньо решить проблему с Дженной, то есть избавиться от неё. Если Дженна хоть как-то покажет, что помнит Сеньо по тем временам – тучи над нею лишь сгустятся.
– Это важно, – упрямо сказала Дженна. – Я вспомню. У меня теперь есть память, и я хочу вспомнить всё, что сумею!
– Ты молодец, – Ферра чуть пожала руку женщины и вдруг поняла, что слабость слабостью, и ранения ранениями, а в пальцах силы как будто прибавилось.
Тогда она приподняла свою кисть и уставилась на неё, словно никогда раньше не видела. Тонкая сетка шрамов там, где врачи по осколочкам собрали кости, никуда не делась. Но боль в пальцах стала совсем слабой, а дрожь исчезла вовсе. Как знать, может, это просто действие медикаментов, но надежда уже полыхнула, словно ей подкинули хвороста.
– Здесь хорошие врачи, – сказала, будто подслушав её мысли, Дженна. – Ты скоро встанешь и вернёшься домой. А пока, прошу, попробуй немного этого пирога.
Вкус лимонной начинки был таким одновременно свежим, острым и кисло-сладким, а сливочный крем отлично оттенял кислинку! Затем Дженна уговорила Эрманику отведать ложечку-другую тирамису. И напоследок, озираясь на дверь больничной палаты, влила в свою новоявленную внучку немного рубинового содержимого той самой бутылки, которую принёс Луиджи.
– Ну вот и отпраздновала, – слабо улыбнулась Ферра.
От посещений она совсем устала. Потянуло в сон. Уже засыпая, Эрманика почувствовала, как Дженна поцеловала её в щеку, а потом услышала, как старушка потихоньку вышла.
На другой день Ферра смогла сидеть. Медсёстры, которые приходили то с едой, то с таблетками, то с капельницами, то ещё с чем-то, рассказали, какие у Эрманики «повреждения» и чем что лечится. Тяжёлая контузия, выбитое плечо, сломанные рёбра, трещины в нескольких костях рук и ног – всё это было не так уж страшно. Куда хуже было с головой. После черепно-мозговой травмы ей придётся непросто справиться с головокружением, болями,
Немолодой энергичный врач, хмуря густые чёрные брови, долго колдовал над ногами. Боль в срастающихся под действием магии костях была просто адская, но врач сказал – так заживление пойдёт лучше. Он сообщил, что это именно он занимался руками Ферры, пока та была без сознания. «Вы бы всё равно плохо переносили бы эту боль, будь вы в себе, – сказал он сурово, будто Эрманика была виновата в прежних травмах. – Но те, кто лечил ваши руки прежде… Им бы самим дать по рукам за такое! Сейчас все помешались на экзоскелетах и маго-протезах, ортезах и прочих костылях, а для чего? Можно просто потратить время на качественное срастание костей!»
Он был фанатиком своего дела. Ферра сказала, что выдержит любую боль, если руки после этого вернутся в прежнее состояние. «В прежнее? Нет. Но будет немного лучше. И даже с маг-ортезами сможете расстаться, если не будете драться!»
Ферра не могла пообещать не драться. Она была прежде всего не девочкой, а боевым магом. И полицейским.
«Я – Железная Фея! – мрачно улыбалась она себе. – И даже в больничной койке, и даже при смерти!»
– Мои напарники, – дёрнула она за рукав доктора, когда тот закончил свою работу на сегодня. – Чезаре Гатто, Мад Гервас.
– Разве второй – напарник? – удивился врач. – У меня не записано, что у него есть льготы полицейского.
– Он информатор, – поправила сама себя Ферра. – Но разве это имеет значение? Как он? Как они оба?
– Если Чезаре Гатто уже почти в порядке и, быть может, даже зайдёт к вам не сегодня-завтра, то с Гервасом дела обстоят похуже, – сказал доктор. – Он в сознание не приходил.
– Но ведь и я не приходила?
– Вы – другое дело, кама Ферра. Вы шевелились, метались в бреду, открывали глаза, даже разговаривали – только не помните всё это. Он… Это кома, понимаете? Я приложил все усилия, но пока не вижу никакого прогресса.
Врач вышел, а Ферра тихонько позвала Альтео. Что-то сегодня он не появлялся. Опять, что ли, пропал?
После обеда и до самого вечера время тянулось хуже некуда. Эрманика проваливалась в дремоту, потом видела какие-то неприятные, но не запоминающиеся сны и вскидывалась, просыпалась. По кругу начинали бегать мысли, словно крупные тараканы в пустой кастрюле: о том, как там дела с выборами мэра и что вообще сейчас происходит в кланах братства, о том, выкарабкается ли Везунчик, о том, когда же, в конце концов, это закончится и можно будет просто спокойно жить с Дженной вдвоём… Нет, втроём с Альтео, хоть он и воображаемый.
С этого круга она сбилась лишь однажды – померещилось ей, будто Альтео ди Маджио сидит в углу и почему-то странно гримасничает. Но там никого не было. Ближе к вечеру пришла медсестра делать укол, извинилась, что немного задержалась.
– Привезли нескольких пострадавших после беспорядков на площади, – поделилась она новостями. – Двое скончались.
– Только что? – почему-то спросила Ферра.
– Нет, около четырёх часов дня, – сказала медсестра.
Как раз когда Эрманике почудился странный Альтео… Может, он ощутил эти смерти и ему было больно? Ферра подумала, что он изменился. Не пристаёт, не крутится рядом и не надоедает. И… его не хватает.
После того, как уколы были сделаны и сестра удалилась, явился шеф Солто. Снял шляпу, бросил её на столик у кровати и уселся верхом на стул, положив руки и голову на его спинку.
– Ну и заварили мы кашу, – обвиняюще и свирепо начал Солто. – Ты хотя бы примерно представляла, что будет?
– Очень примерно, – сказала Ферра. – У нас получилось?
– У нас получилось, чёрт возьми. Это у тебя бутылка для гостей или на случай, если станет совсем тошно?
– И для того, и для другого, причащайтесь, шеф, – ответила Эрманика.
– Твой информатор удружил нам по полной. Да и Лаура Морьяди оказала милость, прикончила Франческо Де Ритта, – сказал Солто, зубами вытягивая пробку из оплетённой бутыли и делая большой глоток из зеленоватой бездны. – А! Неплохое пойло. Кто-то организовал на площади перед мэрией настоящий бунт. По городу беспорядки. Но совет принял во внимание, что биография Лючано Сеньо, скажем так, небезупречна. Ты в курсе, что у нас его младший брат? Он рассказал немало интересного. Вчера приехал из Понто-Виэсты, чтобы поддержать старшего… Без Мада Герваса мы бы о нём и не узнали, между прочим.
– А что Гервас? – слегка нахмурилась Ферра.
– Видишь ли, к записи он приложил письмецо, в котором выкладывал свои соображения по поводу молодого Агустино Сеньо из Понто-Виэсты. Мы уж собрались туда наведаться, а он тут как тут. Такая удача! Но откуда Гервасу-то знать про кандидатского брата, я уж не знаю.
– А откуда он вообще всё узнаёт? – улыбнулась Эрманика. – Это же гений сыска.
– Но-но, он по-прежнему воришка и жулик, – усмехнулся шеф. – Правда, предъявить мы сейчас ему ничего не можем, даже очнись этот негодник.
– Если он очнётся, мы можем запросто отпустить ему все прошлые грехи, – сказала Ферра, – потому что его заслуги неоценимы. Пусть только очнётся.
– Э нет, правосудие так не работает, – засмеялся Солто.
– Сколько раз правосудие давало осечку в куда более серьёзных делах? – Ферра пожала плечами и пожалела об этом: по телу прокатилась волна боли.
Глухой, с трудом пробивающейся сквозь густую пелену действия обезболивающих, но всё же боли. О которой ещё нескоро придётся забыть.
– Поправляйся, – шеф потянулся, чтобы пожать руку Ферры, замер, помня о том, как болезненно она относится к прикосновениям, и удивился, когда женщина сама потянулась за рукопожатием. – Вижу, ты уже поправляешься. Как только врачи тебя соберут – я верну тебя на службу без ограничений.
– Мне будет не хватать встреч с камой Нетте-Дженца, – улыбнулась Ферра.
– Можешь посещать её платно в свободное от работы время, – предложил шеф с усмешкой. – Ладно, убежал. Кстати… Дженна сегодня не появится. Луиджи не может её охранять – все силы брошены на погашение беспорядков по всей Ситтарине. Поэтому она сидит в участке под присмотром дежурных.
– Понятно, – улыбка Ферры поугасла. – Передавайте ей мой привет.
Ночью она долго не могла уснуть. Всё казалось, что по палате кто-то ходит. Слышалось дыхание, звук шагов, а два раза даже привиделся Эрманике смутный силуэт. В коридоре тоже что-то происходило, какая-то суета, видимо, привозили больных или раненых.
– Альтео, – позвала Ферра, когда снова услышала какое-то шуршание в углу.
– Я здесь, – откликнулся знакомый голос.
Но звучал он странно. Как будто обеспокоенно.
– Что там происходит?
– Беспорядки не прекращаются, на улицах стрельба и погромы, – сказал ди Маджио. – Люди продолжают поступать. И умирать.
– Но как можно заставить столько народу протестовать? Неужели они могут поддерживать Лючано Сеньо? – не поняла Ферра. – Да и потом, от них же не так много зависит, мэра выбирает совет.
– Часть людей – подстрекатели из банд Братства. Мелкие сошки, порой совсем ещё сопляки, работают за идею, – сказал ди Маджио. – Кое у кого долги перед кем-либо из Братства. Мелкие лавочники, всякие дельцы, да мало ли – каждый, кто держит магазинчик-другой или место на рынке, может задолжать Братству. Есть ещё дураки, которым только дай побузить, особенно если налить им чарочку или пообещать немного деньжат.
– А умирают обычные люди, – с горечью сказала Ферра.
– Умирают обычные, – вздохнул Альтео, и опять его голос показался Эрманике каким-то странным. – Я как-то не так себя чувствую. Начать даже с того, что я вообще не должен чувствовать ничего. Это всё смерти…
– Куда ты исчезаешь? Откуда появляешься? – задала вопрос Ферра.
– Я не могу объяснить это, – сказал Альтео. – Но с некоторых пор исчезать стало как-то сложнее. И знаешь, что? Дженна снова видела меня. Мне страшно.
И с этими словами он пропал.