Семнадцатое марта, день, когда Ферра обратилась в полицию, выдалось очень жарким и даже душным. Словно уже май прицельно бил солнечными стрелами! Здешний полицейский участок утопал в цветущих кустах и деревьях, которые обнимали двухэтажное здание со всех сторон.
Но внутри царил прохладный беспорядок. Стены были серы, коридоры голы, окна зарешечены. Приняли Эрманику не особенно радушно, но она и не ожидала особо горячего приёма. Для местных полицейских она была не товарищем по службе, а тёмной лошадкой. Кажется, её сочли столичной проверяющей. Оставалось только лишний раз порадоваться, что в тот вечер в театре при Ферре были и удостоверение, и оружие – без них она со своими заявлениями выглядела бы и того подозрительнее. Даже до звонка шефу бы дело не дошло. Её просто выгнали бы. Взашей.
– Но зачем вам это дело? Оно давно закрыто, – немного посопротивлялся требованиям предоставить необходимые бумаги немолодой рыжеусый следователь, явно не желавший рыться в архиве.
– Затем, что мне надо сравнить почерк преступления с тем, которое было совершено недавно, – Ферра давно придумала причину, и сбить её было невозможно.
– Это одно из моих первых дел. Я его отлично помню, тем более, – тут следователь сглотнул, – погибла целая семья. Спрашивайте, кама детектив, я отвечу.
– И всё-таки покажите мне дело, детектив. Может быть важной любая деталь. Каждая мелочь! Моя благодарность вам, – Ферра на всякий случай включила «блондинку»: сложила губки бантиком, тряхнула высветленными волосами, затрепетала ресницами, – будет ограничена разве что здравым смыслом.
– Мне эти ваши благодарности, – детективу было лет на пятнадцать больше, чем Эрманике, он явно не страдал от недостатка женского внимания, но усы подкрутил. – Вот что, детектив. Конечно, я вас провожу в архив и выдам дело. Но ознакомиться вы должны при мне. И я вас из виду не выпущу. И вы скажете, что искали и что нашли.
– Если найду, – сказала Ферра. – Хорошо, идёмте.
Поначалу она и не нашла ничего особенного. Прикованные к балкам причала цепями тела Марсио, Джулии и маленького Альтео были сфотографированы с разных ракурсов, коронеры отметили, что жертвы погибли от утопления. Прилив был медленным и беспощадным – страшная смерть…
– Обвинили в этом парня, прозванного Пеппе, – подсказал следователь, хотя Эрманика и сама могла это прочесть. – Его ещё подозревали в связи с одним из кланов Братства.
– Только подозревали? – спросила Ферра иронично.
– Вы же знаете, бороться с Братством довольно-таки бесполезное занятие, – сказал рыжеусый. – И, наверное, понимаете, что никто не вдавался в детали и не углублялся в связи Пеппе.
– Понимаю. Если смотреть поверхностно, то это почерк клана Канова. Тот любил топить. А патологоанатомы уверены, что смерть всех троих наступила от утопления?
– Почему вы спросили? – слегка заволновался коллега-детектив.
Ферра пошевелила закованными в механическую броню пальцами, прислушалась к легчайшим пощёлкиваниям сочленений. В кабинете было неуютно. Хотелось опустить раму окна, закрыть приоткрытые дверцы шкафов, опустошить корзину с мусором, которая, между прочим, стояла так, что несложно об неё запнуться. Сделать это и надавать следователю за неаккуратность… Но она сдержалась, хотя с каждой секундой, проведённой здесь, нервничала всё больше.
– Вот фото тела мальчика, у него очень короткие волосы, – сказала она, показывая на снимок. – На затылке, вот это… Это что? След удара тупым предметом?
– Ну и глаз у вас, – следователь поспешно закрыл фотографию другой, но и в неё Эрманика вцепилась, будто кошка в мышку.
– А это?! Зачем Джулии ди Маджио сбрили волосы? Что искали? А! Вот, глядите, на другом снимке – тот же пролом черепа. Знаете, почему?
– Парень пожалел женщину и ребёнка, оглушил перед тем, как приковать. В их делишках, видимо, сочли виновным Марсио, он и встретил смерть лицом к лицу… А его семья…
– Не лепечите, детектив, – оборвала усача Ферра. – Почему в отчёте вскрытия этих деталей нет?
– Видимо, пропустили…
– Чтобы профессионалы пропустили нечто настолько важное? Они или получили за это деньги, или были запуганы, – сказала Эрманика. – Вы поэтому не хотели показывать дело?
– Признаться, я сам удивлён. Жаль, что не проследил за этим тогда, – промямлил рыжеусый. – Но разве это прямо-таки важно?
– Да, – жёстко сказала Ферра. – Это настолько важно, насколько вообще возможно. Бенвенуто Канова карал страшно и беспощадно. Чикко же тогда был моложе и с первого взгляда – куда циничнее, но уже в те годы старался без нужды не убивать женщин и детей. Даже чужими руками. Поэтому пожилую мать не тронули вовсе. Поэтому мальчику и его матери перед казнью проломили черепа: это по понятиям Чикко было более милосердно, чем медленная смерть от прилива. Думаю, Марсио был даже благодарен за это своим палачам.
– То есть, – сказал рыжеусый, переворачивая стул и садясь на него верхом, – мы арестовали и осудили не того?
– Вы арестовали и осудили ровно того, кого на роль виноватого назначило Братство, – терпеливо пояснила Ферра. – Скорее всего, вам не дали бы сделать больше того. Сделайте копию вот этих снимков. И вот этих допросов. Теперь ещё кое-что. Проходил ли в то время по каким-либо делам Гаэтано Сенти?
– Начальник таможни? Вы ещё про портовых начальников спросите, – нервно хохотнул следователь.
Он ей не нравился. Может быть, поэтому Ферра не сдержалась. Ей хватило небольшого пасса, чтобы метнуть мусорную корзину в полуоткрытое окно, а створку его захлопнуть так, что жалобно задребезжало стекло. На рабочем столе следователя дружно подпрыгнули все предметы сразу, а ящики угрожающе задвигались туда-сюда. Рыжеусый тоже подпрыгнул, вместе со стулом, да так и заскакал по кабинету. В детстве, наверное, многие садились так на стул и раскачивались, воображая себя верхом на лошадке. Но следователь вряд ли обрадовался воспоминаниям, он даже не улыбнулся.
– После смеха будут слёзы, – Ферра не часто пользовалась поговорками и пословицами, но эта была кстати, – так что хватит валять дурака. Если полиция Ситтарины просит – полиция Понто-Виэсты должна сотрудничать, а не чинить препятствия. Мне нужна информация. Прошу её предоставить. И раз уж зашла речь о портовом начальстве, то что там есть про тамошних инспекторов? Кто, с кем связаны, как заняли свои места.
– Если вы собираетесь соваться в структуру порта, то должен предупредить, – проклацал зубами рыжеусый. – Чёрт, кама детектив, остановите вы эту лошадь… тьфу, стул!
Она пощёлкала пальцами, сделала вид, что маг-ортез немного заклинило, но всё же прекратила скачки по кабинету. Стул еле удержался на ножках. Но следователь ударился боком о стол и охнул.
– Мне кажется, – начал он.
– Мне кажется, вы мало проехались, – заметила Ферра.
– Мне кажется, мы могли бы сработаться, я тоже по молодости имел проблемы с дисциплиной, – просипел следователь. – Дайте мне день, чтобы как следует порыться в архиве.
– Пороемся вместе? – предложила Эрманика. – Во-первых, я вам не слишком доверяю. Во-вторых, вдвоём всё ж быстрее.
– Идёмте, – вздохнул рыжеусый. – Как детектив детектива, я прекрасно вас понимаю. Тоже не стал бы доверять – впрочем, я и сейчас не доверяю.
– Вот как, – хмыкнула Эрманика. – Ну, тогда мы точно бы сработались – при условии, что вы научились бы поддерживать в кабинете порядок.
– Вы женщина, вы бы его и стали поддерживать, – парировал следователь.
Нет, дружбы между ними не зародилось. Но стало понятно, что можно не просто искать документы, а ещё и попутно друг друга подкалывать. А значит, хотя бы не будет скучно.
Но провозились они всё-таки дотемна.
– Везение – такая штука, она или есть, или нет, – философски заметил Везунчик, глядя, как Чезаре Гатто прыгает на одной ноге.
– Хотите сказать, что ни разу не ушибали большой палец? – огрызнулся питомец Железной Феи.
– Хочу сказать, что ни разу не пинал чугунную тумбу, – ухмыльнулся Везунчик. – Ладно, хватит хромать, мы же тут не хромых нищих изображаем, а туристов.
– Экскурсия, да, – прокряхтел Гатто. – Идёмте, кам Гервас.
– Мне привычнее на ты и с кличкой, – сказал Мад.
– Экскурсант не может называть своего гида «эй ты, Везунчик», – улыбнулся парнишка.
– Тогда хотя бы, ну… называй Феликсом, – сказал Гервас. – Это почти то же самое… Кам Гатто.
У самого-то фамилия – что прозвище, а туда же, кличка «Везунчик» ему, видите ли, не нравится.
– Слева вы видите контору таможенных чиновников, – громко принялся рассказывать он. – За нею находятся складские помещения с конфискатом.
– Всегда интересовало, куда деваются все эти упаковки с пломбиром, сладкой мукой и прочими радостями, – сказал Чезаре, имея в виду, конечно же, запрещённые вещества, а не невинные лакомства.
– Их сжигают вон там, в специальной печи, – сообщил Везунчик, не понижая голоса.
К ним тем временем приближались два молодчика в светлой униформе портовой дружины. Лица у них были покрыты тем красноватым загаром, который принято называть «морским», и не сулили ничего хорошего.
– Кто разрешил вам тут шнырять? – спросил один краснорожий, похожий на своего друга, как один палец походит на другой.
– Спокойно, братец, я вчера получил разрешение на экскурсию у капитана порта, – развязно сказал Везунчик.
– Предъявишь? – второй краснорожий протянул руку.
– Ой, я его где-то забыл, – охлопал все карманы Гервас. – Но у меня есть… Сейчас-сейчас… вот! Сотня тронов. Вам на двоих как раз хватит, ведь правда?
Ферра будет ему потом должна, в случае чего.
– Да? Забыл? И как, по-твоему, зовут капитана порта? – спросил первый молодчик, пока второй смотрел сквозь купюру на ясное мартовское солнышко.
– Известно как: Марио Серджо Витто, – бодро ответил Везунчик, который не зря вчера день потратил на «шныряние» по этому порту. – А начальника зовут Лука дель Нова, что бы это ни значило. Кстати, в словарях…
– В словарях сказано, что туристы в порту могут гулять только организованными группами с гидом, и то лишь после специального разрешения. У вас нет ни разрешения, ни группы.
– Зато есть гид, – вежливым тоном пай-мальчика вставил питомец Ферры. – Позвольте представиться. Я журналист из столичного журнала «Голос Ремии». Набираю материал о жизни приморских городков. Сегодня мы тут немножко осматриваемся, подыскиваем натуру, интересные виды и, конечно, фактурных людей. Вот вы, – он кивнул первому краснорожему, – вы очень фактурный.
Второй молодчик расправил плечи.
– И вы. Я скажу фотографу, чтобы он вас завтра щёлкнул… Кстати, как вас зовут, господа?
– Нас зовут «дуй отсюда, сопляк, пока сопли не стали кровавыми», – сказал первый «фактурный». – Что вы тут вынюхиваете?
– Что может вынюхивать простой корреспондент гламурного ежемесячного журнала толщиной в пильзанскую колбасу? – вступил второй скрипкой Везунчик. – Конечно, нам нужна увлекательная история, лучше всего такая, где есть кровь, любовь и…
– Морковь? – срифмовал второй парнище, разминая огромные хваткие руки.
– Не угадали, – сказал Гатто. – Лучше всего продаются статьи, в которых есть хотя бы намёк на что-то запрещённое. А морковь, конечно, прекрасна, но совершенно легальна. И где же, спрашивается, искать что-то запрещённое, как не в порту, где бравые таможенники и охрана порта, то есть такие, как вы, герои, могут рассказать множество историй про…
– У нас нет историй про незаконный оборот пломбира или тайный провоз восточных сладостей, если вы об этом, – буркнул краснорожий близнец парня с кулачищами.
И угрожающе повёл плечами.
– Ну, кто говорит о сладостях? – закатил глаза Везунчик. – Но вот если бы… Допустим, если бы это была история о том, как вы что-то такое предотвратили, понимаете? Или кого-то победили, или если вы хотя бы дадите сфотографировать ваши знаменитые печи…
– Суарес! Сеньо! – окликнул кто-то, и оба молодчика как-то заметно сникли и даже съёжились.
Человек лет, быть может, сорока, с худым плоским лицом и светло-серыми глазами навыкате быстрым шагом подошёл к их компании и окинул быстрым взглядом сначала Везунчика, а потом Гатто. После чего вернулся к Везунчику и снова его осмотрел.
– На работу? – спросил быстро и, не давая опомниться, добавил: – Что за колбасу ты тут продаешь этим придуркам?
– Пильзанскую, – широко ухмыльнулся Везунчик, понимая, что теперь-то разговор пошёл настоящий. – Со мной чужая канарейка, но пока её не трогай. Предложи ему сыграть в кости, поглядишь, как он выкручивается.
– Феликс, – напрягся питомец Ферры, – что ты такое…
– Он совсем ещё маленькая пташка, – недоверчиво сказал сероглазый. – Кости он не кинет, он даже на простом деле наделает шоколаду.
– Вы ведь тот, о ком я думаю? – спросил Гатто, и Везунчику пришлось дёрнуть его за руку, чтобы тот немного помолчал.
Настала пора говорить тем, кто умеет находить общий язык не только с полицейскими, но и с бандитами.
– Я мысли читать не умею, – спокойно сказал сероглазый. – Но если ты ищешь неприятностей, не ищи дальше. Они уже тут.
– Может, их обоих притопить по-тихому под пирсом, да и делов? – спросил один из краснорожих.
– Пташку лучше не трогать, капо… питан, – поспешно сказал Везунчик, глядя в ледяные серые глаза.
– Как ты меня назвал?
– А как вас называют, вы разве не капитан? Падроне?
– Кам Сенти, – кисло сказал Сенца-Теста. – Просто кам Сенти. Я спросил – ищешь работу?
– Работа у меня уже есть, – заверил его Везунчик. – Как и у этого парнишки она уже имеется. Но знаете… мелок нынче жемчуг. Не жемчужина, а так, – он показал ноготь мизинца, – я бы сказал – маргаритка. Вот мы и решили, что капит… Кам Сенти даст нам кое-что получше.
– И в каком таком саду растут нынче маргаритки? – спросил Безголовый.
– В столичных садах чего только не растет. Но садовник нынче не слишком доволен делами. Хотелось ему быть ловцом жемчуга, а не разводить цветочки. Так что он взялся за старые дела, хочет раскопать кое-что в таможенных журнальчиках. Документацию-то у вас, говорят, ведут от души хорошо. А?
Гатто, по счастью, помалкивал, не вмешивался. По его лицу, по лучистым карим глазам, нежным, как у девушки, читалось, что мальчишка в некотором замешательстве.
– А новичка зачем с собой потащил? – кивнул на него Сенти.
– Новичка мне навязали, но сказать по правде, он не с нашего сада, – Везунчик изо всех сил подмигнул обоими глазами по очереди. – Так что если мы его вернём туда, откуда взяли, целым, но слегка напуганным – будет самое то.
– Чей он? – спросил Сенти. – Если он не из упомянутого цветника, то?..
– Он скорее с потонувшего кораблика, – намекнул на знак Канова, лодку с парусом, Везунчик. – Ходят слухи, что остатки некогда славного семейства лодочников хотят восстановить былое влияние на побережье. Но птенчика лучше пока не щипать. Пригодится целеньким.
– Для чего же?
– Как, – деланно огорчился Везунчик. – Вы не смотрите кино про шпионов? Из таких малышей можно сделать двойных агентов.
На лице начальника таможни отобразилась занятная смесь сомнения, раздумий и интереса.
– Вы мне не нравитесь. Оба, – изрёк, наконец, Сенти. – Уже два десятка лет ни Де Ритта, ни Канова сюда носа не кажут. А тут в один день – оба.
– Этот шнырял ещё вчера, – один из молодчиков, предположительно, Суарес, подцепил Герваса за шиворот пальцем.
– Если нам дадут сделать один-единственный шаг – мы или откланяемся, или будем рады посотрудничать, – заявил Везунчик, – зависит от того, что вы выберете, кам Сенти. Поверьте, мы многое знаем и умеем, даже канарейка не просто поёт песенки, а кое-чего стоит. Не далее как на той неделе он участвовал в перестрелке в столичном кинотеатре и смылся, пока не замели. Его отстреляла сама Железная Фея, если слышали о такой.
– В газете не писали ни про какую фею, – сказал Сенти.
– Ну как же? Детективша, чей помощник попал по одному Де Ритта, а она по второму, – подсказал более сообразительный из двоих дуболомов. – Я читал недавно.
– Её прозвище попало в газеты, а знаете, кто его придумал? – Везунчик гордо ткнул в себя большим пальцем. – Ваш покорный.
– Так, – кивнул Сенти. – То есть вы тоже за нею приглядываете?
Гервасу не понравилось это «тоже».
– Только мы за нею, сироткой, и приглядываем, – сказал он с достоинством, – больше-то некому.
– Ну да, ну да. И что вы хотите?
– А вы? – спросил Гатто своим ужасно вежливым тоном.
– Чтобы вы как можно быстрее отсюда убрались. С вашей феей мы разберёмся и сами, – ответил Безголовый. – Вам-то что надо?
– Подчистить кое-что в журналах, если там ещё не подчищено, – охотно пояснил Везунчик.
– Феликс, – шепнул Гатто. – Не забудешь про мою просьбу?
– Да, Феликс, отвечай, – ухмыльнулся предположительно Суарес.
Ну просто рожа у него была более суаресная и менее ослиная.
– А, ты просил выяснить, что же произошло с твоим семейством? – как бы припоминая, спросил Везунчик. – Точно! Видите ли, папашу, мамашу и старшего брата нашего малыша замолчили в порту примерно в то время, как ваше падронство начали тут падронить. Никак не можем его убедить, что это сделали его разлюбезные Канова.
– С чего ты взял, Феликс, что я имею какое-то отношение к лодочникам? – огрызнулся Гатто.
– Ты всегда хорошо поёшь, Кенар, но забываешь: Чикко отлично слышит, когда птичка фальшивит, – ухмыльнулся Везунчик и повернулся к Сенти. – Похоже, сегодняшний день решит судьбу малыша. Останется ли он жив или присоединится к семье? Вот вопрос.
Безголовый капо окинул их обоих долгим взглядом.
– То, что вы тут мне чирикаете, звучит так бредово, что я склонен поверить. К тому же оттого, что вы пороетесь в бумагах, я лично не вижу себе никакого вреда или убытка. Садовники и лодочники мне не братья. А раз вы по воле случая принадлежите и тем, и другим, из вас выйдет отличное предупреждение кланам Ситтарины. Получат моё послание и ещё двадцать лет сюда не сунутся. Отличный день: люблю новые лица и свежие впечатления.
«Только бы свежую кровь пить не любил, – мелькнуло в голове Везунчика. – Уж не перехитрил ли я самого себя?»
Но он верил в свою удачу. Она не покидала его надолго, если только Фея была далеко. При ней везение сразу кончалось, но ради неё стоило потерпеть некоторые неудобства.