Наложник

Глава 6. Дикий пляж

Дома я отсылаю Эмина от себя, пусть посидит в своем чуланчике, отдохнет. Велю Хасану не беспокоить сегодня Эмина. Принимаю душ, немного сплю, занимаюсь ещё кое-какими делами, ведь времени до отхода каравана осталось совсем немного, ужинаю и отправляюсь в «Царство наслаждений».

Карач встречает меня у входа. Не успел я ещё выйти из лимузина, как он уже несется ко мне навстречу с распростертыми руками. Здоровается, интересуется моим настроением, моими делами, делает мне пару комплиментов и отводит сразу в кабинет для забав.

Там уже сервирован столик: чай, сладости, фрукты. Пылают свечи, дымится бахур. Усаживаюсь на подушки, пью чай. Где-то в глубине за портьерами включается музыка, отдергивается занавеска и передо мной появляется Хаасин, завернутый в золотистую ткань. Его лицо почти скрыто под платком, видны только карие глазки, подведенные тушью.

Хаасин медленно идет вдоль дивана, делая плавные движения рукой, он весь звенит, на его теле спрятаны маленькие колокольчики. Выгибается назад, почти касаясь пальцами пола, делает резкий разворот, встает на цыпочки и вращается на одной ноге, ткань поднимается волной обнажая его узкие тонкие, но накаченные ноги. На лодыжках пристегнуты кожаные ремешки с колокольчиками.

Он кружится, танцует, изгибаясь всем телом, привязанные колокольчики позвякивают, золотистое одеяние сверкает в свете свечей. Пью чай, вкушаю фрукты и смотрю на него. Мне хорошо, так бы вечно лежал и смотрел на танцующего Хаасина, на его гибкое тело, бронзовую кожу, на темные глазки-бусинки. Он набирает темп в танце, только и мелькают его красивые жилистые руки. У Эмина ладони более мягкие, нежные.

Покачивая бедрами, Хаасин подходит ко мне, поднимает ногу и большим пальчиком проводит по моему плечу, по воротнику рубашки и касается подбородка. Хочу схватить его за ногу, но он ловко ускользает из моих объятий, отбегает в сторону, оборачивается и игриво улыбается одними подкрашенными глазками, остальное лицо его скрыто, как это делают женщины.

Медленно движется в мою сторону, выверяя каждый шаг, словно идет по тоненькой досочке, подходит ближе ко мне и поворачивается спиной, завлекательно виляет попкой. Цепляюсь за ткань и в миг срываю с него золотистое одеяние, под ним оказывается голое тело – Хаасин сегодня не надел трусики. Хватаю его за ягодички и тащу к себе, обнажаю своего заждавшегося и уже такого затвердевшего дружочка и насаживаю Хаасина на него.

Хаасин вскрикивает, когда моя крупная головка втискивается в его анус, он выгибается, упирается руками в пол и пытается удержать свое тело на весу, чтобы насаживаться постепенно, но я хочу сразу. Я тяну его за ягодички и ещё сам приподнимаю бедра, чтобы быстрее вогнать своего. Хаасин кричит, хоть его дырочка разработана и предусмотрительно уже смазана, но ему всё равно больно от моего большого.

– Поерзай на нем, – велю я, похлопывая его по ягодичке.

Опирается на руки и начинает приподнимать и опускать свое тело, слегка постанывая и позвякивая колокольчиками. Его малыш мгновенно встает в боевую стойку. Чувствую, как мой ствол и мою головку обжимают стенки его кишечника и зажмуриваюсь от наслаждения. Через пару секунд снимаю с себя его тело, ставлю его на колени и снова вхожу в него, долблюсь сразу грубо и быстро. Чуть ли не сам уже постанываю от того, как мне хорошо в нем. В мешочках всё гудит, в мозгу взрываются фейерверки, мой дергается, и я кончаю в попку Хаасина. Выплескиваю в его дырочку свой сироп, выхожу из него и откидываюсь на диванные подушки. Любуюсь, как медленно стекает струечка моего сиропа из его красивой фактурной попочки и бежит по ноге. Он ещё додрачивает себе, кончает в свой кулак, потом изворачивается и подтирает указательным пальцем со своей ноги мой сироп.

– Господин, – говорит Хаасин, поднимая на меня глаза, – можно мне вытереть себя?

– Слижи всё, – велю ему.

Он послушно облизывает свои пальцы, поедая и свой и мой сироп, не смея отказать мне и на коленках ползет ко мне.

– Господин, позвольте мне омыть вас своим языком, – спрашивает он, усаживаясь передо мной на коленки.

Усмехаюсь. Помнит мои предпочтения, это хорошо.

– Приступай, – разрешаю ему.

Он наклоняется и слизывает остатки сиропа с головки моего друга, затем обводит по стволу, лижет мешочки, хотя там нет капелек. Тянется к корзинке, берет оттуда теплое влажное полотенце и ещё обтирает, потом проводит сухим и надевает на меня трусики и штаны.

– Господин, позволит мне себя привести в порядок?

– Конечно, – бросаю ему.

Тянусь к блюду к с виноградом, отламываю крупные ягодки, кладу по одной в рот и любуюсь, как Хаасин прибирает себя в отдаленном углу. Он ловит на себе мой взгляд и сконфуженно улыбается.

– Открой рот, – говорю ему.

Он открывает рот, и я бросаю ему одну ягодку, точно попадая в цель.

– Спасибо, господин, – кланяется он, жуя подачку.

– Иди ко мне, – зову его, видя, что он уже закончил свое омовение.

Он подползает ко мне, ложится рядышком. Я глажу его плечи, мускулистые руки, щекочу его, он смеется, егозит. Кормлю его ещё немного виноградом.

– Как твои дела, Хаасин? – спрашиваю его, царапая его коротко стриженный затылок.

– Хорошо, господин, – судорожно сглотнув, отвечает он.

– Как твои братья-сестры, не прогуливают школу? Примерно учатся?

Он молчит, опять судорожно сглатывает.

– Хаасин? – Я тереблю его за щечку.

– Господин, они больше не ходят в школу, – тихо произносит он, пряча глаза.

– Что случилось? – делая удивленный вид спрашиваю его.

– Господин, вам это неинтересно знать будет, – совсем тихо отвечает он.

– Нет, мне интересно, Хаасин, – говорю я, просовываю руку промеж его ног и сжимаю его ляжку, попадаю пальцами в его щелочку между ягодичками. – Рассказывай.

– Мы перебрались обратно за крепостную стену, там нет школ, – вздыхает он, отворачивается и смотрит в сторону.

– Почему туда перебрались?

– Потому что уличная банда разгромила нашу гончарню, где работал отец и мои старшие братья, и они остались без работы. Хозяин дома узнал об этом и выгнал нас сразу же на улицу. У нас нет денег, чтобы снять другое жилье, ведь мы ещё не выплатили всю ссуду за мастерскую. Поэтому мы вернулись в нашу старую лачугу за крепостной стеной, – говорит он, щурится и быстро-быстро моргает, чтобы не заплакать.

– Вот как? – участливо произношу я. – Но ты ведь поможешь своей семье?

– Я и так помогаю, господин. Но моей выручки за сегодняшнюю ночь не хватит, чтобы вернуть ссуду и снять жилье на месяц. Мы рассчитывали, что продадим товар и сможем расплатится с долгами, – отвечает он.

– Тогда продай себя, – говорю ему и целую его в щечку.

Он испуганно вздрагивает, переводит на меня взгляд.

– Я погашу долги вашей семьи и куплю для вас дом в более приличном месте, что был до этого, и вы больше не будете боятся того, что кто-то вас выгонит на улицу, – предлагаю я.

– Если я перейду под ваше покровительство? – осторожно спрашивает он.

– Если ты станешь моим наложником, – уточняю я. – Если добровольно отдашь мне права на свою жизнь, тело и душу. Станешь рабом. Моим сексуальным рабом.

Хаасин испуганно хлопает ресницами.

– Но, господин… – его голос дрожит, – господин, я дорожу своей свободой.

– Ради своей семьи ты мог бы и отойти от своих принципов. У меня уже есть один наложник с похожей судьбой, как у тебя. Его семья прогорела и очень нуждалась в деньгах. Эмин продал себя в рабство, чтобы спасти честь своей семьи, – немножко привираю я – он не сам продал себя в рабство, его продал отец, у Эмина просто не было выбора – но суть примерно та же. – Тебе же я предлагаю немного иную судьбу. Ты отдашь себя всего лишь на год. А по истечении срока вернешься обратно в семью.

– Разве так можно, господин? – удивленно спрашивает Хаасин.

– Конечно, – киваю я. – Мы заключим с тобой договор на бумаге, всё как полагается.

– Я благодарен вам, господин, за такое щедрое предложение. Спасибо, что вы хотите выручить мою семью из беды, – говорит Хаасин, ловит мою руку и целует, – но это так неожиданно, мне нужно подумать, слишком высока цена для меня. Это цена моей свободы. Можно я посоветуюсь с отцом, господин?

– Посоветуйся, попрощайся с семьей, – разрешаю я. – Даю тебе ровно сутки на это. Завтра после обеда мы подпишем с тобой договор и твоя семья тут же переедет в новый дом.

И чтобы подразнить его, я называю ему район, куда они переедут. Бедный, конечно, но гораздо там спокойнее и благополучнее, чем тот, в котором они жили до сегодняшнего утра.

– Спасибо вам, господин! – Он снова целует мою руку. – Вы разрешите мне иногда видеться с моей семьей?

– Хорошо, – киваю я, – я вижу, как это важно для тебя, я разрешу тебе иногда бывать у них. Но это не будет слишком часто.

– Спасибо, господин, спасибо! – Он покрывает поцелуями мою ладонь.

Я хватаю его за руку и опрокидываю на живот, выпячиваю его попочку, шлепаю по ягодичкам, раздвигаю их и снова втискиваюсь в него…

Ухожу из заведения ночью, не остаюсь до утра. Зачем? Если Хаасин скоро станет моим, то я смогу иметь его в любое время дня и ночи, когда пожелаю. Перед уходом ещё сообщаю карачу, что у меня есть намерение купить Хаасина на год, и что он получит неплохое откупное за то, что потеряет такого великолепного танцора. Карач сначала мнется, не хочет терять «звезду» своего заведения, но он знает, что отказать мне себе дороже, поэтому скрепя сердце соглашается.

Еду по ночной улице, сверкающей огнями и неоновыми вывесками, опять спускаю стекло и вдыхаю прохладный ночной воздух, наполненный ароматом цветов. Думаю, что неплохо бы искупаться в море до того, как я отправлюсь в Эль-Башин. Впереди меня ждет одна лишь бескрайняя пустыня.

Вхожу в свою комнату в темноте, не включаю свет, я отлично вижу в полумраке. Эмин спит стоя на коленях подле моей кровати, руки на постели, голова покоится на руках. Он посапывает, не слышит, как я вошел. Осторожно прохожу мимо него, раздеваюсь, любуюсь на его голую попочку и иду в душ. Омываюсь и возвращаюсь. Он всё также спит, даже не проснулся. Что-то он хорошо так разоспался, неужели виной всё тоже обезболивающее? Вытираюсь, подхожу ближе и с размаха шлепаю его полотенцем по голой попке.

– Ай! – Эмин вздрагивает и испуганно оборачивается. – Господин!

Он вскакивает на ноги и быстренько убирает покрывало с кровати, отодвигает одеяло в сторону.

– Будете ложится, господин? – спрашивает Эмин.

– Да, – киваю я, бросаю влажное полотенце в кресло и голышом забираюсь на кровать. Он укрывает мои ноги одеялом.

– Господин, вы хотите позабавится мной? – уточняет Эмин.

– Пока нет, – ухмыляюсь я.

– Господин, а что вы хотите, чтобы Эмин сделал для вас? – спрашивает он.

– Ты уже молился сегодня?

– Да, господин, – кивает он.

– Помолись ещё раз, но вслух и на коленях, – велю я.

– Хорошо, господин.

Эмин встает на колени, складывает на груди руки, зажимая их в замочек, опускает голову и начинает читать молитву. Приподнимаюсь на локте, подбиваю подушку, чтобы было удобнее лежать, смотрю на него и слушаю. Он читает ровным голосом, делая нужные интонации, видно, что не просто произносит молитву для отмазки, а она исходит от его сердца. Он восхваляет бога Сарджу, что подарил всем жизнь; благословляет священную птицу Ану, доставшую нам клочок земли со дна моря; благодарит за еду и кров; просит у бога здоровья и процветания для всех своих родных, включая отца; упоминает в своей молитве царя Аржана III, меня и даже Хасана, называя его уважительно – господин Хасан.

– Иди ко мне, – говорю я, когда он заканчивает.

Он забирается ко мне в постельку, кладу его рядом с собой, накрываю одеялом, прижимаю к себе. Он такой прохладненький, спальня перед моим сном всегда охлаждается кондиционерами, не так уж было холодно, чтобы замерзнуть, но всё равно – голенькому ему было не очень комфортно. Целую его в лоб, жмусь к его холодной коже и меня даже пробирает до мурашек. Кладу его руку на своего дружочка и весь сотрясаюсь от того, как Эмин сжимает его мягкими холодненькими пальчиками. Сам я глажу его попочку, какая же она холодненькая на выпуклых местах, чуть забираюсь в щелочку, а там тепло, как в пещерке. Нащупываю дилдо и верчу им. Эмин ойкает и выгибается, трется пальчиками ног об мои лодыжки. Смеюсь.

– Неужели больно, Эмин? – удивляюсь я.

– Да, господин, – с грустью в голосе произносит он.

– Терпи. Ты должен ещё ночь побыть с ним, – властно говорю ему.

– Да, господин, – обреченно произносит Эмин.

Целую его в лоб.

– Господин, я должен вам напомнить, чтобы вы наказали меня за то, что вы остались недовольны мной прошлой ночью, – шепчет Эмин.

– Сейчас накажу, – смеюсь я.

Переворачиваю его на спину, сам наваливаюсь сверху и покрываю поцелуями его лицо, кусаю его за ушко, щекочу его по бокам. Он ойкает, визжит от щекотки, его сердечко подомной начинает стучать, чувствую его своей грудью. Ложусь на него и прижимаю своей массой. Как хорошо на нем лежать, ощущать под собой его тонкое нежное тело.

– Как твой малыш? – спрашиваю его.

– Заживает, господин. Спасибо, что пригласили для меня врача, господин, – благодарит он.

Усмехаюсь и вдруг чувствую его ладонь на своей макушке, он проводит по моим волосам. Странное ощущение, никто не гладил меня по голове.

– Эмин, ты каждую ночь молишься?

– Да, господин. Если успеваю перед тем как к вам прийти.

– И всегда в своих молитвах желаешь мне здоровья и процветания? – спрашиваю я и поднимаю голову, смотрю ему прямо глаза. В полумраке вижу, как блестят его глаза.

– Да, господин.

Он отвечает твердо, ничуть не смущаясь. Не врет.

– Но я же твой господин, а ты мой раб, я наказываю тебя, а ты всё равно молишься за меня? – удивляюсь я.

– Да, господин, – тихо отвечает он.

– Какой же ты миленький, – усмехаюсь я.

Откидываюсь на спину и прижимаю его к себе. Он ныряет ко мне в подмышку и съеживается возле меня. Ощущаю на своем бедре его холодные мешочки и сладостно выгибаюсь, глажу его попочку. Так бы и вошел в него, но пока рановато, пусть подрастянется его дырочка ещё сегодня ночью. Может быть я войду в него уже завтра.

Засыпаю быстро, даже не замечаю в какой момент отрубаюсь, просыпаюсь от тоненького скулежа. Эмин дрожит подле меня, весь скукожился и постанывает. Отбрасываю одеяло, приподнимаюсь и смотрю на него.

– Что с тобой, Эмин?

– Господин, простите, что разбудил вас, я не хотел, – мямлит Эмин, его голос дрожит и его всего потрясывает.

– Говори в чем дело? Малыш заболел?

– Господин, я очень сильно хочу какать, – признается он.

Усмехаюсь.

– Ладно, иди. Можешь сходить даже в мой унитаз, только вымой всё за собой.

– В ваш? Но я не смею…

– Иди-иди, – выталкиваю его с кровати и шлепаю по ягодичке. – Наложникам можно пользоваться моим туалетом. Вытащи там дилдо и вымой, принесешь мне.

Он мигом соскакивает и мчится в сторону ванны, придерживая рукой попку и смешно передвигая ногами, словно между ними зажато большое седло.

Падаю на подушку и не дожидаясь его опять проваливаюсь в сон.

Просыпаюсь ранним утром, солнце ещё не встало, но небо уже посветлело. Эмин, вернувшись из ванны, не стал залазить на постель ко мне, встал на колени возле кровати, сложил руки, опустил голову и спит, сладко посапывая. Подползаю к нему и большим пальцем ноги легонько дотрагиваюсь до его носика, чуть-чуть похлопываю. Эмин не реагирует. Спускаюсь к его губам, вожу по ним, залажу в его ротик и стучусь в его зубки, чтобы он впустил меня. Он вздрагивает, просыпается, смотрит на меня заспанными глазками, послушно открывает рот. Вхожу туда своими пальчиками, мну его язык, проникаю глубже. Он облизывает мой большой палец ноги и сосет. Усмехаюсь и выдергиваю свою ногу из его ротика.

– Доброе утро, господин. Как вам спалось? – спрашивает он, немного зевая.

Видимо хочет спать, а я нет, бодро соскакиваю с кровати. Он поспешно поднимается с пола, хватает с кресла мой халат, подает.

– Простите, что я вас разбудил ночью, вы должны наказать меня за это, – мямлит он, помогая мне надеть халат.

Просовываю руки в рукава, он заправляет полы на мне, завязывает пояс. Ухмыляюсь и ворошу его волосы на макушке.

– Можешь облизать моего, – смеюсь я.

Он поднимает испуганно на меня глаза, судорожно сглатывает, вздыхает, опускается на колени передо мной, отгибает полу халата, смотрит на моего такого большого, такого напряженного с утра дружочка, снова сглатывает и нежно целует своими мягкими губками мой купол. Затем облизывает язычком ствол, идет к мешочкам. От его прикосновения аж мурашки бегут по всему телу, будто ток пропускают. Наслаждаюсь с минуту, затем хватаю Эмина за волосы и отстраняю от себя, поднимаю на ноги.

– Беги разбуди Хасана, скажи, что хозяин хочет сейчас же ехать на море и сам оденься, поедешь со мной, – велю ему.

– Да, господин, – кивает он.

Шлепаю его по голой попке, и он убегает, скрывается за дверью. Иду в душ, омываюсь, надеваю трусики, накидываю халат и выхожу в комнату, а там меня уже ждет Хасан с чашкой кофе. Уже успел привести себя в порядок, выглядел бодрым и свежим.

– Доброе утро, господин. Эмин сказал, что вы желаете съездить на море? – уточняет он.

– Да, Хасан, – киваю я, сажусь в кресло и беру у него кофе, делаю глоток.

– На дикий пляж, я полагаю?

– Думаю, что да. В такое раннее утро никого там не должно быть. Подготовь джип. Я скоро выйду.

– Слушаюсь, господин, – кланяется Хасан.

Через десять минут мы уже мчимся по пустому проспекту в сторону моря. Я желаю уехать за пределы цивилизации, хоть в Мило и комфортабельные пляжи, оборудованные всем необходимым: шезлонгами, зонтиками, раздевалкой, есть душ и насыпной желтенький песочек до самой воды, но также там присутствует охрана и спасатели, а мне хотелось бы уединится с Эмином подальше от чужих глаз. Мало ли кто ещё из аристократов явится. Не все арраситы уже поддерживают древнюю традицию иметь наложников, многие считают это пережитком прошлого и осуждают мужские гаремы. В средневековом Эль-Башине это всё ещё считается нормой, а в современном Аланабаде уже вовсю чувствуется влияние Запада.

Выезжаем за крепостные стены Мило и попадаем в довольно пустынную местность. Несколько километров вдоль берега от самой стены до высокой скалы тянется полоса серого дикого пляжа. Тут мелкие камешки, твердо и удобно ходить по ним как босиком, так и в обуви – мелкий песок не попадет в сандалии. Пляж окаймляют апельсиновые и гранатовые деревья, сейчас они в цвету и истончают очень сочный фруктовый аромат. Позади высятся сухие блеклые пальмы, а ещё выше темнеют горы, встающее солнце уже золотит их верхушки. За грядой скал подходящих к морю виднеются небоскребы соседнего района, там сконцентрирована вся деловая и развлекательная инфраструктура Аланабада и тоже есть комфортабельные пляжи, но я хочу именно сюда.

Я здесь бывал всего пару раз, но уже успел полюбить эту бухточку за тишину и спокойствие и за красивые скалы. Когда-то давно тут случилось землетрясение и часть горы обрушилось в море создав в нем причудливый каменный лабиринт из обломков. Теперь гора казалась обгрызенной, острый её конец упирался в небо, а обнажившийся внутренний слой из сланца сверкал и переливался на солнце.

Два наших джипа останавливаются в тени фруктовых деревьев почти под скалой, за камнями, чтобы их не было видно со стороны моря. Эта прибрежная зона расположена меж двух охраняемых богатых районов, и мало кто может сюда попасть из трущоб, но всё же это пустынное необжитое место и предосторожность не помешает. Я терпеливо жду в машине с Эмином, пока Хасан и моя охрана всё проверит. Глажу моего наложника по голове, целую в пухленькие щечки. Он с любопытством поглядывает на море.

Наконец, местность обшарена и Хасан открывает для меня дверцу, берет все необходимое и топает к пляжу. Я выхожу из машины и иду за ним, ведя на поводке своего сладкого мальчика. Эмин осторожно ступает по камням босыми ногами, морщится, всё ещё ему непривычно, но при этом с восторгом смотрит на море. Ветерок взъерошивает его челку, поднимающееся из воды солнце золотит его волосы, и я только сейчас замечаю, что они тоже могут менять цвет, как и радужки его глаз, теперь мне кажется, что он рыжий.

Хасан расстилает покрывало, раскладывает подушки. Я сбрасываю сандалии и встаю на мягкое покрывало, начинаю раздеваться – стягиваю тунику, штаны и остаюсь в одних купальных шортах до колена. Эмин мнется рядышком, не смеет вступить на покрывало.

– Раздевайся и иди ко мне, – велю ему.

Он стаскивает с себя одежду, аккуратно складывает её на уголок, голеньким на ветру ему не привычно, и его кожа мгновенно покрывается мурашками. Он испуганно оглядывается, видно, что хочет прикрыть пах и попу, но не смеет при мне, обнимает себя за плечи и быстренько садится на коленки около меня. Я хватаю его за поводок, притягиваю к себе и целую в висок, чувствую, что он дрожит.

– Эмин, ты хоть раз бывал на море? – Меня осеняет догадка.

– Нет, господин, – отвечает он.

– Как? – изумляюсь я, – ты родился и вырос в Аланабаде и ни разу не был на море?

– Господин забывает, что Эмин родом из касты маслов.

– И что? – не понимаю я.

– Я никогда не покидал Марсуху, – отвечает он.

Знаю, что Марсуха это район Аланабада, где основная масса жителей – это маслы, там нет развлекательных заведений и очень много молельных домов. Он находится далеко от моря и гор, совсем в другой стороне, там, где уже начинается пустыня.

– Ни разу? – снова удивляюсь я.

– Ни разу, господин. – кивает он. – И тем более ни разу не ездил к морю. Отец всегда говорил, что это не допустимо для уважающего себя мужчины прилюдно раздеваться и окунаться в соленую воду.

– Но ты уже разделся, – усмехаюсь я и целую его в щечку, – осталось только пойти искупаться. Ты бы хотел окунуться в море, Эмин?

– Да, господин, – тихо отвечает он, поднимая на меня свои блестящие глаза.

Отстегиваю его ошейник и откидываю в сторону, роняю Эмина спиной на покрывало и начинаю целовать его сладкие губки. Он поджимает ноги в коленях, чувствую его холодненькие лодыжки под своим животом, продолжаю его целовать, спускаюсь вниз по шейке. Тяжелый кожаный ошейник оставил багровый след на его нежной коже, натер почти до крови, а Эмин и словом не обмолвился, что ему больно. Целую его грудь, раздвигаю его ножки, иду цепочкой мокрых поцелуйчиков по его животику, острым концом язычка проникаю в ямочку пупка. Эмин резко вздыхает, начинает тяжело дышать. Усаживаюсь между его ног, осматриваю его перевязанного малыша. На бинтах кое-где темнеют капельки крови.

– Болит твой малыш? – спрашиваю я и касаюсь пальчиком его открытой головки.

– Немного, господин, – отвечает он.

Развязываю узелок и раскручиваю бинт, снимаю повязку с его малыша. Эмин морщится, вздрагивает, когда я опять отрываю бинт от запекшейся крови. Врач хорошо его подлатал, ровненько зашил, аккуратненький получился шовчик.

– Ну, пошли искупнемся, – говорю я.

Поднимаюсь, хватаю его за руку и тяну. Эмин послушно соскакивает, плетется за мной. Я иду быстрым шагом, привык ходить по гальке, а Эмин нет, ступает осторожно, взмахивает руками, чтобы не потерять равновесие. Тяну его.

– Ой, – вскрикивает он и смущенно улыбается, когда заходит по щиколотку в воду, – она холодная, господин.

Усмехаюсь, ещё весна, ещё не сезон, море не до конца прогрелось, но купаться вполне можно.

– А ты думал горячая что ли?

– Ага, – улыбается Эмин.

Ух, до чего же мне нравятся появляющиеся при этом его две маленькие складочки над верхней губой.

– В сезон будет горячая, а сейчас прохладненькая, что тоже хорошо, – говорю я и веду его глубже.

Эмин взвизгивает, когда поднявшаяся волна захлестывает его по грудь, обрызгивает до макушки, и он снова морщится.

– Ты чего? – смеюсь я.

– Соленая, – говорит он.

– Конечно, – ухмыляюсь я.

– И щиплет, – морща нос произносит он.

– Что щиплет? – не понимаю я.

– Соленая вода ранку щиплет, господин, – объясняет он, опускает голову и трогает своего.

Смотрю вниз на его малыша, беру его в руку, Эмин вздрагивает, закусывает губу. Видимо соль попала в свежую ранку, я повредил его кожицу, когда отрывал бинты от запекшийся крови.

– Ну ничего, – говорю я, – ты же потерпишь ради меня.

– Да, господин, – кивает он.

Подхватываю его, такого легкого и тонкого, и окунаю с головой в воду, держу там его немного и выдергиваю на свет. Он извивается, дергается, отплевывается, жадно хватая свежую порцию воздуха. Смеюсь, глядя на него.

– Поплыли вон до той скалы, – говорю ему, показывая на каменные обломки торчащие из воды.

– Господин, я не умею плавать, – боязливо произносит он.

– Маши руками и ногами и поплывешь, – хохочу я.

Хватаю его поперек и кладу на воду, держу под животом, показываю, как надо работать конечностями. Он поднимает веер брызг, неловко дергая руками и изо всех сил долбя ногами по воде. Поправляю его, в итоге у него получается держаться на воде по-собачьи. Плывем. Мне приходится караулить его на глубине, как бы не ушел мой сладкий мальчик под воду, он торопится, боится отстать от меня, отплевывается. Смешно за ним наблюдать.

Всё же я отрываюсь от него, доплываю до скалы и взбираюсь на камень. Эмин торопится, работает руками, волны сбивают его, относят в сторону, он барахтается изо всех сил и всё же справляется, добирается до меня, встает на скользкий камень, дрожит, держась обеими руками за выступ.

– Поплыли дальше, – говорю я, не дав ему и минуты отдохнуть.

Спускаюсь в воду, и мы плывем дальше в каменный лабиринт. Вскоре наши ноги касаются дна, и мы встаем на камни. Здесь красиво: гигантские обломки свалены друг на друга, от этого создается ощущение огромной пещеры с большими окнами и страшновато, кажется, что вот-вот каменные стены расползутся в разные стороны и потолки рухнут вниз, раздавив нас в лепешку. Отходим с Эмином ещё глубже, воды тут ниже пояса, я кладу свои ладони на его ягодички и подталкиваю его к большому камню. Он ложится животом на твердый скат и выпячивает для меня свою попочку. Глажу ягодички, его кожа покрывается пупырышками, он чуть дрожит.

– Замерз? – спрашиваю его.

– Немного, господин, – судорожно сглатывая тихо произносит он.

– Сейчас согреешься, – ухмыляюсь я и шлепаю его по попке.

Он вздрагивает и отворачивает голову, тяжело вздыхает.

Я поглаживаю его ягодички, такие холодненькие от прохладной воды, такие нежные, с капельками соленой воды, с пупырышками, хочется одновременно и зацеловать их, и отшлепать. Сжимаю их своими крепкими ладонями и раздвигаю, чтобы расширить его щелочку, чтобы увидеть его маленькую дырочку. Провожу по щелочке до самого тверденького ободочка, просовываю пальчик сквозь мышечное колечко и ощупываю его анус. Эмин вздрагивает, с его уст срывается легкий стон, и он ещё больше начинает дрожать, теперь уже от страха за свою драгоценную попочку.

Ввожу ещё один пальчик в его дырочку, расширяю мышечное колечко, он ойкает, егозит своей попкой, вынимаю из него свои пальцы и со всей силы шлепаю его по ягодице.

– Стой на месте, – велю я.

Он испуганно замирает. Я спускаю купальные шортики и вытаскиваю своего дружочка, он уже у меня напрягся, затвердел лишь при виде выпуклой попочки Эмина. Снова раздвигаю его ягодички и вожу своим по его щелочке, упираюсь большой головкой в его тугую дырочку. Сколько я не расширял его на дилдо, но он всё равно узкий.

– Г-господин, – плачущим голосом произносит он.

Сжимает свои ягодички, поднимает голову и выгибается в спине.

– Ты хочешь, чтобы я отрезал твое достоинство? – угрожаю я. И чуть ли уже не хватаюсь за пояс, но свой кинжал я оставил на пляже.

– Нет-нет, господин, – поспешно отвечает он.

Снова ложится головой на камень, выпячивает попку, опять касаюсь головкой его тверденького ободочка и вдруг в этот самый момент слышу пронзительный, но не громкий свист. Это Хасан подает мне сигнал. Длинный и два прерывистых – угроза с моря. Бдительный Хасан заметил кого-то и дует в свисток, у нас разработана своя система подачи сигналов. Оглядываюсь, напяливая шорты – на горизонте, где море сливается с небом, отчетливо видны две черные точки. Они приближаются с огромной скоростью, скорее всего катера. Был бы я один, то смог бы нырнуть и под водой добраться до берега, но Эмин не умеет плавать и выдаст меня, если тоже поплывет. С бинокля нас засекут в два счета. Поворачиваю голову – берег пуст. Машины изначально были спрятаны за скалами, вся охрана скрылась в тени плодовых деревьев, Хасан скорее всего вместе со всеми подушками залег за прибрежными камнями. И снова свист, новый сигнал, Хасан подает мне знак замаскироваться.

Хватаю Эмина под руку и утягиваю за собой в воду. Скрываемся за камнями, почти полностью лежа в воде. Эмин не понимает, что происходит, дергается, боится, что я решил его утопить.

– Тихо, – говорю ему, – сюда приближаются катера.

Он испуганно замирает. Поворачиваюсь и смотрю на море между каменными выступами. Катера на полной скорости несутся в нашу сторону, но скорее всего они не успели засечь нас и из-за шума мотора не слышали сигналов, уже видны черные развевающиеся флаги с очертанием красной рыси.

– «К-красная Рысь», – дрожа от страха шепчет Эмин.

Это экстремистская организация, славящаяся своей жестокостью, больше всего они ненавидят касты.

– Вижу, – отвечаю ему, – лежи тихо и не дергайся. Они не знают, что мы здесь.

Если бы знали, то давно бы уже прошили берег автоматной очередью.

Добравшись до наших скал первый катер уходит дальше в море, а второй подходит ближе к камням, сбрасывая скорость. Осторожно вплывает в лабиринт, огибает каменные столбы, нас обдает волной от него.

– Возьми побольше воздуха, – шепчу я Эмину на ухо.

Он заглатывает воздух, смешно надувая щеки и зажмуривается. Я зажимаю ему нос, сам делаю глоток, хватаю его в охапку и ложусь вместе с ним на дно. Катер проходит совсем близко от нас, шум от лопастей больно режет ухо, но вплотную к нам ему не подойти, слишком мелко для него.

Слышу, как катер удаляется, выныриваю и вытаскиваю Эмина. Он жадно захватывает ртом воздух.

– Не утонул? – смеясь, спрашиваю его.

– Нет, господин, – отвечает он, дрожа всем телом.

Ещё лежим, прижавшись спиной к камням, обнимаю Эмина, от страха он жмется ко мне, держится за мою руку. Сквозь щель наблюдаю за катером, сделав круг, он выходит в открытое море и устремляется вслед за первым. Вскоре они оба превращаются в две маленькие точки и исчезают за другими скалами. Слышу новый сигнал Хасана, он просит меня вернуться.

– Поплыли обратно, – говорю Эмину, хлопая его по попке.

– А они не вернутся? – обеспокоенно спрашивает Эмин, оборачивается, смотрит вдаль.

– Могут и вернуться, поэтому плыви быстрее.

Хватаю его под ребра и выкидываю сразу на глубину. Он сначала погружается вместе с головой, но потом вода выталкивает его, и он начинает барахтаться по волнам, отчаянно работая конечностями. Отталкиваюсь ногами от камня и ныряю, делаю пару взмахов руками и выныриваю, оглядываюсь, я оставил Эмина далеко позади, и он изо всех сил бьет ногами по воде, стараясь добраться до меня.

– Быстрее, Эмин, быстрее, – кричу ему.

Он пытается, но ему не хватает силенок, вспоминаю, что он вчера целый день был голодный у меня, ослаб. Возвращаюсь к нему.

– Больше делай взмахи, – говорю ему. – Уже недалеко осталось, Эмин, старайся.

Он пыхтит и барахтается изо всех сил. Слышу сигнал Хасана, но уже и без него вижу, как из-за скалы появляются две растущие точки.

– Эмин, скорее, они возвращаются! – Сам уже подталкиваю его, но у Эмина уже не осталось сил.

В этот раз между пляжем и катерами скалы, которые закрывают нас, сделав пару взмахов мы пропадаем из их поля видимости, но скорее всего они намереваются проплыть вдоль берега. Тороплю его. Но он с трудом плывет по волнам, захлебывается. Катера огибают скалы и теперь я отчетливо вижу их, и они скорее всего заметили нас.

Стукаюсь пальцами об дно, вскакиваю на ноги, но Эмин с его ростом ещё не достает, хватаю его за пояс и забрасываю на плечо, бегу с ним к берегу, проваливаясь в мелкую гальку. На воде я бы уже давно достиг пляжа, но с ним, да ещё продираясь сквозь толщу воды, приходится туго.

– Бросьте меня, господин, – пищит Эмин. – Без меня вы быстрее доберетесь до берега.

Не слушаю его, бегу. Как я могу бросить тут такую сладенькую попочку? Мне навстречу из-за укрытия уже выскакивают Хасан и ещё двое телохранителей, вбегают по пояс в море, перехватывают у меня Эмина. Хасан поторапливает нас:

– Быстрее, господин, они уже приближаются!

Несмотря на боль в ступнях от острых камней бегу к машине, на полном ходу запрыгиваю в джип, Хасан накрывает меня покрывалом, подает мне мой кинжал, подарок моего отца, и садится рядом. Мне закидывают туда голенького Эмина и захлопывают дверцы.

– Они нас заметили, – сообщает Хасан, – прибавили скорость.

– Эрган, жми на газ! – велю я шоферу.

И мы тут же вырываемся из укрытия и мчимся по песчаной дороге поднимая за собой пыль. Вдогонку нам стрекочет автоматная очередь. Эмин вздрагивает, наклоняет голову, жмется к моим коленям.

– Не беспокойся, Эмин, – глажу его по волосам, – мои машины все бронированные. А «Красные Рыси» всё же на катере, не бросятся за нами вдогонку по дороге.

Он судорожно сглатывает, поднимает на меня глаза.

– Я за вас испугался, господин, – бормочет он. – Если бы не я, то вы быстрее бы добрались до берега.

– Не спорю, – смеюсь я и щипаю его за нос, – ты был для меня обузой.

– Вы могли погибнуть, господин, – тихо говорит он и судорожно сглатывает, – и всё из-за меня. Вы должны наказать меня за это, господин, – совсем едва слышно произносит он.

– Хорошо, – ухмыляюсь я и шлепаю его по голой попке. – Напомни вечером мне об этом.

– Да, господин. – Он берет мою ладонь и целует, – простите меня, господин.

Отъезжаем вглубь берега. «Красные Рыси», как мы и предполагали, не стали высаживаться, прогнали мимо и снова пропали за горизонтом.

– Хасан, где моя одежда? – спрашиваю я.

– Во второй машине, господин, – отвечает он.

– Хорошо, – киваю я, – нужно где-то притормозить и одеться, не подобает мне в купальных шортах в Мило заезжать.

Останавливаемся в апельсиновой роще. Хасан вылезает из джипа, идет до другой машины и приносит мою одежду и одежду Эмина. Вытираемся, одеваемся. Застегиваю на нем ошейник, и едем домой.