Начало пути

Глава 15

Глава 15

Крцаниси (Интерлюдия)

8 сентября 1795 года

Семидесятилетний старик стоял на склоне Таборотского хребта и взирал на раскинувшиеся просторы долины у селения Крцаниси. Уже крестьяне собрали большинство урожая, а со слухами о вторжении персов этот процесс резко ускорился.

Ираклий II осознал, что совершил ошибку, стараясь лавировать между двумя сильными игроками, отдавая все же предпочтение Российской империей. Подписанный Георгиевский договор создавал впечатление сильной опоры под ногами и до недавнего времени так и было. Ага Мухаммед-хан — вот тот человек, который решил разрушить все, что с таким трудом и усердием строил царь Ираклий.

Еще в начале лета послы персидского шаха зачастили в Картли-Кахетинское царство. Они искушали, предлагали весьма заманчивые условия. Даже Азербайджан был обещан Ираклию, если тот разорвет отношения с Российской империей. И не будь Георгиевского трактата, Ираклий пошел бы на сделку с могущественным правителем Ирана. Но Россия… она бы не простила.

Сложно все было с Российской империей. Некогда Ираклий заключил соглашение с османским пашой и тем самым, вроде бы, нарушил условия Георгиевского трактата. Вот только Потемкин и императрица Екатерина все знали об этом соглашении с турками, промолчали, чтобы не терять лицо [официально грузинский царь нарушил соглашение но о том, что это произойдет, из переписки Екатерины и Потемкина, России было известно. Обычный случай «реал политик», который, на мой взгляд, грузинские историки преувеличивают]. Пока не построена дорога в Грузию сложно было перебрасывать серьезные силы на помощь Картли-Кахетии.

Но и сам царь повел себя самоуверенно. Он посчитал, что может договориться, или же отбиться от персов. Дружба с армянами, а так же с западногрузинскими княжествами позволяла почувствовать себя мощным игроком в регионе. Не захотел Ираклий лишний раз склонять голову перед русской императрицей и простить у нее либо денег и оружия, чтобы самому мобилизовать большую армию, либо русских войск, нахождение которых подрывало бы авторитет царя Картли-Кахетинского царства.

А еще Ираклий не получил поддержку у своих же подданных. Почти никто из крупных феодалов не привел своих воинов, не дал денег и оружия для формирования ополчения. И это сильно давило на царя, которые за долгие годы царствования, так и не заручился абсолютной поддержкой у подданных. Он, один из великих людей своей эпохи, на склоне лет совершил много ошибок, за которые теперь придется расплачиваться. А ведь мог стать наместником всего Кавказа, как предлагал персидский шах Ага Мухаммед-хан из династии Каджар.

И вот теперь старик стоял и смотрел, как долина у села Крцаниси начинает заполняться персидскими войсками, численность которых устрашает.

Созерцание накатывающего ужаса прервал топот копыт. Стремительно, в сопровождении десяти самых близких воинов, к Ираклию II приближался царь Имеретинского царства Соломон I. Стремился к царю и его сын Давид, офицер русского Преображенского полка. Вот только полка не было, как и никого из русских. Не считать же Давида русским человеком!

— Отец, позволь возглавить мне атаку на персов! Мы наблюдаем их авангард и можем ударить, — первым обратиться к Ираклию успел сын Давид, лишь на секунды опередив внука царя — Соломона.

Царь Картли-Кахетии с некоторым пренебрежением и укоризной посмотрел на своего сына, который, наконец, додумался сменить свой русский мундир. Нет тут русских, не успели, или не желали успеть, оттого и русских офицеров быть не может, но сын и наследник может остаться рядом с отцом в столь сложный час.

Однако, Ираклий посчитал, что более остальных добыть себе славу достоит сын любимой дочери старика, царь западногрузинских земель, Соломон. Он привел с собой две тысячи отличных воинов. Да, это немного, но все войско царя Ираклия состояло из пяти тысяч. Следовало сказать, что эти пять тысяч были такими воинами, что достойны славы предков.

Был бы на месте еще один сын, Гиоргий, то именно он возглавил бы атаку. Но Гиоргий был отправлен собирать войско и все еще не вернулся [опоздает к битве].

— Соломон, внук мой, тебе разрешаю ударить. Бей лихо персов, но не ввязывайся в полноценное сражение! — дал указания Ираклий.

Через пятнадцать минут три тысячи всадников спускались с Таборитского хребта, на котором закрепилось грузинское войско. Туча поднятой пыли не только усложняла работу отряду Соломона и приданным ему воинам-арагвинцам, но имела и положительный эффект.

Персы, заметив, как стремительно на них надвигается пылевое облако, не смогли оценить количество грузинских воинов. А еще у страха глаза велики. Потому персидские командиры посчитали, что столкнулись, ну никак не меньше, чем с десятитысячной конницей и они знали, что грузинские войны опытные и сильные, закаленные в постоянных войнах с дагестанцами и представителями многих других народов Северного Кавказа.

Всадники влетели в боевые порядки персидского авангарда, рубя все и всех, кто попадался на пути. Персидская конница, шедшая впереди всей немаленькой армии была ошеломлена и скоро стала хаотично отступать, неся большие потери. Грузины воодушевленно убивали и ранили противника, мстя персам за то, что славные воины Картли-Кахети усомнились в своей победе, прознав, сколь велико войско привел Ага Мухаммад-хан.

Соломон так же увлекся разгромом и погоней персов, буквально на несколько минут забывшись обо всем. Но военачальник не может не думать во время боя, так как подобное, как правило, приводит к печальным последствиям.

Грузинские воины начали уже терять динамику разгона конного удара, когда выскочили на уже изготовившихся к стрельбе тофгачей [персидские стрелки]. Свинцовые пули полетели в сторону увлеченных избиением персов грузинских воинов и самые резвые кони стали валиться, подминая под себя всадников.

Прозвучал сигнал к отходу и грузинская конница, успев обагрить алой кровью свои клинки, стала разворачиваться. Продолжать атаку стало бы самоубийством, так как персидские топчи [артиллеристы], готовили свои орудия.

Первый бой остался за грузинскими воинами.

*…………*………*

Крцаниси

10 сентября 1795 года (Интерлюдия)

Шах Ага Мухаммад-хан Каджар сидел в своем шатре и устало смотрел на разложенные фигурки на большом ковре. Правитель Ирана и опытный военачальник недоумевал, откуда у царя Ираклия взялось столько много войска, чтобы оказывать действенное сопротивление. Персидские войны прошли много конфликтов, из которых неизменно выбирались победителями. Гений шаха, как полководца, считался недосягаемым, по крайней мере, для Кавказа. Тем более, что Ага Мухаммад и политически подготовился к войне.

Шах прошел через многие ханства Кавказа. Карабахское, Эриванское ханства, Гянджа, завидев сколь велико войско привел с собой Ага Муххамад-хан, поспешили выразить свои самые искренние верноподданнические чувства, даже думать боясь о том, чтобы послать своих воинов на помощь царю Ираклию. Ладно, Гянджа, это ханство и ранее было лояльно настроено по отношению к Ирану. Но Эривань…

Вообще, шах проводил военную компанию в расчете на то, что он встретится в бою с русской армией. Поэтому большое значение в тактике уделялось использованию артиллерии и стрелков, несмотря на то, что конница — неизменно главный род войск Ирана. А тут вроде бы и русских не видно.

Но сколько же сил у грузин? Шах ждал ответ на этот вопрос. Были уже бои, персы начинали штурмы Таборитского хребта, но тщетно, теряли много воинов, не добившись серьезного успеха. И даже в бою было не понятно, каким количеством войск распоряжается старик Ираклий.

В шатер зашел офицер, отвечающий за разведку. Его-то уже как сутки ждал шах. Реза Шапсуд самолично отправился в рейд, чтобы узнать о численности войск Картли-Кахетинского царства. И все это время ему, как и его людям, не удавалось приблизиться к грузинским позициям настолько близко, чтобы понять, какими силами располагает Ираклий. При этом Реза Шапсуд предполагал, что сведения о двадцатитысячной армии противника, мягко сказать, преувеличены [в РИ персы, действительно, были сперва уверены, что Ираклий привел сильно больше войск, чем было на самом деле].

— Я прикажу отрезать тебе голову, если и сейчас не узнаю о противнике все, — суровым тоном, не предполагавшим ничего хорошего для Шапсуда, сказал шах.

Но офицер-разведчик был не только опытным воином, но и кое-что понимал в правилах поведения и общения с повелителем. Реза Шапсуд все еще пропадал бы рейде по окрестностям, если не имел бы информации.

— Великий, я знаю многое: и о численности грузинского войска и о их командирах, и о том, что русские не пришли на выручку Ираклию, — сказал склонившийся в поклоне офицер.

Ага Мухаммед хотел сказать вслух, что ему жалко, что русские решили повременить со своим вторжением. Но не стал этого делать. Реза Шапсуд не такого статуса человек, чтобы знать о всех политических играх.

Персидский шах немало серебра заплатил и передал коней и оружия горцам, чтобы те устроили сущий ад русским, рискни они начать переход по ущельям. Большинство родов и чеченцев и дагестанцев, кумыков и кабарды согласились за большую плату устроить череду засад русским, чтобы не только их сдержать, но и по возможности резко уменьшить численность. А теперь, получается, деньги и оружие было заплачено не за что. Впрочем, шах не сомневался, что услуги горцев еще пригодятся в будущем.

— Так говори же! — проявил нетерпение Ага Мухаммад-хан.

— Мы взяли осведомленных людей и они все рассказали, даже без пыток, — гордясь собой начал докладывать Реза Шапсуд [есть мнение, что Артемий Араратский сам послал к шаху людей с информацией о реальном положении дел в грузинской армии].

Не было похвалы офицеру-разведчику. Шах был в не себя от ярости. Ага Мухаммад-хан посчитал за бесчестие первое поражение от малочисленного войска царя Ираклия. Он злился и на себя, что два дня прошли в мелких стычках, по сути разведке-боем, которая почти ничего не дала, кроме немалых потерь. Грузины бились отчаянно. И это несмотря на то, что многие предали царя, или медлили приводить свои отряды, как Реваз Ардоникашвили, который не спешил вести кизицкую конницу. Опоздал с набором войск и сын царя Гиоргий.

Кроме всего прочего, утром состоялось еще одно столкновение, и опять не в пользу шаха. Ага Мухаммад-хан отправил в обход монастыря Шавнабата войска, чтобы те зашли в тыл грузинам. Но командующий этим отрядом Мелик Меджлума попал в засаду и отвел войска.

— Трубите общую атаку! — повелел шах, и все большое войско пришло в движение.

План атаки на возвышенности, которые занимало Картли-Кахетинское войско, как и присоединившиеся к нему имеретинские воины, разработан уже больше дня назад. При этом, план предусматривал противодействия противника численностью никак не меньше пятнадцати тысяч. Поэтому шах и был уверен в быстрой и скорой победе всего-то меньше чем над семью тысячами грузинами.

Персидское войско с боевыми кличами устремилось на штурм Таборитского хребта. Тут находилось сейчас меньше тысячи грузинских воинов, но был существенный козырь — артиллерия. Нет, не большие пушки, способные перемолоть в труху хаотично наступающих персов. Русские предлагали такие орудия, но Ираклий взял только небольшие пушки. Но и этого хватило, чтобы склоны хребта стали красными от крови, а тела погибших персидских воинов осложняли передвижение своим же соплеменникам, которые все еще рассчитывали сломить сопротивление грузин.

В этот раз Ага Мухаммад не гневался. В чем был смысл гнева? Сам же поддался эмоциям и направил воинов в лобовую атаку. Нет, так не возьмешь укрепления. Нужны маневры и обходы, необходимо использовать численное преимущество.

И тогда шах решил, что только он, личным участием, способен довести дело до разгрома картли-кахетинского войска. Ага Мухаммад-хан взял большую часть конницы и повел ее на переправу через реку Куру, на левый берег. Выслав дозоры вперед, чтобы не нарваться ни на какую засаду, не быстро, но уверенно, персидская конница шла вдоль берега в сторону Тифлиса.

— Мы встретили врага, они там, — подскакавший командир разъезда указал в сторону слева от шаха.

И тут Ага Мухаммад-хана понял, что он может обойти эти силы грузин и обрушиться на заслон, тогда и будет возможно выйти в тыл к войскам Ираклия. Всего-то нужно было обойти грузинские войска по большой дуге, вот он успех. И как он, великий полководец не додумался, что у Ираклия просто нет войск, чтобы перекрыть все пути к столице Картли-Кахетии.

Изображая улыбку психически не самого здорового человека, Ага Мухаммад-хан решал дилемму: идти сразу на Тифлис, или же вначале разгромить грузинское войско. То, что шах выиграл компанию, он уже не сомневался. Любое из двух решений приведет к победе.

Если персы быстро рванут к городу, то грузинскому царю ничего не остается, как последовать за Ага Мухаммад-ханом. И тогда будут бои на улицах Тифлиса. В данном случае сыграет фактор численности войск. Персы выиграют это городское сражение. Но… насколько же все-таки непредсказуемый городской бой! А еще персидский правитель может не успеть первый войти в город и тогда бой будет на крепостных стенах, чего хотелось избежать. Так что, нет, в город шах войдет хозяином и победителем после разгрома всех грузинских воинов.

— Ударь по арьергарду неверным! — приказал шах Джавад-хану, под командованием которого было более трех тысяч воинов. — А я отправлюсь и разобью Ираклия. Догоняй меня после!

Джавад-хан обрушился на арьергард грузинского войска, которое не ожидало такой быстрой и мощной атаки. Гладкоствольные, сильно устаревшие, ружья били по персам, но такое большое количество конницы грузинские стрелки были не в состоянии остановить.

Вместе с тем, Ага Мухаммад-хан рисковал. Ему нужно было пройти, чтобы обрушиться в решительном штурме на позиции грузин на Таборитском хребте, узким дефиле, тогда откроется вся Крцанистская равнина. Будь тут, в узком месте, засада, то почти что беззащитные колоны персидской конницы оказались бы зажаты и, вероятно, уничтожены. Но не было достаточно сил у Ираклия, чтобы закрыть все пути и тропы.

— О, благородный муж Исфандиар, ты поступай согласно чести шаха… — Ага Мухаммад-хан перед строем воинов читал стихи поэта Фирдоуси, когда войско изготавливалось к последнему и решительному штурму. — Всю правду я скажу не ради страха…

В это же самое время, и грузины поняли, что персы готовятся начать штурм. И что именно сейчас будет главный бой. Шах вывел персидскую конницу сбоку, где нет траншей по фронту. И чтобы картли-кахетинское воинство не роняло дух, перед ними стал выступать знаменитый актер и музыкант Мачабели [по свидетельства очевидца Бубутова шах читал войскам стихи Фирдоуси, а грузин развлекал музыкант].

— Вперед! — скомандовал Ага Мухаммад-хан и сам повел в атаку своего коня.

— Бах-ба-бах! — прогремели выстрелы легких пушек, часть которых успели перекинуть в направлении атаки шаха.

— А-а-а! — закричал Ага Мухаммад-хан, когда небольшое ядро влетело в его коня и шах, падая с коня, через кувырок, сгруппировался.

Персидская атака чуть замедлилась.

— Вперед! Коня мне! — закричал шах и его воинство воодушевилось, видя, что повелитель цел и невредим, рвануло вперед.

В это же самое время царь Ираклий, не дожидаясь атаки по центру, приказал воинам самим атаковать. Бегущих к хребту персов встречали внизу склона, или на нем, на особо пологих участках. Завязался бой. Грузинские воины показывали, насколько они лучше подготовлены. Демонстрировали они и другое — насколько же их мало. Несмотря на зверское сопротивление, порядки грузинских воинов редели.

— Персы! Персы идут с города! — закричали наверху Таборитского хребта.

В это время персы уже начали откатываться назад, атака Ага Мухаммад-хана так же захлебывалась в крови. Но грузинские воины оказались в замешательстве. Если враг уже в Тифлисе, то нужно бежать в город и там биться. Но приказа нет.

Персы увидели смятение картли-кахетинского войска и стали продавливать оборону защитников.

*………….*…………*

Старик, который вот прямо сейчас лишался своего царства готовился умирать и был решителен. Он не хотел никуда отходить, уж, тем более, бежать. Шел бой, уже Ага Мухаммад-хан вышел на склон Таборитского хребта и занял там позиции, развивая свое наступление на траншеи, помогая своим офицерам и ведя за собой войска, которые шли на приступ грузинских позиций по центру. Две траншеи скоро были взяты. Грузинские воины выставляли заслоны из немногочисленных пушек, стрелков и отгоняли персов, но это была агония. Где-то в тылу так же шел ожесточенный бой. Окружение почти захлопнулось.

— Нужно отходить! — кричал имеретинский царь Соломон. — Дедушка, ты должен уйти!

— Спасайтесь! Я останусь здесь! — отстраненным, обреченным голосом отвечал Ираклий.

— Ну уж нет! — решительно сказал Соломон и приказал своим людям озаботится об отце его любимой матери.

Ираклий не сопротивлялся, когда к нему подвели коня, когда подняли старика и усадили в седло, после взяли за уздцы животное и так поскакали прочь от места, где все еще продолжался бой. Позади оставался отряд арагвинцев, должных прикрыть отступление и замедлить персов, чтобы те не успели закончить окружение грузинских войск.

— Если счастье нам изменит, — кричал, перекрикивая звуки боя, командир отряда воинов, пришедших из долины Арагви.

— Если счастье нам изменит, — вторили триста арагвинских воинов.

— И мы не сумеем одолеть врага.

— И мы не сумеем одолеть врага.

— Пусть будет посрамлен тот, кто живым вернется домой. Или победим врага, или обретем смерть! [клятва приведена согласно источникам]

— Да! — гром мужских голосов перекричали все: и звуки выстрелов и стоны раненых воинов.

Они заставили старуху-смерть обратить на себя внимание, та металась по месту боя и собирала свою жатву.

Медленно, без ружей, без клинков в руках, триста воинов спускались в хребта в направлении врага, который, уже знал, что победил. Персы начинали растекаться по площадке на верху возвышенности, но там не было никого. Все оставшиеся в живых грузинские воины отправились в сторону города, или сопровождали царя Ираклия. В Тифлис уже входили персидские захватчики, ведомые Меликом Меджлумом и Джавад-ханом.

Остановивший бой, Ага Мухаммад-хан с удовлетворением взирал на то, как грузинские воины идут сдаваться. А что еще они собрались делать? Без оружия, неспешно, казалось обреченно, остатки грузинских воинов, числом, может не более трех сотен, шли предаться в милостивые руки хозяина Кавказа шаху Ага Мухаммад-хану Каджара.

Вот воины уже подошли к первым рядам персидских воинов, вот их предводитель поднял глаза и стал смотреть по сторонам. Взгляд арагвинца заострился на восседающем на новом коне персидском шахе.

— Вбрдгвнит! — прорычал-прокричал предводитель арагвинцев [Вбрдгвнит — грузинский язык терзаем/рвем на части].

Арагвинцы выхватили кинжалы и стали резать рядом стоящих персов. Они делали это столь умело, столь решительно и стремительно, что уже через тридцать минут смогли убить, или нанести тяжелые раны более чем трехстам персидским воинам.

Нехотя, но Ага Мухаммад-хан развернул своего коня. Слишком близко находились страшные воины, которые с одними кинжалами бросились на огромное войско. Увидев маневр своего шаха, отпрянули и персидские войска.

— Тыщ-ты тыщь, — раздался ружейный залп и не менее пятидесяти арагвинцев упали замертво.

Были и те, кто получил ранение и понимая, что уже не жилец, бежал на ближайшего перса, чтобы всадить ему нож, вцепиться ему в шею и не отпускать горло, сдавливая из последних сил, чтобы не происходило вокруг.

Еще пять минут продолжалась резня, арагвинцев взяли в полукольцо, периодически в них стреляли, но они все равно шли и резали персов, уже получая и отпор от персидских воинов.

Когда же, оставшийся в живых, предводитель арагвинцев, весь в крови и своей и чужой, скомандовал отход, персы не стали преследовать их, а провожали испуганными взглядами. Ага Мухаммад-хан, осуждая себя за то, что смалодушничал, запоздало отдал приказ догнать и уничтожить дерзких неверных.

В это время царь Ираклий II, миновав Метехский мост, поднялся на гору Махата. Оттуда он наблюдал ужасающую картину. Через Гянджинские ворота в Тифлис входили персидские войска. Очаги сопротивления на территории города были, но разрозненные, небольшие отряды ничего не могли сделать с более организованными персами. Кое-где среди городских застроек уже начали алеть пожары.

Слезы наворачивались на лице царя, а, может, это слезились глаза из-за сильного ветра, который господствовал на возвышенности. Нет, он не видел смерти своей державы. Теперь уже не видел, понимал, сколь много сделано и как с честью бились его воины. Есть еще город Телави. Еще должны прийти отряды. России нужно будет сохранить лицо, и они пришлют войска. Картли-Кахетия будет жить.

— Дедушка, мы не проиграли, мы отступили, — подбадривал имеретинский царь своего царственного родственника. — Посмотри на Крцанискую долину! Она вся усеяна трупами наших врагов. С нами сто пятьдесят воинов, иные отошли и позже присоединятся к нам [автор склонен думать, что в реальности в живых защитников после битвы осталось более, чем сто пятьдесят человек, как это указано в некоторых источниках и книгах. Все грузинские командиры по итогам битвы выжили].

— Только не осталось арагвинцев, — сказал Захарий Андроникашвили, командир одного из самых ранее многочисленных отрядов грузинского войска.

* * *

Ага Мухаммад-хан мылся в бане царя Ираклия и рассматривал царские регалии. Более всего внимания шаха удостоился скипетр, присланный из Петербурга. Также рядом стояли сундуки, набитые монетами и иными золотыми и серебряными предметами. Засмотревшись на скипетр, пребывавший в собственных думах, шах облокотился локтем на раскаленные камни. Его кожа на локте моментально покрылась белыми волдырями, которые тут же лопались, оголяя уже частью сваренное мясо.

— Спалить здесь все! Сжечь эту баню! — кричал шах, быстро выходя из ставшего вдруг ненавистного помещения.

Город уже пылал, мужчин уже резали, женщин насиловали. Персы мстили грузинскому населению Тифлиса, и за собственные страхи, и за то, что персидская армия в трехдневном сражении с почти в семеро раз уступавшему по численности противнику потеряла более пятнадцати тысяч собственных воинов.

Особенно зверствовали гянджинские отряды. Эти воины мстили за то, что ранее проигрывали картли-кахетинскому царству во всем. Именно они поджигали и разрушали большинство зданий в Тифлисе.

Еще до сообщений о результатах сражения, персидский шах Ага Мухаммад-хан Каджара, послал два отряда на разведку в сторону Гори и Телави. Шах еще размышлял над тем, чтобы продолжить войну и преследовать картли-кахетинского царя. Когда же ему сообщили о реальных потерях, шах на сутки закрылся в царском дворце в Тифлисе и велел никого к себе не пускать. Продолжать войну было нельзя. Еще одно такое сражение — и нужно будет возвращаться в Персию, чтобы набрать новое войско.