На гребне волны

Интерлюдия

Апрель (цветень), 997 год, Леон, королевский дворец.

Ощущение собственного бессилия – страшное чувство. Особенно когда ты понимаешь, что делаешь все, что только можно, но сил просто недостаточно. А ещё постоянные предательства тех, кто, казалось бы, просто не может этого сделать, обладая хотя бы остатками чести. Однако всё равно предаёт.

Именно так вот уже много лет ощущал себя король Леона Бермудо II Перес, человек со сложной судьбой, сумевший занять трон в очень сложные для Леона годы. Бастард короля Ордоньо III, не рассматривающийся вначале практически никем в качестве серьёзного претендента на трон, он сумел подняться на самый верх, свергнув Рамиро III, который серьёзно разозлил португальскую и галисийскую знать. Последней чертой стали поражения Рамиро от халифа Кордовы аль-Мансура. Затем была междоусобица, длившаяся около двух лет, в которой Бермудо с трудом, но разгромил войска своего соперника.

Власть он получил, но вместе с ней и очень серьёзные проблемы. Восток королевства сотрясала череда бунтов сторонников низверженного короля. Частично их удалось подавить, но графство Кастилия по сути откололось от королевства, там у Бермудо II не было и тени власти. А Кастилия была богата, густо населена, её же владетель, граф Гарсия Фернандо, обладал немалым и хорошо обученным войском.

Потом король совершил самую серьёзную ошибку – решил заключить временный союз с халифом Кордовы для того, чтобы усмирить очередной бунт, на сей раз в Галисии, угрожающий самому существованию королевства Леон. Только вот союз как таковой халифа аль-Мансура не интересовал, он потребовал от Бермудо II признать себя данником халифата в обмен на возвращение нескольких ранее захваченных маврами городов, среди которых были и весьма важные крепости. И обещал ту самую военную помощь против мятежников. Да и дань должна была быть малой, больше даже символической.

Вот король Леона и решился, о чём потом постоянно жалел. Нет, мятеж в Галисии был подавлен, но раз появившись войска аль-Мансура уходить не собирались. К тому же чувствовали себя на землях Леона хозяевами, полными и абсолютными. Что же до просьб Бермудо к аль-Мансуру, то… чихать он на них хотел. Согласился стать данником? Вот и всё на этом. А для мавров данник – это не вассал, это нечто среднее между ещё не завоёванным «неверным» и уже полностью порабощённым. Только так и никак иначе.

Бермудо II не мог не предпринять ответных действий в ответ на подобные унижения. Размещённые в Леоне отряды мавров были большей частью уничтожены при полной поддержке населения, а меньшей частью разоружены и выставлены по ту сторону границы с Кордовским Халифатом. И с этого момента началась война.

Аль-Мансур с истинно восточным коварством не стал сразу же нападать на Леон во главе собственных войск, хоть и объявил Бермудо II своим личным врагом. О нет, он поступил куда хитрее. Для начала оказал поддержку деньгами галисийской знати, а также графу Сальдании Гарсии Гомесу, чьего отца нынешний король Леона заставил отречься в пользу сына. Поскольку Галисия и Сальдания находились в разных частях королевства, Бермудо II должен был выбрать направление первого удара. Он выбрал Галисию, разумно посчитав тамошних мятежников более многочисленными и опасными.

Король не ошибся. Просто в этой ситуации любой его выбор был приемлемым для халифа Кордовы. Король Леона отправился подавлять мятеж в Галисии? Граф Сальдании получил в придачу к деньгам многочисленное войско мавров, используя которое обрушился на столицу королевства. Леон, в отсутствие большей части войск короля, был взят приступом и разграблен до нитки. Руками мавров, чуждых по культуре, языку, богам, расе… Мавров, которые вот уже много десятилетий были заклятыми врагами испанских земель. И их привёл туда испанский граф, предавший собственный народ. Впрочем, таких предательств хватало.

Это было лишь началом. Следующий удар обрушился на Португалию, но туда аль-Мансур послал уже исключительно собственные войска. Португальские земли даже не разорялись, они выжигались подчистую, да так, что на некоторых местах ещё долгие годы было просто невозможно вернуться. Нормальная такая мусульманская методика, которой они всегда придерживались и придерживаться будут. Жестокость ради жестокости, это у них в крови, равно как и прочие «прелестные» особенности.

Зато земли противников короля аль-Мансур не трогал. И не собирался трогать в дальнейшем, ослабляя своего врага всеми возможными способами, делая ставку не только на военную силу, но и на силу предательства. Это было в 987 году.

На следующий же год война разгорелась ещё ярче. Ослабленное предательствами, подавлением мятежей, а также тем, что некоторые вассалы не прислали войск своему королю для войны с маврами, войско Бермудо II после чувствительных поражений отступило на север, в Самору, оставив в Леоне крупный гарнизон. Гарнизон долго и храбро сражался на стенах, отбивая атаки мавров, но город всё же был взят, а жители вырезаны почти поголовно. Ну или уведены в рабство, что не факт что лучше.

Трусость – она очень быстро перерастает в предательство. Это король Леона ощутил на своей шкуре, когда знать Саморы и окрестностей решила сдать город без боя. К этому решению присоединились и некоторая часть знати, примкнувшая к королевскому войску. Участь Леона лишила некоторых из них мужества. Они решили… смиренно умолять аль-Мансура о милосердии. И доумолялись. Хоть Самора и была сдана без боя, халиф Кордовы частью вырезал, а частью поработил этих… робких духом.

По сути, королевства Леон не стало. Зато оживились мятежные графы, которые, раболепно повиливая хвостами, на зависть любым дворовым псам, в 989 году прибыли в город Грахаль-де-Кампос, считающийся древнейшим городом королевства. Вернее к тому, что от него осталось, потому как войско аль-Мансура разрушило его, по своему обыкновению перерезал большую часть жителей. И во главе оных, с позволения сказать, испанцев, был граф Сальдании Гарсия Гомес. Они готовы были на всё, лишь бы им дали хотя бы тень власти над тем, что осталось от Леона. Вот и признали себя данниками, причём готовы были платить огромные для разорённых земель суммы. Выдавали заложников из числа собственных семей, соглашались с размещением войск халифа в их городах. В общем, как уже и упоминалось, вылизывали халифу под хвостом с невероятным усердием. И добились своего.

Именно Гарсия Гомес был выбран халифом аль-Мансуром и назначен управлять большей частью Леона, помимо севера, где всё ещё держался Бермудо II с верными людьми. И оставив предателей «на хозяйстве» вкупе с некоторой частью своего войска, аль-Мансур двинулся в сторону Кастилии, граф которой плевать хотел на все предложения сделаться данником халифа. Просто потому что не забыл о таком понятии, как честь и чувство собственного достоинства.

Однако, как оказалось, Бермудо II зря посчитали было более не опасным противником. Уже к 991 году ему удалось заручиться поддержкой графа Кастилии, да к тому же взять в жёны его дочь, а заодно вновь привлечь на свою сторону часть той леонской знати, что ещё недавно была против него. С чего возникли такие перемены? Жизнь под властью не столько Гарсии Гомеса, сколько мавров, она неплохо прочищает разум тем, у кого он ещё присутствует. Вот и получилось, что к концу 991 года войска Бермудо II вновь заняли Леон, выбив оттуда как мавров, так и их пособников во главе с графом Сальдании. Аль-Мансуру же было… не до этого, он сильно увяз в Кастилии, правитель которой, несмотря на трудности, цеплялся за каждую крепость, порой нанося и ответные удары мавританским захватчикам.

После восстановления власти над большей частью королевства Бермудо II приходилось метаться то в одну, то в другую сторону, чтобы хоть как-то удерживать королевство от новых потрясений. Это требовалось для восстановления хотя бы части принесенного маврами разорения. И первым делом требовалось восстановить войско, поэтому даже добить графа Сальдании не было возможности. Приходилось до поры делать вид, что Гарсии Гомеса не существует, как и некоторых других, особенно ярко проявившими себя в выказывании преданности… халифу Кордовы. А ещё было понимание – аль-Мансур очень скоро вернется в Лион во главе войска. Большого, обученного, привыкшего побеждать. И тогда снова начнётся кошмар, в том числе и предательство части графов, на которых нельзя было положиться.

Выхода, казалось, не было вовсе, но осенью 993 года произошло то, что дало истерзанному войнами и чередой предательств королевству первый лучик надежды. Хотя поначалу он таковым не выглядел. А началось всё с того, что в Леон прибыло посольство из далёкой северной страны, известной как Русь.

Король Леона сидел напротив открытого окна, целеустремлённо накачивался вином в полном одиночестве, которое сейчас ему было нужнее любой компании, и вспоминал. Ту самую осень 993 года от рождества христова. Его тогда несколько удивило появление посольства из страны, с которой его Лион даже торговых отношений почти не поддерживал. Нет, Бермудо II, равно как и его двор, знали о редких и большой цены диковинках, которые приходили с севера. Некоторые даже могли позволить себе купить не рукописные, а ПЕЧАТНЫЕ книги, причём не пергаментные, а бумажные. И бумага эта была дешевле арабской, и не на малые деньги. Зеркала опять же, стёкла, которые так хорошо ставить в окна, хотя и стоило это удовольствие большие деньги; иные товары, как обычные, так и весьма удивительные. Но одно дело товары, доставляющиеся торговцами, и совсем другое – посольство. Послов просто так не присылают. А какие общие интересы у истощённого войной Леона и далёкого, могущественного северного королевства, которое пару лет назад повергло саму Священную Римскую империю со всеми её союзниками?

Оказалось, что интересы есть. И посол, как он сам представился, ярл Олаф Рыжий, посланник конунга Хальфдана Мрачного, это подтвердил. Для начала преподнёс как самому Бермудо, как и его семье богатые дары, после чего выразил желание заключить торговый договор между Леоном и Русью. А для развития добрых отношений разрешить посольству остаться тут на длительный срок, равно как и отправить посольство в Киев, столицу Руси.

Странно было бы не разрешить. Торговля с богатой, обильной товарами страной, которая, ко всему прочему, обладала большим числом кораблей, была полезна для Леона. Постоянное пребывание посольства в столице его королевства? И против этого король не возражал. Разве что ответное посольство пообещал отправить несколько позже. Но посол, прибывший из далёкой Руси, не высказал и тени недовольства. Более того, предложил выкупить земельный участок под размещение посольства. Не при всех, конечно, а предварительно попросив о личной аудиенции. И предложенная ярлом цена… потрясла даже ко многому привычного Бермудо II. По той причине, что была неразумно, непредставимо огромной. Тогда он не мог не задать естественный в той ситуации вопрос:

- Зачем это вам, Олаф? Не вам, конечно, вашему королю… конунгу?

- Можете называть его хоть королём, хоть великим князем, Ваше Величество, - улыбнулся посол, отвечая королю не через переводчика, а на латыни, которую Бермудо II вполне прилично понимал для ведения серьёзного разговора. – Хотя по силе и власти Русь можно смело называть империей. Ведь мы побеждали как Священную Римскую, так и Византийскую империи. Первая, потеряв часть земель заодно с Римом, стала просто Германской Империей. Столицу второй, Константинополь, наши воины брали дважды, в знак победы прибивая шит на ворота великого города.

Бермудо был вполне образованным человеком, поэтому сказанное послом Руси новостью для него не стало. Зато напоминание о мощи северной страны было вполне уместным и в то же время не слишком навязчивым.

- Вы правы, граф… Можно вас называть графом?

- Можно. Ярл соответствует этому титулу. Только мы не владеем городами, лишь землями. Никто не владеет, кроме конунга.

- Необычно.

Король Лиона и впрямь был удивлён, подобное выламывалось за пределы привычного ему. Однако, Олаф Рыжий в нескольких словах сумел объяснить суть подобной «странности», заявив:

- Конунг запретил раздел земель. Один правитель, один наследник, который получает всё. Другие дети могут стать полководцами, жрецами, придворными, но кусков страны в личное пользование не получат. Это разумно, нет дробления сильного и единого целого на много слабых осколков.

- Ваш… король не может править во всех городах.

- Он и не должен. В городах сидят наместники, которые правят от его имени, но они не владеют ими. К тому же конунг указал, что дольше пяти лет в одном городе наместник находиться не будет. Если он очень хорош, то срок удлинят до семи. Не больше. Затем его переместят в другое место.

Бермудо II слушал и понимал, что правитель Руси сильно отличен от других, более привычных. Но раз он не просто усидел на завоёванном немалое число лет назад троне, а ещё и укрепил власть, расширил подвластные земли, то… К словам посла стоило прислушаться. Не применять, это он считал невозможным, но именно прислушаться. Чужая мудрость тоже может быть полезной. Даже если идет от… От кого? Варваров? Назвать варварами столь развитую страну при самом большом желании не получится. То есть назвать то можно, но будешь смешон даже в собственных глазах, не говоря уж об окружении. Идолопоклонников? Так рядом мавры, которые тоже совсем не христиане.

- Я предоставлю вам другую аудиенцию. Там поговорим о том, кто и как правит на Руси. Сейчас я хочу вернуться к вопросу о цене. Высокой. Очень высокой. Зачем это вашему повелителю?

- Таким образом конунг желает поддержать короля Леона в его сложной борьбе с маврами. Знак доброго отношения Хальфдана Мрачного к земле, ведущей войну с теми, кто не вызывает у него ничего, кроме чувства глубокого отвращения.

- Бойтесь данайцев…

На усмешку короля посол почти мгновенно ответил, показывая, что неплохо знаком с древними легендами.

- Мы не «данайцы», даже не греки с «троянским конём». У конунга свои интересы в этих землях. И вы можете ему помочь, Ваше Величество. Не просто так, а получив от этого большую выгоду. Для себя. Для вашего королевства, которое переживает тяжёлые времена. Простите, но халиф аль-Мансур скоро отвлечётся от Кастилии и не упустит возможности вновь доставить множество бед вашему прекрасному королевству.

- Аль-Мансур объявил меня своим врагом. Мне он тоже враг. От Кордовского Халифата много лет страдают Леон, Наварра, Кастилия, Барселона. Я ненавижу мавров, но почему они так отвратительны вашему императору, который их ни разу не видел?

- Что видел и что не видел конунг – не знаем даже мы, - без проблеска улыбки произнес посол. – Он не первый из правителей Руси, кто очень близок к жрецам. И конунг ЗНАЕТ, кто такие мавры. Зная, объясняет и своим приближённым. Рядом с нами тоже жили свои «мавры». Хазары, печенеги…

- Жили?

- Вы сразу уловили суть, Ваше Величество, - учтиво поклонился Олаф. – Хазария, когда то бывшая великой страной, после ряда поражений от наших правителей теперь занята лишь собственным выживанием. Более того, время от времени откупается от нас, только чтобы мы давали им жить. Печенеги… Дикие племена, живущие в степях, но ещё более жестокие людокрады, чем хазары. Потому что глупее и не умеют заглянуть в грядущее дальше одного дня.

- Они тоже платят, чтобы Русь давала им жить?

- Нет, Ваше Величество. Если хазары усвоили урок, то эти… они просто дикари. Конунг Хальфдан Мрачный за последние годы уничтожил более двух третей всего их поголовья. Они осмелились вторгнуться на наши земли и попытались обратить в рабство людей нашей крови. Все, кто был в этом замешан – уничтожены. А их ханы… правители были убиты перед главным храмом наших богов. Как и подобает, то есть с оружием в руках, выйдя против наших храмовых воинов-жрецов.

- Колизей…

И вновь на припомненную Бермудо II связь с древностью у посла нашёлся ответ.

- В некоторой мере. У них была зыбкая, но возможность остаться живыми. И свободными. Победить трех воинов-жрецов. Но никому не удалось сделать даже первого шага. Зато они умерли с оружием в руках. Это требуется предоставить всем облечённым властью. Почти всем. Исключение – предавшие собственную кровь, веру, предков. Поэтому если конунг доберется до мужа византийской императрицы – Владимир умрёт самой позорной смертью, а его труп будут клевать вороны.

Король Леона понимал, почему посланник правителя Руси столь откровенен. Если Хальфдану Мрачному действительно что-то нужно от многострадального Леона, то он, видимо, приказал своему послу не скрывать ничего из того, что и так стало бы известно. Это было похоже на… тот самый древний, дохристианский Рим. Его консулы, а затем и императоры тоже не считали нужным скрывать известное. Зато держали за крепко закрытыми дверями всё, что было нужно держать там. И если он, Бермудо, прав, то на прямой вопрос ему столь же прямо и ответят.

- Что хочет получить от меня ваш повелитель и что готов дать взамен?

- Моему конунгу не нужны земли Леона или деньги. Это он с удовольствием отберёт у мавров. Ему нужны гавани, куда смогут заходить его корабли. Нужна возможность для воинов сойти на берег, пополнив запасы воды и провизии. Починить повреждения, если таковые будут. Это то, что он желает получить. Теперь о том, что конунг готов вам предложить. Деньги за то, что наши корабли получат возможность бросить якорь в ваших портах. Но это малая часть выгоды, которую получит Леон.

- Продолжайте, посол.

- Конечно, Ваше Величество. Каждый год, как только моря освобождаются от ледяной хватки зимы, из Хольмгарда, что на Руси, и из Йомсборга, нашего вассала, на морские просторы рвутся десятки боевых кораблей, заполненные храбрыми воинами. Они отправляются в набеги, ища славы, крови и богатой добычи. А в Кордовском Халифате много богатых городов, в том числе прибрежных. Ну а их корабли, они гораздо слабее наших.

Король не мог не понять всю выгоду предложенного ему. По сути посланец правителя Руси предлагал ограниченное, но всё-таки вступление в войну против мавров на стороне Леона, требуя взамен всего лишь возможность использования портов королевства для стоянки своих военных кораблей. Ну и помощь в починке повреждённых судов. Больше ничего. Пока ничего.

Искать потаённые угрозы в предложении? Только не в нынешнем положении, когда его власть над королевством, лишь недавно кое-как восстановленная, готова вновь обрушиться. Нет, в его положении не выбирают, хватаясь за первую же протянутую руку. А ведь Бермудо II просил помощи у христианских властителей. Просил у Франции, Рима, нынешней Германской империи, даже у Византии. И никакого обнадёживающего ответа. В лучшем случае слова сочувствия, которые не стоили даже пергамента, на котором были начертаны.

Стоило ли удивляться тому, что король Леона принял предложение? Вряд ли.Даже в кратчайшие сроки подписал договор, который можно было, не зная сути, посчитать торговым. По нему, помимо прочего, кораблям конунга Руси Хальфдана Мрачного позволялось заходитьв порты королевства Леон, а в Хихоне и Виго оставаться неограниченно долгий срок, равно как и проводить починку этих самых кораблей. Властям же этих городов именем короля было приказано оказывать всяческое содействие. К тому же отдельно отмечалось, что за все услуги пришельцы с севера будут платить золотой и серебряной монетой.

Так всё и получилось. Весной следующего, 994 года в порты Леона прибыли первые корабли под флагом конунга Хальфдана. И они сразу отпечатались в памяти любого, кто их видел. Большие, идущие как под парусами, так и на вёслах, внушающие опаску как внешним видом, так и вооружением. Метательные машины на палубах, изрыгающие струи огня сифонофоры, куда совершеннее тех, которые использовали византийцы. И резные, богато украшенные скульптуры на носу каждого корабля, изображающие головы неведомых чудовищ.

Несколько кораблей… Точнее сказать, несколько десятков кораблей и примерно по сотне воинов на каждом из них. Хотя вели они себя, сходя на берег, очень пристойно. За покупки расплачивались, если к кому и приставали, то исключительно к портовым шлюхам. И через несколько дней уплыли, пообещав вернуться несколько позже.

Целью оказалось западное побережье Халифата и в особенности город Лиссабон. Целью набега не являлось взятие укреплений города, воинам Хальфдана Мрачного хватило бы и того, что они разрушили и сожгли предместья города, взяв богатую добычу и оставив после себя пепел и трупы множества мавров. Однако… Город не был готов к отражению столь серьёзной угрозы. Обрушившееся изгоном войско числом более двух тысяч ворвалось в Лиссабон сразу через двое ворот, проломив их не тараном или выстрелами из камнемётов, а чем-то совершенно иным. Об этом оружии с севера до короля Леона доходили лишь очень смутные слухи. Однако его действенность нельзя было не признать.

Россы не брали мавров в плен, они просто деловито вырезали всех представителей этого народа, способных держать в руках оружие. Однако женщин и детей они не трогали, даже не захватывали с целью обратить в рабство. Зато просеивали сквозь мелкое сито тех, кто находился в городе в качестве рабов, наложниц, гаремных жён. И тех, которые были захвачены на землях Леона, Кастилии, Наварры с Барселоной, освобождали. Не просто с пожеланием «идти куда глаза глядят», а предоставляя возможность уйти вместе с ними на их кораблях. Обещая к тому же доставить на земли Леона в целости и сохранности.

Сам же Лиссабон… Он был сожжен. Горело даже то, что по всем понятиям не должно было гореть. «Греческий огонь» вновь показал, что ему даже камень подвластен, не говоря о прочем. Что же до тех мавританских кораблей, которые имели несчастье столкнуться с кораблями под флагом Хальфдана Мрачного, то находящимся на их палубах пришлось горько пожалеть о случившейся встрече. Зажигательные снаряды поубавили пыл мавров, предлагая на выбор смерть в огне, в воде или же выход из боя с попыткой убрать. Те же, кто попытался сократить расстояние и, зацепившись крюками за борг врага, схватиться на мечах… Они убедились в том, что пришельцы с далекого севера умеют не только стрелять, но и работать клинками. И броня у них сложно пробивается мавританскими саблями.

Халиф аль-Мансур был в ярости. Такого дерзкого и неожиданного удара от неведомого врага он не ожидал. Вообще. Ожидая новых ударов, он отзывал войскоиз земель Кастилии, опасаясь, что следом за Лиссабоном запылают и другие города халифата. И уж точно ему было не до возобновления войны с Леоном. На некоторое время Бермудо II получил передышку. На недолгое время, потому что не было сомнения – получив донесения от своих доброжелателей на землях королевства, халиф непременно пожелает отомстить тому, кто предоставил гавани чужакам, сжегшим и разорившим Лиссабон. Но передышка Леону всё-таки была обеспечена.

Равно как и ощущение того, что в первый раз за длительное время Кордовскому Халифату был нанесён чувствительный урон. Наглядное свидетельство тому можно было увидеть сначала в порту Виго, где бросили якорь корабли, высадив на берег большое число пленников и пленниц. Особенно пленниц. Ведь в гаремах лиссабонских мавров было не просто много, а очень много женщин родом из Леона и Наварры с Кастилией. А ещё была добыча, часть которой, чтобы не везти, россы решили продать прямо в Леоне.Добычи было в избытке. Не зря же часть её везли на захваченных у Лиссабона и в других местах западного побережья Халифата мавританских кораблях. Корабли, кстати, воинам с Руси не требовались, они для их нужд были слишком уж слабыми, непригодными. Поэтому их они тоже намеревались продать.

Но главным всё же оказалось освобождение пленников, которые, возвращаясь в родные места, разносили вести о том, что кому-то удалось добраться до халифата, отплатить за все те бедствия, которые причинил как сам аль-Мансур, как и его предшественники. А вместе с этими вестями у людей появлялась надежда, пусть пока и довольно робкая. У других же… тоже возникало конкретное чувство. Только вот оно называлось по-иному. Страх! Да, именно страх, ведь при дворе Леона почти ничего нельзя было утаить. Не стал секретом и договор короля Бермудо II с конунгом Хальфданом Мрачным. И теперь тем, кто вилял хвостом перед маврами, стоило призадуматься, что же делать дальше.

Последующие два года стали для Леона временем сложным, но не таким отчаянным, как могли бы. Начать с того, что в Наварре взошёл на трон после смерти отца Гарсия Санчес, который мгновенно разорвал мирный договор с халифатом. Да к тому же заключил союзный договор о совместных действиях против мавров с графом Кастилии и королём Леона.

Подобный союз сулил халифу аль-Мансуру большие неприятности, особенно если учитывать то, что полсотни кораблей россов под предводительством Эйрика Петли, побратима конунга Хальфдана, продолжали то и дело наносить удары по прибрежным владениям Халифата. То в одном месте, то в другом – предсказать место следующего удара никак не получалось.

Всё, что мог сделать аль-Мансур, учитывая уже показавшую себя слабость его кораблей в сравнении с кораблями пришельцев с севера – усилить оборону важных городов и портов. А ещё вновь отправить свои войска, поубавившиеся числом из-за вышесказанного, на земли Леона. Ведь именно это королевство предоставило свои гавани для нового врага халифа.

Борьба против союза трёх правителей оказалась для Халифата куда более сложной, чем планировалось. Маврам удалось в очередной раз порезвиться поблизости от границ Леона, взять и разграбить несколько городов, но… Подошедшие войска Кастилии и Наварры заставили аль-Мансура стянуть собственные силы в кулак и решиться на большое сражение. Оно произошло неподалёку от разорённой войсками мавров Авилы и было весьма ожесточённым и кровопролитным. К сожалению, союзные войска вынуждены были отступить – боевой дух войска упал после того, как погиб сам граф Кастилии Гарсия Фернандес. Тяжёлая потеря… Но отступили организованно, сохраняя боевые порядки.

Войско аль-Мансура не решилось их преследовать. Халиф понимал, что понесённые им потери не столь малы, а продвигаться дальше, в глубину Леона – навлекать на себя неприятности. Он помнил, что его прибрежные владения всё так же уязвимы и в любой день может примчаться запылённый гонец с мольбой о помощи. Именно поэтому он… двинулся на Кастилию. Почему туда? Знал, что сын погибшего в битве Гарсии Фернандеса, Санчо, спит и видит занять место отца и готов для этого пойти на союз с кем угодно. Более того, находящийся под сильным влиянием матери, Авы Рибагосской, которая ненавидела мужа, Кастилию да и вообще всё и всех, он склонялся к признанию Кастилии данником Халифата.

Так и произошло. Кастилия признала себя данником Кордовского Халифата, равно как и отколовшаяся от Леона Сальдания. И если последнее было, скажем так, естественным явлением, то первое нанесло сильный удар по союзу. Король Наварры не вышел из него, но ситуация осложнилась. Немного утешало то, что большая часть собранного покойным графом Кастилии войска не признало власть Санчеса над собой. Да и у Бермудо появился в будущем повод восстановить власть Леона над Кастилией… с таким-то её нынешним правителем, открыто переметнувшимся на сторону мавров.

И всё же силы были не равны, даже учитывая помощь, оказываемую набегами россов на прибрежные земли Халифата. Особенно после того, как Кастилия с Сальданией открыто объявили себя данниками аль-Мансура, открыв города его войскам и признав его полную власть над собой. Следующий, 997 год обещал стать очень печальным. Особенно учитывая то, что халиф аль-Мансур собирал войска, чтобы окончательно покончить с Леоном. Он не скрывал, что хочет не принудить Бермудо II признать власть Халифата над собой, но уничтожить Леон как королевство, разбить его на множество частей и чтобы каждое графство по отдельности принесло клятвы о покорности.

И тогда короля Леона в очередной раз удивил посол Руси, Олаф Рыжий, вот уже не первый год находившийся в Леоне, частенько беседовавший с ним на назначенных самим королём и испрашиваемых уже с его стороны аудиенциях. Да и просто при дворе он бывал весьма часто, потому как заводил знакомство со многими графами королевства и просто приближёнными Бермудо II.

Посол предложил королю Леона если и не решение всех проблем, то уж точно возможность увеличить силы в войне с аль-Мансуром. Согласно предложению Олафа Рыжего, облёкшего в слова волю своего конунга, весной следующего года в Леоне могло высадиться немалое войско под предводительством самого Хальфдана Мрачного, состоящее как из его людей, так и из нанятых им союзников, которые уже успели в прошлом доказать верность и боеспособность.

Иными словами, правитель Руси от и так весомой поддержки Леона желал перейти к прямому участию в войне. Не к очередным набегам, которые и так заставляли халифа держать немалую часть войск поблизости от важных городов побережья, а к войне на суше. Платой же должны были стать куски владений Кордовского халифата. А ещё – клятва самого Бермудо II, что тот будет очень внимательно прислушиваться к советам своего коронованного собрата в делах военных. И не только…

Был ли у короля выбор? Да, конечно. Он мог отвергнуть предложение помощи и попытаться справиться с аль-Мансуром собственными силами. Но результат такого противостояния был слишком очевиден. Вот и получалось, что при кажущемся наличии выбора, на деле его просто не существовало. Впрочем, предлагаемые послом Руси условия были более чем щедрыми. Хотят союзники оторвать куски от Кордовского Халифата? Пусть! Уж король Леона им в этом деле мешать не намерен. Для него главное другое – остановить натиск мавров на собственное королевство, и так разорённое и израненное в многочисленных войнах.

Быстро составленный договор был подписан самим Бермудо II без помех и возражений, после чего отправлен в Киев, чтобы посол Леона при дворе конунга Хальфдана Мрачного передал его правителю Руси. По сути, всё было решено, теперь оставалось только ждать. Чего? Весны. Кого? Хальфдана Мрачного во главе войска.